Отзывы на книгу «Солнце мертвых», страница 4

В 1920-1921 годах на территории Крыма после установления советской власти проводился красный террор - уничтожались все "классовые враги" советского государства, оставшиеся на полуострове после эвакуации армии Врангеля. Как водится, уничтожали без суда и следствия, и к числу классовых врагов могли отнести не только членов армии Врангеля, но и вообще любого человека, гражданского тоже, стоило только неуважительно о новой власти отозваться. Всего было расстреляно по разным оценкам от 56 до 150 тыс. человек. И в это же время вследствие недальновидной, человеконенавистнической политики местных и центральных властей, а также климатических катаклизмов, Крым оказался охвачен голодом. Вот об этом страшном времени и пишет Иван Шмелев, оказавшийся свидетелем и участником этих событий, сам переживший арест, смерть единственного сына, голод. Пишет страшно, безысходно, без надежды: лучшая жизнь ушла безвозвратно

ходил по жизни ласковый Кто-то, благостно сеял душевную мудрость в людях

А теперь:

во всех этих камнях, по виноградникам, по лощинам, прижались, зажались в щели и затаились букашки-люди, живут - не дышат

Страшно читать, жалко детей, стариков, женщин, бессловесных животных, которым только и остается, что умирать.

Невыразимая тоска, которую очень подчеркивает исполнение Козия... Очень нравится, но слушала с перерывами, потому что слушать всё сразу очень тяжело. Солнце мертвых - о послереволюционных событиях в Крыму, очень страшно слушать, зная, что Шмелев пишет о том, через что прошел сам, пишет настолько талантливо, а Козий это усиливает в результате такая безисходность и тоска..

На протяжении всей книги чувствуешь дыхание горячего сухого солнца, какое-то пустое, злое - и почти натуральное беспросветное чувство голода и надвигающееся сумасшествие. Очень тяжёлая книга. Закрываешь её, и кажется, что после последней страницы нет ничего. Только смерть и сожженная солнцем растрескавшаяся крымская земля. Земля, выметенная некогда "железной метлой".

Крошечки собираю… Хлебушко в татарской пекарне режут… крошечки падают… вот набрал с горсточку, с кипяточком попью… Чайком бы согреться… Комодиком топлюсь, последним комодиком… Ящики у меня есть, из-под Ломоносова… с карточками-выписками… хо-роших четыре ящика! Нельзя, матерьялы для истории языка… Последнюю книгу дописываю… план завершаю… каждый день работаю с зари, по четыре часа. Слабею… На кухоньку хожу советскую, кухарки ругаются… супцу дадут когда, а хлебушка нет… Обещали учителя мучки… да у самих нет…

Свою первую рецензию на это произведение я вынужден был удалить спустя несколько дней после написания, посчитав её слишком сухой, пустой и поверхностной. Мне не давала покоя мысль, что я просто обязан хорошенько обдумать свои эмоции после прочтения книги и постараться написать пусть и короткую, но более достойную рецензию. Для более глубокого понимания этой эпопеи, для более тонкого восприятия всей душевной трагедии Шмелёва просто необходимо перед прочтением ознакомится с предшествующими событиями в жизни самого писателя, которые побудили его к написанию этого душераздирающего произведения. Особого внимания заслуживают письма И. Шмелева из Крыма, адресованные наркому просвещения РСФСР А.В. Луначарскому. Не буду вдаваться в детали и подробности, скажу лишь что письма насквозь пронизаны мольбами и прошениями найти его больного сына, выяснить что с ним случилось. Он вымаливал его у власти, пытался спасти. Не удалось. Сына расстреляли. Даже дату расстрела толком выяснить не удалось. Для Шмелёва это был страшный удар. Кроме того, ощутимый недостаток продовольствия в Крыму, где жил в то время писатель, ещё сильнее усилили его тяжелую депрессию. Все эти переживания и лишения легли в основу "Солнца мёртвых". Нет там ни капельки радости, но, как мне показалось, надежда на лучшее писателя всё-таки не покидала. При чтении, в некоторых местах текста, я ловил себя на мысли, что не совсем понимаю о чем в этот момент рассказывает автор. Он словно вставлял в текст что-то личное, закрытое для моего понимания. Возможно мне просто так показалось. Тем не менее язык Шмелёва великолепен и несмотря на всю его сложность и непривычность, особенно после чтения более современных авторов, читается он легко и спокойно. Возможно благодаря его тонкому умению переводить эмоции в текст, это произведения так тяжело для усвоения, но оно безусловно оставляет после прочтения длительное горькое послевкусие.

Это нельзя читать. И нельзя не читать.

Нельзя читать потому... Потому что это слишком страшно, слишком жутко, слишком ужасно. Читаешь и чувствуешь этот ком в горле. Чувствуешь и ждешь, ну когда, когда он уже прорвется, выльется слезами. Ты уже мечтаешь об этом, мечтаешь выплакать все, хочешь, чтобы с рыданиями вышла вся тяжесть, весь ужас происходившего (к сожалению и происходящего). Но этот ком не прорвется. Он только нарастает и давит тебя, не дает нормально дышать, не дает выпрямиться. Он давит и убивает тебя, он - это твое солнце мертвых.

Я знала, что будет тяжело, знала, что будет страшно. Но не могла даже представить, что настолько. Эту книгу нельзя читать одним махом. Да что нельзя, просто не получится. Понемногу, один рассказ, два - максимум. Больше - душа не выдерживает, рвется. Вот так вот просто, обычными словами:

Умер старик вчера — избили его кухарки! Черпаками по голове били в советской кухне. Надоел им старик своей миской, нытьем, дрожаньем: смертью от него пахло. Теперь лежит покойно — до будущего века. Аминъ. Лежит профессор, строгий лицом, в белой бородке, с орлиным носом, в чесучовом форменном сюртуке, сбереженном для гроба, с погонами генеральскими, с серебряной звездочкой пушистой — на голубом просвете.

Вам не страшно? Мне... Я не смогу объяснить. Только ужас. Не леденящий душу, как принято писать, нет. Оглушающий, выжигающий все внутри. Ничего нет во мне, только ком в горле и ужас.

И все же эту книгу нельзя не читать. Потому, что не читать, говорить, что слишком страшно для нежной психики, - это значит забыть. Пусть не сразу, постепенно, но забыть. И тогда все повторится. Тогда однажды утром взойдет не наше привычное солнце, а Солнце Мертвых. Не дай Бог! Чтобы напомнить о себе, чтобы больше не забывали. Хотите? Нет? Тогда читайте, читайте и помните!

Медленный, изложенный в полголоса, без излишних красок, словно бы в заутреннем сне, рассказ о приближающейся смерти, мог сложиться только в рамках русской православной традиции, с её смирением и принятием смерти как божьего дара. "Вот уже и ночь. Дрозд замолчал. Зарёй опять начнёт...Мы его будем слушать - в последний раз."

Все пишут о том, как страшно и больно читать. Это правда. И добавить нечего. Хочется только выразить недоумение современными левыми у нас и за рубежом: всё забылось, всё выхолощено, щепки никому не интересны. Великое безумие опять наступает. Раз и навсегда надо прекратить разговоры о новой жизни, построенной на чужих смертях. Это мы были, мы стреляли в своих, убивали, унижали, уничтожали, превращались в животных, теряя вместе с Душой тысячелетия цивилизации, приучавшей нас ходить на двух ногах.

Для меня из всего страшного, написанного Шмелёвым, самым страшным стало - хамса, завёрнутая в вырванные страницы Евангелия и расстрелянные русские офицеры, вернувшиеся из Варны на Родину, потому что - ностальгия замучила.

Читала долго, мучительно, по странице в день. Больше не получалось. В этой книге столько боли, как только она уместилась в сердце одного человека. Но ведь это боль всей страны, разрушенной ветрами гражданской войны. Она безгранична, всеобъемлюща. Тут и жуткий голод, и моральная разбитость крымских обывателей, которые доживают свои дни, кто цепляясь за них, кто молча наблюдая за процессом умирания. Женщины сопротивляются сильнее всех, пытаются спасать своих детей. Всюду смерть: люди умирают, животные умирают, природа тоже умирает. Кажется, что Шмелев уже был готов уйти, туда, за черту, в Вечность. Но остался, чтобы рассказать о том, что пережил сам и пережила вся Россия.