Читать книгу: «Норма II», страница 10

Глава 15. Сон и его сводная сестра Смерть

– Она от этого «бреда» чуть не вырубилась, ещё там, на площадке. Мы оба были на пределе! Дурдом! – Дем из машины звонит Алексу. – Вытащил её на воздух, в этот ваш парк. Короче, давай сюда, ей что-то хреново.

Он в беспокойстве вылез из машины, не зная, что предпринять, вышел на дорогу, чтобы его быстрее заметил Алекс. Тот появляется через считанные минуты на своей машине.

– Я звонил ей сто раз, телефон недоступен! И Крис звонил. Все, все звонили! Что с ней? – Алекс, бросившись к машине Дема, видит Норму с закрытыми глазами головой на спинке сидения.

– Я не знаю, она сразу была… не в себе после этих чёртовых съёмок. Я и сам чувствовал… Чёрт! Да как два ненормальных мы с ней. Она и правда… Действует как дурман. Тянет к ней до дрожи, но шаг навстречу – хоть сдохни, так отошьёт… Ну, дал ей… пивнуть. Для расслабона.

– Пивнуть?! У тебя это на второе, всем известно. А что на первое ты ей подсунул? А? – Алекс в бешенстве делает шаг к нему, сжав кулаки.

– Да ничего я…

Алекс, не зная точно, как это делается, размахивается и бьёт Дема кулаком в челюсть. Тот слегка покачнулся, больше, похоже, от удивления – «Алекс?!»

– Ну… Почти… Ну-ка, врежь ещё! – откровенно развеселившись, противник принял картинную боксёрскую стойку.

Лицо у Алекса побагровело так, будто это врезали ему. Руки его дрожали. Ему враз расхотелось пускать их снова в ход.

– При её здоровье, у неё оно… тоньше фарфора!

– Думал как лучше… Да пошли вы все! – Дем разворачивается и быстро удаляется в кусты, расстегивая молнию на джинсах.

– Убийца! Ты мог убить её, кретин, – кричит Алекс ему вслед.

Переносит Норму в свою машину и гонит к дому Криса.

…Придя в себя, Норма не сразу поняла, чем так взбудоражены Крис, Ирэн, Алекс. Припомнив, однако, тёмный безводный парк, блестящие металлом детали в лунном свете, снова прикрыла глаза. Но затем, открыв их, вздохнула и немного спокойнее огляделась вокруг.

– Что я опять натворила?

– Ты? Нет, это не ты. Это всё я… – говорит Крис, теребя свою новую бороду, с которой, по-видимому, решил не расставаться.

– Денёк был… Но… постойте! Ведь я, кажется, поговорила… с Достоевским? То есть, нет, это он со мной…

– Ох, я бы этого Достоевского! – Ирэн погрозила кулаком Крису. – Но ты тоже хороша. Когда уже будешь вовремя заряжать телефон? Ты же нас тут всех…

– Так, давайте не будем. Мы действительно все сегодня до одури устали. Формулировка следующая: тёплое молоко и спать, – распорядился Крис.

Спорить не с чем, Алекс с Ирэн послушно уходят, послав чуть виноватые улыбки больной. Крис тоже поднимается, однако в следующее мгновение осторожно опускается на стул вновь. Он видит обращённый к нему взгляд Нормы. «К чему всё это? Мне не одолеть, я говорила тебе…», – полный мольбы и укора взгляд.

– Да, я идиот, не рассчитал… Такая нагрузка… Нельзя было! – Крис порывисто наклоняется к Норме, намереваясь схватить её за руки, чтобы прижать их к губам, но… не решаясь сделать это, нелепо сгибается в три погибели и засовывает руки в карманы.

– Нагрузка ерунда…– она, слабо улыбнувшись, отворачивается к окну. – А вот как прикажешь мне жить, если во мне… намертво застряла смерть? Эта бездна, пропасть. Хуже осколка снаряда, потому что не извлечь. Как подумаю, сразу бессилие… Внутри скелет, который я вижу. Белые гладкие кости. Где я была эти… годы без жизни?

– Я был там с тобой. Каждый день!

– Прекрати! – она с досадой поворачивается к нему. – Когда я думаю, где я была, такой подступает холод… Воздух, только вдохнёшь, он уже лёд, глаза перестают видеть, и я валюсь лицом в ту пропасть. В чёрную, без дна. И все, кого я знала, они там…

– Так не вспоминай о них! Держись за живых, за меня!

– Ну-ну. Я заметила, ты из тех живых, что любят мосты. Меня к ним тоже всегда тянуло. По той же причине…

– И теперь… тоже? – лицо Криса съёживается гримасой боли.

– Ну, вот как ты думаешь? Можно ли притвориться, что тебя… однажды уже не было? Как? Как это возможно?!

– Да очень просто! В летаргии ты была и…

Тихий стук в дверь. Ирэн с чашкой молока.

Крис устало поднимается, не глядя на Норму.

– Поговорим завтра. Я сегодня тоже…

Посмотрев ему сочувственно вслед, Ирэн, когда за ним закрылась дверь, присаживается на его стул поближе к Норме. Она же, будто не замечая её, глядя перед собой, бормочет будто про себя.

– Зачем оно это делает? Это время! Зачем оно ускользает, не спрячешь его под замок. Убивает красоту, всё, всё! Каждого, всех без исключения. Кто всё это придумал, зачем? Приходить, чтобы уйти. Время это поганое… оно не опыт, не река, оно мужик, который уходит от тебя! – возвысив голос. – Вот и этот тоже, он что, бросил меня там одну подыхать?

Ирэн прикладывает палец к губам, кивая на дверь.

– Ну… Он вызвал Алекса… Да что ты о нём, подумала бы лучше о Крисе! Что с ним было! Случись с тобой что, он просто не переживёт, – шепчет она.

Норма в волнении поворачивается к ней.

– Я тоже не переживу! Он же всё равно не поймёт меня никогда, хоть и говорит. Вот ты как женщина, может, даже и скорей поймёшь. Можешь представить меня старухой?

Вопрос явно озадачивает, в голосе Ирэн неуверенность.

– Вообще-то… Никогда не пыталась. Думаю, и никто не сможет. Точнее, не захочет…

– Во-от! В этом-то всё и дело. Теперь ясно вижу, а раньше, может быть, боялась себе признаться. Я не понимала, но чувствовала, просто как зверь, чуяла, что не охотиться мне больше с такой лёгкостью, как раньше. И от главных моих предателей мне не избавиться, кроме как, не уничтожив… себя. Потому что предателями были моё лицо и тело. Потерять их совсем означало предать всех тех, для кого я стала… символом чего-то. Чего им хотелось. Но, наверно, я бы ещё потянула… Оставила бы письмо, когда надумала бы. Кому только?.. О господи! Да из-за одного только этого можно было покончить с собой, что некому оставить письмо. Как же я возненавидела её, эту Нилирэм, её лицо… И руки. Они вяли на глазах! Второй раз пройти через такое?!

Норма в отчаянье закусывает край подушки, чтобы не дать себе разрыдаться.

– Послушай, но ведь сейчас всё не так! Ты выглядишь изумительно. А что с нами будет завтра, да никто ж этого не знает. Какой смысл убиваться? Брось! На вот, лучше переоденься. Нацепляла всякой жути в своём худи, – Ирэн протягивает ей белую футболку. – Сразу полегчает.

Норма, судорожно вздохнув, вытаскивает изо рта угол подушки и нехотя переодевается, протянув Ирэн куртку.

– Отнесу в стирку, – говорит та.

В дверь просовывает голову Крис.

– Забыл сказать. Завтра у тебя выходной. Да и у нас, наверно, тоже.

Ирэн поспешно встаёт, предупреждая взбучку за то, что задержалась у постели Нормы, сгребает её худи, и… что-то со звоном падает на пол. В следующую минуту она и Крис видят, что это. На полу цветник из таблеток, просыпавшихся из металлической коробки.

Крис глянул было с любопытством на непонятный мусор, но тут же лицо его становится багровым и страшным. Минуту он ловит ртом воздух.

– Эт-то… Что? Откуда у тебя эта д-дрянь?! – шагнув к ним и подняв с пола несколько таблеток с таким видом, что собирается швырнуть их Норме в лицо.

Она же, лишь в первый момент растерявшись, в следующий вдруг чувствует только одно – злость. Она не школьница, которую надо без конца отчитывать, в конце-то концов!

– Откуда? Взяла с собой… из прошлого. И не всё ли равно, откуда! Если я она, то без них ей нельзя, – дерзко уставившись на обвинителя.

– Ты… т-ты просто идиотка! Семья, семья!… Плевать тебе на меня. И на всех.

– А ты не знал, что так и будет? Неужто не понимал, что со мной бесполезно! С моей ДНК, – кричит.

Крис швыряет таблетки снова на пол и остервенело топчет их каблуком. Уставившись в пол, шутовски зло выкрикивает.

– Чуть не забыл, я всё наврал, конечно… Не сын я тебе. Никакой не сын. Никто! Вот именно! Как можно было поверить в такую чушь?

С жалкой усмешкой, согнувшись больше обычного, обхватывает голову руками и вылетает из комнаты.

Ирэн прижимает руку к левой стороне груди и тянется к своему спасательному чемоданчику.

– О господи! Сам псих и любого доведёт. Завтра будет жалеть… – найдя таблетку, проглатывает её. – Ты ведь знаешь уже, не надо обращать внимания…

Норма, похоже, её не слышит. В лице её появляется что-то похожее на торжество, но весьма мрачное. Как если бы она вдруг пришла к единственному, но жестокому решению.

– Дело даже не в нём. Там снова была… было нечто с этой сталью в глазах. Из-за неё… я думала, что меня уже нет.

– Ох, это… Да тебе незачем бояться её. Ты теперь им не по зубам, потому что ты другая – для них.

– Откуда ты можешь знать!

– Так ведь Крис… Он тебе не рассказывал? О, чёрт!

– Не знаю, что там у него… Но про свою я, кажется, теперь поняла. Думаю, что… это я сама тогда была. Не знаю как, но в тот день передо мной предстала часть моей собственной души. Отвратительной душонки. И заглянула мне в глаза. Злющая часть. Потому и не узнанная вначале, будто бы чужая. Прямо, как из «Луковки»…

Ирэн уже с метлой, выметает на совок останки таблеток. Услышав последние слова Нормы, медленно выпрямляется.

– Иногда всё же успокоительное незаменимо. Но спорить с боссом… – она тяжело вздыхает. – Тебе до сих пор не даёт покоя – ты это или не ты? Глупенькая. Не знаешь разве, что такая невинная спокойная вещь, как сон, по науке – ничто иное как подобие смерти. Как бы ежедневная репетиция. Уж коли на то пошло. И каждый раз, когда мы пробуждаемся, это уже немножко не мы. И что-то никто особо не рвёт на себе волосы – я это или уже не я? Сегодня одно солнце, завтра другое, послезавтра третье… – глянув на Норму, видит, что та лежит, закрыв глаза.

Уже в дверях Ирэн оглядывается, собираясь что-то сказать, но посмотрев ещё раз на кровать, ничего не говорит. Тихо гасит свет и уходит со своей метлой.

Норма открывает глаза.

– Сон и его сводная сестра Смерть…

Жалюзи на окне опущены заботливой рукой. Свету сквозь них не пробиться. Лёжа неподвижно в темноте, она чувствует себя будто бы невидимой. Несуществующей.

«Выдать себя за настоящую. Ха! Он, мой непрошенный создатель, из лучших побуждений растоптал мою уникальность. Если я не могу быть собой, то зачем мне вообще быть? Одни несчастья несу. Как она. Не хочу…»

Темнота не простая, такой плотности, что придавливает к постели. Лицо и вся фигура впечатаны в неё. С нешуточным усилием Норма приподнимается и сбрасывает её с себя. «Прочь!» Встаёт. Посреди комнаты, упав на колени, водит ладонью по тому месту, где Крис растоптал таблетки. С тупой старательностью облизывает пальцы, а затем идёт в ванную.

Проделывает всё будто по давно задуманному плану: механически-чётко, с лицом механического робота, а не человека. С большой осторожностью притворяет дверь, чтобы язычок замка не издал металлического лязга. Устанавливает кран смесителя так, чтобы вода из него лилась на гладкую стенку ванны – бесшумно. Набирает почти полную ванну. Перешагивает через бортик и ложится в неё прямо в футболке. На минуту задержав взгляд на потолке, думает, «надо бы выключить свет»… Но закрывает глаза и уходит с головой под воду.

Глава 16. Подозревается в бессмертии

Когда Крис извлёк её из воды, признаков жизни в ней не наблюдалось. Но среди знаний Ирэн было и то, как откачивать воду из лёгких, и после её невероятных усилий Норма, тяжко вздохнув, открыла глаза. Вряд ли как-то оценив своё состояние, она отчаянно закашлялась. Её снова пришлось уложить в постель, теперь уже из-за жестокой простуды.

Несмотря на лихорадку, не много ей понадобилось времени, чтобы осознать своё положение. В сильнейшем беспокойстве, не в силах подняться полностью, она приподнимается на локте, обводя негодующим взглядом комнату, окно, то, что видно за ним.

– Почему?! Это что, утро? Я пробыла там, под водой, всю ночь, и я здесь? Что это? Что он сделал со мной?

Входит Крис. Из красок на лице у него только тёмные круги под глазами. С трудом держится на ногах, трость плохо в том помогает.

– Я не знал ночью, что ты там…

– Что ты наделал, я тебя спрашиваю? Ты сделал меня бессмертной?! – вновь сильно закашлявшись.

Он боком садится на стул, положив голову на руки, сплетённые на рукоятке трости.

– Во-первых, нет. Не бессмертие никакое. Пошлость какая! Во-вторых, я не нарочно… По-другому нельзя было. В-третьих, подробнее после твоего выздоровления, хотя бы, когда спадёт температура.

– Нет, сейчас! Всё паршивые отговорки? Мне не станет легче, если буду лежать здесь с этим… кошмаром.

Крис съёживается в карлика на своём стуле. Голова втянута в плечи, он поводит ею из стороны в сторону – вот ведь! – будто бы говорит. И вслух не говорит ничего, хоть и приоткрывает рот.

– Опять всё то же, когда надо отвечать? Жалкая трусость!

Карлик чуть выпрямляется и больше не поводит головой.

– Ладно. Никому от этого не будет лучше, но… как есть. Это касается только того, если добровольно собираешься покончить… Я опасался, вдруг ты опять… И потом… В некотором роде мы оба задействованы в этом… проекте. Раз мы родственники. Мы связаны тканями, хоть и в минимальной степени. Без моих клеток невозможно было бы… добиться успеха. И пока эти клетки живы, жива и ты.

– То есть, чтобы мне умереть, надо сначала убить тебя?

– Почему обязательно убить? Если тебе надо, я могу и сам… Сын своей матери, у меня тоже была попытка, – равнодушно говорит он.

– Нет, ты не мог такого со мной сделать. Это даже не подло. Эт-то… Ты  и впрямь возомнил себя господом богом, что ли? Значит, я должна стать тем монстром, чтобы вынудить тебя покончить со мной? Потому что это чёртово бессмертие убьёт меня! Я точно свихнусь, я не выдержу!

– Да какое к чёрту бессмертие! Сейчас тебе двадцать два. С точностью, не знаю, но по идее, ты не сможешь выйти за рамки той, прежней жизни.

– Ах вот оно что! Ужасно честно с твоей стороны не сообщить с самого начала, что продукты твоих изысканий… как те куклы из супермаркета – уйти по собственному желанию не могут, но имеют срок годности.

– Да говорю же, я не знаю наверняка. Как это можно знать, если никогда ещё…И кто говорит, что это окончательно? То есть, если попытаться изменить кривую… Да ты сама сможешь осилить всё, что хочешь, ты ведь открывала уже свою папку.

– Уловки и отговорки! Вы так играете? Хотите, вытаскиваете из адского пекла, хотите не даёте спрыгнуть в него снова… – Норма задыхается, стараясь говорить быстрее, щёки её пылают, глаза полузакрыты и, кажется, не так уж ей важны ответы. – А ты, Ирэн, ты знала, что он удумал? Не прощу вас обоих. Притворились друзьями…

Ирэн застывает с вытянутой рукой с мокрым полотенцем, которое она собиралась положить на воспалённый лоб Нормы. И опускает руку.

– По-твоему, друзья должны желать тебе смерти?

– Да! Должны. Раз я сама её хочу!

– Та-ак… Может быть сегодня никто никому не будет желать смерти? – в комнате появляется Алекс. В отличие от всех присутствующих, выглядит довольно бодрым и одет точно так, как когда-то, появившись у озера в парке – в том же мягком замшевом пиджаке и вельветовых джинсах.

Повернув к нему голову, Норма на секунду замирает, а в следующий момент преображается в ту, что налету поймала брошенный в неё цветок. Взглядом, самую малость удивлённым, она готова расцеловать человека, нужного ей больше всего на свете именно в этот момент.

– Алекс! Где ты был? – слабым жестом она вскидывает руки для объятия.

Подойдя ближе, Алекс наклоняется к ней и обнимает её сам. Она врастает в это объятие, будто оно, и только оно, способно вытянуть её из пучины её несчастья. Глаза её закрыты, тотчас из них проливаются дорожки слёз. Алекс, не видя её лица, знает, что она плачет, и сам не может удержаться от того же.

Ирэн, стараясь не шуметь, встаёт и так же бесшумно движется к выходу, посылая красноречивые знаки непонятливому Крису, чтобы он делал то же самое.

– Я искала тебя там… Было так страшно. Нашего озера не было…

– Ну что ты… Из-за какого-то озера, – Алекс успел провести ладонью по своим щекам. – В следующий раз пойдём вместе, и всё будет, увидишь.

Норма наконец отстранилась от него. На не просохшем лице уже самая милая простодушная улыбка, будто бы ничто не терзало и не мучило её какие-нибудь минуты назад.

– Да, хорошо бы нам куда-нибудь… отсюда…

Алекс вновь прижал её к себе.

– Какая же ты горячая! В путешествие таким нельзя, нужно выздороветь. Давай я буду твоей сиделкой, но учти, строгой!

Она тихонько засмеялась, тут же закашлявшись.

– Да я уже здоровее здоровых, разве не видишь? – и вдруг сникла, посерьёзнев. – Ты ведь не хотел меня уступить… никому?

– Ещё чего! Любому, кто попытается… размозжу голову томами «Братьев». Потому что, знаешь, ты не умеешь хитрить, такое невероятное простодушие, как будто не знаешь или не хочешь знать, что… тебе нет равных.

Отстранившись, она удивлённо смотрит на него.

– А что? Вот возьму и буду верить тебе, хоть этого и не может быть, никому ты ничего не размозжишь, – касается рукой его плеча в замше, поглаживая его. – Сейчас я только вспомнила, что, может, впервые почувствовала себя настоящей, когда ты спросил меня про книжку, которую я держала в руках, и сказал про спектакль по ней. Я тогда посмотрела и увидела тебя… таким… Нечужим. Только что повстречался и не был чужим. Голос, взгляд, в них что-то было… моё. Даже твой пиджак из замши… Я почему-то люблю этот материал, не знаю… И… – она вдруг быстрым незлым движением подолбила кулаком в его плечо, хотела что-то сказать и не смогла, только прикрыла лицо ладонью.

Алекс отнял её руку от лица, заставляя этим взглянуть на него, и сам, стараясь смотреть ей в глаза, заговорил.

– Послушай… Я знаю. Не переживай и не думай больше ни о фильме, ни о съёмках. Я смогу смонтировать из того, что уже снято.

– О, Алекс! Да, ты всё знаешь. Но… Что же теперь? Если бы я хоть что-то умела делать.

– Да ты столько всего умеешь! Ты ведь писала стихи.

Она посмеялась.

– Сто миллионов девочек и мальчиков писали стихи…

– Твой стиль вне времени. Ты единственная среди всех… даже в те годы выглядела суперсовременно – всегда. Будто из сегодня. Открой дом моды.

– Мода, кино… одно и то же, – говорит медленнее, будто утомившись. – Ну да, мне нравилась одежда, чтобы ни у кого больше такой не было. Я думала, только такой она и должна быть. Неповторимой, как каждый человек. И что она мне дала, эта одежда?

– Твой образ. Неповторимый.

– Да-а? Только что же он взял, да и повторился? – невесёлая улыбка, во взгляде не сияние, скорее усталость, – Кстати, чуть не забыла… Крис наказал мне полюбить математику, – уже совсем тихо говорит она, снова припав к нему головой, – и я да, люблю её и все эти… головоломки в компьютере. Они нужны, чтобы… – замолчав на полуслове, уютно устраивает голову у Алекса на плече и закрывает глаза.

Не зная, сколько она проспала, проснувшись, Норма, будто спохватившись о чём-то невыполненном, быстро встаёт. Рядом никого. Босиком, в одной футболке, выходит из спальни, не сознавая того, что лихорадка ещё не прошла, щёки пылали, голова кружилась, и на ногах она держалась не слишком твёрдо. «Я этого так не оставлю… Что он сделал со мной, несчастный гений? Он не имел права. Я сказала, не прощу…», – обрывки вчерашнего диалога с Крисом вертелись в больной голове, когда она распахнула дверь в его комнату.

– Мы что, окончательно поменялись ролями? Дэдди??? Только и знаешь, что учить меня уму-разуму. Обманывая притом на каждом шагу, – неожиданно для самой себя противным визгливым голосом выкрикивает она спине Криса, сидящего за компьютером, подходит вплотную к его рабочему столу, демонстративно усаживается прямо на него, прямо на все бумаги, свалив часть из них на пол.

Оторвавшись от монитора, Крис посмотрел на неё внимательно с обычным своим болезненным выражением лица с собранным в глубокие складки лбом. Рука его потянулась к бороде и остановилась.

– Я просто….. несу ответственность за тебя.

– Ответственность! Тве-тве-тве-тве. Бла-бла-бла-бла. Ты хоть слышишь? Самое лживое слово, эта твоя ответ-ствен-ность. А что если тебе назло я взяла и напилась, чтобы соблазнить тебя, своего папочку? А? Не боишься? Налакалась, как свинья, а что ещё ждать от меня? Раз я такая плохая, – её голые ноги уже на столе тоже, отвратительная жеманная гримаса на лице.

Крис устало трёт глаза под стёклами очков.

– У тебя температура, тебе надо вернуться в постель.

– Только с тобой, заботливый папочка! – гогочет неестественным смехом, но вдруг обрывает себя. – Знай, я не останусь здесь больше с тобой. Мы уедем с Алексом… скоро.

– Уехать? Да… Придётся… Даже скорее, чем ты думаешь, – он неторопливо нагибается и поднимает с пола один из упавших листков. С тупым выражением на лице кладёт его на левую кисть, сложенную неплотным кулаком, а правой резко, с неожиданной силой прихлопывает листок, отчего тот взрывается, образовав посередине дыру.

Громкий хлопок сметает Норму со стола. Как сметает в момент с неё и всю спесь. Она остановилась в неподвижности, уставившись на Криса, словно увидела его впервые.

– Не может быть! Так… так делал только один человек на свете. Один единственный! – она обходит вокруг кресла, желая рассмотреть Криса со всех сторон. – Я знаю, кто твой отец. Я же тогда ещё говорила, в самом начале, что ты похож…

Глаза её расширены, обе руки с растопыренными пальцами просеивают пряди её волос. Крис же, бросив продырявленный листок мимо урны, вновь утыкается в экран компьютера.

– Да кому теперь это интересно? Как и то, например, что когда-то, вернувшись из школы, я зашвыривал сумку с учебниками в угол, хватал в охапку пса, того, что ещё при тебе был у Иды, и он лизал меня в нос, а я целовал его в голову. В его эту дурацкую плосковатую черепушку… Тетушка говорила, что я делаю это точь-в-точь, как… И прикусывала язык. «Как кто? Как кто?», – кричал я. Но она уходила к своим кастрюлям на кухню. «Никто. Вообще… Нечего так обращаться с собакой. Он ведь уже старый».

Норма стоит изваянием позади его кресла.

– Не такие уж мы пропащие животные, если иногда нас любят собаки и кошки. Да? Это тоже её слова? Да? – совсем тихо спрашивает она. Протягивает руки к голове Криса, совершая непонятные движения в воздухе: то ли желая обхватить её, то ли пригладить его волосы. Вместо этого, закусив губу, сжимает руки в кулаки и прячет их за спиной. Лицо искажено бессильным отчаянием.

Медленно наклоняется к голове Криса. Приникает щекой к его спутанным космам.

– Прости.

Следующим утром, едва открыв глаза. «Дэдди!.. Откуда во мне эта… бесчеловечность? Почему не «мой отец»? Почему не позволить ему быть им? Его жизнь – страдание. Моя жизнь страдание…»

Откинув одеяло, Норма уселась, согнувшись, подтянув к себе колени и напялив на них футболку. Одинокая нахохлившаяся птица, не знающая, куда и как ей лететь.

Что толку изо всех сил растягивать и растягивать футболку, пряча в неё колени – не греет. «Мы не утки, но почему-то всё равно не можем ничего объяснить друг другу». Подбородок в колени, лицо без выражения, без цвета, оттого ли, что температура спала, или от растерянности… И вдруг оно меняется, будто окрыляется. Она чуть ли не взлетает, стянув с себя никчёмную футболку, вновь влезает в свой мягкий постиранный комплект и усаживается за ноутбук. «Хоть так я смогу поговорить с ним?»

«Дорогой Крис! Представь, как давно я не писала писем. Да почти что никогда. Но сейчас ведь ничего странного, если люди строчат друг другу мейлы, живя на соседних этажах.

Я сама себе устроила ту жизнь, в «первой серии». Мучила себя тем, что никогда не смогу стать хорошей актрисой, потому что… Из-за фальши. Ну, не могла я говорить все те слова, придуманные непонятно кем, и при всех тех непонятных людях на площадке… Как будто я их дрессированная забава на арене цирка, а они вокруг – дикие звери, которые только и ждут, что я совершу ошибку, чтобы наброситься на меня. Из раза в раз это было наказанием, от которого… хотелось заковать себя в доспехи.

И совсем другое: я наедине с ним – объективом фотоаппарата.

Как ты ничего не боялся с моим альбомом в руках, так и я, глядя в единственный глаз камеры. Он, этот глаз, был всем миром для меня. Миром, который любил меня, не ранил оценками, не заставлял делать то, чего я не хотела. Крепче брачных уз – союз актрисы, боящейся текстов, и молчаливой камеры. Она так просто давала мне уверенность в себе, а я ей – лучшую себя, знающую наверняка, что мир у моих ног, и что это в порядке вещей. Это не была работа, а только упоительная игра, знаешь, как в детстве играешь, играешь до одури и остановиться не можешь. Игра-уловка: перенести своё лицо, тело на фотобумагу. На волшебную бумагу, которая будет хранить их от безобразной старости, от смерти. Глупость.

Нет бы задуматься. Ты ведь знаешь, что в Индии люди не дают себя фотографировать: когда твой образ перемещается в фотокамеру, истощается твоя карма. И что в таком случае осталось от моей кармы, чем бы она ни была. А потом, когда мой образ переходил на миллионы других носителей, реальных и виртуальных… Что осталось от меня? Я перетекла в них. Неудивительно, что на некоторых изображениях я… больше, чем живая.

Так что, никто не виноват, особенно ты…

 И хватит страдать. Тогда я не могла знать, для чего на самом деле я это делаю – множу и множу свои изображения. Кто-то другой, возможно, знал. Чтобы создать базу! Тебе в помощь. Чтобы легче было меня воспроизвести. Видишь, все идет к тому, что я тебе больше дочь, чем мать. И сейчас я не хочу думать, что этот «кто-то другой» был из хозяев огненного пекла. Ведь они не могут созидать, а только убивать. Значит, он был из породы ангелов. Давай думать так.

Знай, я впервые не чувствовала насилия над собой, когда была Грушенькой. И теперь поняла, почему. Я не раз думала об этом (даже немного страшно оттого, что надумала): когда меня не было, я БЫЛА. Похоже, я не теряла времени даром там…  в Элизиуме. Мне всегда нравилось это слово. Там… шла работа… Нет, работа не смерти, а жизни образа, который наполнял меня. И мне хотелось… очистить его от ржавчины, от того, в чём я сама погрязла. Ты, получается, знал это, как никто другой, раз не слушал меня и так настойчиво толкал меня к тому, чтобы я наконец стала этим образом на экране. Как я тебе благодарна за это!

Зря я набросилась на тебя и за то, что граница моей жизни очерчена. Так даже лучше! Зная свой дедлайн, можно хорошенько всё распланировать, рассчитать. А бессмертие…это же самое ужасное, что может быть…»

– Ты не спишь? – неуверенное царапанье в дверь, Ирэн, чуть приоткрыв, открывает её шире и заходит. – Уже работаешь? Молодец!

 Норма сворачивает страницу на мониторе. Помедлив, не глядя на Ирэн, в задумчивости произносит.

– Вот именно… Самое ужасное, что может быть, это бессмертие! – и повернувшись к Ирэн, – Но я не хочу, чтобы он умер… Слышишь, ни за что! – она сгибается над столом и колотит по нему кулаками, лицо съёживается гримасой боли, и в глазах слёзы – Я не позволю ему! Один человек уже умер из-за меня тогда. Теперь лучше уж я сама…

Ирэн в растерянности умоляющим жестом просит Норму успокоиться.

– Ну что ты… как маленькая. Я тоже не позволю. Ни ему, ни тебе.

Норма вытирает лицо, краем рукава.

– Хоть он ничего и не говорит, но я знаю, что ему угрожает. С того дня, когда он разбил свой комп. Потому и не заходит больше в подвал. Значит, теперь этот подвал станет моим рабочим местом.

Ирэн, пожалуй, слишком тихая для неё, с ничем не занятыми руками, вроде не зная куда их деть, обхватывает себя ими за локти и присаживается на свободный стул.

– Вот уж действительно… Есть о чём беспокоиться, – лицо её чуть оживилось, – бессмертие никому из нас не грозит. Можешь посмеяться, но моя теорийка… представь, есть у меня одна. Ну вот. Таких как ты засылают на Землю, чтобы отвлечь внимание. Как конфетку ребёнку, которому хотят всадить болезненный укол или клизму.

Норма, оживившись тоже, с весёлым лицом подъезжает на своём рабочем кресле ближе к Ирэн и хватает её за руки.

– «Засылают!» Вот именно!.. У меня что-то подобное крутилось… все, все подряд хотят, чтобы их обманывали – тем или другим способом. Прямо жажда… Разве всё искусство не обман? Книги, живопись эта распрекрасная, кино, конечно. Пока они млеют от звуков, картинок, слов, им можно подсунуть любую… не знаю, тухлятинку, мертвечину, так, что они не сразу разберут, что это за тухлятина. А потом станет поздно. Но им будет не так больно, если они опять засунут голову во всё то же: слова, звуки, картинки.

– А откуда всё это берётся? Твоя эта химера, к примеру, это ведь не просто воображение. Многие подозревают, но никто до конца так и не знает того кукловода, у которого в руках ниточки «эпидемия», «террор», «война», может быть и природный терроризм в виде землетрясений и прочего. Никакие ни президенты, ни короли, а они главные постановщики. Чтобы их спектакль шёл гладко, им нужны помощники.

– Чтобы отвлекать… простейших, как инфузории, от того, что над ними нависает. Так?

– Они возделывают себе суперразвлекателей, которые, бывает, этого вовсе не хотят. И даже никакие деньги их не спасают. Что, мало самоубийц среди мировых знаменитостей с их миллиардами?

Норма отпускает её руки.

– Никаких миллиардов у меня не было. Но… Мне было отпущено, может даже по чуду в год… Не меньше. Но и они потом оказывались вовсе не чудом, а шиворот-навыворот. Насмешкой, – вид у неё такой, что запеленать бы ей снова себя в свою футболку. – Я, пожалуй, вот что. Перешлю тебе то, что подготовила… чтобы… мой сын-отец не хромал. Вы уж с ним сами завершите. Там осталась медицина.

– Ты правда?!..

– С лёгкими пока сложнее… Я, кажется, поняла – из-за себя самой. Почему я чуть что, ну, в общем, не образец здоровья. Всё дело в бактериях, в моих собственных бактериях. Триллионы их, как и у всех, не шутка. В прошлом веке они как-то находили общий язык с бактериями извне, а вот сейчас… Внешняя среда так изменилась, что они… не в себе. Либо должно пройти ещё полвека, чтобы они подстроились, либо надо изучить составляющую теперешней среды до последней бактерии. Куча оборудования, люди, время – нереально, в общем.

Ирэн только и может, что поправить свои чуть съёхавшие очки и пристально смотреть сквозь них на Норму, как на явление чего-то нового, ей непонятного. Смотреть в неподвижности и временной немоте.

– Что с тобой? – встревожилась Норма.

– Со мной… нет, ничего – очнулась Ирэн, – Как ты это узнала? Откуда?!

– Так отсюда, – Норма махнула рукой в сторону ноутбука, – откуда же ещё! Кроме прочего, у меня была часть файлов «Норма». До съёмок ещё, разве не помнишь, сколько я просиживала за этой машинкой? Не меньше, чем мой… реаниматор.

– Если «реаниматору» это в голову не пришло, то как же ты додумалась?..