Читать книгу: «Сон в пустыне», страница 4

Не «выдумка» Петра, как изощрялись славянофилы, а – «история России с древнейших времен».

Мы не так давно выучили: древняя Россия не только Киев, но и Новгород; давно затвердили почти бессмысленно и грубо. И – Москва…

Теперь наконец выучим: и – Петербург.

Новгород – Киев – Москва, – Петербург или Новгород, придвинутый к морю!

А четвертому не быти! Или – не быть – России. Об этом-то и мерцают пророчества в пустынном облаке, – как сон в пустыне. Народная песня, перенесенная волей судеб на север, тянулась к Киеву, пела Киев в лесах и полях Онежских и Архангельских. Письменность слагала сказания о Москве, которая выросла на костях Новгородских, попирая эти древнейшие русские кости. Но, впитав новгородские соки, Москва обернулась Петербургом, когда Петр перенес столицу на древнее пепелище, приблизив Новгород к морю.

Московская письменность сменилась петербургской литературой в поэзии архангельского мужика…

Ломоносов и – былины. Что общего?

Однако мы уже «выучили», что киевская песенность и московская письменность – не два разные мира; и самым школьным образом знаем зависимость Ломоносова от Москвы.

Архангельский мужик, превратившийся в манерного академика, начинатель новой литературы – слагал в классических одах петербургские сказания… И – как подхватил их Пушкин! Как пророчески неразъединимы: Петр, Ломоносов, Пушкин!

Невидимый град Китеж воплощается в петербургских былинах Ломоносова (или во что бы то ни стало – называть их одами?). Москва дождалась исполнения своих судеб не в очаровании киевского солнечного княжества и не в патриархально-жестокой идиллии Домостроя, но в нежданно исполнившемся смутном сне о прозрачном городе, поднявшемся из воды. И к нему-то, а не к самой Москве относилось заклинание: четвертому не быти!