Опустошения… О, конечно, – для будущего!
Потому что не может быть, чтобы народ такой предвещающей литературы – погиб, не свершив ее предвещаний!
Все пророческие определения русской литературной сути, в целом и в отдельности ее явлений, очень скоро откроются нам в той пустыне, в которую мы теперь вступаем. Сейчас они еще мерцают – как в пустынном облаке. Но мы уже ощущаем эти определения, сами того не ведая, – лепеча их младенческим языком.
Киев. Мы помним и даже пленялись (насколько сами себе позволяли). Новгород. – Менее, – но все-таки помним; в последнее время – впечатлительнее, чем еще недавно.
Москва. Помним, помним! Дозволялось… Открещивались.
Петербург… Где его песни и сказки? Старая школьная формула врезалась в нас, как тупое острие. Народная поэзия и «литература», разделенные Ломоносовым; Пушкин соединил два несходившиеся пути. Вольная песня пела Киевскую и Новгородскую Русь, в Москве – окаменевала и окаменела в Петербурге. Петербург рождает литературу в пыли академических кабинетов…
Пушкин – первый национальный поэт…
Все это так и не так. Пророческая суть еще в пустынном облаке. Еще мерцает.
Где завязалась русская история? Об этом Академия Наук не знает с твердостью. Но уже не с прежней простотой говорит – о «крещении Руси» в Днепровских водах…
Петербург и Новгород – два, или одно?
Путь от варягов к грекам был спокон веков соединением Петербургской России с гнездом пророческой культуры.
Киев был ближе, чем Новгород; отодвинутые от Киева двинулись назад на север, – осели в Москве, чтобы двинуться снова – к Новгороду – в Петербург.
Окно в Европу.