Читать книгу: «Сон в пустыне», страница 2
Вся многопространная Россия была овеяна сказками и песнями. Исторические перемещения жителей одних областей в другие не рассеивали этот пророчески-певучий воздух, но сгущали в одно проникновенное знание. Мы называем это знание народной поэзией… Мы ее почти не изучали, а пророческой сути ее почти не коснулись, но все же с детских лет приучены были запоминать и рассказывать «своими словами»… Национально-влюбиться? Так, как влюблены были в свою певучую народность греки? Нет, с этим соблазном мы со всех сторон боролись: и с научной, и с политической – и даже, благословясь – с культурной!
«Национализм – зло»… Кажется – первая по счету заповедь нашего просвещенного идеализма. И – уж, конечно, – «устарелость»!
В либеральной (вернее всего выразиться – пустынно-либеральной) борьбе с реакцией, попросту – с петербургским самодержавием, – мы ничего не изучили, ничем в себе не пленились, – и вот – сейчас все прогадали!
Что уж было говорить о пророческой страстности нашей литературы, когда мы ее просто не полюбили со страстью великой нации, когда мы относились к ней как к мелкопоместной, туземной словесности, преклоняясь перед самой жалкой европейской стряпней, – до тех пор, пока сами иностранцы не указали нам на нас же самих. Указали на то, что нельзя было не видеть, что высилось надо всем миром, как откровение вселенского смысла… Или мы еще очень молоды, – и вся наша жизнь еще впереди?
Только двадцать лет тому назад – не больше – мы заговорили о «равноправности» русской литературы «наряду» с западными.
Теперь пора сказать об ее пророческой сути.
Теперь, – в дни нашего опустошения.
