Читать книгу: «О времени и о себе», страница 5

Для нас был оборудован палаточный лагерь по всем требованиям уставов полевой, внутренней и караульной службы. Лагерь располагался на берегу Днестра, среди посадки грецкого ореха. Были оборудованы грибки для наряда, дорожки посыпаны песком, ограничены белёными кирпичами. Стояли бачки с водой, в палатках кровати, доска для приказов, боевых листков, газет и т. д. В наряд ходили только на кухню. В столовой кормили хорошо, отдельно от солдат части. Занятия проходили в учебных классах и на технике воинской части. Преподавали офицеры.

Присягу приняли 15 июля 1969 года. Берег Днестра сильно заилен, до воды метров тридцать. Все попытки до-браться до воды заканчивались одинаково: смельчака вытаскивали с помощью верёвок. Ил как трясина. Выше колена забрался – нóги не вытащишь. Солдатское хлопчатобумажное бельё и сапоги на нас были новые. Получали солдатское денежное довольствие – 2,5 рубля на месяц на всякую мелочь. Мыло на умывальниках было всегда, для постирушек был титан для нагрева воды, каждую неделю смена портянок, постельного белья после бани. Условия быта, питания и прочего объяснялись просто: звание лейтенанта СА нам было присвоено министерством обороны СССР 13 июня 1969 года практически с защитой диплома.

В конце августа мы выехали на учения – колонна машин с мостом ПМП²², катера на специальных прицепах к машинам ЗИЛ-157. Колонна переехала на правый берег Днестра по двухэтажному мосту: сверху железнодорожный, внизу автомобильный. Посёлок у моста назывался Резина (это бывшая Румыния). Дорога узкая, извилистая, холмы переходящие друг в друга, будто наставленные друг ко другу пирамидки. Проехали несколько селений, похожих друг на друга, как близнецы. Небольшие домики с раскрашенными стенами. На стенах рисунки цветов, виноградных лоз, подсолнухов. Низкие заборчики, сложенные из плитняка (камней в виде плит) без раствора, крыши часто тростниковые. Нашу колонну в каждой деревне встречали с цветами, фруктами. Жители стояли вдоль дороги, угощая молоком, сметаной, фруктами, часто высыпая их из ведра в открытое стекло кабины. Через некоторое время колонна останавливалась, так как в некоторых машинах давить на педали становилось трудно из-за яблок и груш на полу. Приказали двигаться с закрытыми окнами, но всё равно нас встречали, как освободителей. На одном из привалов поговорили с пастухом, пожилым человеком, и стало понятно, почему нас так встречали. Если перед румыном не снял шапку и не поклонился, получишь пять плетей. Полное бесправие.

Третьего сентября прибыли в Новочеркасск. В военкомате нам выдали удостоверение кадрового офицера вооружённых сил СА. На это ушло три дня. Для получения удостоверения надо было иметь фотографию в форме, и мы по очереди одевали рубашку, галстук и мундир лейтенанта инженерных войск. А нас 80 человек, поэтому быстро не получилось. Выдали по сто рублей, проездные литеры до дома и до места службы. Выдали личный жетон: пластинка из сплава, на одной стороне выбито «ВС СССР», на другой – личный номер (у меня Ж919568). Этот жетон надо было всегда иметь при себе. Проездные литеры дают право оформить проездной билет через коменданта железнодорожного вокзала. В советское время воинские кассы были всюду.

В соответствии с предписанием, мне был предоставлен отпуск на 24 дня, и третьего октября я обязан был прибыть в город Советск Калининградской области. Первого октября выехал к месту службы. В Харькове пересадка, ждал поезд «Москва – Варшава». Выходить надо было на станции Черняховск. Ждать пришлось несколько часов, и на вокзале встретил двух товарищей с нашего выпуска – Сабаева Виктора из Краснодара, фамилию другого не помню, он из Ростова. С Сабаевым нам довелось служить в одной части.

В Черняховск приехали рано утром. Было хмурое утро, низкая облачность. Когда мы вышли на привокзальную площадь, нам показалось, что вчера здесь шёл бой. Стены домов в следах пуль и осколков, пробоины в стенах от снарядов, отсутствовали крыши, часто попадались развалины, груды кирпича. Впечатление на нас было очень сильное. Всю дорогу до автовокзала мы, как говорят, шли с открытым ртом. Железная дорога на Советск была, но не работала, ехать надо было автобусом. Дело в том, что территория Калининградской области была под вопросом и поэтому там ничего не делали. Эта область была признана за СССР только в семидесятых годах, после Хельсинкских соглашений.

Приехав в Советск, немецкий Тильзит, мы долго искали воинскую часть, которая была указана нам в предписании, но нам никто ничего не объяснял (одеты мы были по гражданке). Встретили патруль, предъявили документы, и оказалось, что мы совсем рядом.

В части, куда мы прибыли, должны были быть двухмесячные сборы двухгодичников²³. В штабе сборов каждый получил назначение на должность в конкретную часть Прибалтийского военного округа. Меня назначали на должность помощника начальника штаба отдельного сапёрно-мостового батальона. Сидеть в штабе я не хотел и в штабе сборов поменялся на должность командира понтонного взвода, в том же батальоне, и позже иногда жалел об этом. Начальник военной кафедры обещал мне, как отличнику, хорошую должность и слово сдержал.

На сборах было полторы тысячи человек со всех территорий европейской части СССР, в том числе из Прибалтики. Всех одели в полушерстяную офицерскую форму, полевая фуражка, плащ-накидка, яловые²⁴ сапоги, байковые²⁵ портянки, полевая кожаная сумка, ремень с портупеей²⁶. Всё обмундирование подбиралось по росту и полноте. Все коротко постриглись, друг друга не узнавали. Хорошая форма преображает человека.

Командовал курсами полковник Аринцев, из штаба округа. Всех распределили по взводам и ротам, у каждого подразделения свой командир. Размещались в бывших немецких казармах бывшего танкового училища. Комнаты на шесть или на восемь человек, койки одноярусные, полы паркетные, в широких коридорах и в подсобных помещениях – нескользкий рубчатый кафель. Наряды, уборка, натирание полов и т. д. – дело солдат срочной службы. Распорядок дня: в 7 утра подъём, 8-9 – завтрак, с 13 до 15 перерыв на обед, с 15 до 18 занятия. Денежное довольствие 120 руб. за должность командира взвода. Питаться можно как и где хочешь. Офицерская столовая – на втором этаже большого здания. Над входом через известь можно прочитать надпись на немецком языке: «Русские не пройдут».

Столовая имела большой обеденный зал. За занавеской – дверь в буфет, где была возможность в обед выпить водки, но не более двухсот грамм, купить сигареты, папиросы и прочее. Туда часто заходили офицеры. Обслуживали официантки. В кассе выбираешь блюда, платишь, садишься за стол, и всё приносят и уносят. Хороший обед стоил не больше рубля.

В городе столовых не было, только рестораны. Я знал пять штук. В каждом ресторане своё фирменное блюдо, как правило, угорь²⁷, приготовленный по своему рецепту. Гражданских в городе было мало. В части 52440, где я служил, из девяти лейтенантов семь двухгодичники. На сборах были и те, кто после института успел поработать на производстве один-два года. Это было следствием сокращения военных училищ и в целом армии. Политика Хрущёва привела к таким перекосам, даже авиацию сокращали.

В октябре стало холодать. На сборах всех стали одевать в шинели. Сукно офицерское, но сшиты были заранее. Подгоняли в швейной мастерской при части, все выглядели хорошо. Я, имея подростковый опыт носить шинель, не взял ни одной²⁸. Капитан, который отвечал за вещевое довольствие, замучился со мной (я весил тогда 67 кг): то спина узкая, то складки на груди. Внезапно назначили строевой смотр. Все в шинелях, а я на заднем фланге в плащ-накидке. Начальник сборов увидел меня без шинели и приказал в течение двух дней обеспечить меня шинелью и доложить об исполнении. Капитан повёл меня на вещевой склад. Сукна для младшего офицерского состава нет в наличии. Вынужден дать сукно для старшего состава. Со своим старшиной отправил меня в гарнизонную мастерскую. Сняли мерку, и через два дня я щеголял в отличной шинели, один изо всех в такой шинели. Через два года, когда увольнялся, мою шинель разыграли в лотерею.

Занятия проходили в классах или в полевых условиях. Особенно подробными были теоретические и практические занятия по минно-взрывному делу. Большинству лейтенантов предстояло учить этому солдат. В ходе занятий мы имели возможность оставлять разные виды взрывателей у себя. Все они были не боевые, а имитационные. При срабатывании происходил громкий хлопок. Травмы не получишь, но глаза лучше беречь. Пошла мода ставить ловушки друг другу. Минировали подушки, матрасы, тумбочки, сапоги, полевые сумки. Взрыватели для этих целей лучше всего нажимного и натяжного действия, от батарейки. Взрыватели под спички, зажигалки и т. п. были на строгом учёте. Приходя в казарму после отлучки, надо было всё проверять на наличие сюрпризов.

Советск находится недалеко от места добычи янтаря открытым способом. В посёлок Янтарный ходил автобус. Литовцы с курсов знали все ходы и выходы и подбили человек пятнадцать поехать за янтарём. Территория карьера охранялась, но они знали отвалы отработанной породы. Там искали янтарь, и некоторые привезли по половине солдатского вещмешка. Необработанный янтарь выглядит серым, лёгким куском породы. Чтобы заглянуть в него, надо отполировать хотя бы одну грань. Поголовно тёрли о шинели куски янтаря. Я тёр о хлястик солдатской шинели. Все искали насекомых. Мой земляк Сабаев дал мне три куска размером с куриное яйцо. Он ездил за янтарём сам. Куда подевались мои куски, не помню.

В конце ноября получил назначение в воинскую часть 52440 – отдельный сапёрно-мостовой батальон – на должность командира берегового взвода 2-й понтонной роты. Батальон входил в состав 10-й Московской ударной армии, расквартированной в Калининграде. Командир части – подполковник Лычковский, участник Великой Отечественной войны, командир роты – капитан Махров, командиры 1-го и 2-го взводов – лейтенанты Шиповских и Коробов, выпускники военных училищ, заместитель командира роты по технической части – старший лейтенант Джакупов, заместитель командира батальона по тех. части – майор Смагин, начальник штаба Чипак. Остальных по фамилии плохо помню. Часть находилась между городом Советск и городом Неман (Рогнит) на территории бывшей немецкой разведшколы, на высоком берегу реки Неман. К реке примыкала широкая пойма, до русла три километра. Она весной затоплялась половодьем. На пойме было несколько озёр, соединённых искусственными протоками. Сохранились остатки моста, отличные заливные луга, но недоступные для транспорта. Рядом с нашей частью стоял зенитный полк и спецсвязь с огромными, высокими антеннами. Их казармы были полностью под землёй, мы их только иногда слышали. У них была своя подъездная дорога, вся территория в колючке, в пýтанке и в «егозе» – это особо опасная колючая проволока. А в пýтанку попала нога – не освободишься. Наш гарнизон огорожен забором, есть контрольно-пропускной пункт с круглосуточным нарядом, а кругом колхозные сады (сажали немцы) и лес. На территории гарнизона около двадцати коттеджей в два этажа с подвалом на два входа, две больших казармы, столовая на два входа, клуб, баня, прачечная, магазин, чайная, – в общем, всё, что нужно. Построено немцами, кроме пятиэтажки с котельной на два подъезда для семей офицеров.

В часть приехало семь лейтенантов, трое эстонцев: Бичка, Лиепа, Бернатавичус. Все женаты, но без детей. И я женат, и ребёнок. Нам дали квартиры. Холостым предложили на выбор один из свободных коттеджей. Квартирный вопрос был решён в один день. Мне дали квартиру на первом этаже, полуторакомнатную: коридор, ванная, туалет, кухня, комната с большим окном и маленькая спальня на двуспальную кровать. Отопление от своей котельной. В кухне водогрейный котёл на дровах. Они всегда в наличии в котельной. Из роты мне принесли две солдатские кровати, скамейки, небольшой стол, тумбочки, новые матрасы и постельное бельё. Кстати, старшина роты каждую неделю менял его, пока я не приобрёл своё. Вещей у меня – малый чемоданчик, я был один. Денежное довольствие: 120 руб. за должность, 40 руб. за звание, плюс 20 руб. пайковые – всего 180 руб. Жильё, услуги бесплатно. Я мог посылать Наташе 100 рублей.

На территории был магазин Военторга. Там было всё. Можно было заказать мебель, ковры, посуду, даже мотоцикл с коляской. Мимо КПП шла дорога, ходил автобус в Советск и Неман каждый час. Для солдат была чайная. Продавали папиросы, печенье, пирожные и прочее. Можно было сесть за столик, попить чаю, купить, что необходимо. На самом краю территории было подсобное хозяйство, свинарник, коровник. На зиму закладывались бурты с картофелем и капустой – всё для солдатской столовой. Работали солдаты срочной службы.

На вещевом складе получил полный комплект вещевого довольствия: натуральная меховая шапка, парадная фуражка, офицерская полевая пилотка, тёплый комплект полевой формы, лёгкий, непромокаемый; два шарфа, серый и белый, плащ, китель защитного цвета и синие галифе – повседневная форма; трикотажное бельё, зимнее и летнее, по два комплекта, носки, трусы, майки, хлопчатобумажная полевая офицерская форма; отрезы на парадный мундир и брюки, отрез на парадную шинель, парадный ремень, белые перчатки и тёплые рукавицы, рубашки, галстуки, погоны, звёздочки кокарды, хромовые²⁹ сапоги, чёрные хромовые ботинки и ещё много разного.

Командир части подполковник Лычковский, участник ВОВ, в 1967 году был награждён орденом Красной Звезды за разминирование моста через Неман между Литвой и Калининградской областью. Мост очень красивый. С двух сторон первые опоры моста украшены арками со скульптурами и барельефами. Накануне 50-летия Советской власти коменданту города Советска поступило анонимное сообщение о том, что мост через Неман заминирован ещё во время ВОВ и его могут взорвать. Группа специалистов под командованием подполковника Лычковского обследовала мост и установила: мост заминирован. Сохранилась сеть проводов, которые выходят в разрушенный судоремонтный завод, расположенный рядом. Видимо, обрушение здания завода сохранило мост. Взрывчатка была заложена в специальные шурфы, всё было искусно замаскировано. Разминирование длилось около месяца. Взрывчатое вещество извлекали по крупицам, опасаясь сюрпризов.

Я упомянул о судоремонтном заводе, который лежал в развалинах. К нему вёл канал, а дальше было озеро. На территории городского парка была лодочная станция, мы там иногда катались на лодке. И что интересно: в озеро уходила дорога, выложенная брусчаткой. К этому факту я ещё вернусь. На этом озере был подписан Тильзитский мир в 1807 году между Россией и Францией (Александр I и Наполеон I).

Отдельный понтонно-мостовой батальон подчинялся 10-й армии. Основное вооружение – ПМП – понтонный механизированный парк грузоподъёмностью 60 тонн, длиной 215 метров, а также ТММ – тяжёлый механизированный мост на 60 тонн. Технический взвод – отделение водолазов, электростанция, мощная пилорама, подъёмные краны, экскаваторы, копры для забивки свай, спецтягач на базе среднего танка с мощной лебёдкой.

Парк ПМП состоял из двух рот, в каждой роте три взвода – два понтонных и один береговой. В понтонном взводе было 9 машин КРАЗ-214, три катера, буксируемых автомобилем ЗИЛ-157 с лебёдкой. В моём береговом взводе техники было меньше, но она была разнотипная: КРАЗ-214 (один), БАТ на базе среднего танка (это мощный путепрокладчик), экскаватор, подъёмный кран, два плавающих автомобиля – МАВ (малый) и БАВ (большой), транспортный ЗИЛ-157 (один).

Батальон был сформирован за год до моего прихода, состав офицеров был сформирован за счёт округа. Сержантский и рядовой состав на одну треть состоял из призванных в эту часть (солдат служил три года) и на две трети – из округа. Избавлялись от проблемных солдат и сержантов. Дисциплина была не на высоте.

За два года моей службы похоронили семь человек и трое стали инвалидами. В нашей роте служил солдат, имевший судимость за торговлю оружием. Он с друзьями нашёл схрон с немецким стрелковым оружием и им торговал. Все несчастные случаи произошли в результате грубого нарушения дисциплины и не были связаны с несением службы. В части были представители всех республик, от финнов до узбеков. Я по списку нашей роты насчитал 22 национальности. Были такие из Средней Азии – русского языка не знали совсем. Некоторые служили по второму разу за деньги³⁰. Потом платили калым за невесту и женились. В моём взводе был такой по фамилии Холов.

Командир 2-й роты капитан Махров был большим любителем выпить, но службу знал и действовал правильно. У него был редкий дар оратора с большой буквы. Когда он говорил перед строем, последний разгильдяй слушал с открытым ртом, все замирали. Мог говорить часами, начиная от найденной в казарме спички и кончая происками империалистов и боеготовностью части. Джакупов, заместитель командира роты по технической части, старший лейтенант, – пьяница, был дважды разжалован судом офицерской чести за пьянку. Командиром 3-го взвода до меня был сержант сверхсрочник, участник ВОВ. Он остался в Советске с комендантской ротой, когда ещё шла война, и потом участвовал в выселении немецкого населения на запад в 1947 году. Он много чего рассказал мне. В роте был замполит, лейтенант Лагутин, бывший рыбак с Дальнего Востока, был инструктор по автотехнике, сверхсрочник.

Рота размещалась в общей казарме, полы паркетные. Наряд по роте каждый день перед сменой наряда натирал полы. Кровати были одноэтажные. В роте было всё: ротная канцелярия, ружейная комната, каптёрка для парадной формы, тёплой одежды, валенок, лыжи, простыни и полотенца, портянки, банные принадлежности, швейная машинка, на которой ремонтировали форму, шинели, сапоги, комплект для ремонта обуви. Всем заведовал старшина роты, сержант срочник. Он и спал в каптёрке. Просторный туалет с перегородками, умывальник с кипятком, бойлерная, она и прачечная, сушилка для обуви и одежды, бытовка, Ленинская комната с газетами и журналами на военную тематику. В части был клуб для всего личного состава, он же и кинозал. В выходные дни и по праздникам в нём крутили художественные фильмы. Начальник клуба капитан Илюкевич, поляк, – ходячий анекдот, рассказывал их талантливо.

Воинская часть 52440 имела мобилизационную группу, командир подполковник Баранов, участник ВОВ. На складах, которые мы охраняли, был комплект вооружений, все виды техники, боеприпасов, продовольствия, обмундирования, ГСМ в количестве, рассчитанном на полк: наш батальон должен был разворачиваться в полк при особых условиях. Подполковник Баранов был участником группы по поиску янтарной комнаты. Это была небольшая группа в несколько человек. И он рассказывал, что когда они обследовали штольни в порту Кёнигсберга, водолазы обнаружили подземный завод, полностью законсервированный. Там делали подводные лодки (нашли недостроенные лодки), но откачать воду не смогли – не нашли каналы поступления морской воды.

О распорядке дня. Подъём личного состава в 6 часов утра в присутствии ответственного офицера роты. Зарядка, умывание, утреннее построение – проверка личного состава, обмундирования. Подворотничок должен быть подшит свежий, сапоги начищены, форма чищеная и глаженая. С разрешения старшины, после отбоя можно постирать гимнастёрку, бриджи, в сушилке к утру всё высохнет, дневальный поднимет до подъёма, можно погладить. На внешний вид солдата обращалось особое внимание, а поскольку служба солдата – постоянный труд, выполнение нормативов и всегда пот, со-здавались все условия для личной гигиены. Болели солдаты, как правило, в первые месяцы службы, на втором и третьем году солдат практически не болел. В части был медпункт, врач, обученные санитары, изолятор, палаты для легко больных. Военный госпиталь был в Советске, размещался в большом старинном двухэтажном особняке. Я туда попал летом с воспалением лёгких. Лежал в офицерской палате на два человека. В фойе здания стояли манекены рыцарей в натуральных доспехах, от обуви до оружия, и уникальные часы, метра два высотой, очень красивые. Как всё это сохранилось? Болтали, что тут было гестапо. Случайно увидел тут солдата из нашей роты, он был в пижаме. Из разговора выяснилось, что он потомственный часовщик, с десяти лет помогал отцу, специалисту по старинным часам. Когда часам в фойе требовался ремонт или обслуживание, его клали на неделю в госпиталь.

Но возвращаюсь к распорядку. После утренней поверки построение на плацу, и с песней в столовую. Если схалтурили по части пения, дежурный по части отправлял на второй заход. Надо сказать, что в каждом взводе был свой запевала, а то и два. Попасть в столовую вне строя мог только дежурный наряд.

Для офицеров построение в 9-00 на плацу называлось «на развод». Командир батальона давал приказы: на занятия с личным составом, проверка конспектов на каждый день, поездки за территорию части, кто заступает в наряд на следующие сутки, состав караулов… Для тех, кто идёт в наряд, был положен отдых, они освобождались от занятий и работ.

Занятия проходили в учебных классах или в поле. Особенное значение имели занятия по подрывному делу. Они были показательными в отношении проявления характера каждого. На машинах выезжали на полигон, и там я обучал солдат изготовлению простых взрывных устройств. Этому предшествовали занятия в классах по учебным пособиям. Делились на группы по четыре человека. Каждая группа получала тротиловую шашку, бикфордов шнур и детонатор. Надо было на огневом рубеже собрать простейший заряд и взорвать его. Всё делалось по моей команде. Во время этого занятия проявлялся характер: у кого-то дрожали руки, кто-то впадал в панику. В таком состоянии не могли вставить шнур в капсюль-детонатор, попасть детонатором в отверстие тротиловой шашки, поджечь шнур. Самое проблемное занятие – практическое изготовление заряда для взрыва. С этим делом лучше всего справлялись русские и прибалты. По инструкции, взрывчатка и средства взрывания, полученные на складе, назад не принимаются и остатки полежат уничтожению в тот же день. Составляется акт, утверждается командиром, в общем, канитель и нервы. Занятия по минированию противотанковых и противопехотных полей требовали больших физических затрат. Надо было таскать на большие расстояния шестикилограммовые мины по четыре штуки, устанавливать их, маскировать, а ещё нормативы по времени. В конце занятий солдат еле ноги таскал.

По этому поводу хочу подвести итог своим наблюдениям. Самые, по-видимому, недисциплинированные (нарушители дисциплины в строю, говорливые) оказывались самыми волевыми, инициативными и сообразительными, такими, на которых можно положиться в практических делах. Самые послушные и тихони оказывались плохими солдатами. Естественно, на практике приходилось считаться и с национальными особенностями (для меня была такая градация: русские, прибалты, украинцы и прочие), сознавая при этом, что судить о каком-либо народе в целом (кто первый, кто второй и т. д.) нам не дано, что у каждого народа есть лучшие и худшие его представители.

Обычный день проходил, как под копирку: развод, занятия, наряд в караул или ответственным по роте, с полшестого утра до одиннадцати вечера. Выходных – не более одного дня в месяц. Свободное время – с обеда до построения в караул и вечером после наряда. Можно было втроём, вчетвером поехать в Советск в ресторан.

Воинская часть 52440 имела обширные склады за городом Неман, у самого леса. Караул при них состоял из начальника караула (только офицер), его помощника, двух разводящих и двадцати четырёх караульных, всего 28 человек. Новый состав караула с полным вооружением строился на плацу. Начальник штаба проводил инструктаж, сообщал начальнику караула под расписку пароль и отзыв на смену караула и ехали на машине 17 км. Караульное помещение находилось на охраняемой территории, на бывшем немецком конезаводе, в жилом доме сотрудников конезавода. Отопление от котла, своя кухня, санузел, рядом колодец, сарай с углём и дровами, полная автономия. Караулу готовил пищу повар-солдат, его меняли через две недели. Караул для солдата был тяжёлой работой. Периметр охраняемой зоны – 4 км. Два поста, на часового – 2 км. В любую погоду, и зимой, и летом. Охраняли склады с оружием, несколько эшелонов разных мин, взрывчатки, средств взрывания, продовольствия, обмундирования. Всё врыто в землю и обваловано. В комнате начальника караула пульт с сигнализацией на каждый объект, несколько десятков молниеотводов, три пожарных водоёма. За каждым объектом был закреплён сверхсрочник. Каждый рабочий день они приходили, как на работу, получали ключи у начальника караула под роспись, с разводящим открывали склад (и опять роспись в журнале). В конце дня объект сдавался под охрану в обратном порядке.

Охраняемая зона третьего и четвёртого поста находилась в двух с половиной километрах от караульного помещения. Длина периметра охраняемой зоны – 3 км, на каждого часового полтора километра. Под охраной находилась новая техника на полк, ГСМ, мощная зарядная для поддержания в рабочем состоянии аккумуляторов. Обслуживали сверхсрочники.

По уставу караульной службы, начальник караула обязан ночью дважды проверять посты. На проверку всех постов уходило три с половиной часа. Я это делал всегда. Спать не положено. Днём можно отдохнуть два часа, когда на складах работают люди. Когда тяготы службы разделяешь с солдатами, легче ими командовать, и не только в карауле. Один раз в моё дежурство приехал дежурный по части с представителем из округа, проверяющим условия хранения НЗ (неприкосновенного запаса), то есть службу особого периода. Сверхсрочник, закреплённый за складом стрелкового вооружения, получил приказ немедленно убрать гнездо аиста на коньке крыши склада, мотивируя это тем, что аиста можно поймать, закрепить на нём зажигалку и поджечь склад, а гнездо – большая куча хвороста. Склад – это бывшая конюшня, сложенная из дикого камня с высокой остроконечной крышей под черепицей, передвигаться по которой можно, только сидя верхом на коньке. Убирать гнездо некому, кроме бодрствующей смены караула. Я заставил принести бухту толстой, прочной верёвки, используемой при наведении переправ. С помощью небольшой лестницы и верёвок, обмотанных вокруг талии солдата и перекинутых по обе стороны крыши, удалось помочь ему сесть на конёк. Как только солдат приблизился ко гнезду, на него стал пикировать аист. Птица крупная, размах крыльев больше полутора метров, мощный длинный клюв. Пришлось посылать второго помощника с длинной шваброй, чтобы отгонять птицу, – целая операция по разорению гнезда. Надо сказать, что прибалты боготворят аистов. Для них вкапывают столбы с колесом от телеги, используют деревья. В сельской местности у каждого подворья есть гнездо для этой птицы. Через две недели гнездо появилось на старом месте.

Когда 1-я рота была на учениях, ходить в караул приходилось через пять дней, а солдатам – через день. Было тяжело. Особых событий в карауле не было. Один раз потребовалось чистить колодец, и когда чистили, наверх достали гору оружия. Немедленно приехал особист. В воде, как ни странно, оружие было не ржавое, а чёрное. Даже на некоторых автоматах двигались затворы.

В приказах ПВО, которые доводились до офицерского состава, часто упоминались нападения на часовых, особенно в Литве. Запомнился один приказ. Часовой нёс службу около дороги. Два проходивших парня попросили у него закурить. Один нападавший прижал часового к проволоке, другой срезал у него с плеча автомат и стал убегать. Часовой догнал одного и убил его штыком, второго ранил. Командир части получил служебное несоответствие: сплошные нарушения устава караульной службы – магазин не пристёгнут к автомату, штык-нож висел на поясе, автомат должен быть на груди, сигареты и спички часовому на посту иметь запрещено, а также вступать в разговор с неизвестными лицами. А часовой получил десять суток отпуска – сохранил оружие.

Между расположением нашей части, городом Неман и территорией Литвы находилась пойма, о которой я упоминал ранее. Зимой, когда всё заметало снегом, в том числе и замёрзшую реку, пойма превращалась в ровное поле шириной три километра без ориентиров, кроме заводской трубы бумажной фабрики города Неман, на которой хорошо видны были яркие красные огни. Это выше по течению, в четырёх километрах от нашей части. Для чего эти подробности? Случилось ЧП – погибли три человека. В январе 1970 года зима была снежная и морозная. Старшина 1-й роты литовец Шалтис скрыл на вечерней поверке отсутствие трёх человек. Только утром обнаружили их отсутствие. Старшина сказал, что перед фильмом (дело было в воскресенье) трое его земляков пошли на лыжах в Литву (захотелось к бабам и выпить), одетые в тёплые бушлаты и шапки. Обещали вернуться до отбоя. Комбат поднял батальон по тревоге, и нас двести человек, растянувшись цепью с интервалом метров 15, стали прочёсывать пойму. Комбат поехал в деревню, куда ходили самовольщики. Самовольщиков обнаружили в трёхстах метрах от заводской трубы. Все трое замёрзли (были без лыж, бушлатов и шапок). Результаты следствия попали в приказ по округу. Лыжи и одежду обнаружили у хозяйки, где они гуляли. Они всё променяли на самогон (были тут и раньше). В тех местах не только летом, но и зимой часто бывают очень густые туманы. Самовольщики пошли в хорошую погоду, а потом накрыло туманом, так как пойма находилась между высоких берегов. Следствие установило: все были сильно выпивши, ходили кругами, дрались между собой. Во время вечерней поверки они были живые и их можно было спасти, а старшина промолчал. Комбат подполковник Лычковский был снят с должности, ему грозил суд. Через несколько месяцев прошёл слух, что он стал преподавателем в военном училище. Старшина получил два года дисбата. Командир роты пошёл по замене в другую часть.

Новый комбат, выпускник академии майор Зотов, невысокого роста, очень подвижный, начал крепко закручивать гайки. Заместитель командира роты по технической части старший лейтенант Джакупов загремел под суд: будучи дежурным по части, сильно напился, стрелял по дорожным знакам из дежурной машины. Главное – сутки не могли его найти. У него ключи от сейфов с секретными пакетами, ключи от комнаты с личным оружием и т. д. Зотов предложил мне его должность. Я согласился. Оклад стал на двадцать рублей больше (стал получать двести рублей), а обязанностей и хлопот стало не на двадцать рублей, а в двадцать раз больше. К тому времени я прослужил больше половины срока, в роте по фамилии знал всех, из других подразделений и даже в Советске знал ещё человек сто. Изучил вышестоящих и подчинённых, и от меня они знали, чего ждать. Из тринадцати месяцев дома я был всего месяц, остальное – учения, занятия, наряды, дежурства, командировки.