Читать книгу: «О времени и о себе», страница 7

VII

Приехав в Майкоп, встал на учёт в военкомате. Приписное свидетельство не дали, затребовали личное дело в Новочеркасске. Я попадал в первую категорию учёта, и меня должны были приписать в кадрированную воинскую часть на должность по специальности. Такой был порядок. Армейский отпуск у меня был до десятого декабря, и я поехал в Ейск за женой и сыном. В Майкопе стали жить с родителями.

Устроился на завод в цех № 1 на должность инженера-технолога. Через две недели перевели в техотдел. В то время молодой специалист, учившийся от предприятия, имел льготы на получение жилья. Предприятие развивалось, но ещё не имело средств для самостоятельного строительства. Строили пять-шесть квартир на паях с городом или с другими предприятиями. Строить можно было только пятиэтажки.

Я, Наташа и Рома год прожили с родителями, потом ушли на съёмную квартиру. Романа с трудом устроили в садик, Наташа стала работать в институте «Адыгколхозпроект» в техотделе. В 1974 году, в мае, я был назначен заместителем начальника техотдела. В этот период начальник техотдела Бринь В. С. отсутствовал целый год, а зарплату получал. В туристической поездке по Египту его жену парализовало, и он за ней ухаживал, пока она не умерла. Хитрый товарищ, он мне много проблем создал. В 1978 году я стал начальником техотдела. В нём в это время было 25 сотрудников.

В период с 1974-го по 1985-й год завод бурно развивался. Число рабочих увеличилось с трёхсот до шестисот пятидесяти человек, производственные площади увеличились в пять раз, в том числе и за счёт вторых этажей. Был построен семиэтажный административный корпус, четырёхэтажный служебно-бытовой корпус, приобреталось новое высокопроизводительное оборудование, автоматы и полуавтоматы. Мне приходилось составлять планы технического перевооружения, освоения новой техники, технологий. Главный критерий – расширение номенклатуры (списка выпускаемых изделий) и увеличение объёма производства. План технического перевооружения, заявки на новое оборудование надо было согласовывать и утверждать в ВПО (Всесоюзное производственное объединение) «Союзмашнормаль», в составе министерства станкостроительной промышленности, так как они выделяли деньги и на капитальное строительство, и на новую технику. Расчётами надо было доказать, что срок окупаемости затрат – два или три года, иногда и пять лет (это, в основном, капитальное строительство). Освоение новой техники, оборудования, новой технологии, номенклатуры – всё было жёстко увязано с прогрессивкой, премиальными. По всем показателям существовала жёсткая система отчётности, не зависимая от заводов и министерства. Чтобы не наказать коллектив, приходилось постоянно заниматься этими сложными вопросами. Приходилось составлять планы работ для цехов и других подразделений, в том числе и для работников техотдела. Кроме этого ставилась задача снижать трудозатраты, повышать коэффициент использования металла (а мы перерабатывали девять тысяч тонн стали разных марок). Мы выпускали три тысячи тонн высокопрочного крепежа (прошедшего термическую обработку) и ещё полторы тысячи тонн точёных изделий. 80% нашей продукции шло для машиностроения и 20% составляли товары народного потребления.

Конкурентов по работе у меня не было, были только завистники. Был такой технолог Чмыхов, инженер по термообработке. Он писал на меня кляузы директору и в КГБ по поводу увеличения нормы обслуживания одношпиндельных автоматов. Наладчики, естественно, были недовольны (так как увеличилось количество обслуживаемых автоматов на одного наладчика). Но это было не административное решение, к этому долго готовились. После беседы с представителем КГБ в моём кабинете и, видимо, с рабочими всё успокоилось. В тот момент о Чмыхове я не догадывался. Но когда я работал уже на хозяина в качестве главного инженера, он писал на меня кляузы в Ростов и даже пытался меня шантажировать. Тут всё и открылось.

В советское время я много ездил в командировки – в Москву, Воронеж, Владимир, Калугу, Харьков, Ереван. Решались вопросы по приёмке нового оборудования в составе комиссии министерства, принимал участие в совещаниях ведущих специалистов заводов ВПО «Союзмашнормаль», а их было 25 – в Прибалтике, на Украине, в Армении и по РСФСР.

Запомнилось совещание в Суздале, в новом туристическом комплексе. Там бассейн, бани, сауны, валютные бары, рестораны, номера для автотуристов, каминные залы, большой и малый. Строили финны, отделка старым дубом, по тем временам – невиданная роскошь. Но не это главное. Совещались три дня. На вечер планировали ужин в самоварном зале ресторана (в этом комплексе и ресторане снимали художественный фильм «Чародеи»). Наутро был заказан автобус через Владимир до Москвы. Накануне собрали деньги на ресторан, кажется, по десять рублей. Вечером собрались за столом, который был уставлен выпивкой, закусками, подавали горячие блюда. Часа через два народ стал расходиться. Кто хотел, напился, наелся. Я и ещё человек пять остались за столом – это те, кто не злоупотреблял выпивкой и едой. На столе ещё оставалось много выпивки и закуски. Недалеко от нашего стола сидели немцы, чинно и благородно, человек десять, среди них три женщины. У каждого по бокалу пива и две тарелочки с сыром. Они сели за стол чуть позже нас и всё ещё цедили своё пиво. Ни разу не повторили, то есть с одним бокалом. Кому захотелось пригласить немцев за наш стол, я не помню. Они мгновенно расселись на свободные места. По-дробности застолья не помню, но через час всё было выпито и съедено, а немцы выясняли между собой отношения под столом, не обращая внимания ни на что. Наших в таком состоянии забрали бы, куда положено. Иностранцам такое прощается. С тех пор моё представление о немцах как о культурных и воспитанных расширилось и дополнилось иными характерными чертами.

В восьмидесятые годы завод производил 320 наименований продукции общим объёмом 6 тысяч тонн. Мы не могли изменять цену в прейскуранте, так как это касалось всего производства в стране. Готовые изделия, сырьё – всё распределялось отраслевыми министерствами и Госпланом СССР. Расчёты между производителем и потребителем были безналичными. Наличные деньги – только заработная плата. Этот фонд строго контролировался на всех предприятиях, его нельзя было увеличивать или уменьшать. Только в одном случае можно было его увеличить – если увеличивалась реальная выручка от прироста выпускаемой продукции. Причём на 1 рубль прироста выручки заработная плата увеличивалась на 30 копеек. Этот показатель в разных отраслях колебался очень мало. Так исключалось появление денег, не обеспеченных товаром. Это позволяло вкладывать деньги в убыточные отрасли, которые тем не менее являются необходимыми и важными не с точки зрения получения прибыли, а с других, более высоких точек зрения. Это и дотации в производство товаров для детей, в системы образования и здравоохранения, в бесплатные детские учреждения и строительство бесплатного жилья, в оборонную промышленность, в науку и так далее. Может быть, я упрощаю, но принцип такой.

ВПО «Союзмашнормаль» имело отраслевые научно-производственные базы в городах Владимир и Калуга. Там разрабатывали проектно-конструкторскую документацию, изготавливали специальные станки, сложную технологическую оснастку по нашим заданиям. Ездить туда приходилось часто, не реже одного раза в два месяца. Билет до Москвы в купе скорого поезда стоил 21 рубль, плюс 1 руб. постель. Самолётом из Краснодара – 25 рублей. Суточные – 2,5 руб. Проживание по квитанции – до двух рублей, без квитанции – 70 коп.

В одну из поездок в Воронеж на приёмку нового автомата для холодной высадки болтов на заводе КПА (кузнечно-прессовых автоматов) удалось попасть в секретный цех (провёл главный инженер). Там я увидел автомат для изготовления «стрелок» (начинка кассетных бомб). Производительность станка – 400 штук в минуту. Реально из станка идёт сплошная лента, отдельных деталей глаз не улавливает. Таких станков-автоматов делали 400 штук. В тот момент на станке, который мы видели в работе, делали «стрелки» для оснащения охотничьих патронов, для охоты. Кучность и дальность в два раза выше, чем у дроби. Делали их из мягкой тяжёлой проволоки секретной марки для руководства завода.

VIII

Вернусь к личной жизни. В декабре 1974 года, под Новый год, мне дали двухкомнатную квартиру в кирпичном пятиэтажном доме на третьем этаже, с паркетным полом. Квартира оказалась очень тёплой. До этого почти два года жили на съёмной квартире: одна комнатка, печка, которая давала тепло на половину хозяйки, небольшой коридорчик. Вечером плиту нагреешь докрасна, а утром ведро с водой покрыто льдом. После этого квартира показалась раем!

Каждый год летом ездили на море по профсоюзной путёвке в дом отдыха, в ущелье Гизéль-Дерé близ города Туапсе. В этом месте завод имел несколько домиков лёгкой конструкции. Пять-шесть боксов были объединены под одной крышей. Общая лестница, все двери выходят на одну галерею. В каждой комнате три-четыре кровати. Туалет, рядом душ с квадратной раковиной на полу, умывальник. Всё встроено в лес и естественные склоны рельефа. Всё сооружение на сваях, есть электричество и водоснабжение. Идти к морю по дорожке с незаметным уклоном три-пять минут. Стоимость путёвки на 12 дней – 42 рубля, на ребёнка бесплатно. Работник платил 14 рублей (30%), 50% путёвок выдавались бесплатно. Таким образом, поездка на море всей семьёй на семейный бюджет сильно не влияла. В доме отдыха имелись библиотека, бильярд, большие шахматы, кинозал (сеанс 20 коп.), танцевальная и волейбольная площадки, лодочная станция. Универсальный магазин, в котором спиртное было представлено только винами и дорогими коньяками. Мы покупали сухое вино по цене 0,9-1,15 руб. за 0,7 литра. Были корпуса, работавшие круглогодично. На весь дом отдыха была одна большая столовая на три зала, из которых один зимний. Имелась мощная котельная, работавшая на угле. Работала система заказов первого и второго блюда на завтрак и ужин, три-четыре варианта, каши сколько хочешь.

В те годы движение пассажирских поездов было только через Белоречку. Доехать до Туапсе от Майкопа стоило два рубля. На вокзале встречал бесплатный автобус дома отдыха. В одну из командировок в Москве купил подзорную складную трубу 20-кратного увеличения. Интересно было рассматривать корабли на рейде Туапсе и берега на удалении. Рома с ней не расставался. Гулять в Туапсе ездили на автобусе или на электричке, иногда вдоль моря пешком – 25 минут, и мы в центре. Питания хватало. В Туапсе на каждом углу продавали цыплят прямо с противня, горячие. К ним сухое вино. Иногда ездили на электричке в Сочи, поездка занимала целый день. Уезжали до завтрака, приезжали после ужина, Соседей по столу предупреждали.

Недалеко от пляжа в Туапсе стоял выброшенный на скалы большой французский сухогруз, в ста метрах от берега. Вокруг и на нём всегда были любопытные. От палубы до воды метров двадцать. Наверх забирались по верёвке или изнутри. К кораблю подплывали на лодке. Приехали как-то туда после всеобщей разрухи, лет через десять, и увидели: на высоту корабля море засыпано камнем. Образовался искусственный мыс, на котором что-то собирались строить.

Но возвращаюсь в 1971 год. Подходил к финишу большой проект – Краснодарский край должен дать Родине миллион тонн кубанского риса. Фактически к декабрю 71-го года было построено Краснодарское водохранилище, занявшее часть территории не только Краснодарского края, но и Адыгейской области. Мощная плотина, система каналов, сотни гектаров рисовых чеков. Переселили десятки аулов и деревень. Эта вынужденная мера смягчалась тем обстоятельством, что населённые пункты, которые должны были уйти под воду, и прежде постоянно страдали при разливе весной притоков Кубани – рек Псекупс, Марта, Пшиш, Белой. Весной планировалось заполнение водохранилища, но на затапливаемой площади оставались участки леса, кустарников. Крайком партии (первый секретарь Медунов) принял решение: обязать все предприятия края на выделенных им участках вырубить лес до конца января 1972 года. Такой участок получил и завод Станконормаль. В первых числах декабря сформировали бригаду из тридцати человек, в которую попал и я, как новый на заводе кадр. Выехали на место колонной: газон с высокими бортами, скамейками и тентом, с лесенкой и дверкой на заднем борту, ЗИЛ с раскладушками и бельём, запасом продуктов для кухни, топорами и пилами, следом бензовоз. Всё, что срубим и спилим, предстояло сжечь. Проехали станицу Рязанскую. От неё в пяти километрах начиналась территория, отведённая под водохранилище. К нам подсел представитель края, на месте показал границы нашего участка. Тут был лес, кустарники и болота, заросшие камышом. Поехали искать жильё. В трёх километрах нашли отселённый хутор, название не помню. Выбрали большой кирпичный дом, двери, окна, печка – всё на месте. К вечеру приехал трактор «Беларусь» повышенной проходимости, с прицепом, – всё новое, выделил край.

Дорога к делянке отсутствовала, на грузовике проехать не смогли. Старшим бригады был физрук завода, он же и зав. клуба, по фамилии Танкидис, как оказалось, большой любитель выпить. Обязанности повара выполнял пожилой снабженец. Надо сказать, что свои обязанности он исполнял хорошо и в срок. Погода стояла сырая, земля раскисла.

Утром позавтракали и на прицепе трактора поехали на делянку. Напилили и нарубили молодняка большую кучу, всё сваливали целиком. К этому времени трактор притащил бензовоз. Облили всё керосином из шланга и подожгли. Всё вспыхнуло большим пламенем. Через минуту керосин сгорел и погас. Ни одна ветка не задымила. Повторили несколько раз – результата нет. Полторы тонны керосина как не бывало. Встали в тупик – что делать? Я предложил начать с малого костра. Посмеялись над моим предложением. Тогда я и Скрябин – он тоже технолог техотдела – из сухих веток разожгли маленький костёр и подбрасывали в него сушняк. Через полчаса в костре образовались угли, и мы стали кидать в него небольшие сырые ветки. Они быстро сгорали, и скоро образовалось кострище диаметром около пяти метров. В нём всё сгорало быстро, только успевай подкидывать. Бензовоз отправили домой.

На другой день кострище пылало жаром. Можно было продолжать сжигать на нём, но стало далеко таскать ветки. Разожгли новое кострище. В предыдущих кострах толстые ветки догорали несколько дней.

Первая ночь в доме прошла спокойно. На вторую ночь, когда потушили свет, началось представление. Раскладушки стояли плотно друг ко другу, между ними был оставлен неширокий проход посередине комнаты. Крысы собрались, наверное, со всей округи. Стали носиться по кругу под раскладушками, заскакивали и на раскладушки и бегали прямо по нам. Стоило включить свет – они сразу исчезали. Стали смотреть, откуда и куда исчезают. Оказалось, между стенами и полом полно дыр. Стали все дыры затыкать, чем попало. Улеглись спать. Начался треск – крысы стремились попасть в комнату. Под эти звуки смогли уснуть – усталость взяла своё. Что было ночью, никто не знает. Так продолжалось несколько дней, пока не привезли отраву. Засыпали её в дырки и закрыли их жестью, прибили гвоздями. Крысы ушли. Может быть, подохли, но дохлых не видели ни одной.

Через неделю подморозило, выпал небольшой снег. Дороги стали проезжими. К нам на делянку стали приезжать машины в поисках дров. Предлагали покупать за деньги. Мы стали заготавливать стволы толще 15 см метровой длины, и в конце дня их забирали. Сколько и как платили, меня не интересовало. Деревья были в основном твёрдых пород – дуб, граб, очень много дикой груши. Дикого зверья и птиц было много. Иногда спилим грушу, а в дупле – два ведра припасов. Зверь от нашего шума уходил заблаговременно. Раза два прямо из-под ног выскакивали еноты. Снегу навалило больше 35 см. К обеду вокруг кострища снег таял, и приходилось таскать на сапогах комья грязи. И ещё характерное обстоятельство: было много лис. Утром, приходя на делянку, видели на каждом пеньке их экскременты. Как сказали охотники, это лисы так метят территорию.

После того как стали продавать дрова, каждый вечер появлялась водка и начиналась пьянка. Я и Скрябин не выпивали. Мы играли в шашки и шахматы, другие – в карты, правда, не на деньги. Через некоторое время я сказал Танкидису: покупай мне и Скрябину по одному килограмму самых дорогих шоколадных конфет, иначе пьянку поломаю. Пить стали меньше, конфеты покупали регулярно. К концу декабря шутя делали три-четыре кострища. Научились хорошо работать топором. Обошлось без травм.

На берегу небольшого болота росла ветла в четыре обхвата. Мы её не трогали, дали о ней заявку в край (представитель края регулярно посещал нас для контроля и помощи). Через день приехали подрывники. На другой день от дерева осталась яма, а дерево увезли на вертолёте. За два дня до Нового года все уехали домой. На месте остались только повар и Танкидис. Так я проработал и январь. Потом нас сменили.

В начале февраля новую смену переселили в палатку, все постройки в бригаде снесли. В конце февраля наши попали под наводнение. Спасались ночью на тракторе, кто в чём был. Вода прибывала стремительно, всё имущество пропало. Из пятидесяти гектаров участка остались незачищенными два-три гектара кустарника, но обошлось без выговоров за это для нашего начальства. Работа физически тяжёлая, да и быт без удобств, помыться негде. Вечером иногда грел воду и обмывался. Несколько человек уехали самовольно и сразу уволились с завода.

Половодье 1972 года было многоводным. Водохранилище заполнилось почти наполовину. Засеяли рисом много чеков. Через год первый секретарь крайкома КПСС Медунов доложил: есть один миллион тонн риса! – и стал Героем Социалистического Труда. Через два года открылись махинации: много риса было куплено в других регионах страны. В итоге его сняли с работы, и он стал послом в одной из стран социалистического лагеря³³.

Зимы в семидесятых были морозными и снежными. Роману трижды покупали коньки на ботинках, на вырост. Река Белая под обрывом напротив парка была в торосах высотой больше полутора метров. Было много мест, где можно было кататься на коньках, и тротуары часто представляли собой каток.

В 1976-м, 77-м и 79-м годах в летнее время меня призывали на учения в воинскую часть 77049 (местная кадрированная дивизия, сокращённый состав), в общей сложности, на 120 суток. Одевали и кормили нормально. Весил я 68 кг, жаркую погоду переносил легко. Моим начальникам не нравилось моё отсутствие. Директор Афасижев, используя связи в областном комитете партии, добился, что у меня изъяли приписное свидетельство, и я попал в разряд невоеннообязанных, то есть оформили бронь.

В 1977 году вступил, вернее, приняли в члены КПСС, до этого, как положено по уставу, был кандидатом. Тогда в партию принимали в соотношении один к четырём, то есть на одного инженерно-технического работника должно было быть четверо рабочих. В ноябре 1978 года, как я уже сказал, меня назначили начальником техотдела.

К этому времени все службы завода переехали в новую семиэтажку с лифтом. Мы заняли шестой и седьмой этажи, и тут же располагалась служба КГБ – контроль за эфиром. В это время появилось много радиолюбителей, болтающих в эфире, что попало. У службы был мощный передатчик, который мог заглушить любого на любой частоте, но об этом мы узнали намного позже. Болтунов пеленговали, всю аппаратуру конфисковали. Многие использовали в качестве усилителей телевизоры – всё забирали подчистую, владельцы платили штрафы.

В том же году сдали четырёхэтажный служебно-бытовой корпус: душевые, раздевалки, большая столовая, лаборатории, вспомогательные службы, цеховые структуры. Завод преобразился. Бытовые условия отличные, обеды на три-четыре варианта.

В конце 1979 года сдали корпус площадью 2700 кв. метров. В нём разместили участок токарных полуавтоматов для новой продукции – угловых и тройниковых соединений для труб смазки и гидравлики металлорежущего и кузнечно-прессового оборудования. До этого такого типа соединения были только в авиации. Заготовки для нас по новой технологии делал воронежский завод «Центролит». Такие соединения делал московский завод «Станконормаль» из сварных деталей. Прочность и качество были очень низкие, коэффициент использования металла – 2,5 (на одну тонну изделий расход стали 2,5 тонны). Новая технология обеспечивала соотношение на одну тонну металла 750 кг изделий. Это огромная экономия металла. Стандарт на новые соединения разрабатывали во Владимире, в том числе стенды для контроля качества и испытания на прочность под давлением больше рабочего в четыре раза. Для определения необходимого оборудования и номенклатуры заготовок для труб диаметром от четырёх до двадцати миллиметров, медных и стальных, техническому отделу пришлось провести опрос трёхсот пятидесяти заводов Минстанкопрома. Самое сложное – определиться с технологией и заказать нужное оборудование. Пока строился цех, мы решали эти вопросы.

Пришлось много поездить по городам и заводам, чтобы увидеть аналогичные процессы, но увы, только на Ростсельмаше было что-то похожее. На станкозаводах делали такие изделия для себя на универсальном оборудовании. ЦПКТБ (Центральное проектно-конструкторское технологическое бюро) во Владимире разработало для нас свою технологию на одношпиндельных токарных полуавтоматах с дальнейшей доработкой вручную на универсальных станках. Я предложил другую технологию – использовать шестишпиндельные токарные полуавтоматы. Мы имели большой парк таких автоматов, наладчики опытные, всю оснастку и инструмент делали сами. На эти полуавтоматы я придумал комплект новой оснастки и инструмента. Конструкторы и технологи работали над моей идеей несколько месяцев. В итоге всё получилось. Освоили новую продукцию в срок и в нужных объёмах. Я, предложив свою технологию, заработал на этом так, что впоследствии купил машину на эти деньги. Зарабатывал и на рацпредложениях. Была такая система поощрения творчества всех работников, направленная на снижение затрат и экономию материалов.

В одну из поездок во Владимир случайно узнал от главного технолога ЦПКТБ, что они от моего имени направили мою технологию на ВДНХ. Меня наградили серебряной медалью, недельной бесплатной путёвкой с проживанием в их гостинице и денежной премией. У кого медаль, кто ездил по путёвке, кто получил деньги и сколько, выяснить не удалось. Думаю, что это работа Бриня В. С., который был тогда главным инженером. Запись в моей трудовой книжке: «За участие на ВДНХ СССР выдать свидетельство ВДНХ и денежную премию». Сумма не указана, так как эта запись по- явилась позже, в 1986 году, после смены главного инженера и начальника отдела кадров. Ещё один пример козней Бриня. В 1980 году меня избрали членом Майкопского горкома КПСС на XXXII городской партконференции. Сохранилось удостоверение. Закончил отделение хозяйственных руководителей университета марксизма-ленинизма. Меня готовили на должность главного инженера строившегося завода «Точмаш». Когда об этом стало известно на заводе, Бринь уговорил директора Афасижева, используя связи в обкоме КПСС, замять моё продвижение, что и было исполнено. Даже моё личное дело исчезло. Это мне рассказал знакомый, инструктор по промышленности горкома партии. Думаю, что такое поведение связано с его некомпетентностью. Он закончил лесотехническую академию и в металлообработке был профаном, а с начальством ладить умел. У меня же всё наоборот: я все вопросы решал, но преподнести начальству не мог.

IX

В январе 1986 года я ушёл из техотдела на должность начальника технического бюро инструментального цеха. Главная причина моего ухода из техотдела – внедрение КСПЭП (комплексная система повышения эффективности производства). В 1984 году на одном из предприятий города Липецка разработали и внедрили систему повышения эффективности производства. Её суть состояла в разработке системы стандартов предприятия от сырья до готовой продукции. С приходом в Кремль Горбачёва стали централизованно заставлять внедрять эту систему и у нас. Предприятие наше работало только по ГОСТам: сталь покупали по ГОСТам, продукция производилась по ГОСТам, конструкторская, технологическая документация соответствовала единой системе стандартов. Но теперь добавились бесчисленные формальные требования. Нас заставляли тупо переписывать стандарты, а их почти пять сотен, – глупость и бред. Всё написали, отчитались и дружно забыли. Оставалось только изматывающее нервное напряжение. Что-либо доказывать было бесполезно. Заставлял это делать Минстанкопром. Министр был новый.

К концу 1980-х годов, а точнее, в 1988 году началась игра в демократию. С провозглашением перестройки на производстве образовались советы трудового коллектива. Должности на производстве стали выборными, но не все. Меня избрали начальником инструментального цеха. Рабочих и инженерно-технических работников в цехе было 110 человек. Работали в две смены. Производство я знал в совершенстве. Восемьдесят процентов инструмента делали сами, была кузница, термичка, токарный, фрезерный, шлифовальный, заточный, слесарный участки. Делали штампы. Использовалось большое количество твёрдого сплава, и т. д. Вернувшись из отпуска, ознакомился с приказом: начальником цеха стал Сусанин, а меня вернули на прежнее место. Сусанин работал в горкоме партии, а партия стала терять свои позиции. Тесть Сусанина работал в крайисполкоме и уже знал, что в партии карьеру не сделаешь. Поэтому постарался продвинуть своего зятя по другой линии. Ещё одна из причин, которая меня доконала, – Крючков, ранее бывший главным механиком, а затем главным инженером на нашем заводе. Его выгнали из директоров редукторного завода за некомпетентность и махинации с квартирами. Афасижев взял его главным экономистом, а он потом, при акционировании завода, как говорят сейчас, его кинул. Так вот, Крючков убедил директора, что мы теряем деньги, торгуя в килограммах, а надо торговать в штуках. На первый взгляд, вроде бы правильно. А на практике? В день мы отгружали 20-23 тонны продукции. На взвешивании и упаковке работало всего четыре человека. Всё было механизировано. Продукция паковалась в деревянные ящики по 30-40 кг на обычных рычажных весах с погрешностью до пяти процентов. Я показывал Крючкову зарубежную литературу и журналы с фотографиями, как считают детали за рубежом: десятки женщин сидят за столами и пакуют по 10-50 штук обычные болты фирмы «Бош». Чтобы пересчитать и упаковать 20 тонн нашей продукции, необходимо 400 кв. метров площади и 50 работниц в две смены. Крючков доказывал, что считать штуки необязательно, достаточно взвешивать каждую партию, которую сдаёт наладчик мастеру. Но в течение смены наладчик делает подналадку, меняет инструмент, и меняется вес одного изделия. С учётом допусков, вес меняется от трёх до семи процентов. Директор и Крючков настаивали на том, чтобы технологи взвешивали детали из каждой партии, клали бирки. А вторая смена? А в гальваническом цехе при цинковании? А на автоматических линиях? И т. д., и т. п. Плюнул на всё и ушёл. Сразу всё заглохло. Они думали, что я фокусник.

В 1988 году начались ограничения по электроэнергии – веерные отключения, ограничения по мощности. Стали работать по выходным, по ночам, стали сокращать рабочие смены. Всё делалось умышленно и было направлено на то, чтобы нарушить ритм работы, посеять неуверенность и хаóс. Появились перебои с поставкой отдельных видов товаров и продуктов, стали всё распределять по предприятиям. Минстанкопром утратил свои контрольные функции, в результате чего директор завода получил право рулить экономическими показателями – заработной платой, выпуском продукции, ценами. Начали появляться кооперативы, в том числе и при существующих предприятиях. Это касалось и металлургических предприятий, и любого производства. По России мчалась тройка – Мишка, Райка, перестройка.

X

Враждебные силы наступали по всем направлениям. Чернобыль – взрыв на атомной электростанции³⁴, гибель пассажирского теплохода «Новороссийск» в Чёрном море, взрыв природного газа в районе повреждения газопровода во время прохождения встречных пассажирских поездов (в 2017 году в зарубежной печати признали, что это было организовано специальными службами) и так далее. О якобы сбитом над Сахалином «страной-террористом» южнокорейском пассажирском Боинге есть книга французских журналистов, которые вели расследование в течение пяти лет и доказали, что над Сахалином был сбит самолёт-разведчик, а пассажирский самолёт сбили американцы в другом месте. В этом ряду приземление Руста на Красной площади (самолёт которого заправляли во время пролёта над нашей территорией) и многие другие подобные события, в том числе в Госплане, в министерстве обороны, в жизненно важных органах государства. Это были серьёзные удары скрытого врага по советской власти, связанные с большими жертвами. У нас на заводе организовали встречу с генералом КГБ Калугиным, предателем. Он агитировал собравшихся на эту встречу против советской власти. Измена и предательство в Кремле расползались по всем государственным структурам. Кадры для этого готовились в течение многих лет под руководством ЦРУ США. Провозглашали одно, а делали противоположное. Американцы, не стесняясь, об этом писали и пишут.

Вот пример из жизни. Краснодарский крайком партии прислал в Майкоп нового секретаря по фамилии Симатов, который до этого работал третьим секретарём по промышленности в крайкоме КПСС. Я с ним регулярно встречался в Краснодаре в составе большой группы ведущих специалистов заводов края. Встречи проходили под лозунгом партии «Экономика должна быть экономной». Какие красивые и правильные слова он нам говорил! В 1991 году он сбежал в Израиль, а до этого открыл банк и в течение полутора лет собирал деньги.

На фоне всеобщего дефицита, талонов на продукты, галопирующей инфляции шла усиленная массовая пропаганда, внушалось, что советская власть не может дать человеку всего, что необходимо для нормальной жизни, и это якобы подтверждало происходящее в стране. Утверждалось, что только частная собственность способна обеспечить хорошие условия жизни, как на Западе. В коллективе завода были разные представления о том, что происходит. Среди семисот человек работающих было человек двадцать ярых критиков социалистических порядков и партии – все члены партии, в основном руководители и несколько рабочих. Около пятидесяти человек понимали, что происходит и какие будут последствия. В таком количестве мы ходили на демонстрации протеста, но над нами посмеивались. В городе протестующих было совсем мало, на наши мероприятия приходило человек 250-300. Я работал со многими по многу лет, меня знали, пользовался авторитетом, но основная масса была удивительно пассивна. Никакие аргументы не действовали. Спустя много лет многие из этих людей мне говорили, что я был прав: то, от чего я предостерегал, стало реальностью – увольнение, нищета, бесправие, невозможность для взрослых детей найти работу… Но было поздно. Советская власть была уничтожена.