Читать книгу: «La Critica (первая книга казанской трилогии)», страница 36
– Для обзора? А что мы должны обозревать?
– Вот этот перекрёсток, вот тот перекрёсток и вот этот выезд, – указывая в трёх направлениях, сказала Владимировна.
Я на минуту задумался, разглядывая указанные направления и рядом стоящие здания.
– Так вон из ресторанного дворика «Эллипса» вся площадь видна, – сказал я, имея в виду огромный торговый центр.
Сицилия посмотрела в окно и раздражённо сказала:
– Оттуда не разглядеть подробностей. Камера настолько не приближает картинку.
– Надо все три перекрёстка смотреть?
– Два перекрёстка и вон тот выезд, – уточнила она.
– А какое место конкретно ещё не известно?
– Пока неизвестно.
– А когда будет известно? – спросил я.
Владимировна зло посмотрела на меня и проговорила:
– Когда будет известно, тогда мы не успеем туда приблизиться. Понял?
– Не очень, – тихо сказал я.
Владимировна сняла с подзарядки свой мобильник и начала кому-то звонить. На второй гудок трубку взяли и она сказала:
– Поточнее ещё нельзя сказать?
Ей кто-то что-то ответил и она, кинув на меня взгляд, положила трубку.
– Что вам сказали? – стараясь не выглядеть навязчивым, спросил я.
Сицилия перевела дух и добрым голосом приступила к объяснениям.
– Вот смотри: нам нужно в определённый момент записать на видео в хорошем качестве событие, которое может произойти в одном из трёх мест…
– На одном из двух перекрёстков и выезде, – демонстрируя свою сообразительность, сказал я.
– Да, Вадим. Как нам это сделать. Придумай.
– Я же уже сказал, что самый лучший вид открывается из ресторанного дворика торгового центра.
– Проклятье, Вадим, я же уже сказала, что это слишком далеко! Камера не разглядит подробности с такого расстояния!
– Значит раздобудем другую камеру, – чётко проговорил я.
*****
– Тогда вам нужен Никон Кулпикс Пэ девятьсот, – сказал мальчик-консультант, когда выслушал мои пожелания.
– Ладно, давайте и побыстрее. Сколько стоит, кстати? – спросил я.
– Тридцать шесть тысяч, кажется. Сейчас уточню, – сказал он и убежал.
Сицилия ходила за мной по пятам и нервничала.
– Время есть ведь ещё? – задавал я успокоительный риторический вопрос.
– Да-да, – отвечала она. – Ещё немного есть.
Через пятнадцать минут покупка цифрового фотоаппарата была почти завершена.
– Карточка или наличные, – спросила девушка на кассе.
– Давай я заплачу, – достала Сицилия свою карточку.
– Нет-нет, у меня хватает, – доставая наличман, сказал я.
Естественно, я собирался если не сегодня же, то завтра сдать эту игрушку обратно.
– А! И штатив давайте! – воскликнула Владимировна, заставив вздрогнуть продавца и кассиршу.
– И карту памяти с максимальным объёмом, – добавил я.
Десять минут спустя мы сели за столик около панорамного окна, из которого открывался вид на всю площадь, все перекрёстки, выезды и все входы и выходы из метро. Пока я устанавливал технику, Владимировна снова начала кому-то звонить.
– Передавайте привет от меня, – сказал я.
– Угу, – мрачно отреагировала она, а когда произошло соединение с абонентом, сказала: – Так.
– …………
– По Гринвичу? А по московскому во сколько?
– …………
– Понятно.
Разговор закончился. Я, демонстрируя способности камеры в приближении объектов, сказал:
– Смотрите, Сицилия Владимировна, как на ладони. До чего дошёл прогресс.
– Не сажай батарейку. Через полчаса начнём смотреть пристально.
*****
Через сорок пять минут.
– Так. Так. Так, – стояла у меня над душой Сицилия, глядя в экранчик видоискателя. – Вот. Вот. Вот.
– Где?.. – хотел что-то спросить я, но у неё зазвонил телефон.
– Да! – ответила она абоненту, а потом сразу скороговоркой сказала мне:
– Вадим! Выезд из переулка! Снимай пешеходный переход!
Я, как профессиональный снайпер, перевёл видоискатель с перекрёстка в указанное место и включил видеозапись.
Секунды потекли медленно. Мы с Владимировной, почти касаясь друг друга ушами, не моргая, смотрели в ЖК-экран, на котором в семидесятикратном приближении записывался пешеходный переход, – по нему ходили люди и проезжали машины. Приближение позволяло разглядеть лица прохожий и номера автомобилей.
Секундомер на экране показывал «00:04:57», когда я шёпотом сказал:
– Надеюсь, аппарат не перегреется.
– А что, может? – тоже шёпотом спросила Сицилия.
– Да. Это же фотоаппарат, а не видеокамера.
В этот момент на наблюдаемой нами «зебре» чёрный Range Rover сбил пешехода.
*****
– Вот. А это его данные, – передавая мне жёлтый конверт, сказала Владимировна.
С момента нашего наблюдения прошло пятнадцать минут, и мы снова находились в её кабинете в «Фанерном Пейзаже». Я, молча, принял конверт и посмотрел печальным взглядом на нашего куратора. Она, тоже томясь от увиденного, проговорила:
– Вадим, я не могу тебе это объяснить, даже если бы хотела.
– Ладно.
– Завтра, когда выйдет статья, на La Critic’у подадут в суд за клевету. В день первого слушанья, мы опубликуем видеозапись, и газета выиграет дело.
Статью для последней страницы девятнадцатого выпуска La Critic’и я назвал «ДТП в исполнении профессионала». Действующим лицом оказался сын одного высокопоставленного чиновника. Естественно.
Любое совпадение с реальными событиями,
считать просочившейся правдой
Г. С.
Глава о девятнадцатом выпуске
La
Critic
’и, а также про «укроп и петрушку», ну и про «ромашку»
03.11
– Я в туалет, с вашего позволения, – сказала Марта, поднимаясь.
– Иди, Марточка. Знаешь где? – напутствовала её Владимировна.
– Да-да, Сицилия Владимировна.
Все мы прекрасно знали, где в этом заведении туалет, но у Владимировны была привычка спрашивать: «Знаешь где?..» Мы привыкли.
Стальская удалилась, Сицилия продолжила:
– Далее: в «First Chair» появляется критика на La Critic’у.
– Ха, рекурсия, – вставил Глеб.
– Скажи, Аронов, это ты пишешь? – спросила Владимировна.
В этот момент вернулась Стальская и с порога сообщила:
– Там занято.
Мы с Глебом только успели сделать Владимировне одинаковый жест, – приложили пальцы к губам.
– Ла-адно… – протянула Сицилия. – Идея не новая, но не плохая.
– О чём речь? – весело поинтересовалась Марта.
– О сексе, наркотиках и санаториях-профилакториях, – ответил я.
– Ну и не говорите, – деланно равнодушно сказала Марта.
Через десять минут мы получили свою зарплату и выехали в сторону Марка.
Я люблю золото, золото, золото,
Тёплое оно. Не переношу холода…
*****
04.11
Очередной совместный поход в спортзал обернулся для меня потрясающим открытием. Решив сменить порядок тренажёров, я стал свидетелем разминки и растяжки Стальской.
– Ты что можешь садиться на шпагат?! – подбегая к своей жене, воскликнул я.
– Да. Продольный, поперечный и «пере…» – улыбаясь, ответила Марта. – А ты только сейчас заметил?
– Бог, за что ты меня так любишь?! – вознеся очи к потолку, спросил я.
– С-с-с… Помоги встать.
*****
06.11
Дела шли так хорошо, что мне с Глебом было тесно в рамках приличия. Марта почивала у себя в комнате после сытного обеда. Джессика мылась в ванной на первом этаже. Глеб засел за Sony Play Station. Я томился.
– Ты всё ещё ищешь истину, Стальский? – спросил я с ехидным смешком.
– Да, а что у тебя имеется? – заинтересованным голосом спросил Глеб, поставив игру на паузу.
Я сделал жест указательным пальцем, который означал, что я сейчас кое-что принесу. Я поднялся в свою комнату. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить в соседней спальне Стальскую, отыскал в комоде пакетик с «ромашкой» и спустился в гостиную.
– Вот! – шлёпнул об стойку пакетиком, как будто это священный Грааль и мгновение назад опустошённый олдфэшн в одном лице.
Стальский тщательно протёр руки салфеткой, затем поставил тарелку и чашку в раковину, вымыл руки, затем снова воспользовался салфеткой. Открыл пакет, осторожно понюхал, спросил:
– Как её употреблять?
– Как траву, – пояснил я.
Стальский бросил взгляд на стеллаж. Я понял его мысль и принёс из нижнего ящика бурбулятор среднего размера. Пока я наливал в сосуд воду и клал туда же лёд, Стальский вытряхивал в чашу вещество.
– Жаль, что я только что плотно поел, – между делом заметил он. – Меня ж, наверное, вырвет?
– Скорее всего, – подтвердил я.
– Ладненько, присматривай за мной, чтобы я не захлебнулся, – на всякий случай сказал Глеб.
– Естесна… – заверил я.
Я тоже приготовился дуть, на что Стальский заметил:
– Если ты упорешься, то кто за мной проследит?
– Не волнуйся, меня не накроет так, как тебя. Я, как бы под «обычкой» буду.
– Тогда ладно.
Первым дунул я, а Стальский внимательно следил за мной. Я насыпал себе ещё и скурил ещё щепотку «ромашки».
– Я всё, – покашливая, сказал я. – Давай ты.
– Пересмотрел эту запись раз пятьдесят, – между делом говорил Глеб, имея в виду тот эпизод, который мы засняли с Владимировной. – Это не может быть fake.
Флэшкарту с фотоаппарата я отдал Сицилии, но предварительно скопировал файл в собственную память аппарата; и она это знает.
– Всё, как она и говорила: человек погиб, водитель скрылся, свидетели утверждают, что это был некто на УАЗе Патриоте с грязными номерами, – проговаривал я общеизвестную официальную версию. – Камеры на ближайших зданиях как сговорились, – все вышли из строя.
– Патриоты, ёбта, – прокомментировал Стальский. – В голове не укладывается.
– У меня тоже.
Едва Глеб втянул первую порцию дыма, Марта, стоявшая неопределённо долгое время в дверном проёме гостиной, дала о себе знать.
– Такие молодцы вы всё-таки. Так со знанием дела подходите к… – с досадой сказала она.
Моя голова всё ещё была повёрнута к Марте, когда Глеб кашлянул и, что-то бормоча, переместился с барного стула на диван.
– Выспалась? – задал, не подразумевающий ответа, вопрос я.
Марта молча проследовала до кофемашины.
– Давай я сварю тебе кофе, – вызвался поухаживать я.
– Сама справлюсь, – тихим голосом ответила Стальская.
Я принял невозмутимый вид. Представляю, каким «невозмутимым» я выглядел со стороны. «Сама невозмутимость», – гласила неоновая вывеска над моей головой.
«Трррр!» – затарахтела кофемашина.
– Брррр!!! Ав-ав-ав!!! – отозвался Глеб с дивана.
Он смотрел на экран телевизора, на котором была статичная картинка из GTA V. Марта, не отрываясь от процесса кофеварения, что-то зло проворчала. Я тихонько посмеялся. Меня малость крыло. Вдруг Глеб совершенно отчётливым голосом с интонацией учёного-астронома проговорил:
– Чёрная дыра – это то место, где находится всё, что может прийти нам на ум.
– Кому вам? – сдерживая смех, спросил я. – Евреям что-ли?
Стальский повернулся в нашу с Мартой сторону и уставился на нас совершенно ненормальным взглядом. Тут уже я не мог больше себя сдерживать и покатился со смеху. Видимо для Марты эта сцена показалась чересчур нездоровой, потому что она кинула кофейную пару с дымящимся напитком в раковину, прошелестела через пространство комнаты (оставляя шлейф своего образа) и вышла в прихожую, где (судя по звукам с долгим эхо-эхо-эхо…) надела полушубок, сорвала связку своих ключей с крючка и хлопнула входной дверью. Мне уже не хотелось смеяться. Мне хотелось грустить. Через мгновение взревел Танк, и ворота начали раздвигаться.
– Тррр!!! Тр-тр-тр-тр!!!.. – подал голос с дивана Глеб. – Одна конфетка и три квадратика пастилы.
Информация – та же еда. Кто-то тщательно отбирает информацию, пережёвывает и усваивает, извлекая полезные элементы; кто-то беспорядочно жрёт, а потом блюёт ею. В обоих случаях большая часть информации оказывается дерьмом
Г. Стальский
Глава о пятнадцатиминутке у Владимировны, которая происходила пятнадцатого ноября в привычном для пятнадцатиминутках месте
15.11
Мы ещё не успели рассесться, а Владимировна уже задала вопрос:
– У вас имеются контракты на размещение рекламы в декабрьском номере?
Наши с Глебом головы повернулись на Марту. Стальская, секунду поразмыслив, ответила:
– Контракты закончились. А желающие разместиться в двадцатом номере имеются.
Сицилия нахмурилась. Стальская повторила свой ответ, сделав правильный акцент:
– Нет, Сицилия Владимировна, обязательств ни перед кем нет.
– Хорошо, – выдохнула Сицилия. – Марта-детка, слушай, что надо сделать…
Я люблю бриллианты, бриллианты,
Диаманты и их варианты…
Последняя зима
– Как тебе такое: «Человек, способный понять
многое, имеет потенциал стать человеком,
который может понять всё»?
– Мм… Не знаю, Глеб Егорыч.
Как будто это не в духе La Critic’и, не думаешь?
– La Critica испускает свой дух
Глава о двадца… последнем выпуске
La
Critic
’и
За сутки до первого декабря.
Глеб, Марта и я в эту ночь ночевали в городе, – в квартире Стальских. Так было нужно, потому что Сицилия сказала, что мы ей можем понадобиться. Судебный иск за клевету, первое заседание и неизбежное оправдание было позади. Последний месяц расправился с множеством наших нервных клеток. Мы стали какими-то грустными. Даже Глеб, который то и дело менял обстановку – работа над номером, отдых на курорте, уикенд в Неваде, встречи «одноклубников» – стал дёрганным.
Вечер.
– Вадим, – тихо позвала Марта с кушетки.
Словам больше не было необходимости складываться в предложения, а я думал о чём-то философском, глядя на экран компьютера.
– Вади-и-и-и-м, – как бы издалека протянула Марта.
– Что, Крошка? – ласково спросил я и повернулся к ней.
– Смотри, – она вытянула руки вдоль тела, закрыла глаза и расслабила мышцы лица.
Я внимательно следил за её действиями. Одними губами, не открывая глаз, Стальская проговорила:
– Когда я умру, я стану выглядеть вот так.
– Неплохо, – похвалил я.
– Что ты сделаешь с моим телом? – всё так же – одними губами спросила Марта.
– Ну, пока ты будешь ещё тёплая…
– Я серьёзно.
– Что с ним сделать? – серьёзно спросил я.
– Тебе решать.
Меня заворожила эта игра, и я задумался над ответом.
– Я сожгу тебя.
– М-м…
– Ты не против?
– Я согласна. А потом? Ты будешь переезжать с места на место и возить мой пепел с собой в дорогой изящной урне?
– Может быть. А может…
– Да?!.. – Марта приподнялась на локте и воззрилась на меня.
– Может, я сделаю из твоего пепла две длинные дороги. Или найму вертолёт, чтобы пролететь над Тихоокеанским побережьем. Или отправлюсь в Кейптаун.
Марта снова приняла позу «когда я умру». Я встал из-за стола и сел на край её ложа.
– Ну-ка, подвинься, – тихо сказал я.
Марта, ёрзая, освободила мне место с края. Я лёг и положил правую ладонь на её живот. Своей рукой Марта накрыла мою, потом резким движением села на мои ноги. От её стремительности я вздрогнул.
– Испугался?! – весело спросила Марта.
Я улыбался и молчал, глядя на неё. Марта смотрела лукаво. Я чувствовал подвох. Стальская оскалила зубы и зарычала. Это выглядело так мило, что я не смог сдержать смех.
– Тебе смешно, да?! Смешно, да?! – с наигранной злобой спросила она.
Мне было смешно, но я побаивался её, потому что чувствовал: она за что-то на меня злится, хотя и пытается скрыть этот факт своей озорной игрой. Подозревает меня в чём-то, а я чист, как С17Н21NO4.
«Пупу-питу!» – пришла смс-ка на мой телефон. Я инстинктивно повернул голову вправо – в сторону звука. В это мгновение Марта нагнулась и вцепилась зубами мне в грудь. Я завизжал от неожиданности и боли. Это выглядело смешно и нелепо. Я совершенно неосознанно оттолкнул Марту от себя на край кушетки и вскочил на ноги.
– Ты что, Стальская?!.. Совсем дура, что-ли?! – нервно дыша, спросил я.
Марта с упрямым видом молчала. Прядь волос упала ей на лицо, закрыв левую половину, и она не спешила её поправить. Она подпирала спиной стену, прерывисто дышала и сердито смотрел на меня. Я снял футболку и в отражении зеркала её косметического столика осмотрел место укуса; чуть ниже правой ключицы был отчётливый след от зубов.
– Да что с тобой такое?! – недоумевающе и капризно спросил я.
В этот момент в дверь комнаты раздался короткий стук, и почти сразу вошёл Стальский со словами: «У вас не заперто, так что я вхожу».
Увидев эту немую сцену, Глеб стушевался и, показывая на дверь, пробормотал:
– Дверь не заперта… У вас тут игры… Приятно знать, что после стольких… дней брака, вы ещё занимаетесь сексом.
– Что-о-о? – просипела Стальская.
– Нужно ехать. Тебе сообщение приходило? – обратился Глеб ко мне.
– Куда? – претенциозным тоном спросила Марта.
– Тебе не надо, – делая защитный жест рукой, ответил Стальский сестре. – Оставайся на компьютере и жди изменений в макете.
Я стоял в ступоре, с футболкой в руке. Моя мысль блуждала между имевшей место попыткой Марты меня загрызть и тревогой в голосе Стальского, говорящего о безотлагательной необходимости нашего с ним срочного отбытия по (пока ещё) неведомому мне адресу. Наверное, моя челюсть приоткрылась, потому что, когда в следующее мгновение Марта вскочила с кушетки и вышла из комнаты, я со стуком закрыл рот и начал надевать футболку.
– Компьютер прихвати, – указал Глеб на стоящий открытым на косметическом столике ноутбук.
Это могло означать только то, что мы едем к Сицилии. Я закрыл крышку ноута, отсоединил шнур питания, взял прибор подмышку и вышел вслед за Стальским, на пороге не забыв выключить свет. На душе было тревожно. «Я так и знал. Я так и знал», – твердил мой внутренний голос. Но, что конкретно имел в виду этот голос, я сказать затруднялся.
*****
Последний – двадцатый номер – La Critic’и целиком и полностью состоял из материала с последних страниц. Мы повторили всё, что было сказано за последние почти два года. Это была точка.
*****
Авторы La Critic’и благодарят всех (постоянных и случайных) читателей за внимание и прощаются. Просто и со вкусом цитируем слова Царя Василича: «…Светит солнце или метёт вьюга, PEAS! братья и сёстры, любите друг друга!..»
Счастье – штука личная и субъективная
С. Дали
Глава о первом дуновении восточного ветра
Мой сон незаметно перешёл в бодрствование. Такое иногда бывает. За окном было позднее утро. Позднее, морозное, солнечное, загородное пригожее утро. Снизу доносились голоса, приглушённый смех. Затарахтела рожковая кофемашина. «Кто это у нас в гостях?» – подумал я. Вариантов не так много. Я аккуратно высвободился из объятий Марты. Она всегда во сне сжимала меня, как плюшевого зайца. Я не жаловался, напротив. Я – счастливый мартовский заяц, однозначно.
– Сколько времени? – не открывая глаз, писклявым сонным шёпотом спросила Марта.
– Самое время… Самое время…
– Что?..
– Не знаю, спи дальше.
Пока полоскал рот, в голове играла песня со словами: «Чувства так явны, мысли просты. Люблю это утро – в нем главное – ты». Прополоскав рот и пос… мотрев на своё отражение, я спустился вниз. Пока спускался, в голове играла песня, в которой были слова: «На часах давно уже утро, ты цветёшь как незабудка». Коротко говоря, я был настроен лирически.
Зашёл в гостиную. За кухонной стойкой сидели Глеб и Марк. Последний что-то объяснял, рисуя пальцем по столешнице.
– Привет, Марк Апрелий, как… дела? – немного смущаясь, проговорил я.
– Я кое-что уже объяснил Глебу, – с места в карьер устремился Марк.
Такова была манера его делового общения, опуская всякие там «привет», «как сам», «как здоровье у дядюшки из Минска» и прочее.
– Предпоследний иск доставляет неприятности. Я же тебе говорил, что весь массив мы опровергнуть не сможем.
Я не сразу научился понимать Марка. Первое время я всё переспрашивал и уточнял, но потом настроился на частоту ментальных импульсов нашего адвоката. Сейчас до меня предельно ясно доходили смыслы. Марк заговорил литературно-юридическим языком:
– Образно говоря: давление в котле достигло предела, пару больше некуда выходить, все свистки закупорены, дальше только взрыв, который камня на камне не оставит от вашего финансового благополучия, а может и от личной свободы тоже. Пароварка под названием La Critica… Вы меня поняли.
Мы со Стальским обменялись тревожными взглядами. Марк продолжил:
– Не знаю, сколько времени ещё я смогу тянуть енота за подтяжки. Самое время переписывать имущество на третьих лиц. Действовать нужно оперативно, пока не наложили судебный запрет на распоряжение. Представитель истца уже, знаете ли, ходатайствовали, но судья – моя знакомая… Но, она не сможет откладывать вечно. Ха!.. «Не имей сто монет в облигациях, а имей сто друзей в организациях».
– Понимаю, – закивал я. – Сколько у нас времени?
– Полторы-две недели, – ответил Бимерзкий.
Сицилия, в общем-то, так и говорила.
– К тому же… К тому же!.. – Марк поднял палец вверх и посмотрел на Стальского и на меня, – на исходе двухлетний льготный налоговый период СМИ под названием «La Critica». В ту же секунду, как этот период минует, вы, господа, почувствуете на своих маленьких пушистых яичках мёртвую хватку фискальной системы. В общем, вам пришло время раствориться, как три таблетки Алко-Зельцера в стакане воды.
Мы вдумчиво закивали. Держу пари: Стальский, как и я, сейчас ощутил дискомфорт в области яичек. Бимерзкий продолжил:
– Лучше всего выходить в кэш. М-да, в кэш, а кэш уводить в офф. Ищи-свищи… Точнее не в офф, а Лихтенштейн опять же. Касательно недвижимости, – я могу всё сделать сам, мне только нужны от вас полномочия и подлинники свидетельств о регистрации прав собственности. Здесь в посёлке есть нотариус?
– Джессика! – позвал Глеб.
– Что орёшь-то? – шёпотом спросил Марк.
– Джессика! – вторично воззвал Стальский к нашей экзотической секретарше.
– Да вот она лежит на диване, – Марк кивнул на гостиный диван напротив камина.
– Мне не видно отсюда. Что она там? Умерла что-ли? От передозировки пончиков. Мы опять вчера с Джессикой «руський вотька» кушали до трёх утра, – Глеб заёрзал на барном стуле, ему было лень вставать.
Марк понимающе глянул на Глеба и кривовато улыбнулся.
– Слушает музыку в наушниках, – сказал Марк, которому с его стула было виднее.
– Ленивая как памятник… Как памятник ленивцу!.. – прокомментировал Стальский, дотянулся до полупустой коробки с чаем и кинул в сторону Джессики, чтобы привлёчь её внимание.
Угодил ей прямо по попе и сказал: «Ой!» Джессика медленно вынула наушники из ушей, села и приготовилась запоминать задание.
– Мм… Джессика… – шутливо-страстно промычал Марк Апрелий.
– Это он кинул, – заложил я Стальского.
– Извини, Норма, – смущённо сказал Глеб. – Принеси коробку с документами из моей комнаты. Она в комоде. На верхней полке, – по слогам произнёс Стальский.
– Компоте?.. – меланхолично переспросила Джессика.
ЧестнАя компания залилась смехом.
– КО-МО-ДЕ! В… – большими буквами продиктовал Глеб. – В комоде, – там, где бельё лежит. Верхняя полка. Выдвижная. Справа. Коробка из-под фена. Принеси её, please.
Джессика начала отрывать попу от дивана; весьма медленно, надо сказать.
– Just a minute… – наконец её большая попа отклеилась от ложа.
– И на обратном пути захвати в прихожей из принтера несколько листов бумаги и письменные принадлежности, – сказал Глеб вдогонку, не надеясь, что она что-то запомнит.
– Писька принадледжи?.. – спросила Джессика только ей свойственной интонацией, вызвав у нас очередной приступ смеха.
– Нет, не писька никакая, а письменные принадлежности: гусиное перо, чернильница, присыпка… – начал работать на благодарную публику Стальский, окончательно заполнив Джессике оперативную память.
– Чернилька гусиний?.. – обиженно прогундосила Джессика.
– Ручку шариковую притаракать, – сквозь смехослёзы выдавил Глеб.
Мы с Марком лежали лбами на стойке, всхлипывали сквозь беззвучный смех и стучали по столешнице кулаками. Джессика удалилась.
– Ей надо больше двигаться, – пояснил Стальский причину нещадной эксплуатации Джессики.
– А, чтоб я сдох! – через минуту смог заговорить Марк. – Теперь понятно, зачем вы её держите.
– Она же сиротка… Пригрели, – ответил Глеб.
– И это… – продолжил Марк. – Вадим, всё равно без нотариуса не обойтись. Доверенности надо заверить.
Вернулась Джессика. Как ни странно всё принесла.
– Ты? Что?.. – обратился Глеб ко мне.
– Мы же ещё будем завтракать, – сказал я. – Норма, Марта там проснулась что-ли?
– Ай донт ноу, – ответила Джессика, подняла с пола коробку с чаем и кинула в Глеба, который её поймал; затем снова упала на диван и продолжила слушать музыку.
Я начал щёлкать каналами на телевизоре. Картинки без звука сменяли друг друга. Региональные новости; прибавил звук. Стальский хлопнул в ладоши, и я выключил звук.
– Ещё кофе, господа? – непринуждённо спросил Глеб.
Марк потрогал свою чашку, собрался с мыслями, спросил:
– Что на завтрак? Пепельницу мне катни.
– На завтрак-то? – деланно весело переспросил Глеб. – Сейчас справлюсь у шеф-повара, – снова взял коробку с чаем и кинул в Джессику. Не попал, но открытые глаза секретарши видели пролетающий мимо предмет. Джессика снова восстала с подушки.
– To make a breakfast? – догадалась Джесс.
– Of course, yes, – подтвердил Глеб, а потом, обращаясь к Марку: – Ты снова куришь?
– А что? – как бы весело ответил адвокат. – Законно и недорого.
Джесс отделилась от дивана и поплыла к холодильнику.
– У вас тут прямо дворянский быт налажен, господа ответчики, – без тени злорадства констатировал Бимерзкий.
– Буржуазный скорее, – поправил Стальский.
– Мелко… – внёс свою коррективу я.
– Что? – недопонял Марк.
– Мелкобуржуазный, – пояснил Глеб, стряхивая пепел деланно изящным жестом и вскинув одну бровь. – А крупнобуржуазный – это когда вся мебель из красной икры.
– А-а!.. Ха-ха… – протянул Марк. – Не перестаю восхищаться вашим холодильником.
Скрипнула ступенька ведущей на второй этаж лестницы. Через секунду в гостиную вошла Марта. Растрёпанная, сонная, красивая, моя Марта.
– О, привет, – сказала она Марку, подошла к нему и чмокнула в щёку.
Я старался не пялиться на это невинное проявление приязни между бывшими женихом и невестой. Стальская проследовала до кофемашины, но Глеб жестом велел садиться и сам начал готовить привычный Мартин утренний американо со сливками. Глеб с сигареткой в зубах, усишками как у Кларка Гейбла в «Неприкаянных» и с вафельным полотенцем на плече, на фоне профессиональной кофемашины, смотрелся весьма аутентично; как хозяин парижского бистро. Стальская уселась возле меня; мне полегчало.
За перегородкой, – около плиты – орудовала Джессика, по запаху очевидно туша замороженную фасоль и жаря отбивные. Наши завтраки при всём желании нельзя было назвать лёгкими. А как следует выспавшись, мы становимся приверженцами резкоконтинентального завтрака.
– Как насчёт сливок? – спросила Марта.
– Я принесу, – хором откликнулись Марк и я.
Мы все засмеялись. Неловкость между нами исчезла как кефир в стеклянных бутылках с полок магазинов. «Жизнь прекрасна. Я ощущаю это всеми фибрами души», – всплыла в уме цитата из любимого мной британского фильма.
– Я принесу. Ты не найдёшь, – сказал я, всё ещё посмеиваясь; спрыгнул с барного стула, при приземлении подвернув ногу.
– Ну, что ты такой неловкий… Забыл парашют надеть? – сострила Марта, под всеобщий одобрительный смех.
Я вернулся со сливками и решил заняться фрешами.
– На твою душу давить? – спросил я у Марка. – И если давить, то какого?
– Что? – не понял Марк.
– Сок какой будешь? – пояснил Глеб. – Грейпфрут, апельсин, яблоко, морковь, сельдерей, гранат… Что там ещё у нас осталось?
– Яблоко сказал? Их два сорта, – уточнил я.
– Вы много денег тратите на продукты, – констатировал Марк.
Мы все трое заулыбались. Глеб сказал:
– Мы не имеем долгов, кредиты не берём, ипотек не платим…
– Если не считать заправку мартовской машины ипотекой. Танк – как лошадь барона Мюнхгаузена, – ввернул я остроумное, по моему представлению, замечание.
Я вспомнил, что именно Марк купил Марте Танк; подарил.
Марта улыбнулась.
– Теперь всё понятно. Тогда я буду грейпфрутовый, – сказал Марк и добавил: – И таблетку от изжоги.
– О, мы с тобой собратья по пищеварению, – пошутил я. – И… только по пищеварению.
Все были в добром расположении духа. Казалось бы: остановись мир, и мы были бы счастливы остаться жить в этом миге ещё полминуты.
– Пиши, варение, – отозвалась из-за перегородки Джессика.
*****
Через час Стальские, Марк и я сидели в не очень большой очереди к нотариусу в ближайшем к нашему дому муниципальном образовании – посёлке городского типа Чудино. Марк что-то забыл в своей машине и вышел из приёмной; я устремился за ним. Стальские остались сидеть в ожидании вызова.
– Эй, Марк.
– Что?
– Мне на днях, возможно, прилетит большой куш…
– Так-так… Нал или безнал?
– Нал.
– Так.
– Куда его пристроить? Туда же? Это… нетрудовые доходы.
– Совсем нетрудовые?.. – Марк приставил палец к виску и усмехнулся.
– Нет! Не настолько! Ты уж даёшь… – я испуганно замахал на него руками и огляделся по сторонам.
– Как и остальное – умеренно нетрудовые, – подкорректировал я. – Не хочу делиться чёртовой дюжиной процентов…
– Туда же тогда – на счёт в Лихтенштейне. Лихтенштейн – Монако для бедных. Ха!.. По проторённым путям: передашь деньги на хранения мне, до поры… Мой процент ты знаешь.
– Да-да. Спасибо, тебе Марк, – я неловко махнул в сторону нотариальной конторы, где томились Стальские. – В общем, спасибо.
– Моя работа… Это… – Марк явно забыл зачем вышел к машине.
Глеб возник в дверях конторы и махнул нам.
– Так-так, – приложил средний палец ко лбу Бимерзкий и закрыл глаза. – Точно! Печать.
Всё-таки хороший человек, этот Марк Дважды Мерзкий; в плохом смысле этого слова, конечно. Будет справедливо сказать, что не осталось больше никого, кто желал и в то же время был способен уничтожить Марка. Теперь он мог спокойно жить в этом городе и ждать, пока рак простаты или неаккуратное вождение поставит точку в его истории. М-да… Хотя, что я такое говорю! Он всё ещё молод, у него многое впереди.
Мы должны ждать, что в определённый час к нам придут
издалека наши предки и соберутся вокруг нас
М. Пруст
Глава о нефигурном катании
03.12.
Марта дорабатывала в «Завтраке…» последние дни. В следующую среду будет записываться последний выпуск утренней передачи, в конце которого Стальская скажет зрителям: «Увидимся на следующей неделе», и это будет правда. Марта будет находиться в другом часовом поясе, а «Завтраков» выйдет ещё четыре выпуска.
После работы, спортзала и позднего обеда мы приехали на мою квартиру, чтобы продолжить упаковку вещей, которые не хотелось оставлять. Под вещами, которые не хотелось оставлять, я имел в виду книги, – их нужно было упаковать и отвезти в библиотеку. Предметы мебели и бытовую технику я, конечно же, оставлял на месте.
Итак, мы с Мартой складывали книги в ряд по десять-двенадцать штук, с боков клали газету, скрепляли скотчем, ставили вертикально и относили в прихожую.
– Ты их все прочитал? – листая первую попавшуюся книжку, спросила Стальская.
– Нет, конечно.
– Эту читал?
– Это же Эдгар По! Конечно читал, – ответил я.
– А эту?..
– Сказать тебе одну странную вещь, – с умным и загадочным выражением лица спросил я.
– Скажи-и-и, – протянула она, кладя Эдгара Алана в стопку с соразмерными форматами.
