Читать книгу: «La Critica (первая книга казанской трилогии)», страница 35
Из хороших новостей было то, что Сицилия без всяких разговоров «выписала чек» Бимерзкому за моё представительство. Ещё под алкошумок я написал очередную статью надлежащего качества и в оговоренные сроки для последней страницы La Critiс’и.
Первое число месяца, а значит и новый номер газеты, явились каким-никаким поводом высунуть метафорическую голову из метафорической задницы.
Глеб, как это было когда-то заведено, в этот день завтракал с Шубой. На моё присутствие он не рассчитывал и был крайне удивлён, когда я сошёл вниз. Марта проверяла содержимое своей сумки перед выходом, а Глеб ещё только собирался завтракать.
– Привет, красавица, – сквозь сон сказал я Стальской, целуя в щёку.
– Доброе утро, – тихо ответила она.
– Э-хей, Стальский, – сказал я.
– Привет, – ответил он.
– Джессика, доброе утро, – поздоровался я с Нормой.
– Сегодня важный день? – риторическим тоном спросила Стальская у брата.
– Не важнее, чем обычно-о-а-а-а… – зевая, ответил Глеб.
– Поеду с тобой, Глеб, если ты не возражаешь, – сказал я.
– Поехали, конечно, – ответил он.
Стальская посмотрела на меня долгим взглядом, а потом вышла из гостиной и поднялась наверх.
Я решил не отвлекаться ни на что кроме сборов в дорогу. В желудок ничего не лезло из-за недосыпа, кроме разве что чего-нибудь сладкого, и я открыл холодильник в поисках… чего-нибудь сладкого. Торт, половина которого дожидалась своего часа, показался тем, что нужно. Стальский тем временем нажимал на кофемашине нужные кнопки.
Марта вернулась, держа в руках белую коробку. Положила её на стол передо мной со словами: «Возьми».
– О, что это? Новая игрушка? – заинтересовался Глеб, трогая коробку.
– Вадиму. Вместо старого телефона, – пояснила Стальская.
Мне стало стыдно по стобальной шкале на девяносто восемь.
– Мне? Спасибо. Я отдам деньги, – сказал я и подумал, что сам себе я бы ни за что не купил такой дорогой телефон.
С того времени, как со мной приключилась незадача с опасной ездой и арестом, мой мобильный так и не нашёлся, и последние почти две недели я проходил без телефона. Пролежал на диване без телефона.
– Считай, что это подарок на день рождения, – грустно промолвила Марта. – И новая симка.
– У меня уже был день рождения, – смущённым шёпотом проговорил я и посмотрел на Глеба.
Стальский не смог сдержать саркастический смех. Он сказал:
– Упоротый Вадичка безобразничает, теряет вещи, попадает в полицию, потом под суд, а Марточка дарит ему новую игрушку за полсотни. Я тоже хочу, чтобы какая-нибудь девочка меня так же любила. А мне никто не дарит Айфоны.
– Ага. Только Ягуары, – в качестве собственного оправдания сказал я и попытался посмеяться, но у меня не получилось.
– Только машины! – почти одновременно со мной воскликнула Стальская и засмеялась.
Стальский комичным образом закатил глаза и затянулся папироской. Мной овладела грусть. Теперь уже даже торт с кофе стали под вопросом. Глеб вскрыл коробку и извлёк прибор.
– Шестёрка Плюс? Он слишком велик для Вадички. Одна вторая его собственного роста, – пошутил Стальский.
– Это… Марта, спасибо тебе, – пролепетал я. – Глеб прав: телефон действительно слишком велик для меня, так что возьми его себе, а мне отдай свой старый, – его я точно не потеряю. Буду беречь, так как он твой… Честно.
Марта достала из сумки свой сотовый, и, пока я резал торт и ходил за тарелками, Глеб извлёк с помощью специальной скрепки сим-карту из мартовского телефона и вставил в новый аппарат.
– Где у тебя ноут? – спросил он у сестры.
– В машине, кажется, – ответила Стальская.
– Подключишь к «Тунцу» новый аппарат, и всё содержимое перенесётся…
– Кого ты учишь!.. – с улыбкой перебила его Марта.
Глеб ещё шире улыбнулся и, глядя на меня, сказал:
– Вот так она разговаривает с любящим братом, который не употребляет ничего запрещённого и не попадает в полицию!
Мы засмеялись. Я покраснел от очередного приступа стыда. Марта схватила брата за нос и начала выкручивать.
– А-а-а!.. – завопил Глеб, пытаясь освободиться.
– Ладно, дыши на здоровье, пока, – разжала пальцы Стальская. – Я из-за вас опоздаю, час до съёмок.
– Спасибо, Марточка, – с чувством произнёс я.
– Не стоит благодарности, милый, – ответила Марточка.
– Хуюси-пуси-ми-ми-ми, – подвёл итог Стальский.
Она вышла в прихожую, надела обувь и жакет, сняла свою связку ключей с крючка и вышла за дверь. Взревел мотор Танка, зажужжали ворота, – Марта уехала на работу. Я не мог без улыбки смотреть на Стальского.
– Что ржёшь, охламон, – тоже смеясь, спросил Глеб. – Давай жрать, срать, чистить зубы и выдвигаться. Два часа пролетят быстро, это я тебе как постоянный пользователь проституток говорю. Даже меньше осталось, – сейчас уже десять минут девятого.
– А куда торопиться? – спросил я.
– Егорка потом занят будет.
– Давай, тогда, «Любящий Брат», поторопимся, «Любящий Брат», – ответил я.
Что сказать? Моя история – это история любви.
*****
На заставке в режиме ожидания мартовского (теперь моего) телефона было чёрно-белое фото красивого парня, который стоял около красивого авто. Звали этого парня Джеймс Дин.
*****
Напоминаю, что с содержанием семнадцатого выпуска La Critic’и всегда можно ознакомиться в читальном зале главной библиотеки города.
Что бы ни говорили мозговеды или умные книжки,
в любви главное – удача
к/ф «Знаменитость», реж. В.Аллен
Глава об оазисе в пустыне
09.09.
Было время заката. Я лежал на кровати в своей комнате и страдал от головной боли. Думал о пятнадцатом числе, когда состоится рассмотрение моего дела по апелляции.
Я уже собрался подняться, когда новая волна меланхолии придавила моё тело к матрасу. Я перевернулся со спины на лицо, но через несколько секунд начал задыхаться и повернулся слегка набок. В дверь нетерпеливо стукнули согнутые пальцы Марты, возвещая о том, что она сейчас войдёт. Вошла Марта.
– Футболка вместо наволочки… – начала разговор Стальская, после секундного осмотра моей берлоги. – Ты, таким образом, хочешь отвлечь внимание налоговых инспекторов от своих нетрудовых доходов?
Мы спали в её комнате, поэтому моя спальня пришла в запустение. Стальская подошла к окну и приоткрыла штору. В полоске света закружилась пыль. Я понял, что у Марты ко мне разговор.
– Я всё ещё беден… – ответил я на предыдущую реплику.
– Ну-ка, скажи ещё раз, но более жалостливым голосом, – Стальская якобы заинтересовано смотрела в окно.
– Я беееден… Же не манж па сис жур!..
Марта нежно улыбнулась. Моя меланхолия ослабила хватку.
– Что у тебя, Крошка? – перевёл я разговор на деловые рельсы.
– Дело касается свадебной рубрики?
– Да. Мы уже печатаем их. Просто коротенькие объявления, если я не ошибаюсь, – я подпёр голову согнутой в локте рукой.
– Да. Поступил заказ о полноценной статье-отчёте о свадебной церемонии и последующей вечеринке, – вкрадчивым голосом заговорила Стальская.
– Ладно. Пошли кого-нибудь. Ивана или Эмиля, или обоих, – я снова отвернулся к стенке и глубоко вздохнул, считая, что тема исчерпана.
– Заказчик требует, чтобы присутствовал Глеб и ты.
– Чего?! – снова повернулся к ней лицом я.
– Да. Они хотят, чтобы вы написали отчёт об их свадьбе в стиле La Critic’и. То есть они хотят, чтобы этот рассказ был правдивый, ироничный, саркастический… Ты понял.
– Хм…
– И чтобы им, после выхода номера, дали экземпляр с автографами всех авторов и учредителей La Critic’и. Хотят, чтобы главный для них день был увековечен посредством печатного слова и сохранён навеки в центральной библиотеке страны, а также в рамке на стене их гостиной, – на одном дыхании выпалила Марта.
«Что ж, каждый решает проблему личного бессмертия по-своему. Кто-то – так», – подумал я.
– Да ты садись, что ты стоишь, дорогая, – пододвинулся я к краю, давая место, чтобы Марта села.
Стальская села на край моей кровати. Я взволнованным голосом проговорил:
– Так значит мы имеем дело с поклонниками La Critic’и.
Стальская покивала, улыбаясь.
– Так значит мы имеем дело с состоятельными поклонниками La Critic’и? – на этот раз поставил вопросительный знак в конце предложения я.
Марта покивала, улыбаясь.
– И ско-о-олько? – расплываясь в хитрой улыбке, спросил я.
– Ни за что не догадаешься, – улыбаясь, проговорила Стальская.
– Шестьсот шестьдесят шесть тысяч? – от балды предположил я, глупо усмехаясь.
– Как ты узнал? – не скрывая крайнюю степень удивления, проговорила Стальская. – Они с тобой что-ли уже разговаривали?
Я сначала подумал, что Марта шутит, что я угадал сумму, но это оказалось не так.
– Я навскидку сказал. Просто на ум пришло… – пришло время удивляться мне.
– Ничего себе. И сумма странная и ты угадал, – Стальская поднялась с постели, собираясь выйти.
– Постой, – остановил её я. – Когда мероприятие?
– Двадцать четвёртого октября. Аванс – половина. Перелёт, проживание и питание – за их счёт. Вы согласны?
– Я – да. Как уж людям не помочь войти в историю. Постой-ка… Перелёт?!
– Перелёт, – хитрым голосом проговорила Марта.
– И где же будет проходить церемония? – расплываясь в улыбке, спросил я.
– В Лас-Вегасе! Та-да-а-м! – вскинув руки в утрированном жесте восторга, воскликнула Марта.
– Чёрт! Я не еду, – сказал я.
– Почему?!.. Ах, точно. Тебе не дадут визу, – опечалилась она. – Осталось у Глеба спросить.
Стальская встала и направилась к выходу.
– Эй, Марта, – остановил я её. – Если Стальский не захочет, то заставим посредством голосования. Окэ?
– Да, понятно.
Глеб не отказался.
Такой суровый день, но мы – одна семья…
И. Лагутенко
Глава о «государстве против Аронова»
15.09. День Страшного Верховного Суда.
Когда приходится вставать по будильнику, невыспавшийся мозг работает только на лихорадочное обдумывание того, как изменить жизнь тела, чтобы эта ситуация никогда не повторилась.
Уже какое-то время сквозь тревожный полусон до меня доносились звуки проснувшегося дома. Когда сознание в очередной раз почти выныривало на поверхность с глубины забытья, меня одолевала злость вперемешку со страхом. Я злился, что вокруг «моей ситуации» (такой эвфемизм мы придумали для обозначения истории с арестом) развернулась лишняя шумиха, – тут и Бимерзкий со своими, писаными пальцем по столу, схемами, Глеб с полушутливым экспресс видеоинтервью по поводу «моей ситуации» для какой-то местечковой фэшн-передачки, снятым пока он шёл от бара до туалета на очередной вечеринке в честь пустоты; тут и Стальская со своим, наверняка деланным, фаталистичным конформизмом (не задающая вопросов Стальская); тут и Сицилия с непонятно какими мыслями обо мне, и Даша (сто процентов – тоже) с не пойми чем to. Боялся я потому что… просто боялся! На всякий случай. В общем, под давлением этих гневострахов, мой наполовину проснувшийся мозг принимал решение вновь нырять в небытие.
Марта снова поднялась в нашу спальню и, на этот раз решительно, принялась меня будить:
– Эй, милый, меньше двух часов до начала. Времени на раскачку не осталось. Умывайся и одевайся.
Я слегка откинул одеяло и воззрился на Стальскую полным отчаяния глазом. Второй глаз я открыть не смог.
– Не дави на жалость, – поднимаясь с постели, сурово сказала Марта и вышла, оставив дверь открытой.
«Давно бы так, – подумал я. – А то её доброта и самоотверженность пугали меня до полусмерти. Немного злости не повредит…» Она сегодня взяла выходной, чтобы сопроводить меня на заседание Верховного суда. Я решительно приподнялся на локте. «Надо вставать» – громко подумал я.
– Н-д-о с-та-ать, – промямлил я.
Увидев своё отвратительное лицо в отражении ванного зеркала, я прямо-таки возненавидел себя. С момента моего преображения в нормального человека, которым официально можно считать наше с Мартой бракосочетание, и до того злосчастного дня, когда я «наломал хвороста», я выглядел и являлся-таки молодцом. Но за последний почти месяц я вернулся в прежнее гнусное состояние и даже превзошёл его. «Сука! Ты должен радоваться. Ты, сука, самый везучий сука-ублюдок в Восточном полу-сука-шарии!» – мысленно проговорил я.
– Пгям с языка снял, – приводя в порядок причёску, сказал появившийся Картавый.
Через полчаса, сменив кислую харю на спокойное благородное лицо, и домашние трикошки на костюм тройку, я был готов к выезду.
– Поешь что-нибудь? – спросила Стальская.
– Нет, благодарю, мадам, – ответил я; мне хотелось посмешить свою девочку.
– Как пожелаете, мсье, – ответила она с французским акцентом.
– Времени на ваши секс-игры не осталось, – заметил Стальский, который тоже ехал с нами.
Мы немного посмеялись.
Пока Стальские совершали последние приготовления, я, в продолжение шутки, напялил свой цилиндр.
– Это не слишком? – спросила Марта.
– Не знаю… – ответил я, играя в несознанку.
– Это лишнее, поверь, – твёрдо сказала она.
– Да, не буду брать шляпу, только пучок редиски в петлицу воткну.
*****
Мы явились к залу заседания заблаговременно. Бимерзкого ещё не было, зато прокурор, который обвинял меня в прошлый раз, был уже тут. Прокурором была красивая молодая женщина. Мы втроём сели на скамейку, и я прикрыл глаза.
*****
– Пора, – толкнула меня в плечо Стальская.
Я подскочил со скамейки, надел цилиндр и вставил монокль в глаз. Марта поправила свою полутораметровую шляпку с клеткой, в которой чирикала канарейка. Глеб, глядя в зеркало, попудрил лицо и длинный белый парик.
– Как я выгляжу? – с французским акцентом спросил Стальский.
– Манифик, мон фрер, – тоже с акцентом проговорила Стальская.
– Как куртизан, – сказал я.
– Bon, – сказал Глеб и, помахивая тростью, первым вошёл в зал.
В зале уже всё было приготовлено к судилищу, – в канделябрах горели свечи, помощник судьи сидел за клавесином, а секретарь судебного заседания – некто в чёрной вуали на лице – макала чучело гуся в ведро с чернилами.
Зрителями были сплошь знакомые люди: Сицилия Владимировна, – обмахивалась веером и ежесекундно нюхала соль из серебряного тюбика, Дашенька, – одетая в бирюзовое платье с карликовым пуделем на коленях, который так же был одет в бирюзовое платье, Иван и Эмиль, – оба в форме гвардейцев кардинала, Джессика, – в свето-зелёном платье, которое сильно пушапило из без того солидную грудь, Марсельчик с Ренатом, – которые были одеты с иголочки, и которые, когда я на них посмотрел, сделали мне жест, мол «крепись!». Также здесь сидели два бомжа, которые выступали на подтанцовке, когда я пел «Overprotected», – они были одеты простолюдинами. Тётя Сара, поддерживаемая под руку лакеем, также пришла меня поддержать. В зал вбежал запыхавшийся Бимерзкий и, приподняв короткий белый парик, вытер пот со лба и с лысеющей макушки.
Я оборачивался на зрителей и улыбался виноватой улыбкой. Стальская, поймав мой взгляд, злобно прищурилась и щёлкнула зубами.
– Встать, суд идёт, – громовым голосом возвестило существо в чёрной вуали.
Все одновременно встали. Паж вынес из-за кулис серебряно блюдо, поставил его на судейский стол и открыл крышку. На тарелке сидела маленькая судья. Она сошла с блюда и приблизилась к микрофону.
– Садитесь-садитесь, – пропищала она.
Все в едином порыве сели. Все, кроме меня.
– Согласно традиции, суд – то есть я – предоставляю слово подсудимому.
Я робко приблизился к, поставленному специально для меня, микрофону и сказал: «Эн, дё… Эн, дё, труа».
– Начинайте, подсудимый, – пропищала судья.
Я сказал:
– Бит, пожалуйста.
Ваня и Эмиль взяли радиомикрофоны и дали мне бит: «Ту-ту-тум, ту-ту-тум…»
– Эн-де, эн-де-труа-катрё, – начал я. – В конце моего рассказа всё прояснится наверняка, но, с вашего позволения, я начну издалека. Попрошу вас не злиться и не касаться молотка, хотя бы пока.
– Продолжайте, подсудимый.
– Да будет известно уважаемому собранию, что газета La Critica – особенное издание. Коллектив газеты – особые создания и требуют они всеобщего признания! И теперь, когда открыты наши притязания, прошу от присутствующих особого внимания. Мы с партнёром смотрели на дела с позиции идеализма, были приверженцами дистиллированного журнализма, но, натолкнувшись на стену реализма, приняли сторону ультра конформизма. Очень скоро всё пошло, как по маслу, жизнь нам с партнёрами виделась сказкой, будущее нас рисовалось прекрасным, но настоящее было опасным!.. Враги свободы слова отнюдь не дремали, – они нас травили и подставляли, особо рьяные даже в суд подавали. Вознеся молитвы на древнерусском и идише, мы смело двинулись к победному финишу. Поднаторев в своём деле и обзаведясь контактами…
– Попрошу оперировать исключительно фактами! – пропищала судья.
– Окэ. Пройдя через личные штормы и мели, я, наконец, достиг своей цели. Я забыл все свои мрачные мысли, жизнь для меня наполнилась смыслом. Прежний я исчез безвозвратно, новый АВА, – знакомьтесь…
– Приятно.
– Я не прошу снисхождения, судите по полной строгости; со мной всё будет в порядке, говорю без лишней скромности…
I turn my head to the east, I don't see nobody by my side,
I turn my head to the west, still nobody in sight…
Бомжи-простолюдины занялись тем, за что им заплатили, а именно подтанцовкой. Вслед за ними, все присутствующие слушатели принялись нелепо двигаться под грохочущий припев.
So I turn my head to the north, swallow that pill that they call pride,
That old me's dead and gone, but the new me will be alright…
*****
– Пора, – трогая меня за подбородок, сказала Стальская.
Я открыл глаза и увидел Марка.
– Просыпайся, через минуту заходим, – сказал он и отвернулся в другую сторону.
«I turn my head to the east, I don't see nobody by my side,
I turn my head to the west, still nobody in sight…» – снова заиграл мобильник Глеба.
– Ответь или выключи звук, – строго проговорила Марта.
– Да, шеф. Сделаю, шеф, – с улыбкой ответил Стальский и отошёл в сторонку.
Из кабинета вышла девочка и объявила:
– «Государство против Аронова». Заходим.
Как бы интродукция: «Многим эти (главы) покажутся неприличными, ибо они о валюте наличной; они о том, что всем даётся вот, – в общем, о них, о кровных, так вот…»
Царь Василич (как всегда)
«Если не допускать вторичности, то…»
Г. Стальский
Глава о восемнадцатом номере
La
Critic
’и
02.10
Сегодня – в пятницу – у Марты был второй из трёх выходных. Мы вчетвером только что позавтракали и сидели в гостиной, занятые своими делами. Стальская занималась какими-то подсчётами. Через какое-то время она сказала:
– Поздравляю. Октябрьская La Critica заработала рекордную сумму.
– Сколько? – лениво спросил Глеб.
– Два миллиона шестьсот семьдесят тысяч рублей, – прочитала с экрана Стальская.
– Не считая нашей зарплаты, – тихо проговорил я.
– Да, не считая нашей зарплаты от Сицилии, – продолжила Стальская. – И не считая моей зарплаты на «Кефире», не считая также доходов братца от чего-то там… Не учитывая мой побочный доход от рекламы ножей и от упоминания спонсора.
– Хорошо-о-о, – протянул Стальский.
Я, почувствовав себя «дежурным по дёгтю», сказал:
– И всё равно, все наши доходы вместе взятые ни разу не перекрыли расходы на печать тиража.
Стальские печально задумались. Молчание провисело примерно минуту, а потом Глеб сказал:
– Я подхожу к этому вопросу субъективно. В России всего два вида успешного бизнеса: второй – опустошать недра, а первый – опустошать карманы налогоплательщиков. И мы должны радоваться.
– Я радуюсь, – траурным голосом сообщил я.
– Послушай, милый, – выдохнула Стальская. – Мне повезло с этими японскими ножами. И это, я считаю, честный доход.
– Да я ничего не хотел сказать, просто… – постарался вернуть партнёрам хорошее настроение я, но Глеб меня перебил.
– Понятно. Ты хотел сказать, что газетный бизнес – самый быстрый способ пойти по миру.
– Да. Именно это я и хотел сказать. Наверное.
Через минуту раздумий я добавил:
– А что если любой бизнес – тухлое дело, если только в результатах не заинтересован кто-то великий и ужасный?
– Интересная мысль, – отреагировал Глеб. – Я подумаю об этом завтра… вечером, когда буду лежать в шезлонге перед бассейном в пятизвёздочном отеле в Мексике.
– Едете в Мексику?! – спросила Марта.
– Ага, – ответил Глеб.
– А на сколько дней? – спросил я.
– На одиннадцать.
Ездить за границу раз в два-три месяца вошло у Стальского в привычку. Естественно он путешествовал в компании своей старшей подружки Ларисы.
– Здорово, – сказала Марта и посмотрела на меня.
– У тебя работа, Крошка, – поспешил сказать я. – А то бы тоже съездила.
– Я одна не поеду, – смиренно промолвила Стальская.
– А что вы вдвоём не поедете? – не врубился в тему Стальский.
– У Вадима условный срок, – тихим голосом проговорила Марта.
– А-а!.. Точно. Я и забыл, – сказал Глеб.
Наверное стоит упомянуть чем закончилось рассмотрение апелляции в Верховном Суде. Расскажу сначала про реакцию на вынесенное решение нашего Бимерзкого адвоката. «Первый раз вижу такое! Она ещё тебя спросила: что мол хочешь, подметать улицы сто двадцать часов или три месяца условно. И с правами тоже…»
Короче, не знаю уж кого благодарить, но моё наказание было смягчено весьма и весьма. Сокращённый условный срок и административный штраф остались в силе, а вот два года лишения права управления транспортным средством были заменены на штраф в пять тысяч рублей! Всего пять тысяч рублей! Ещё я более не числился на учёте у нарколога, – эта подробность из моёго дела вообще исчезла. В начале декабря я уже буду чист, как свежевыпавший снег, и волен катиться во всех десяти измерениях.
*****
Для девятнадцатого номера La Critic’и мы придумали новый прайс-лист на размещение рекламы. Умножили на два все расценки. «А вот интересно: может такое быть, что никто не пожелает разместиться?» – спросил Глеб. «И тогда мы выпустим номер с пустыми листами, кроме последней страницы», – предложил я. – «Или устроим аттракцион невиданной глупости – напечатаем рекламу бесплатно». «Хер там», – прокомментировал Стальский. – «Я слишком много труда вложил в это». И это был интересный вариант, но желающие заплатить большие деньги за рекламу нашлись. К слову: рубрика «Молодожёны» была ангажирована теми, кто сочетался браком в Лас-Вегасе. Стальский со дня на день должен был получить визу.
«Я люблю серебро, серебро;
Silver – однозначное добро…»
«Солнце, наливаясь, вошло в зенит;
Музыка в моих ушах звенит.
«Не грусти и даже не делай вид», –
Каждая нота мне говорит…»
Ю. Клинских
Глава о девятнадцатом десятом и о двадцатом десятом
Мы проснулись рано, так как решили, что в такой особенный день нужно получить как можно больше впечатлений.
Первым пунктом нашей программы был утренний киносеанс в «Peace». Естественно Джессика поехала с нами. Показывали последний по счёту фильм Ксавье Долана. Стальский машинально достал свой телефон и зашёл в Твиттер. На этот раз он не стал вести подробный отчёт о своих впечатлениях, а просто вначале написал: «Совсем недавно смотрел «Ив Сен Лоран», сегодня смотрю «Мамочку» Ксавье Долана, – какая-то голубая полоса». А в конце просмотра оставил запись следующего содержания: «Я думал, что этот фильм Долана – станет первой карикатурой на творчество Долана, но режиссёру и сценаристу в одном лице ещё есть что сказать зрителю. Кстати, тема однополой любви не затронута; уважаемые гомофобы, можете смотреть. Фильм хороший. Все в «Peace»!»
*****
После обеда, пока Марта была на косметических процедурах, мы с Глебом и Джессикой прогуливались по торговому центру. Притомившись от блужданий, мы сели на скамейку. Мне пришла в голову интересная мысль:
– Слушай, Стальский, я вот о чём подумал: чем больше читаю дореволюционных авторов, тем больше убеждаюсь, что модели социального взаимодействия типа: благородный – челядь или барин – холоп, а также бедный дворянин – богатый дворянин, и даже бедный знатный дворянин – богатый, но не знатный дворянин всё ещё активно используются согражданами в повседневной жизни. В межличностном общении. Да.
– Считаешь: рановато отменили сословия?
– Не знаю. Возможно. Возможно.
– А ты тогда кто был бы?
Я посмеялся и сказал:
– Я – тот Кузьма из песни КиШа, которого подвесили за ноги за то, что он вылакал всю брагу.
– Ха-ха…
Зазвонил телефон Глеба.
*****
В два часа дня мы уже были дома.
Мы не стали откладывать торжество на поздний час (всё-таки мы уже не так молоды, как год назад), и в пять вечера в наш загородный дом начали приезжать первые гости.
– Пользуетесь «Крысятами-воришками»? – вертя головой в поисках сервиза, спросил Егор.
– Мы его бережём, – хором ответили я и Марта.
Шуба в компании всё той же Солнышко приехали самыми первыми. Егор вызвался помогать в приготовлениях. Погода располагала к пикнику на открытом воздухе, поэтому мы вынесли раскладной стол в сад. Я занимался приготовлением мяса, а Джессика с Мартой трудились в «холодном цехе». Два дня назад я подкинул мысль о кейтеринге, но Стальские, ожидаемо, её отвергли. Итак, мы всё делали своими руками.
В половину шестого около ворот засигналила машина Даши, а спустя ещё двадцать минут прибыла Сицилия. После первого тоста в глазах всех присутствующих был немой риторический вопрос: «Неужели прошёл целый год?» Самыми последними, – после занятий в институте – на отреставрированной «шесть-девять» приехали наши практиканты. Богомерзкого звали, но он посчитал себя лишним на этом празднике и не явился. Пришёл наш сосед Мастер. Также звали глебовскую гёрлфренду Ларису Николаевну, но она сослалась на неотлагательные дела.
Тихо-спокойно отужинав на свежем воздухе, все переместились на четвёртый этаж, где начался отрыв. Я, кстати сказать, научился веселиться без упития, и сейчас с гордостью демонстрировал этот новый навык.
В программе дискотеки были даже медленные танцы, вот, например, под эту песню:
«Куришь как-то очень нервно и странно,
Расскажи мне, что ты делаешь в ванной.
Расскажи мне, чтобы снять все вопросы,
Это только для чужих ты Пирс Броснан.
Расскажи мне как там Лондон и Дели.
Расскажи мне, человеку без цели.
Бесполезно время давит на веки.
Дали визы, обналичили чеки.
Мои друзья –
Странные бойцовые рыбы,
Мои друзья –
Редкие бойцовые рыбы,
Мои друзья…»
Когда часы пробили полночь, я, незаметно для гостей, взял Стальскую за руку и повёл на второй этаж в её спальню. Всю дорогу она улыбалась.
На кровати Марту дожидался подарок: тёмно-фиолетовая Birkin, чтобы заполучить которую я напряг не только Стальского, но и, косвенным образом, всех его одно(свингер)клубников, но помочь с покупкой смогла только Лариса Николаевна. Озаботился я этим вопросом четыре месяца назад и боялся, что слишком поздно. К счастью его взрослая подружка знала Елисейские поля, как будто там родилась. Она позвонила какой-то своей знакомой в Париже, – та пошла в Hermes и зарезервировала сумку. Знакомая Ларисы Николаевны заплатила двенадцать тысяч евро. Лариса Николаевна заплатила своей подружке пятнадцать тысяч евро. Стальский отдал своей Ларисе пятнадцать тысяч евро. Я вернул Глебу пятнашку и сердечно поблагодарил.
Я завёл Стальскую в комнату и включил свет. Она сразу поняла, что перед ней. Вместо слов, Марта закрыла входную дверь и щёлкнула замком.
Viva Las Vegas!
Elvis Presley
Глава, напоминающая о том, что Стальский летал в Лас-Вегас
С двадцать первого октября по двадцать седьмое октября Стальский летал в Лас-Вегас, штат Невада.
«…то чувство преклонения, которое мы всегда испытывает по отношению к людям, обладающим безграничной властью причинять нам зло»
М. Пруст
Глава о фотоувеличении
31.10
Уже с полудня Стальские, я и практиканты сидели у меня на квартире и ждали. У нас не было материала на последней странице. Причина была не во мне, а в том, что Владимировна не выдала мне конверт. На мои всё учащающиеся с каждым днём звонки, она говорила: «Скоро».
В восемнадцать часов, когда я, устав от напряжения, прилёг в своей комнате, у меня зазвонил телефон. Это была Сицилия Владимировна. Я не спал и не ел, я с нетерпением ждал материал для последней страницы. «Да, алло, СициМировна!» – высоким голосом почти прокричал я в трубку, а потом быстро прибавил: «Мне нужен конверт! Где мне забрать конверт?!» Я был на взводе; сегодня вечером нужно сдать материал в типографию, а у меня нет не только времени на осмысление материала и написания статьи, но и самого материала. Я ни на секунду не забывал, что этот материал – единственная причина существования La Critic’и. «Алло!» – снова сказал я. «В этот раз всё немного по-другому, – сдержанно и мрачно сказала Сицилия. – Бери всё что тебе может пригодиться в написании статьи и приезжай ко мне. В этот раз воспринимать материал будешь глазами». В долю секунды вся моя кожа стала липкой. Привычное для меня мямлянье и «таскание кота за хвост» в этот раз недоступно. «Приезжай прямо сейчас», – раздалось на той стороне трубки. «А куда подъехать? – зачем-то спросил я. – В «Фанерный Пейзаж»?» «А ты знаешь ещё какие-то места, где меня можно найти?» – недобрым тоном ответила Сицилия.
Я заметался по квартире, не зная за что схватиться. Забежал в гостиную, где сидели Иван, Эмиль и Стальские. Мы были наготове, чтобы наброситься в случае необходимости всей командой на неосвоенный материал, которому давно нужно было быть написанным и отредактированным.
– Что?! – тревожной полифонией раздался общий вопрос.
– Я… Мне… Я еду к Сицилии. Она мне всё расскажет.
– Мы с тобой? – спросил Глеб.
– Нет. Нет. Мне нужны мои компьютеры.
Марта встала с кресла, отсоединила Mac Air от розетки и вручила мне в руки.
– Ничего не забыл? – как бы намекая, спросил Глеб.
– Куплю по дороге, – ответил я, поняв, что он имеет в виду.
В «Фанерном пейзаже» было многолюдно. Поздоровавшись с хостесом, я проследовал в кабинет. Когда я, два раза стукнув, вошёл, Сицилия уже надевала пальто.
– Что?.. – произнёс я.
– Идём, – сказала она.
Мы прошли через холодный и горячий цеха и вышли из служебного входа.
– Садись, – скомандовала она, нажимая кнопку сигнализации своего GL.
Я забрался на пассажирское сиденье, а она за руль.
– Время – пятнадцать минут седьмого, – сказала она, задумчиво глядя на приборную панель.
Она медленно начала движение.
– Куда мы едем? – спросил я.
– Тут недалеко, – рассеянно ответила она. – Возьми в перчаточном ящике камеру. Разберись, как она работает.
Я открыл бардачок и извлёк маленькую видеокамеру фирмы Sony. Сицилия тем временем вырулила на проезжую часть и медленно поехала вниз по улице.
– Понял как с ней управляться? – спросила она.
– Вроде, да. Вот тут кнопочка. Тут мониторчик, – прицеливаясь объективом на пейзаж за окном, пробубнил я.
Через пять минут мы припарковались около сетевого ресторана возле одного из оживлённых перекрёстков центра города. Сицилия что-то высматривала в своё окошко, а затем сказала: «Нет, отсюда не видно».
– Может объясните в чём дело? Кратенько, – спросил я.
– Объясню, время ещё есть, – сказала она. – А сейчас нам нужно найди место для обзора.
