Читать книгу: «La Critica (первая книга казанской трилогии)», страница 38

– Я потерял своё сокровище, – закрывая глаза ладонью второй раз за день, проговорил я.

Марк напряг скулы и задумался.

– С позиции закона тут ничего не поделаешь. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Понимаю.

– Можно его немножко наказать, но, по-моему, это не стоит возможных рисков.

Я вопросительно посмотрел на адвоката.

– Объясню почему, – продолжил он. – Эта вещь – трубка – не имеет объективной цены. Она может стоить как дорого, так и недорого. Понимаешь ход моей мысли?

Я понимал ход его мысли.

– К тому же её, сто процентов, всё равно не вернёшь. Ты потратишь деньги на месть, но ничего не получишь взамен. Даже чувство удовлетворения будет неполным, потому что старый пёс, сука, настолько стар, что… уже стоит на пороге вечности. Мстить старикам неинтересно.

Мы ещё немного посидели в раздумьях. Потом я встал и сказал:

– Ладно. Я всё понял.

Попрощался и ушёл.

Хотя история и не имеет смысла,

мы можем дать ей смысл

К. Поппер

Глава о клубе «

La

Critica

», в который «паукам и вестготам вход воспрещён»

23.12

Уже три дня над нашими головами раздавались звуки. Так как фейсконтроля во вновь открывшейся «La Critic’е» не существовало, одно частное охранное предприятия круглосуточно присутствовало и на верхних этажах и у клубных ворот, и около наших ворот и калитки. Работы у этих парней было завались. Каждый уебан из нашего города и ближайших пригородов считал своим долгом посетить легендарный клуб «La Critica». Это был конвейер, карусель дурновкусия. Если бы Марсельчик увидел, что стало с его клубом, он бы сильно опечалился. Цель, которую преследовало возрождение дискотеки, была следующая: название «La Critica» должно быть на слуху у как можно большего количества «человеков». Дело шло, – упоминание клуба, а также газеты в социальных сетях росло и крепло. Парни на Range Rover к счастью тоже никуда не делись.

*****

24.12.

Утром я проснулся от криков наверху и от звуков разбивающегося стекла. Протянул руку к телефону и зашёл в WhatsApp. Разница с Софией составляла всего минус один час, так что у Марты было сейчас восемь тридцать утра.

«Доброе утро, Крошка», – написал я. «Доброе утро, милый», – почти сразу пришло голосовое сообщение.

Родной сиплый голос.

Сегодня утром я уже не мог держать в себе знание того, что Стальский с Сицилией встречаются. Когда я спросил у Глеба, как такое могло случиться, он ответил: «Ей же надо…» «Ей же надо с кем-то спать!» – перебил я. «Да», – подтвердил он. Самой удивительное, что между ними вспыхнула искра (читай «первый раз») ещё на праздновании дня рождения Стальских более года назад! После нескольких встреч Стальский и Сицилия решили прекратить эту практику, а с недавнего времени снова возобновили. С утроенной силой. Три дня назад, когда мы с Глебом обсуждали эту ситуацию, я спросил: «Она вдова?» «Откуда ты знаешь?» – удивился он. «Она же ярая католичка. Не стала бы изменять мужу, если бы он был. И не стала бы разводиться to». «Всё так». Далее я перевёл разговор на деловые рельсы и поинтересовался: «Мы работаем на того, на кого думаем?» «Да», – ответил Стальский. Конечно же, Глеб выведал из неё все подробности, а не говорил мне только потому что правда и наши предположения совпали на сто процентов. Он так объяснил. Вся наша деятельность – не что иное, как самая дешёвая и честная предвыборная кампания. Ну и хорошо. Покупать голоса надо так, чтобы электорат думал, что это выбор его сердца или ума, или обоих этих органов сразу.

Пишу Стальской сообщение: «Ты не поверишь! Я случайно узнал, что Глеб и Владимировна спят друг с другом!» Ответ от Марты что-то долго не приходил, и тут до меня дошло. «О, Господи! Ты знаешь!» – написал я. Абонент «печатает». Печатает. Печатает. Что-то много печатает. Наконец, приходит ответ: «Милый мой, я знала. Я с Сицилией Владимировной делилась своими печалями, и она отвечала мне взаимностью. Глеб и Сицилия не просто развлекаются. Они влюблены». Меня разозлил факт того, что от меня снова утаили информацию, как тогда со способом оплаты тиража, когда подключили Бимерзкого, как тогда, когда вообще Бимерзкого сделали нашим адвокатом, как тогда, когда Стальская знала о том, что её брат член «масонской порно-ложи», и неизвестно что ещё «забыли» мне рассказать. Сочли, что мне рано знать?!.. Я начал набирать сообщение, в котором выражал недовольство таким положением дел, но, вместо того, что нажать «Отправить», стёр текст и закрыл программу. В конце концов, Стальские никогда не желали мне зла, а наоборот. Видимо, эта скрытость часть их характеров. Да и вообще: я сам виноват, что не замечал того, что происходило у меня под носом, – отрывался на грани самоуничтожения. Кто знает, что я ещё упустил из виду.

Телефон принял сообщение. «Я люблю тебя», – от Марты. «Спасибо. Я тоже», – изображая негодование, ответил я. Тут же пришла фотка самой Стальской откровенного содержания, снятая в отражении ванного зеркала. Я задумался над остроумным ответом, но грохот и крики сверху меня отвлекли. Надо было вставать и начинать день.

Позавтракав яичницей с беконом, апельсиновым соком и кофе с полутора кусками торта, я решил поехать в бассейн, чтобы абонемент не пропадал.

Когда я поднимался по лестнице в свою комнату, чтобы одеться, из спальни Стальского вышла девица лет тридцати двух в одних трусиках и майке-алкоголичке Глеба; она быстро поздоровалась и скрылась за дверью нашей с Глебом ванной комнаты, прежде чем я успел ответить на её приветствие. Я готов был поклясться, что она профессионалка. Я проследовал в свою спальню, оделся и спустился вниз. Глеб сидел на диване и смотрел новости.

– Ты купаешься в женском внимании и всё равно тратишь деньги на проституток, – без всякой претензии сказал я.

– Полегче на поворотах, это моя девушка! – сказал Глеб.

Я опешил.

– Ой, прости, пожалуйста, Глеб, я просто не разглядел… – меня бросило в жар от такой оплошности.

Глеб подавил улыбку, а потом сказал:

– Да шучу я. Конечно, она проститутка, – он немного посмеялся.

– Фу!.. – выдохнул я.

Немой вопрос застыл в моих глазах. Глеб не стал томить.

– Иногда хочется, чтобы тебя не любили, – пояснил он.

– Ага… – рассеянно произнёс я, глядя в окошко.

– Иногда хочется платить, а не переплачивать… – запустил Глеб ещё одну философскую мысль.

– Марта мне сказала, что между тобой и Сицилией…

Стальский не дал мне договорить. Он, глядя мне в глаза, грустно промолвил:

– Ты можешь считать меня алкоголиком, окружённым одними лишь проститутками, но я знаю, что такое любовь.

– Не сомневаюсь, малыш, не сомневаюсь, – ответил я.

Около наших ворот засигналила машина. Я посмотрел на монитор, – это было такси. У Стальского зазвонил телефон. Он взял трубку и сразу повесил.

– Да, Стальский, – задумчиво протянул я. – Есть такая валюта, – «лишние деньги» называется…

Тут в гостиную вошла та девушка. Скорее женщина. Она была одета.

– Может мне остаться? – как будто слегка смущаясь, спросила она у Глеба.

– У меня нет «лишних денег», – ответил Стальский, не вставая с дивана.

Девушка улыбнулась одной половиной лица и вышла вон.

– Не очень-то вежливо с твоей стороны, – упрекнул я Глеба, когда такси отъехало от дома.

– По-твоему я страдаю недостатком уважения к жрицам любви?

– Ты недостаточно уважаешь всех homo sapiens, но страдаешь ты от этого едва ль, – на той же тягуче-философской волне ответил я.

Стальский довольно улыбнулся: ему понравилось моё последнее утверждение. Он сказал:

– Ванна освободилась, можешь идти чистить зубы.

– Да, иду.

*****

Попасть в бассейн сегодня мне было не суждено, потому что позвонил наш адвокат и попросил нас приехать.

Мы отправились в город на Яге и по пути слушали «Тараканов!». Настроение было хорошее, поэтому мы время от времени убавляли музыку, чтобы перекинуться парой шуток.

– Приколись… – сказал Глеб, – «Что с тобой сделал русский рок, парень, – такой молодой, а уже цирроз печени»! Ха!..

Я от души посмеялся и начал придумывать свою версию.

– Вот, зацени: «Что с тобой сделал русский рок, друг, – такой молодой, а уже два инфаркта».

– Смешно, – похвалил Глеб. – А вот ещё: «Что с тобой сделал русский рок, мэн, – такой молодой, а уже наркомэн!»

– Зачёт-зачёт, – одобрил я.

Когда мы уселись в приёмной адвокатского бюро, наше хорошее настроение ещё было при нас, поэтому мы продолжили смеяться и прикалываться, чем сильно нервировали секретаршу.

– Это ты-то киноман? Ха-ха-ха, – посмеялся я. – Да ты не отличишь Сьюзан Сарандон от Сигурни Уивер!

– Повтори, что ты сказал!.. – с шутливым негодованием воскликнул Глеб. – А ты… А ты не отличишь Лари Вачовски от Ланы Вачовски! Вот.

– А ты не отличишь Вуди Аллена от Вуди Вудпекера! – в свою очередь ввернул я.

– А ты не отличишь Доминика Купера от Брэдли Купера, – тыча мне пальцем в лицо, парировал Глеб.

– А ты… А ты не отличишь этих двух Куперов от Мини Купера!.. А?!.. Съел?! – я дьявольски засмеялся.

– Ты не сможешь правильно написать имя Томи Ли Джонса, – сказал Глеб.

– А ты – Джона Ли Миллера, – ответил я.

– Ты не отличишь Сета Рогена от Джо Рогана, – заговорщицким шёпотом сказал Стальский.

У секретарши тренькнул телефон, она сняла трубку и, сразу положив её на плечо, сказала: «Проходите, пожалуйста. Марк Анатольевич вас ожидает».

– И ещё ты не отличишь Кевина Коснера от Боба Оденкёрка, – в завершении этого комического спора сказал Глеб, поднимаясь с кресла.

– Ты тоже.

– Вообще-то да.

Мы вошли в кабинет.

– Не планируешь в будущем пойти в политику? – задал Бимерзкий (по моему мнению, глупый) вопрос Глебу, едва мы переступили порог.

– Нет, для меня этот поезд ушёл, – с усмешкой ответил Глеб. – Слишком много компрометирующих фоток блуждает в Сети.

В общем, «Богомерзкий» нас позвал для того, чтобы объяснить как пользоваться счетами в Лихтенштейне.

Никакие личные мотивы не заставят

меня делать работу плохо

М. Бимерзкий

Глава о любви к искусству

25.12.

Утро. Звонок телефона. Шуба.

– Эй, привет, – сонным голосом говорю я.

«Привет, Аронов. Мне Стальский рассказал про ситуацию с твоим антиквариатом. Ну, что старый пёс тебя кинул».

– А, спасибо, Глебу, – смеясь, сказал я.

«Короче, я что звоню. Я видел этого Якова Семёновича. Его мерин только что заехал во двор, – к служебному входу антикварного магазина».

Я вскочил с кровати, одновременно крикнув: «Стальский!»

Кажется, самое время сказать, что автокомплекс Шубы расположен едва ли не напротив антикварного магазина господина Романова, – на другой стороне двухполосной дороги.

– Пригляди за выездом, будь добр! – с чувством проговорил я.

«Пригляжу. Если он отъедет, то прослежу за ним», – сказал Егор.

– Спасибо, – я сбросил вызов и, уже наполовину одетый, выбежал в коридор.

Залетел в комнату Глеба, который спал.

Через пять минут мы уже сидели в Яге и считали миллисекунды, оставшиеся до полного открытия ворот.

Ещё через семь минут, мы уже поворачивали на прямую дорогу до города.

– Что делать-то? – спросил я.

– Надо его задержать и вызвать ментов. Больше ничего сделать не получится, – рассуждал Стальский.

– Гражданский арест?

– Наверное.

– Если старый пёс приехал на своём мерине, то значит он не один. Я ж тебе говорил, что сам он не водит машину, – напомнил я.

– Ну сколько с ним человек? Максимум двое? Позвони Бимерзкому.

Я стал набирать адвоката. После второго гудка Марк взял трубку, прошептал: «Я на заседании» и дал отбой.

– Зая…бись! Он на заседании, – сообщил я Глебу.

– Отправь ему сообщение, – посоветовал Стальский.

– Точно!

Я набрал сообщение: «Мы едем в антикварный магазин. Вроде, Яков там».

Глеб ехал со средней скоростью двести, поэтому мы уже были в городе. Через десять минут светофоров мы заезжали во двор антикварного магазина. Автомобиль Романова стоял. Подперев задний бампер Мерседеса Ягуаром, мы вошли в служебную дверь, которая была не заперта.

Пройдя по короткому служебному коридору, мы оказались перед дверью в кабинет. Секунд тридцать мы прислушивались к звукам. Ничего не было слышно. Ждать чего-либо не было смысла.

– Чувствуешь запашок? – спросил я у Глеба. – Как будто канализация.

Стальский покивал в знак согласия и резким движением распахнул дверь. В полумраке из-за зарольставленных окон, мы увидели висящего на люстре Якова Романова. Я сделал шаг вглубь помещения.

– Стой, Вадим! – прошипел Глеб.

– Что?! – обернулся я.

– Нам надо убираться отсюда! – Стальский смотрел на меня, а я смотрел на висельника.

На первый взгляд кабинет был пуст, – никаких предметов искусства здесь больше не было. Проводка была оголена, лампочки в люстрах отсутствовали. На полу стояли две картонные коробки – квадратная и прямоугольная, из которых торчал пупырчатый полиэтилен.

– Надо поискать «мою прелесть», – сказал я.

– Здесь же наверняка есть камеры слежения, – прошипел Стальский.

– Вроде нет.

Ещё в прошлый мой визит, я, следую своей привычке, обследовал помещение на предмет камер. Конечно, могли быть и скрытые камеры.

В течение следующих пятнадцати минут мы с Глебом, надев перчатки, в свете фонариков I-phon’ов перерывали все возможные места в кабинете. Хозяин висел посередине комнаты и против обыска не возражал. «Сука, так тебе и надо», – подумал я, кинув взгляд на господина Романова. Последним местом, где мы не посмотрели были карманы покойника. Я взял стремянку и поставил её возле висельника. Это от него, кстати говоря, воняло дерьмом.

– Ты что Аронов?!… О, Боже, – с отвращение прокомментировал Глеб.

– Отгадай загадку, Стальский, – шёпотом говорил я, ощупывая карманы Якова Семёновича. – Висит груша, нельзя скушать.

– Чёртов сумасшедший, – отреагировал Глеб.

В карманах у антикварщика трубки тоже не оказалось. Мы уже направлялись к двери, когда мой взгляд упал на лампу Тиффани, – это для её транспортировки предназначалась квадратная коробка.

Тут я позволю себе лирическое отступление. Мне всегда было наплевать на деньги, но я также, сколько себя помню, всегда был неравнодушен к красивым вещам; и тот факт, что вещи приобретаются почти исключительно за деньги, являлся, несомненно, моей личной маленькой трагедией.

– Не трогай тут ничего! Пойдём! – шипел Стальский с такой громкостью, что лучше бы он просто говорил.

– Иди, я тебя сейчас догоню, – загипнотизировано сказал я, глядя на лампу.

– Ты же не собираешься украсть эту лампу? – с тревогой спросил Глеб.

– Я тебя догоню.

– Ты же не собираешься украсть эту лампу?! Эту лампу с места преступления! Идиот! – прошипел Глеб и покинул помещение.

Я приблизился к витрине и окинул помещение взглядом, выискивая подходящую упаковку для лампы; картонную коробку мне брать не хотелось. Висящий на стене гобелен в стиле «хозяин летнего кафе зимой повесился в сортире» (т.е. в стиле абстракционизма) мне показался тем, что надо. Не трогая ничего из поверхностей и вещей, которые я не собирался красть, я снял гобелен со стены, постелил его на пол, затем поставил лампу в середину гобелена и запахнул углы, – получился мешок деда Мороза с подарками.

– Будем считать, что это моя компенсация, – сказал я Романову, осторожно закидывая мешок за спину.

Только мы погрузились в машину, у меня зазвонил телефон. Бимерзкий.

– Привет, – сказал я.

«Что там у вас?»

– Романов мёртв, – сообщил я.

«Идиоты! Вы идиоты!» – вспылил Бимерзкий.

– Да это не мы, – поспешил поправиться я. – Он, вроде, повесился.

– Дай-ка сюда трубку, – сказал Стальский, вырывая у меня из рук трубку. – Аронов спёр из кабинета лампу! – сказал он адвокату.

«Лампу? Он что дурак?»

– Это лампа Тиффани, – громко, чтобы Марк услышал, сказал я.

Глеб поставил на громкую связь.

– Слушайте и запоминайте, – сказал Бимерзкий. – Сейчас Аронов остаётся около дверей служебного входа и вызывает полицию, а ты, Стальский, с награбленным, едешь ко мне в офис и ждёшь меня в приёмной. Я выезжаю к Аронову. Где уж это?

– Напротив шубовского автокомплекса, – хором сказали мы с Глебом.

– А понял. Всё.

Реальность – это всегда приманка для новичка,

по пути которой далеко не пройдёшь

М. Пруст

Глава о всаднице красного Ягуара и об опасениях связанных с ней

29.12

Мы с Глебом сидели в «Суши “Вёсла”», ждали заказ и вели околофилософскую беседу. Через пятнадцать минут обещал подойти Шуба. Да, мы всё ещё были в городе.

Двадцать пятого и двадцать шестого меня допрашивали по делу о самоубийстве антикварщика. Я рассказал следователю, что у меня с Яковом Семёновичем были дела насчёт купли-продажи мебели моей покойной бабушки, а в этот раз мы должны были встретиться касательно покупки (мной у него) часов из коллекции Саломонса. В тот момент мне ничего попроще в голову не пришло, поэтому и далее – на последующих допросах – пришлось придерживаться версии с этими часами из коллекции Саломонса. «И что, дорогие часы?» – хитрой интонацией спросил следователь. «Нееет… – деланно легкомысленно махнул я рукой и прикрыл левое запястье правой ладонью. – Подделка». «И зачем тогда эти ненастоящие часы вам?» – как бы уличая во лжи, спросил следователь. «Красивые. Пыль в глаза пускать» – ответил я. И вот, якобы, мой друг – Стальский – подбросил меня до антикварного салона и оставил там. Я вошёл через служебную дверь и обнаружил Романова. «Я вас попрошу не покидать город», – на прощание сказал следователь. «Не могу обещать, – честно сказал я. – У меня в планах отдых за границей». Следователь ничего не ответил.

Итак, мы сидели в кафе, болтали и поджидали Егора. Стальский высказывал философскую мысль о человечестве и своём месте среди него, а я с полуулыбкой внимательно его слушал.

– Чтобы по-настоящему хорошо ладить с людьми, нужно много всего знать, – это для того, чтобы чаяния людей, хотя бы в теории, не были тебе чужды; но главное: любить людей. Если ты не любишь людей – не всё потеряно; у тебя ещё есть шанс поладить с ними, если научишься любить «идею людей», некоего «абстрактного идеального человека». Такая вот обманка для самого себя.

– Да, – только и сказал я.

– «Поле сражения было и в течение столетий будет полем ещё не одного сражения», – напоследок изрёк Стальский и многозначительно посмотрел на меня.

– Да, пожалуй. Но мы сражаться уже не будем. По крайней мере, на этом поле.

– Ладно, – приподнимаясь и оглядываясь, сказал Глеб. – Пойду теперь и я помою руки.

Он удалился, а я начал переписываться с Мартой. Я ей сообщил, что Глеб вернул Ягуар своей благодетельнице. Она ответила: «Я предполагала, что он так поступит. Родители очень надеялись, что вы успеете приехать до Нового Года. А уж я как на это рассчитывала, милый. Если бы сели на самолёт, то успели». Я обдумывал ответ и смотрел на своё отражение в погасшем экране телефона, когда за окном раздался рёв двигателя, задрожали стёкла, и сработало несколько сигнализаций у припаркованных около заведения машин. Я машинально повернул голову в сторону улицы, но, не разглядев ничего интересного, снова уставился в телефон. Девушка-официант принесла наши напитки, я кивнул ей и нажал на центральную кнопку мобильного, затем начал набирать сообщение в WhatsApp’е. Напротив меня сел человек, и я сказал: «Приколись, Стальский. Марта мне прислала твою детскую фотку!..» Я развернул телефон в сторону собеседника и вздрогнул от неожиданности, – передо мной сидела женщина и внимательно меня рассматривала, а потом опустила глаза на экран телефона, который я всё ещё держал повёрнутым к ней. Я собирался что-то сказать, вроде «извините, тут занято» или «это место моего друга», но мой речевой аппарат отказался мне повиноваться, а в следующую секунду я поймал себя на ощущении, что и мыслей у меня никаких нет. Я как бы оказался в плену мгновения. Мне показалось, что я в этом мгновении заточен уже целую вечность, будто вся моя жизнь и все мои воспоминания существуют только для того, чтобы я не скучал, находясь всегда в одном и том же месте, а именно – в этом мгновении. Я сижу, как растение в горшке на подоконнике, а меня рассматривает какое-то существо.

Моё оцепенение прекратилось в тот момент, когда пискнул мой телефон, приняв новое сообщение в WhatsApp’е от Марты. Незнакомка на мгновение отвела от меня глаза, кивнула на мой мобильник и сказала:

– Поздравляю.

– А-ах… – как будто вынырнул я с глубины. – Кхе!.. Э…

– Вадим-LaCritica, не так ли? – скорее утвердила, чем спросила женщина.

В этот миг я подумал, что она моложе, чем мне показалось вначале. А в следующую секунду она нахмурилась, и мне показалось, что она стала старше лет на пятнадцать. «Чёрт! Наваждение!» – подумал я, а потом сформулировалась очень знакомая в затруднительных ситуациях мысль: «Где Стальский?» Я с надеждой подумал: «Вот сейчас придёт Глеб и отгонит от меня эту сумасшедшую, и другую сумасшедшую, и гипотетических хулиганов, и умозрительных врагов, и инопланетных захватчиков, если потребуется».

– Твой партнёр немного занят, – сообщила мне незнакомка. – Он беседует с поклонницами. В данный момент они делают селфи.

Я посмотрел в сторону туалета в надежде разглядеть Стальского, но в моём поле зрения его не было. Я приуныл. Есть уже не хотелось.

– А вам что?..

– Да я просто так… – беззаботно махнула рукой блондинка (она была блондинка). – Просто, знаешь, решила увидеться лично. Перекинутся парой слов перед вашим отъездом.

– Перед нашим отъездом? – переспросил я.

– Да, – тем же беззаботным тоном подтвердила девушка. – Вы же со дня на день уезжаете.

– Да, это верно. Последний выпуск газеты был… последним, – пролепетал я.

– Ну конечно. Ты же даже… Можно я буду называть тебя на «Ты»?

– Да-да, пожалуйста. Я и сам хотел предложить, – сказал я.

– Ты же даже в конце номера написал прощальную цитату из царя Василича. Я не сразу нашла кто это. Уже месяц у меня в машине только эта группа и играет. В ознакомительных целях. Интересное дело: некто, вроде тебя, вскользь упоминает какую-то деталь, а миллионы людей заинтересовываются. Мне всегда были интересны эти… процессы. Знаешь, все эти взаимосвязи между людьми, социальные причинно-следственные связи. Рычаги, нажимая на которые, можно получить тот или иной результат, – сказав последнее предложения, она пальцами изобразила кукловода, который дергает за нитки.

Наверное, я должен был спросить: «Кто вы?», но я просто сидел и слушал. Мне было интересно и страшно находиться вблизи этого человека.

– Социальная инженерия, политтехнология, – продолжала ассоциативный ряд собеседница. – Люди руководствуются всего несколькими…

– Иногда мне кажется, – перебил я собеседницу.

– Что тебе кажется? – пронзила меня своим взором девушка-женщина.

– Иногда мне кажется, что существует всего два вида человеческой деятельности: тяжкий скотский труд и мошенничество.

Моя визави ещё более пристально посмотрела на меня, поправила на левом запястье часы и проговорила:

– Это не так, Вадим Аронов. Живи спокойно, – тут она впервые улыбнулась.

Она взяла из подставки зубочистку и вытащила её из бумажной упаковки. Я следил за её манипуляциями. Слева от меня возник картавый двойник с коптящими, как горящие автомобильные покрышки, крыльями. Двойник смотрел на женщину. Моя визави на мгновение подняла взгляд от зубочистки, – она посмотрела не на меня, а чуть повыше моего левого плеча, а затем снова опустила взор на зубочистку. «Я знаю, кто она!» – закричал мне в ухо Картавый, да так неожиданно, что я вздрогнул. «Она та, кто ездит на красном Ягуаре с номером «к001рт»!»

– Да, верно, – не поднимая взора, ответила девушка и снова улыбнулась. – La Critica – это я.

Мне стало совсем нехорошо. Я затравленно посмотрел по сторонам. «Почему к нашему столику никто не подходит уже целую вечность?! Где Глеб?!» – думал я. «Когда меня отпустят?» – думал я. Девушка сказала:

– Не стоит забывать, что наше время ограничено, поэтому я поеду. Не забывайте, что ваше время ограниченно – торопитесь.

Я поставил локти на столешницу и закрыл глаза ладонями. Это мне не помешало услышать последние её слова, которыми были:

– Было весело. И вы старались, как могли¹.

Я принялся считать в уме: «Раз, два, три…»

– Эй, Аронов, – дотронулся до моего стоящего на столе локтя Стальский.

Я резко отдёрнул руку и открыл глаза. Передо мной сидел Глеб, в зубах у него была зубочистка.

– Ты что? Спрятался от всех, – с усмешкой спросил он.

Я, молча, смотрел на партнёра. Он, вскинув брови, весело сказал:

– Ты не поверишь: сейчас, когда шёл вдоль витражей, снова видел этот красный кабриолет!.. Охренеть! Весь тонированный по кругу, – не рассмотреть кто внутри. Двига ревёт, как динозавр в брачный период.

– Ты где провалился? – с претензией спросил я.

– Да там… Девчонки попросили с ними сфотографироваться.

– Я тут чуть не умер, тебя ожидая! – почти прокричал я, заставил Глеба стыдливо обернуться.

– Меня три минуты не было, псих ты чёртов! – наклоняясь над столешницей, прошипел Глеб.

Появилась девушка официантка, заставив меня дёрнуться в сторону.

– Всё в порядке?.. – опасливо проговорила она. – Вот ваш суп. Приятного аппетита.

– Вот видишь: только ещё суп принесли, – сказал Глеб. – А его приносят в течение пяти минут.

На середине фразы Стальского, я уже скорым шагом направлялся к туалету. Зайдя в полумрак «комнаты отдыха», я приблизился к крану и посмотрел на себя в зеркало.

– Эй! – сказал я. – Эй-эй!..

В отражении зеркала за моим плечом появился Картавый и, сделав страшные глаза, проговорил:

– Чтоб меня черти драли! Ты видел: она смотрела на меня!

– Да, – покивал я. – Это было ужасно.

– Я пгосто в шоке! Это какая-то мистика, бгат!..

– Не говори-ка, – согласился я. – Думал, что прямо там концы отдам. А кто это?

– Ты не понял? Её земное воплощение тождественно…

– Нельзя проще сказать? – перебил я двойника.

– В её случае пгоще не скажешь. А что в последнем сообщении от Магты?

– А точно, – сказал я, достал из кармана аппарат и прочитал вслух: – «Японцы хотят, чтобы я стала лицом их ножей во всей Европе. После Нового Года съёмки серии рекламных роликов. В Греции;) Я сказала, что «я+1». Они сказали «Конечно» ;)»

– О! Поздгавляю, мистег «Плюс один».

«…Когда я стал купаться в море, мама, чтобы дать мне почувствовать

удовольствие от ныряния, которое я не выносил, потому что

начинал задыхаться, тайком передавала сопровождавшему меня

купальщику изумительные раковины и ветки кораллов,

и я был уверен, что это я нашёл их на морском дне»

М. Пруст

Глава последняя. «Чем шире агитация, тем меньше может быть организация» и другие цитаты из Адольфа с «

f

» на конце. Журналисты от Бога. Холодильник – лучший прощальный подарок

Тридцатое декабря.

Вчера, когда я уже собирался пойти спать, к нам приехала Сицилия и осталась с ночёвкой. «Завтра в обед будьте дома», – сказала Владимировна. Уехала она ни свет ни заря, – я ещё спал. Всё говорило о том, что наше время пребывания здесь подходит к концу.

Мы проснулись рано и съездили в город, чтобы увидеться и попрощаться с нашими «Тьюрингом и Колмогоровым» – практикантами.

С того дня как Стальский вернул Ягу дарительнице, он не просыхал. Не то что бы он был так пьян, что прям заметно, нет; просто под градусом. С утра до вечера. Он меня этим расстраивал.

В полдень мы уже были дома и томились ожиданием. Чтобы скоротать время я (уже не в первый раз за последние сутки) завёл разговор о вчерашней незнакомке, которая подсела ко мне за столик во время отсутствия Стальского. Мы уже несколько раз обмусолили всевозможные вероятные взаимосвязи этой девушки с нашей деятельностью, а сейчас я снова и снова говорил Глебу о том, какая «она вся неземная» и что «она меня, прям, загипнотизировала», на что Стальский снова и снова повторял: «Твои злоупотребления, Аронов, не прошли бесследно для рассудка».

– Да на чьей ты стороне, приятель, моей или здравого смысла?! – негодуя, воскликнул я.

– Твоей-твоей, конечно.

Мы, конечно, думали позвонить Сицилии и расспросить её о загадочной незнакомке, но всё как-то откладывали этот звонок. К тому же Сицилия говорила, чтобы мы сидели дома и ждали. Я стеснялся доставать её глупыми расспросами. Стальский просто считал упоминание «девушки на красном Ягуаре» лишним.

– Что же мы будем делать, коль скоро работа закончилась? – поинтересовался Стальский, приминая табак папиросной бумагой.

– Не знаю, – я взял в руки пульт от телека. – Может, будем смотреть кино.

– Годится.

Стальский извлёк из-под стойки два стакана.

– Вестерн или индийское кино?

– Давай вестерн, – Глеб плеснул в стаканы, но так как я жестом отказался, то перелил напиток в один стакан. – Всё-таки хорошо, что я подсуетился тогда насчёт алкоголя. Считай, сколько денег сэкономили.

– И не говори-ка!.. Зато сколько здоровья потратили, – ответил я.

– Да, конечно, но зато, сколько денег сэкономили.

Мы помолчали. Я поднялся с дивана, чтобы заболтать себе коктейль из ягодного сока и банана. Банан, сок, сок, банан… В последнее время я всё чаще думал о жизненной ситуации Марка Бимерзкого. Этот несчастный «всё поставил на одну лошадку», а она не только «не пришла первой, но и вообще отказалась продолжить забег». Так бывает, наверное. Интересно: под эту ситуацию подходит расхожее выражение «не судьба», или «такова жизнь»? А кто у Бимерзкого Марка есть из близких людей? Раньше была Марта, а сейчас кто-нибудь есть? Я не знаю, живы ли у Марка родители. Есть ли у Марка любовница. Может, имеются случайно зачатые дети? Он ведь не Маяковский, – не застрелится. Я не должен об этом думать. Не моя забота. Не моя беда.

– Ты что там, суфле взбиваешь? – вывел меня из задумчивости Глеб.

Во время гудения блендера, мне показалось, что я слышал звук, который доносился с улицы. Я спросил:

– Что за звук? Как будто кто-то сигналит.

Стальский выглянул в окошко, но калитка плохо просматривалась. Тогда он включил монитор домофона: около наших ворот стояла белая BMW то ли пятой модели, то ли седьмой, – их теперь не отличишь.

– Я выйду, спрошу что надо, – сказал я. – Начинай просмотр «кина про индейцев» без меня.

Я сделал несколько больших глотков из чаши, рыгнул (а хер ли нет – ladies уехали, можно вести себя как свинья), надел ботинки, пальто и вышел. Когда я открывал калитку, около правой задней двери авто стоял высокий мужчина в чёрном костюме со слегка алкоголическим лицом. Когда я затворил за собой калитку, он, открывая дверь машины, сказал:

– Присаживайтесь.

Я подумал, что салон автомобиля гораздо лучше багажника, какой бы просторный ни был последний. Я послушно сел. На соседнем сиденье сидел пожилой джентльмен с очень знакомым лицом.

– Здравствуйте, – я, конечно, решил вести себя любезно.

В голове крутились сценарии моей ликвидации. Тем временем привратник лимузина превратился в водителя. Пассажир лимузина дал приказ:

– Поехали, Айдарчик.

Айдарчик повёл машину по нашей сельской дороге.

– Ты не против, если я буду называть тебя Вадим? Вот и хорошо. Ты знаешь, кто я такой? – задав этот вопрос, мужчина включил лампочку у нас над головой.