Читать книгу: «Отпуск&Детектив», страница 2

– А шедевр? – Я вернулась к теме.

– Что шедевр?

– Его не придется делить, если их брак распадется?

– Не распадется, – уверенно сказал Зяма. – Мамаев этого не допустит. Во всяком случае, пока не сможет все активы обратно на себя переписать, а нынешняя ситуация, сама знаешь, к этому не располагает.

Закончив разговор с братом, я поискала в открытых источниках информацию о картинах, проданных на аукционах за последние полгода-год. Узнала, что в минувшем году общая стоимость произведений искусства, реализованных аукционными домами Christie’s, Sotheby’s и Phillips, достигла почти 18 миллиардов долларов, что стало рекордным показателем для всего арт-рынка. Ознакомилась с топ-10 самых дорогих картин, ушедших с молотка в интересующий меня период, но решила, что у Мамаева в киоте что-то другое – не из этого списка. Там все-таки очень дорогие полотна были: за занявший первое место в рейтинге портрет Мэрилин Монро работы Энди Уорхола заплатили рекордные 195 миллионов долларов! Мамаев не настолько богат, тем более теперь, после того как переписал свои активы на супругу.

Я сменила язык поиска на английский и без особого труда нашла специализированный сайт с базами данных аукционных результатов. Там не было информации о покупателях, зато указывались жанровая принадлежность полотен и их размеры.

Я вспомнила габариты киота – довольно небольшого и почти плоского, и рассудила, что картина маслом в подобающей раме туда точно не влезла бы. Отфильтровала произведения по технике исполнения и размерам, а потом, вспомнив Зямины комментарии во время пробежки по судну, сделала выборку по поисковым запросам «экспрессионизм» и «модерн».

Оказалось, в интересующий меня период с молотка не особенно дорого ушли две акварели Эгона Шиле, один из набросков к известному портрету работы Густава Климта, гравюра Василия Кандинского и рисунок Макса Бекмана, сделанный в самом обыкновенном блокноте «на пружинке». Не супершедевры, уж точно не «Мона Лиза».

Несколько успокоившись, я легла спать.

А утром, выйдя из своей каюты, неожиданно попала в плотный встречный поток: по коридору на выход нестройной толпой шли люди, причем знакомые.

Зевающая в ладошку Екатерина Максимовна меня то ли не узнала, то ли даже не заметила, – обошла, не удостоив внимания, как столб.

Следующая за ней Клавдия зыркнула недружелюбно, проворчала:

– Тебе-то чего не спится? – и прошла дальше, не дожидаясь ответа.

Я не обиделась: по зеленоватому и помятому лицу стилиста было видно, что ей не очень хорошо после вчерашнего. В таком состоянии нужно в постели лежать и рассол пить, а не гулять по горам и долам. Хотя Клава, судя по всему, не на променад собралась, а на работу: в одной руке у нее был чемоданчик, раскладывающийся, как я знала, в подобие туалетного столика с зеркалом, в другой – сразу несколько вешалок с нарядами в чехлах.

За Клавой шел еще более нагруженный Дима, ассистент Бакланова. На плече у него на манер коромысла в неустойчивом равновесии помещался сложенный штатив, надетая поверх футболки разгрузочная операторская жилетка топорщилась набитыми карманами, через грудь висел профессиональный фотоаппарат на ремне, даже на голове была камера GoPro. Поблескивающая на лбу линза придавала молодому человеку сходство с циклопом. Я подумала, что это хорошо сочетается с греческим островом, и хихикнула.

– Ну хоть кому-то весело. – Парень встрепенулся, отреагировав на мой смешок. – Привет!

– Привет, вы на берег? – Я посторонилась, чтобы дать Диме с его штативом больше места.

– На натуру, чтоб ее! – со вздохом провозгласил он и оглянулся, отчего штатив опасно поехал по кругу, едва не задев меня по уху.

– Не тормози, – буркнул шествующий замыкающим Бакланов.

Вид у него был помятый, настроение явно пасмурное. В руке полуторалитровая бутыль минералки, на плече сумка для ноутбука.

Привычно не удостоив меня приветствиями, фотограф бутылью подпихнул в спину замешкавшегося ассистента и погнал жертв искусства дальше.

Я проводила их взглядом до поворота коридора, пожала плечами и пошла себе дальше.

У Мамаева как раз был доктор. Едва войдя, я услышала его голос:

– …состояние внушает беспокойство, – и несколько напряглась.

Вчера доцент Арутюнян уверял меня, что с боссом все в порядке!

Не то чтобы я сильно тревожилась за Аркадия Кирилловича – кто он мне? Всего-навсего работодатель, никаких иных отношений, кроме трудовых, у нас нет. Узнать его как человека я еще не успела, проникнуться симпатией не смогла. Мое беспокойство объяснялось исключительно тем, что уж очень мне не хотелось оказаться в ситуации, когда придется самолично оказывать боссу экстренную медицинскую помощь. Сестра милосердия из меня еще та, я разве что ссадину зеленкой залить в состоянии, но вряд ли Мамаеву потребуется лечить разбитые коленки.

– И что вы предлагаете? – как обычно, негромко и спокойно спросил босс.

– Есть прекрасные препараты с успокаивающим действием, полностью натуральные лекарства, способные справиться со стрессом…

– А как же тонкость восприятия? Разве оголенные нервы – не обязательное условие творчества?

Это было похоже не на консилиум, а на абстрактную дискуссию. Я успокоилась.

Мамаев и Арутюнян беседовали в кабинете. Надо как-то сообщить о моем приходе, чтобы не получилось, что я невежливо подслушиваю, – я погромче хлопнула дверью.

Из кабинета выглянул доктор.

– Душенька, что вы так рано? Не спится? Бессонница? А есть прекрасные препараты…

– Индия, сделайте нам кофе, – не показавшись и не поздоровавшись, распорядился Мамаев. – Мне как обычно.

– А мне капучино с двойным кокосовым сиропом. – Арутюнян улыбнулся и снова скрылся за дверью.

Я прошла в зону кухни и включила кофемашину. Приготовила кофе по-венски для босса, капучино для доктора и американо для себя. Отнесла им в кабинет чашки, воду, сахарницу и вазочку с курабье на подносе, вернулась в кухонный закуток и выпила свой кофе с печеньем.

День обещал быть долгим, имело смысл подкрепиться.

Ушел доктор, явилась горничная. Что значит молодость: по Лизе вовсе не было видно, что вчера она злоупотребляла алкоголем. Мое присутствие на рабочем месте ее удивило, но не сильно. Мне показалось, что девушке хотелось поболтать с кем-то близким ей по возрасту и статусу. Что ни говори, а секретарь в табели о рангах не намного выше горничной.

– Наши-то на остров отправились. – Ловко протирая и без того чистое стекло большого панорамного окна, Лиза подбородком указала на берег. – Эх, красота-то какая! Может, на этот раз Антон не оплошает.

– В каком смысле?

– Ой, а ты что подумала? – Девушка покраснела. – Я про портрет Екатерины Максимовны, разумеется. Все же знают, что уже срок подходит, Антону скоро работу сдавать, а у него никак не получается угодить Аркадию Кирилловичу.

– Видимо, у них разные представления о прекрасном, – философски заметила я.

– Да ладно, разные! – Лиза засмеялась, потом ойкнула и хлопнула себя ладошкой по губам.

Эта пантомима меня заинтересовала. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, на что намекала горничная – и сейчас, утверждая, что вкусы у Мамаева и Бакланова одинаковые, и раньше, когда съязвила на счет разборчивости нашей мадам. Зная, что у Екатерины Максимовны была интрижка с Зямой, я могла предположить, что супруга босса питает слабость к молодым талантливым художникам, и с Антоном они не только творческим проектом занимаются. Это, кстати, объясняло и супервыгодный заказ, полученный Баклановым от Мамаева: наверняка мадам подсуетилась, уговорила мужа облагодетельствовать возлюбленного фотографа.

Странно только, что Аркадий Кириллович на это согласился. Он не производит впечатления тугодума, неспособного сложить два и два.

Хотя что я знаю о взаимоотношениях супругов Мамаевых? Может, Екатерина Максимовна держит благоверного за горло? Это же она теперь владелица заводов, газет, пароходов, а Мамаеву в его положении не позавидуешь. Даже зная, что у него растут и ветвятся рога, бедняга должен делать хорошую мину при плохой игре.

Лиза закончила уборку и ушла. Аркадий Кириллович с четверть часа пребывал в кабинете в одиночестве, – я изнывала от недостойного желания хотя бы в замочную скважину заглянуть, – потом позвал меня, и мы сели разбирать почту.

Доставили завтрак. Боссу чинно-благородно накрыли в столовой, мне, как обычно, вручили ланчбокс, и я с аппетитом уплела его содержимое на кухне. Жить стало лучше, жить стало веселей. До обеда я писала ответы на те письма, которые Мамаев счел достойными отклика, согласовывала с боссом тексты, отправляла их адресатам. После обеда Аркадий Кириллович удалился на заслуженный послеполуденный отдых, а я осталась в кабинете. До конца дня мне предстояло разобрать стопку накопившихся распечаток и факсов: просмотреть их, рассортировать, разложить по папкам.

Неожиданно один из документов, пришедших по электронной почте, меня заинтересовал. Это был договор подряда, заключенный Мамаевым с Баклановым, с комментариями адвоката Аркадия Кирилловича. Мелкими буквами, убористым почерком юрист на полях пояснял отдельные пункты договора. Изучив сам текст и пометки к нему, я поняла, что Зяма совершенно напрасно завидовал Бакланову. Договор только выглядел супервыгодным, на самом деле он был кабальным.

Очевидно, фотограф так прельстился несусветной суммой обещанного ему гонорара, что даже не дал себе труда как следует ознакомиться с условиями договора, а они были жесткими. В случае невыполнения взятых на себя обязательств по созданию «высокохудожественного оригинального произведения – фотопортрета Е. М. Мамаевой» Бакланов должен был вернуть полученный аванс (сто тысяч рублей) и возместить затраты на приобретение оборудования, реквизита, костюмов, оплату работы нанятого персонала и прочие накладные расходы, включая стоимость круиза для трех человек – самого фотографа, его ассистента и приглашенного стилиста. Я прикинула, на какую сумму Антон попадет, если не выполнит работу, и, не удержавшись, присвистнула. Пойдет наш фотохудожник-портретист по миру голым! Прямо из Греции, пешочком и даже без узелка с пожитками на палочке: до крайнего срока осталось меньше недели!

Даже Зяма, услышав об этом, посочувствовал Антону:

– Да-а, влип Баклан, как кур в ощип! Он что же, не оговорил в договоре количество вариантов? Обычно это три-пять, с таким гонораром, ладно, можно десять сделать, но не ваять же до бесконечности! Клиенты, знаешь, не всегда вменяемые бывают, у некоторых такие элитные тараканы в голове, что им никак не угодишь. Тем более речь о произведении искусства, а уж тут на вкус и цвет похожих нет.

– Кому и горький хрен малина, а нам и бланманже полынь, – поддакнула я словами Козьмы Пруткова. – У нас уже тут все в курсе, что Мамаев капризничает, никак работу не принимает, а Бакланов нервничает и из себя выходит.

– Да? Ты тогда на всякий случай подальше от него держись, от Баклана-то, – встревожился братец. – Антоша – он же психованный! И разораться может, и швырнуть чем-нибудь тяжелым. По слухам, однажды чуть под суд не пошел – избил натурщицу, как-то не так она ему, видите ли, позировала, мешала гениальный творческий замысел воплотить. Хорошо, девчонка сговорчивая оказалась, взяла отступные, забрала заявление, а то снимал бы наш Баклан портреты зэков и пейзажи лесоповалов.

После ужина я откровенно бездельничала и скучала. Листала книжки из библиотеки Аркадия Кирилловича, дожидаясь, пока истечет срок моей вахты, и с радостью встретила появление сменщика.

Он явился сияющий, точно греческое солнышко, и не с пустыми руками – принес свежую, еще пахнущую химией фотографию. На острове был, поняла я, завидуя.

– Вот. – Вася торжественно фото вручил боссу. – Наш талантливый друг представляет на ваш суд свое очередное произведение.

– Ну-ка. – Босс взял снимок. Заметив, что я вытягиваю шею, силясь рассмотреть изображение, он повернул его ко мне. – И как вам, Индия?

– Роскошно, – сказала я, потому что это было самое подходящее слово.

Натура греческого острова не подкачала. Пляжный песок, набегающая на него легкая волна, лежащая в полосе прибоя обнаженная красавица, ее разбросанные кудри, даже круглая соломенная шляпа, положенная на живот и образовавшая минимальное прикрытие женских прелестей, – всё было цвета золота. Я будто не на фото смотрела, а на полированную пластину драгоценного металла с чеканкой.

Не знаю, насколько высокохудожественным был этот портрет, но он определенно производил впечатление и мог украсить собой если не музейную экспозицию, то обложку модного журнала.

– Н-да… Золотая Катрин, – задумчиво произнес Мамаев и вдруг вернул фото Васе. – Довольно пошло, мне кажется. Я хотел бы видеть свою супругу в более пристойном виде. Так и передайте нашему талантливому другу. А впрочем, не надо, я сам ему скажу. – Он ушел в кабинет.

– А мне казалось, это гениально, – огорченно пробормотал Вася. Я заподозрила, что Бакланов пообещал ему процентик от гонорара за содействие, но осмотрительно промолчала.

Невозмутимый Аркадий Кириллович вышел из кабинета, держа на отлете визжащий смартфон. Доносящийся из трубки голос я не узнала, но предположила, что это Бакланов. Обманулся, бедняга, в ожиданиях.

– Индия. – Босс обратился ко мне, но тут же перевел взгляд на моего сменщика. – Нет, Василий, Индия уже может быть свободна. Сообщите капитану, пусть уведомит пассажиров, что мы остаемся тут до завтра.

– Нарушим расписание круиза? – удивилась я, еще не сообразив, какой подарок получила.

– Дадим нашему талантливому другу второй шанс воспользоваться островной натурой, – объяснил Мамаев.

Только тут до меня дошло, что все это значит: я свободна до утра и могу провести ночь на прекрасном греческом острове!

– Разрешите идти? – прозвучавший в моем голосе энтузиазм заставил обычно невозмутимого босса усмехнуться.

– Свободны, Индия! Увидимся в девять ноль-ноль.

Спал ли хоть кто-нибудь в эту ночь? Сомневаюсь.

Кажется, все пассажиры лайнера предпочли максимально насладиться пребыванием на берегу и заполонили весь остров, не давая покоя и местным жителям. Впрочем, в городках, чье благополучие целиком завязано на туризме, против сверхурочной работы обычно не возражают.

Прогуливаясь, я проходила мимо маленьких ресторанчиков и кофеен со столиками прямо на узких улочках и даже на лестничных площадках. На берегу шумела и сверкала огнями дискотека, там и тут звучала музыка, люди танцевали, смеялись, обнимались в самых неожиданных местах. Всем было весело, я тоже не cкучала и даже не чувствовала себя одинокой, хотя мне, конечно, хотелось бы оказаться в приятной компании. Эх, Денис, где ты…

Меня то и дело пытались то увлечь в пляс, то подтянуть к барной стойке, но я нигде надолго не задерживалась. Летние ночи коротки, а другой такой возможности у меня может и не быть! Если Бакланов использует свой второй шанс и все-таки снимет на прекрасном острове такой фотопортрет мадам, который устроит ее взыскательного супруга, «Аркадия» больше не выйдет из расписания, и до конца круиза я буду заточена на борту.

Странное дело, стоило только вспомнить Бакланова, как я его увидела.

Антон не отдыхал, он работал. И не давал отдыхать другим – своей модели, ассистенту, стилисту. Из-за этого маленькая группа напряженных людей с сердитыми лицами сильно диссонировала с окружающими.

Я постаралась обойти их так, чтобы меня не увидели. Не нужно, чтобы и меня привлекли к организации съемочного процесса! Я слышала, как Бакланов ругал Диму, у которого элементарно не хватало рук, чтобы держать одновременно фонарь и просторное светоотражающее полотнище из подобия фольги.

Я предусмотрительно отошла подальше от этой творческой группы, но ее участники еще пару раз нагоняли меня, поскольку двигались все дальше в поисках новых выигрышных локаций. В конце концов они пошли в гору, а я вернулась на «Аркадию». Близился рассвет, а мне предстоял очередной трудовой день, надо было хоть немного поспать.

Перед тем, как закрыть плотной роллетной шторой окно в своей каюте, я бросила прощальный взгляд на берег и вздохнула. Ступенчатая громадина острова, поднимающаяся к бледно-розовому небу в рваной сети набежавших под утро сине-сиреневых облаков, выглядела очень красиво.

Если Бакланов на такой натуре не сделает фантастические снимки, грош цена ему как художнику!

Не проспала я лишь потому, что сообразила поставить будильник в телефоне, но все же явилась на работу с небольшим опозданием. Было уже начало десятого.

Подавив предательский зевок, я одернула на себе строгую блузку и толкнула дверь апартаментов Мамаева.

– Аркадий Кириллович, доброе утро, прошу прощения за опоздание…

– Ничего себе – доброе утро. – Из кухни выглянул Василий. – Или ты еще не в курсе?

– А что случилось? – Я прошла в помещение. – И где Аркадий Кириллович?

– На берегу.

Запищала кофеварка, Вася взял полную чашку и покосился на меня:

– Будешь?

– Сама сварю. – Я оттеснила его от кофемашины, привычно задала ей программу. – Так почему босс на берегу?

– Катерина разбилась.

Я чуть не выронила чашку – к счастью, еще пустую.

– Как – разбилась?!

– Упала с кручи во время фотосессии. – Вася глотнул кофе, поморщился, поискал глазами сахарницу и потянулся к ней. – Бакланов в погоне за красивым кадром поставил ее слишком близко к обрыву.

– А сам не упал?

– Нет. Но и Катерину не удержал. – Он замялся, слишком старательно размешивая сахар в чашке.

– Говори уже, – потребовала я.

– Похоже, он ее и столкнул, – неохотно сказал Вася. – Орал, руками размахивал, ну и зацепил… Не думаю, конечно, что нарочно…

– Насколько сильно разбилась Екатерина Максимовна? – осторожно спросила я.

Кофеварка пискнула отчетливо издевательски.

– Ну а сама-то как думаешь? – рассердился коллега. – С сорока метров на скалистый берег… Максимально она разбилась. Совсем. То есть насмерть.

Я тяжело опустилась на стул.

– Ох… И что теперь будет?

– Босс вернется – узнаем. – Вася поставил на стол опустевшую чашку и с силой потер лицо. – Я посплю пока, ладно? К себе не пойду, на диване прилягу.

Он ушел в гостиную. Я выпила свой кофе, совершенно не ощутив ни его вкуса, ни ожидаемого прилива бодрости, и на цыпочках, чтобы не мешать устроившемуся на диване коллеге, прокралась в кабинет. Разбирать почту в отсутствие Мамаева казалось неприличным, да и вообще было непонятно, чем уместно заниматься в такой момент.

Я все-таки села за стол с компьютером, пригорюнилась и задумалась.

Деревянный квадрат на стене неприятно мозолил глаза.

Я долго смотрела на него, потом встала, подошла к стене и решительно потянула на себя деревянные створки.

Против ожидания они легко открылись. И никакой сигнал тревоги не зазвучал – во всяком случае, в кабинете и вообще в апартаментах было тихо, только на диване в гостиной тихо посапывал Вася.

А киот не пустовал. В нем действительно помещалось произведение искусства, но совсем не то, которое я ожидала увидеть.

В обрамлении темного дерева сияла сусальным золотом фотография Екатерины Мамаевой работы Антона Бакланова – тот самый снимок, сделанный вчера. С соломенной шляпой вместо фигового листа.

– Золотая Катрин. – Я вспомнила слова Мамаева.

В голове не то щелкнуло, не то пискнуло.

Моя внутренняя «кофемашина» наконец-то переварила разрозненные факты, соображения, подозрения – и выдала готовый продукт.

Аркадий Кириллович вернулся к вечеру. Едва войдя в свои апартаменты, он распорядился вызвать Васю, доктора и Лизу. Я пригласила их, они явились без задержки, и босс объявил нам, выстроившимся в ряд на пороге гостиной, что более не нуждается в наших услугах.

– Вы можете вернуться домой, я оплачу перелет, или остаться на борту и продолжить круиз в качестве пассажиров, все расходы за мой счет. – Мамаев явно устал, но не выглядел выбитым из колеи.

Я с невольным уважением подумала, что настоящую акулу империализма даже личной трагедией не проймешь.

– Подчеркну, что претензий к вашей работе не имею, готов дать рекомендации, оплату по контрактам произведу полностью. Благодарю за службу, с этого момента вы свободны.

Вася молча кивнул и вышел. Доцент Арутюнян открыл рот, снова закрыл его, пожал плечами, развернулся и тоже удалился. Лиза, плаксиво кривясь, пробормотала слова соболезнования и выбежала. Я осталась стоять, пристально глядя на босса.

– Хотите что-то спросить или сказать, Индия?

На самом деле Аркадию Кирилловичу явно было неинтересно, что я могу спросить или сказать. Он уже повернулся, чтобы уйти, даже взялся за ручку двери кабинета, но я произнесла:

– Всего два слова. «Золотая Адель»!

Мамаев сначала замер вполоборота, а затем распахнул дверь и подвинулся:

– Заходите, поговорим.

В кабинете он сел за стол, а я прошла к окну с видом на остров.

– Продолжайте, – сухо сказал босс.

Я повернулась к нему.

– Что будет с Антоном?

– Это решит суд. Свидетели видели, что он толкнул Катерину, и дали соответствующие показания местной полиции. Однако оба – и ассистент фотографа, и эта девушка-гример…

– Клавдия.

– …уверены, что произошел несчастный случай. Фотограф и модель спорили, он крайне бурно жестикулировал, а она стояла слишком близко к обрыву. Он ничего такого не хотел.

– Он-то да, – кивнула я. – А вы, Аркадий Кириллович? Именно такую развязку планировали?

– Не понимаю вас.

– Понимаете.

Я подошла к киоту и распахнула деревянные створки.

– Как вы назвали вчера это фото – «Золотая Катрин»? Подходяще. Но я уверена, что до недавнего времени тут помещалось другое произведение искусства. Не покажете мне его?

С минуту Мамаев молчал. Я уж подумала – откажет мне и прогонит прочь, но неожиданно он усмехнулся, встал из-за стола, открыл встроенный сейф в стене и вынул оттуда небольшой бумажный лист.

– Уж извините, в руки не даю, сами понимаете, музейная ценность.

– Понимаю, – согласилась я, жадно разглядывая рисунок.

С виду – ничего особенного. Довольно небрежный карандашный набросок дамы, сидящей в кресле.

– Не впечатляет? – съязвил Аркадий Кириллович.

– Не впечатлил бы, если бы я не знала, сколько вы за него заплатили на аукционе. Это же Густав Климт, не так ли?

– Разбираетесь в искусстве?

– Не очень. Но знаю, что это один из сотни набросков к самому известному произведению Климта – портрету Адели Блох-Бауэр, известному также как «Золотая Адель». Читала историю этой дамы.

Мамаев запер рисунок в сейф, вернулся за стол и всем своим видом показал, что готов слушать дальше.

Я не заставила себя упрашивать.

– Адель Блох-Бауэр была женой немолодого сахарозаводчика и покровителя искусств Фердинанда Блоха – и любовницей Климта. Ее муж узнал о связи Адель с художником и придумал хитрый ход. Он заказал Климту портрет супруги в расчете на то, что за время работы над картиной любовники пресытятся друг другом. Так и вышло. Еще бы! Ведь Климт писал «Золотую Адель» долгих четыре года, сделал больше ста набросков, пока получилось так, как он хотел.

– И вы провели параллель?

– Она очевидна, не так ли? Вы узнали о романе Екатерины Максимовны с Антоном. Конечно, сейчас другие времена, и развестись с неверной супругой не составило бы труда, но только не для вас. Ведь вы переписали на нее значительную часть своих активов.

– Все-то вы знаете.

– Не все, – возразила я. – Скажите, случайными людьми в большом количестве вы в этом круизе окружили себя специально? Доктор, ночной и дневной секретари, горничная, само это строгое расписание – все нужно было на случай, если в какой-то день и час вам понадобится алиби? Полагаю, вы единственный наследник своей жены.

– Думаете, я планировал преступление?

– Во всяком случае, рассчитывали на что-то подобное, – рассудила я. – Наверняка выяснили, что Бакланов вспыльчив, знали ту его историю с избитой моделью… В любом случае добром все не кончилось бы, так или иначе, но после этого круиза любовники расстались бы.

– Еще что-то? – Аркадий Кириллович слегка приподнял брови.

– Все. Финита ля комедия. – Я встала и пошла к двери.

– Вы же понимаете, что все это абсолютно недоказуемо? И ненаказуемо.

– Абсолютно, – согласилась я.

И уже вышла из кабинета, когда услышала за спиной неожиданное:

– Индия, а ведь вы прошли испытательный срок. Хотите в штат? Я люблю умных людей.

– А я – порядочных.

Я без вульгарного стука, но плотно прикрыла за собой дверь кабинета.

Прошагала по коридорам, вышла, жмурясь от солнца, на палубу. Кажется, никогда еще не была здесь белым днем…

У бассейна все шезлонги были заняты, в воде мокли, плавали, плескались безмятежные люди. Похоже, пассажирам о трагической гибели жены олигарха не сообщили – и правильно, зачем портить людям отдых.

Я набрала знакомый номер и, едва дождавшись отклика в трубке, сказала:

– Привет, Денис, у меня получилось закончить работу досрочно, и уже завтра или послезавтра я буду дома! Ты доволен?

– Очень! – обрадовался любимый. – Но как же твой круиз?

Я посмотрела на море, на белую, как сахарная голова, гору в домиках, на глянцевое голубое небо, с которого бесследно пропали облака…

– А в круиз мы с тобой отправимся вместе.