Читать книгу: «История бродяги. Отложенное раскаяние», страница 4
Меня изумила потрясающая память сидящего напротив человека и я с сожалением рассказал, что парень живет невесело, если это вообще можно назвать жизнью.
«Жаль, – искренне вздохнул адвокат. – он показался мне самым порядочным человеком из тех, с кем мне приходилось сталкиваться. Я желал бы, что бы среди моих друзей был хотя бы один такой друг. Впрочем, это уже лирика.»
Иван Алексеевич пожал мне руку и назначил новую встречу. Больше он не упоминал про Дергачева, но те его слова о нем никак не хотели уходить из головы. Внезапно мне стало стыдно. Еще вчера я искренне считал, что мы с Дергачевым находимся сейчас в одинаковой ситуации, что жизнь ко мне несправедлива и что я самый несчастный на земле избалованный мажор. Я, будучи вполне обеспеченным человеком с возможностью приобрести себе жилье, стремительно катился вниз, с упоением жалея себя и добровольно отравляя себя химической гадостью, а нищий сирота Дергачев, упрямо цепляющийся за жизнь, пытается вытянуть меня из моего же собственного дерьма. Бомж оказался, действительно, слишком порядочным для того, чтобы стать моим другом.
Совесть настолько громко заговорила во мне, что я вместо того, чтобы вернуться домой, поймал такси и снова отправился на Нагатинскую набережную.
Глава 9.
Проводив Тихона, Дергачев со стоном поднялся и принялся собирать раскиданную по грязи одежду. Теперь она окончательно потеряла свой приличный вид и выглядела так, будто трижды побывала в помойке. Кое как очистив ее от грязи, Женька натянул на себя страшные шмотки и снова лег. Тихон не причинил ему особого вреда своими побоями, его удары были слабыми и практически безболезненными, Дергачев не держал на него зла. В его душе снова зашевелилось сострадание, вызванное внешним видом и образом жизни некогда успешного человека. О том, что произошло, Тихон ему так и не рассказал, а ведь причина должна быть более чем серьезной, раз дело дошло до наркотиков. Бомж больше не боялся возмездия за содеянное, что-то подсказывало ему, что каждый из них двоих сполна расплатился за прегрешения, а Тихону необходима помощь. Пока Женька терзался пустыми размышлениями, невдалеке снова послышались шаги. Кто это мог быть, Женька догадался сразу, поскольку к шагам добавились голоса, в которых он узнал своих недавних знакомцев. Стас и его команда уверенно подошли к Дергачеву и тот уже приготовился принять новое задание, однако вместо него троица молча прижала бомжа к стене и Дергачев почувствовал легкий укол в плечо. Сначала он ничего не понял и даже попытался что-то сказать своим визитерам, но те не стали дожидаться начала беседы и, так же молча развернувшись, покинули цех. После их ухода на Женьку накатилась непомерная усталость, в глазах замелькали тени, а тело неожиданно сделалось мягким и липким от пота. Бомж неловко присел, потом прилег, потом выгнулся дугой и затрясся в судорогах. Чем угостили его наркоманы, ему оставалось только догадываться и ждать, пока действие препарата закончиться. Оно заканчиваться не желало, а только усиливало реакцию, заставляя Женьку извиваться в конвульсиях. Наконец, он обмяк и рухнув на землю, отправился в собственную реальность с яркими картинками и загадочными звуками. Из расслабленного состояния его вывел новый звук, непохожий на остальные. Это был размеренный гулкий шум, эхом разносящийся по всему заводу. Женька испугался и попытался спрятаться обратно в своей реальности, но туда ему дорога была закрыта, и он с сожалением вздохнул. Наконец, он разобрал в нарастающем гуле некую закономерность и понял, что это всего лишь шаги, уверенно приближающиеся к нему. Вероятно, наркоманы решили добить его новой дозой, подумалось Женьке, вот значит, что имел в виду Тихон, когда говорил о быстрой смене курьеров. Никому не нужны свидетели, метнулась в голове очередное понимание, и в его сознание ворвался новый звук.
«Эй, приятель! Что с тобой? – услышал он совсем рядом чей-то взволнованный голос. – очнись, пожалуйста… ну!»
Однако несмотря на все усилия, Женька так и не смог даже открыть глаза, не говоря уже о том, чтобы поприветствовать гостя. Словно сквозь толщу воды, Женька слушал, как тот набирает кому-то и отрывисто просит помочь ему. «Я сам смогу тебе помочь, – хотелось сказать Дергачеву, но слова рассыпались, не доходя до горла, и бомж с неудовольствием продолжал прислушиваться к разговору, в котором не понимал ни слова. Потом его тело стало совсем невесомым и бесконтрольным, от чего Женькина голова закружилась, и он провалился в забытье.
Пробуждение было тяжелым и болезненным. Бомж распахнул глаза, и его ослепил яркий дневной свет, совсем не похожий на полумрак его временного пристанища. Тело беспощадно ломило, а сердце готово было проломить ребра. Но не это встревожило бродягу. От его рук тянулись длинные прозрачные трубки, наполненные красной жидкостью, а по бокам высокой кровати торчали капельницы с пугающе красными пакетами. Процедура Женьке была знакома, она носила мудреное название гемодиализ и была очень неприятной, если не сказать, отвратительной. Бомж попробовал вспомнить, что с ним произошло и как он оказался в белой палате, но не вспомнил, и потянул на себя руку с капельницей. На его возню тут же отозвалась медсестра, дежурившая рядом. Она посоветовала Женьке лежать тихо и успокоила тем, что скоро все кончится, нужно просто подождать.
«Что со мной? – прохрипел Женька и медсестра снова приказала ему лежать спокойно, и ничего не ответила по существу вопроса.»
Тогда бродяга послушно замолчал и принялся разглядывать высокий белый потолок. Сколько времени он так пролежал, было непонятно, но пакеты наконец опустели, и женщина убрала из Женькиных рук страшные трубки. Обработав все каким-то раствором, женщина снова приказала Дергачеву лежать спокойно и не вставать, и оставила его в одиночестве. Женька с радостью выполнил предписание, поскольку двигаться просто не мог. На него навалилась непомерная тяжесть, и поклонило в сон. Когда он в который раз открыл глаза, то обнаружил себя лежащим все в той же палате, только теперь здесь царил полумрак, а высокий потолок растворился в вечерних сумерках. Медсестра вернулась и протянула Женьке его одежду, чистую и выглаженную и предложила подниматься и одеваться. В этот раз Женька чувствовал себя намного бодрее и одевшись, собрался попрощаться с любезной женщиной, однако она с усмешкой снова попросила его подождать немного и скрылась за дверью. Дергачев послушно уселся на высокую кровать и принялся терпеливо ждать новых процедур. Через несколько минут томительного ожидания дверь в палату распахнулась и вместо медсестры на пороге показался высокий полноватый мужчина в белом халате. Он очень серьезно осмотрел Дергачева и протянув ему руку любезно поинтересовался:
«Как ваше самочувствие?»
Женька прислушался к себе и решил, что самочувствие его пришло в норму и что он готов покинуть белую палату. Вошедший негромко рассмеялся и произнес:
«Вам предстоит пройти курс терапии, это недолго, но необходимо, ну и конечно воздержаться от дальнейшего приема сильно действующих препаратов.»
Человек говорил обыденно, не осуждая и не внося в свою речь эмоциональной окраски, однако от его слов Дергачев почувствовал себя неловко.
«Я не принимал препаратов, – уверенно произнес он, – я вообще стараюсь избегать любых лекарств, они странно действуют на меня. И потом, курс терапии стоит денег, я не смогу заплатить вам…»
Тихо добавил он, мысленно подсчитывая, во что обойдется ему пребывание в клинике.
«Об этом вам не стоит волноваться, – все так же неэмоционально произнес доктор. – ваше лечение оплатил мой друг. Его снова потянуло на благотворительность, впрочем, это не относиться к делу. Я провожу вас в палату, будьте добры, доведите лечение до конца и не сбегайте раньше времени»
Дергачев отчаянно покраснел и послушно двинулся следом за врачом.
Палата, в которой предстояло провести Дергачеву несколько дней могла поспорить с номером в пятизвездочной гостинице, из чего Женька сделал вывод, что клиника частная и что неведомый благотворитель сказочно богатый тип, раз не скупится на такие траты для бродяг. В палате Дергачев обнаружил душ, туалет и маленький холодильник, правда пустой. От всего окружения веяло деньгами, успешностью и свободой, которая никогда не была знакома бомжу, поэтому вместо того, чтобы воспользоваться предоставленными благами, Дергачев робко присел на край кровати и привычно уставился в стену. Его анабиоз был нарушен появлением на пороге все той же медсестры, которая принесла ему ужин. Здесь, в клинике, меню состояло из нескольких блюд, носящих мудреные названия и сервированных по образцу ресторана. Дергачев некоторое время рассматривал принесенные тарелки и приборы, после чего за считанные минуты уничтожил все до последней крошки, обнаружив в себе небывалый аппетит. Еда оказалась сытной и вкусной, после нее Женьку снова поклонило в сон, и он не стал долго сопротивляться своему сытому организму.
Курс, обещанный доктором, состоял в основном из принятия каких -то таблеток и ежедневным сбором Женькиных анализов, за которыми ранним утром приходил высокий худой парень с очень серьезным лицом. На третий день Дергачев решил, что в его организме не хватит биологических образцов, если и дальше их будут собирать с такой настойчивостью. На самом деле, здоровье Женьки быстро пришло в норму, отъевшийся и отоспавшийся в нормальных условиях бродяга стал похож на человека и доктор, навещавший его, с удовлетворением отметил эти перемены в пациенте. В последний день своего пребывания в клинике Дергачев набрался храбрости и поинтересовался у неэмоционального доктора, кем является его друг и почему потратил столько денег на неизвестного человека.
«Вам незачем это знать, – усмехнулся доктор, – достаточно упомянуть, что мой приятель всегда удивлял меня своими странностями. Его доброта иногда граничит с идиотизмом, но это только мое мнение, конечно.»
Больше доктор ничего не стал рассказывать про своего загадочного приятеля и дав Дергачеву несколько рекомендаций, собрался распрощаться с ним навсегда. Возле самой двери неожиданная мысль обожгла бродягу, заставив остановиться.
«И часто ваш приятель занимается благотворительностью? – волнуясь проговорил он»
Доктор изумленно уставился на недавнего пациента.
«Откуда такой интерес, любезный? Кажется, мы с вами закрыли эту тему. – с неудовольствием процедил он и собрался уходить, давая понять, что разговор окончен.
«Понимаете, – быстро заговорил бродяга, опасаясь, что не успеет донести до сурового доктора свою мысль. – одному очень хорошему человеку нужна помощь. Гораздо больше, чем мне. И если ваш знакомый решит еще раз проявить сострадание к ближнему, может он поможет и моему другу тоже?»
Доктор с видимым интересом обернулся и с усмешкой произнес:
«Понимаете, любезный, мой приятель достаточно избирателен в выборе своих жертв, он не помогает подряд всем бродягам, но мне понятно ваше беспокойство о вашем знакомом»
«Он не бродяга! – отчаянно воскликнул Дергачев. – совсем не бродяга! Он ученый, химик. Он очень талантливый человек, но в его жизни произошло что-то, что толкнуло его на необдуманные решения. Он неуклонно катится в пропасть, я очень боюсь, что однажды случиться непоправимое!»
«Вот как? – уже с большей заинтересованностью проговорил доктор. – что же заставило вас так думать про вашего, хм, друга? То, что он катиться в пропасть, я имею ввиду?»
Дергачев с сомнением примолк, обдумывая, стоит ли говорить постороннему человеку, пусть и врачу, о зависимости Тихона, подобная откровенность может здорово навредить ему. Но все же неожиданно решился и произнес:
«Вы врач, и вам наверняка можно довериться. Последний раз я видел его в совершенно невменяемом состоянии, он наглотался какой-то дряни, и вытворял бог знает, что, он очень изменился и стал похож на наркомана. Возможно, он им и является… Я очень хочу ему помочь, но не знаю, как…»
Доктор выслушал сбивчивые объяснения Женьки и задумчиво потер пальцами подбородок.
«Среди бродяг наркомания довольно частое явление, рано или поздно это бы случилось все равно. – размеренно проговорил он, пытаясь донести до Дергачева очевидные истины»
Женька в отчаянии взмахнул тощими руками и прошелся по широкому крыльцу взад-вперед.
«Да говорю же вам, он не бродяга! И никогда им не был. Тихон фармацевт, химик, очень грамотный и ответственный, он был руководителем целого предприятия, – Дергачев не знал, как еще убедить упрямого доктора. – просто сейчас он совершает ошибку, он не слушает никого, меня он точно не послушает…»
Потерянно добавил Женька и замолчал, понимая, что доктор попросту не слышит его тоже. Однако доктор все же очень внимательно слушал бродягу, поскольку, внезапно став серьезным, настороженно переспросил:
«Как вы сказали, зовут вашего приятеля?»
«Его зовут Тихон, – с готовностью повторил Женька- ему очень нужна помощь специалиста…»
«Я разберусь с этим, обещаю вам, – доктор протянул Дергачеву руку и уверенно пожал ее, закрепляя свои слова»
Глава 10.
Мой отпуск давно кончился, а я все еще продолжал пролеживать на диване целые дни. Я оформил себе больничный, но прекрасно понимал, что тех нескольких дней, что полагалось мне по закону, мне не хватит, чтобы привести себя в норму. Я почти не выходил из своей спальни, а Настя перестала интересоваться мной, и сейчас вряд ли бы смогла ответить, жив ли я еще. Как-то утром мое гнетущее безмолвие было нарушено телефонным звонком.
«Тихон? – произнесла трубка голосом Иннокентия. – не мог ли ты подъехать ко мне?»
Обычно приветствия господина Шварца были разбавлены пошловатыми незлобными шутками, поэтому его откровенно серьезный тон насторожил меня и разом выдернул из состояния нирваны.
«Что случилось, Кеша? – прохрипел я. – насколько срочно мне нужно подъехать?»
«Срочно, – подтвердил Иннокентий с интонацией, не терпящей возражений. – дело касается твоего бомжа, что ты приволок мне накануне. Шевелись, дружище!»
Я помотал головой, прогоняя сонливость и принялся собираться. Что еще натворил этот бродяга? Сбежал в очередной раз? Прирезал персонал? На свое последнее предположение я негромко засмеялся, бомж был слишком запуган, чтобы подписываться на такие авантюры. Наконец, придав себе более-менее приличный облик, я прошмыгнул к двери, не желая пересекаться с Настей и наблюдать ее недовольное лицо.
Мне повезло и до клиники господина Шварца я добрался меньше чем за час. Дороги были пустыми, а светофоры давали мне зеленую улицу. Чем ближе я подъезжал к внушительному зданию, тем больше во мне разрасталась тревога, все же Иннокентий не стал бы выдергивать меня по пустякам из дома, да еще так категорично.
Войдя в просторный кабинет хозяина клиники, я тут же поинтересовался точной причиной моего вынужденного визита, при этом мое сердце почему-то сделало скачок и заколотилось в горле.
«Пойдем, – без лишних разговоров и предисловий Кеша поднялся из глубокого кресла и потянул меня в коридор.»
Все мои вопросы оставались без ответа и в конце концов я замолчал, рисуя в голове разные варианты развития событий. Я был уверен, что Иннокентий ведет меня к Дергачеву и приготовился увидеть синий полутруп, обмотанный капельницами. Однако, в палате, куда привел меня приятель не было ни капельниц, ни кроватей, ни Дергачева и в целом комната напоминала процедурный кабинет.
«Присаживайся, Тихон, – очень серьезно проговорил Иннокентий и подвинул ко мне обычный стул. – дай мне свою руку…»
Я недоуменно смотрел на приятеля, не двигаясь с места, а Кеша в ожидании моей руки, пристально рассматривал мое лицо.
«Тихон, я не шучу, – повторил он. – протяни руку и закатай рукав.»
«Что это значит, Кеша? – пробормотал я, начиная догадываться о истинной причине моего пребывания в клинике. – с какой стати тебе понадобилось все это?»
«С такой, – устало произнес Иннокентий. – я врач, помнишь? И я кое в чем разбираюсь. Не валяй дурака, дружище, это всего лишь попытка оказать тебе небольшую помощь.»
С этими словами он сам ухватился за мою кисть и ловким движением зафиксировал руку на столе. Я не стал сопротивляться, в конце концов я и сам желал выбраться из этого дерьма. Выкачав с меня полстакана крови, Иннокентий приказал мне сидеть на месте и никуда не уходить, а сам скрылся за дверью.
Целый час я просидел на жестком стуле в процедурной, ожидая Иннокентия и мысленно готовился слушать лекции на тему какой я мудак. Однако, вернувшийся приятель лекции мне читать не стал, сев напротив и протянув мне мелко исписанные листочки с результатами экспресс анализов. Даже мимолетного взгляда на показатели хватило мне, чтобы по достоинству оценить масштабы катастрофы.
«Я оставляю тебя в клинике, – медленно произнес Кеша, не сводя с меня глаз, – это не обсуждается. Я оформлю тебя по программе благотворительного фонда и присвою тебе вымышленную фамилию. Никто ничего не узнает. В своей аптеке скажешь, что у тебя, например, перелом и пусть они не навещают тебя. Впрочем, это можешь не говорить, твои колхозницы и так не придут, и не принесут тебе апельсинов.»
Иннокентий в этот раз обошелся без обычных причитаний и брюзжаний, он молча провел меня в палату и предложив располагаться оставил меня одного. Когда до меня дошел печальный итог сегодняшнего дня, я вдруг осознал всю глубину задницы, в которой оказался по своей собственной воле. Если бы не вмешательство Иннокентия, я продолжал бы проваливаться в ее недра и достигнув дна, сторчался бы до финала. С работой я как-нибудь улажу, думал я, но на следующей неделе меня ожидает Иван Алексеевич и эту встречу пропустить мне бы не хотелось. К тому же меня все еще беспокоил бродяга, о чьей судьбе я так ничего не узнал.
Возможность появилась вечером, когда на пороге палаты снова показался Иннокентий.
«Здорово, торчок! – поприветствовал он меня. – обжился?»
Кеша говорил шутя, но за его словами отчетливо слышалось беспокойство и это не укрылось от моего внимания.
«Что там? – легко поинтересовался я, кивая на принесенные Кешей папки. – все херово?»
«Я подобрал тебе программу лечения, – не отвечая отозвался Иннокентий. – если придерживаться этого курса, то ты быстро встанешь на ноги. За пару месяцев, думаю управимся. Как сам?»
Пару месяцев!!! Да за это время небо рухнет на землю, аптека перейдет моему заму, а я останусь на улице, когда Настя решит, что достаточно насмотрелась на невменяемого любовника и выгонит меня из квартиры. Из бывшей моей квартиры. А Дергачев сдохнет где-нибудь на заброшках. От таких перспектив я тяжело вздохнул и пробормотал едва слышно:
«Нельзя ли побыстрее, Кеша? У меня много дел… кстати, что там с бомжом, вылечил его?»
Я старался говорить равнодушно, что бы проницательный Иннокентий не расслышал в моих словах смятенной заинтересованности.
Господин Шварц усмехнулся и многозначительно поднял на меня близорукие глазки.
«Скажи мне, друг мой Тихон, – торжественно обратился он ко мне, игнорируя мой вопрос. – с каких пор ты руководствуешься принципом «битый небитого везет»? С твоим бомжом все в порядке, отожрался, отоспался и свалил в закат, не сказав спасибо. У него на удивительно крепкий организм, несмотря на многие отклонения. Жить он будет. Не скажу, что долго и счастливо, учитывая его социальный статус, но в ближайшем будущем смерть ему не грозит. Не знал, что у тебя такие друзья, Тиша…»
Я удовлетворенно кивнул и покачал головой.
«Это обычный бродяжка, наткнулся на него случайно. И я не имею к нему никакого отношения. – врал я, надеясь, что Иннокентию эта тема не слишком интересна»
Он ничего не ответил на мой пассаж, только еще раз внимательно осмотрел меня с головы до ног и странно хмыкнул.
Всю следующую неделю я добросовестно исполнял предписания доктора, лежал под капельницами, глотал таблетки и выходил на прогулки. На прежние подвиги меня не тянуло, хотя время от времени, особенно по вечерам, на меня накатывала особенная тоска, зовущая меня в мою придуманную реальность. Я гнал эти мысли и старался переключаться на насущные проблемы, одной из которых все еще оставалась встреча с моим адвокатом. Упросив Иннокентия отпустить меня в город, я клятвенно пообещал, что вернусь обратно, буду вести себя хорошо и в залог оставил Иннокентию свои документы. Тот поржал надо мной и засунув мне в карман мой паспорт, открыл дверь.
«Жду тебя вечером, Тиша. У тебя положительная динамика, не сорвись!»
Иван Алексеевич оказался очень дотошным юристом и к моменту нашей второй встречи предоставил мне полный отчет об изученных им документах и результатах встреч с представителями нотариальных контор. «Выводы делать еще рано, – сообщил он, – но все говорит за то, что правда на нашей стороне, Тихон Филиппович. Хотя, есть некоторые нюансы, которые мне непонятны и настораживают. В следующую встречу я скажу вам более ясно.»
Свидание закончилось очень быстро и заняло всего полчаса. У меня до вечера оставался почти целый день, и я решил рискнуть, проведав Дергачева. Нет ничего плохого в том, что я хочу знать, как отбились вложенные мной средства, с усмешкой думал я, выруливая к набережной.
Поблуждав по кустам, я продрался наконец к заброшенному цеху, где с полмесяца назад подобрал обколотого бродягу. Тот давний сюжет настойчиво просачивался в память и воображение рисовало сейчас картины одну страшнее другой. Дождавшись, пока глаза привыкнут к полумраку заводской территории я смог различить знакомую фигурку, устало откинувшуюся к стене. Услышав мои шаги, фигурка зашевелилась и резво вскочила на ноги. Слова Иннокентия про отожравшегося бомжа оказались слишком преувеличенными. Передо мной стоял осунувшийся, изрядно похудевший Женька и с любопытством рассматривал своего непрошенного гостя.
«Тихон! – негромко воскликнул он, наконец узнав меня. – что ты тут делаешь?»
По тому с какой настороженностью был задан вопрос, я понял, что Дергачев тоже помнит некоторые эпизоды, за которые мне было откровенно стыдно.
«Пришел тебя навестить, – нейтрально ответил я. – что нового, Женька?»
Бомж пожал плечами и нехотя рассказал мне о том, что целую неделю отвалялся в частной клинике.
«Представляешь, – поделился он, – какой-то жирный гусь занялся благотворительностью и, подобрав меня с улицы, оплатил лечение, в котором я, как оказалось, не слишком-то и нуждался. Я рассказал доктору про тебя, ну без подробностей конечно, надеясь, что меценат поможет и тебе. Клиника капец дорогущая, но я думаю, что там работают грамотные специалисты»
Я успокоил Женьку, что жирный гусь оплатил и мое лечение тоже, а сейчас отпустил погулять. Дергачев естественно мне не поверил и с сомнением хмыкнул: «Не ври мне, Тихон. Он ничего не знает про тебя. И хватит со мной говорить, как с дебилом. Я-то не наркоман, в отличие от тебя.»
«Господин Шварц, владелец капец дорогущей клиники так не считает, Женя, – усмехнулся я. – он подобрал мне подходящую программу лечения и теперь следит за моим поведением. Так что со мной все в порядке!»
Дергачев замер, подозрительно прислушиваясь к моим словам и наконец облегченно выдохнул: «Надо же! – воскликнул он, – доктор услышал мои слова, я и не надеялся… Возвращайся туда, Тихон, доведи начатое до конца!»
Я хотел было попрощаться с Женькой, так как не мог придумать, о чем еще поговорить с ним, как неожиданно новая мысль остановила меня.
«Что ты сказал Шварцу? – поинтересовался я»
«Кому? – переспросил Женька и неожиданно побледнел. – тот доктор и есть хозяин клиники? Я не говорил ему ничего, что могло бы тебя скомпрометировать. Я не назвал ему твою фамилию, потому что не знаю ее. Да если бы и знал…»
Я внимательно выслушал все, что Дергачев не говорил Кешке, а мне хотелось бы узнать, что стало достоянием гласности. Я не боялся огласки моих злоупотреблений, в моем случае было бы глупо опасаться этого. Мне почему-то отчаянно не хотелось связывать себя и Дергачева общими интересами, я хотел оставить наше знакомство в тайне. Но видимо наивный бомж лишил меня и этой возможности.
«Так что ты сказал Иннокентию? – упрямо повторил я, меняя интонацию. По моему виду Женька догадался, что я знаком с господином Шварцем лично и по всей видимости понял, что его вмешательство было лишним. Он как-то сразу сдулся, нахмурился и пробормотал:
«Прости меня, Тихон, – едва слышно произнес он. – я плохо знаю тебя и, боюсь, рассказал твоему приятелю много лишнего. Я действительно не знал, что он твой приятель. Но он помог тебе? Ведь помог? И это не разрушило вашу дружбу?»
У Дергачева были собственные понятия о дружбе. Ему было невдомек, что в бизнесе друзей не бывает и то, что Иннокентий сейчас возиться со мной, когда-нибудь станет его рычагом в решении деловых вопросов. Все это я хотел рассказать Дергачеву, но взглянув на его потерянное выражение лица, естественно промолчал. Женька смущенно помялся и добавил: «Я еще сказал ему, что ты мой друг… Прости меня еще и за это, Тихон. Я понимаю, никому не хочется водить дружбу с бомжами…»
Я еще раз поглядел на тощего бродягу и вдруг весело рассмеялся, хлопнув Женьку по плечу: «Я рад, что ты сказал ему это. Пусть завидует!»
Женька усмехнулся и неожиданно пробормотал: «Ты мало про себя рассказывал и раз уж так вышло, может, познакомишь меня с основными фактами своей биографии. Кем были твои родители, например?»
Мне давно было пора возвращаться обратно, но я почему-то медлил, не решаясь уйти. Женькин вопрос дал мне повод остаться еще на некоторое время, и я с готовностью ответил: «Мой отец в свое время основал компанию по производству мед оборудования, но сейчас он слишком старый, чтобы руководить всем этим и поэтому сюда всунул нос мой брат. Он оставил мне долю в бизнесе, но к ведению дел не допускает, считая меня идиотом. Мне на это наплевать. Моя матушка умерла лет пятнадцать назад, я тогда еще учился в мед колледже. Жены и детей нет. Есть любовница, которая, впрочем, это все лирика. – процитировал я своего адвоката и вдруг подумал, что мой рассказ напоминает резюме и отдает откровенным хвастовством. Все эти эпизоды никогда не оценит интернатский воспитанник, цепляющейся за жизнь вопреки всему. Я присел на ветошь и хлопнул рукой рядом с собой, приглашая присесть Дергачева. «Расскажи мне про себя, ведь я тоже мало знаю про твою биографию, – попросил я»
Женька вздохнул и с отвращением произнес: «Я жил в интернате, а попал туда почти перед самой школой. После смерти родителей меня забрала к себе тетка, но очень скоро поняла, что я только мешаю ей и, как она сама говорила, торможу прогресс. Тогда я не очень понимал, что она хотела этим сказать, это сейчас я знаю, что я был помехой в отлове женихов. Сдав меня в интернат, она забыла обо мне, и я даже не знаю, жива ли она сейчас. А интернатская жизнь невеселая. Старшеклассники всегда старались пнуть малышей просто за то, что они меньше и слабее. Когда я подрос, то научился показывать зубы, но не слишком этим гордился. Я не сторонник силовых мер в решении вопросов. Грустно все это. Расскажи мне лучше что-нибудь из своей жизни. Наверняка, там есть, о чем вспомнить…»
Дергачев и без рассказов Тихона знал все о его жизни, благодаря однажды обретенным сверх способностям. Сейчас, когда эти способности исчезли, Женька часто перебирал в памяти отрывки из подслушанного и мечтал услышать обо всем этом от самого ученого.
«Мне действительно есть, о чем рассказать, Женя, но мне пора идти. – с искренним сожалением ответил я, – Мой приятель выставит меня вон, если я опоздаю хоть на минуту. Я расскажу тебе обязательно, мое лечение продлиться месяца два, я еще как-нибудь выберусь к тебе.»
Я нехотя поднялся с рогожки и пожав худую Женькину ладонь, поехал в клинику.
Глава 11.
Спонтанный визит Тихона внес в нежную Женькину душу полное смятение. Он никак не ожидал, что московский мажор заинтересуется его скромной персоной, тем более приедет специально просто для того, чтобы узнать, как дела. Дергачев долго сидел на бетонном полу заводского цеха и размышлял о том, что ему делать дальше. Днями раньше он принял решение до морозов вернуться на побережье и там перекантоваться еще одну зиму. Местные мужики кровельщики наверняка еще помнят про него, и, возможно, у Женьки еще будет возможность подзаработать деньжат. Впрочем, учитывая последние события, работяги наверняка запомнили его не как специалиста по крышам. Приморская деревушка маленькая, и новости там разносятся мгновенно, а уж такое явление как суицид и убийство наверняка до сих пор обсуждается местными кумушками. Женька потер ладонями глаза и со стоном прислонился к стене. Оставаться в заводской заброшке становилось небезопасно. Наркоманская банда наверняка не оставит его в покое и рано или поздно вновь объявится. Тогда ничье вмешательство Дергачеву уже не поможет. Сейчас, после визита Тихона, к Женьке вернулась уверенность в осознании собственной нужности, пусть даже такой незначительной. К тому же ученый пообещал приехать еще, и бродяге хотелось дождаться странного мажора. Тихон был единственный, в ком бомж вызвал какой-то интерес на такое длительное время, и было бы неправильно разрывать эту полу дружбу. Несколько дней Дергачев насиловал свой мозг, пока самое очевидное решение не пришло в его голову. Оно же и само нелепое в его положении. Женька решил сам навестить Тихона в его клинике. Как это будет воспринято самим мажором и принято ли вообще навещать пациентов в частной лечебнице Дергачев не знал и вновь боялся ошибиться, не зная правил. Но однажды возникшая идея не давала покоя и гнала прочь из заброшки.
Набравшись храбрости, бродяга отправился к огромному светлому зданию с резными колоннами. Погода радовала безоблачным небом и нежарким солнцем, и создавала идеальные условия для долгих прогулок. По дороге Женька привычно подыскивал темы для бесед с Тихоном, стараясь удержать в себе позитивный настрой. Войдя через резную калитку на территорию больничного парка, Дергачев нерешительно замедлился и вскоре остановился вовсе. Из его небогатой практики подобных посещений он помнил, для того чтобы вызвать пациента, нужно было либо позвонить ему, либо попросить кого-нибудь позвать его спуститься в холл. Женька был лишен обеих этих возможностей, поскольку телефона не имел, а фамилии мажора не знал. Его размышления были прерваны подъехавшей дорогой иномаркой, остановившейся прямо у калитки. Оттуда выскочила молоденькая девчушка в сопровождении дамы постарше, и они обе торопливо направились к входу. Возле двери их остановил сурового вида охранник и что-то спросив, принялся накручивать старинный диск телефона. Через несколько минут переговоров и уточнений, пришедших наконец пропустили, и резные двери снова захлопнулись. Теперь, по крайней мере, Дергачев понял схему, которой к сожалению, воспользоваться не мог. Он постоял некоторое время возле входа и медленно побрел прочь, сетуя на потраченное впустую время. Когда он почти добрался до резной калитки, до него донесся знакомый голос, звучавший совсем близко. Женька обернулся и увидел Тихона, прогуливающегося по дорожкам в компании господина Шварца. Из подслушанной негромкой беседы Женька понял, что помимо приятельских, их связывают еще и деловые отношения и сейчас Тихон показался Женьке настолько значимой фигурой, что бомжу захотелось тут же раствориться и больше никогда не показываться ему на глаза. Быстро раствориться не удалось, мажор заметил бродягу и, к удивлению последнего, радостно окликнул его.
