Читать книгу: «История бродяги. Отложенное раскаяние», страница 5
Дергачев замер и медленно развернулся.
«Что ты тут делаешь? – недоуменно поинтересовался Тихон, пожимая худую ладонь Женьки. – ты заболел?»
«Со мной все в порядке, – пробормотал Женька, в смятении забыв поздороваться и с доктором, и с самим мажором. – я пришел узнать, как дела у тебя. Но вижу, все в порядке? Тогда я пойду, пожалуй…»
Но Тихон все не отпускал его руку и что-то быстро пробормотав господину Шварцу, поволок своего нечаянного гостя в глубь больничного парка. Доктор весело хмыкнул и снисходительно пожелал Тихону приятной прогулки. В самом краю парка располагалось что-то вроде маленькой кафешки, туда-то и тянул мажор Дергачева.
«Я не ожидал тебя увидеть здесь, – проговорил Тихон, усаживаясь за свободный столик и подзывая официантку. – но я рад, серьезно, Женя, очень рад.»
Дергачев тоже хотел сказать, что хорошо, что встреча состоялась, но слова застревали в горле и бомж потерянно молчал, нервно сжимая худые пальцы. Теперь он никак не мог объяснить себе, что же так отчаянно гнало его на другой конец Москвы, просто для того, чтобы сейчас молча пялится в пространство, не находя слов? Тихон снова казался ему человеком из другого мира, успешного и уверенного, и ничего общего между ними не было и быть не могло. Мажор что-то оживленно говорил ему, делясь новостями, но бродяга теперь отчаянно желал уйти, ему было не комфортно в обществе мажора, поэтому все слова собеседника рассыпались, не достигая цели. Да и что он мог ответить Тихону? Рассказать про свой бомжатский притон? Про разгрузку фур с овощами на рынке? Женька продолжал молча разглядывать ученого, отмечая про себя произошедшие с ним перемены. Сейчас напротив бродяги сидел ухоженный, аккуратный человек, каким был всегда, до всей этой истории с препаратами, это и радовало Женьку и рождало неуверенность. Наконец, окончательно загнав себя негативом, Дергачев неловко поднялся и пробормотал: «Рад был тебя повидать, Тихон. Мне пора…»
«Подожди, Женька! – остановил его мажор. – ты меня совсем не слушал? Я же сказал тебе, что еду домой, могу подвезти и тебя. Иннокентий подготовит сейчас выписку и рекомендации и все, я свободен.»
Женька потерянно уставился на Тихона и заученно кивнул, соглашаясь подождать выписку.
«Ты же говорил мне, что лечение займет пару месяцев – вдруг вспомнил бродяга, временно отмирая. – почему он отпустил тебя?»
«Лечение не закончено, Женя, – сокрушенно отозвался Тихон. – теперь я должен буду самостоятельно принимать порошки и таблетки. Как сказал Кеша, за этим должен кто-то следить. Не уверен, что Настя согласиться выполнять обязанности медсестры. Буду тренировать силу воли!»
Благодушно- приподнятое настроение Тихона продержалось недолго. К тому моменту, когда за ним подъехало такси, мажор снова стал отрешенно безразличным и больше не обращал на Женьку никакого внимания, погрузившись в собственные мысли. Дергачев то и дело косился на своего попутчика, с нетерпением ожидая окончания пути. Когда впереди замаячили стены завода, Дергачев преобразился и заерзал на сиденье. Присутствие Тихона напрягало его и вносило дискомфорт, к тому же сидящий рядом мажор неуловимо демонстрировал признаки агрессии, сминая в пальцах чехол от телефона и нервно ударяя кулаком по сиденью салона. Все его поведение говорило о том, что лечение, действительно, не закончено, что одной силы воли не хватит для окончательного избавления от пагубной привычки. Прощаясь с Дергачевым, мажор взял себя в руки и крепко пожав ладонь бомжа, даже нашел в себе силы улыбнуться ему и пожелать удачи. Женьку не обмануло вежливое прощание, и он долго смотрел вслед удаляющемуся такси, думая о чем-то своем и с сомнением качая головой.
Теперь, появляясь на местном рынке в поисках шабашки, Дергачев все чаще останавливался посреди шумной толпы и впадал в странное оцепенение, сопровождающееся тяжелыми мыслями. Это состояние было вполне осознанным, Женьку одолевало беспокойство за легкомысленного мажора и однажды перевесило здравый смысл настолько, что заставило отправиться к Тихону домой. Торопливо раскидав фуру и получив причитающиеся деньги, Дергачев решительно направился в знакомый двор, просто для того, чтобы убедиться, что с ученым все в порядке. Бомж больше не придумывал тем для разговора и не пытался произвести благоприятное впечатление на мажора, он просто упрямо двигался вдоль оживленных улиц, торопясь увидеть Тихона в добром здравии.
На его настойчивый звонок долго никто не отзывался, и в бомже снова зашевелилось сомнение в правильности своей идеи. Наконец в квартире раздались приглушенные шаги, зашуршал замок и дверь распахнулась. На пороге стояла невысокая худенькая девушка, в которой бомж с удивлением узнал ту самую подружку Тихона, Настю, с которой тот когда-то ссорился на побережье.
«Вам кого? – немного вызывающе поинтересовалась Настя- кто вы?»
«Я пришел к Тихону, – угрюмо произнес Дергачев, пряча глаза. Вполне возможно, что и сейчас он пришел не вовремя и снова нарушил какие-нибудь правила, но ему было все равно. Девушка усмехнулась и непонятно пробормотала:
«Вы пришли не по адресу, Тихон тут больше не живет!»
«А где он живет, – тупо переспросил бродяга, не особенно надеясь на ответ.»
Настя пожала плечами и негромко фыркнула:
«Я не слежу за ним, он живет так, как ему нравиться. Если найдете его, передавайте ему привет. – последняя фраза прозвучала издевательски, но Женька больше не слушал подружку. Ему не нужны были долгие объяснения, для того чтобы понять, что с Тихоном случилась беда.
Глава 12.
Появившись в квартире после возвращения из клиники, я первым делом спрятал все бумаги, имеющие отношение к моей реабилитации и закрывшись в спальне принялся изучать назначения, оставленные Иннокентием. Исходя из прочитанного, мне предстояло полугодовое уничтожение тонны таблеток и порошков, а раз в два месяца я был обязан показываться в клинике. Причем лекарства мне предписывалось пить строго по часам, несколько раз в сутки. Я смотрел на скучный перечень и думал о том, что за всю жизнь у меня ни разу не получалось пройти хоть какой-нибудь курс лечения до конца. Сейчас я чувствовал себя прекрасно, и в подпорках не нуждался. Странная агрессия, накрывшая меня в такси, постепенно прошла, сменившись диким аппетитом и вернувшимся хорошим настроением. Я отправился в кухню, готовить себе обед. Мне теперь запрещалось даже думать про алкоголь, сигареты и все остальное, что раньше скрашивало мой досуг. Вид кастрюль и плошек странным образом напомнил мне моего бомжа, и я неожиданно для себя расплылся в счастливой улыбке. Его сегодняшний визит в клинику изрядно удивил меня, а заодно и очень обрадовал, поскольку такое самостоятельное решение с его стороны позволяло разглядеть в нем нормального парня, а не заморенного бродяжку с растерянным взглядом. Я пообещал себе, что как-нибудь навещу его снова в его заброшках, если, конечно, он не сбежит оттуда куда-нибудь еще. Пока я возился на кухне, переставляя с места на место кастрюли, Настя внимательно и молча следила за каждым моим движением, сидя рядом. Она вообще очень странно отреагировала на мое появление. Я прекрасно видел, как она изо всех сил старается казаться равнодушной, безразличной, отрешенной, но она была плохая актриса. Ей никак не удавалось скрыть желание наорать на меня, запустить в меня увесистым предметом и просто уничтожить. Когда я наконец закончил свои приготовления, до меня донесся едва слышный всхлип. Я удивленно обернулся и увидел перекошенное злостью Настино лицо.
«В чем дело? – сухо поинтересовался я»
«Почему ты вернулся? – выплюнула наконец моя милая, устав держать в себе эмоции»
Я не вполне понял ее вопрос, но переспрашивать не стал, поскольку не собирался поддерживать беседу и ограничился коротким «я здесь живу, куда мне еще возвращаться?»
«Почему ты не остался там, где жил эти две недели?!– взвизгнула подружка и вскочила на ноги. – она выгнала тебя, да? Ей ты тоже оказался не нужен?! Почему меня это не удивляет?! Ты лох и неудачник и всегда им был!»
В рамках этой тематики Настя орала еще некоторое время, пока не наткнулась взглядом на мое лицо. Видимо степень непонимания, написанного на нем, немного отрезвила ее, и Анастасия внезапно замолчала.
«Прости меня, пожалуйста, – вдруг проговорила она. – я перегнула палку. Теперь же все равно, где ты ночуешь, так? Как и с кем проводишь свое время?»
Я охотно согласился с ней и кивнул, продолжив свое занятие. Настя продолжала сидеть рядом, но теперь пытаясь сгладить впечатление, принялась рассказывать мне новости, произошедшие в мое отсутствие.
«Мне это не интересно, – проговорил я.– Настя, мы оба знаем, на чем строиться наше совместное проживание, давай не будем воскрешать то, что давно умерло. Будь добра, сиди молча!»
Мои слова взбодрили Настю и она, снова не справившись с эмоциями, проорала мне, что если она меня не устраивает, то я могу убираться из ее квартиры в любую минуту, при этом добавив, что я могу вообще делать все, что угодно, но только вне ее территории.
Когда Иннокентий готовил меня к выписке, основным его требованием к моему домашнему лечению было полное отсутствие стрессовых ситуаций. Я тогда заверил его, что атмосфера в моем жилище стремиться к анабиозу и стрессов не предполагает. Как же я ошибался! Я пробыл дома чуть больше пары часов, а мой мозг плавился от ярости и был готов взорваться. Настя своими истериками прилагала к этому все усилия и у нее это здорово получалось. Моя неокрепшая психика не выдерживала Настиных концертов, и я, не дождавшись обеда, покинул негостеприимный дом. Оказавшись на улице, я, не останавливаясь, двинулся вперед, не ставя перед собой определенной цели. Мой адвокат все еще выяснял нюансы и связываться со мной не торопился. Из его последних реплик я понял, что в ближайшие пару недель я мог не ждать от него никаких новостей. Что ж, думал я, я найду чем занять себя на это время.
Порывшись в карманах и обнаружив там несколько смятых купюр, я принял решение прогуляться до доков, тем более я давно обещал своему бомжу повторный визит. Вместе с деньгами я вытянул какую-то бумажку, при внимательном изучении оказавшейся тем самым перечнем предписаний, что нагнал на меня тоску. В ярости я разорвал листок и выбросил в канаву. Хватит с меня послушного исполнения чужих желаний.
До набережной я добрался довольно быстро и первым делом набрал своему постоянному курьеру. Где-то в глубине сознания подала голос очнувшаяся совесть и я, вспомнив старания Дергачева и чрезмерное внимание ко мне Иннокентия, на секунду замер, обдумывая свое решение. Потом перед глазами мелькнуло Настино недовольное лицо, и я решительно нажал вызов.
В заброшенном доке по-прежнему было сыро и грязно, но я не стремился к особому комфорту именно сейчас. Передо мной стояли другие цели и я, привычно расположившись на железном полу, прислонился к прохладной стенке и закрыл глаза. Пока курьер добирался до меня, я снова подумал о несостоявшемся визите к Дергачеву, и внутренне порадовался этому. Проницательный бомж обязательно догадается, что не он основная причина моего приезда в доки и все начнется с начала: капельницы, таблетки, сочувственные взгляды и долгие беседы. Дура Настя наивно поверила в мою новую любовницу, пусть теперь придерживается этой версии, а заботливый бомж скоро выбросит меня из головы, ему будет, о чем подумать с наступлением осени. Так думал я, нервно поглядывая на часы и прислушиваясь к шагам на улице. Обычно к этому времени посланник сатаны уже топтался на пороге, но в этот раз судьба как могла удерживала меня от тупых решений. Я наплевал на судьбу и неловко поднялся, собираясь выйти на улицу. В эту минуту дверь знакомо лязгнула, и я оставил свою попытку. При виде препарата, мои ладони покрылись липким потом, а в груди глухо застучало от предвкушения. Я кое-как разорвал пакетик и, высыпав на ладонь его содержимое, поднес к лицу.
Сколько времени я просидел в заброшках, я сказать не мог. Мой телефон давно разрядился, а щеки покрылись колючей щетиной. Из состояния забытья меня выдернул новый звук, ворвавшийся в затуманенное сознание. Мне не слишком хотелось открывать глаза и узнавать, кто решил составить мне компанию в этой помойке, я просто слушал звук приближающихся шагов и не шевелился. Потом чьи-то сильные руки приподняли мое обмякшее тело и негромко охнув, кто-то поволок меня к выходу. Мне хотелось сказать этому кому-то, что бы оставил меня в покое, что мне вполне хорошо и так, но все слова вдруг позабылись, и я смог только невнятно промычать, утыкаясь лицом в чье-то плечо. Потом я перестал оценивать действительность и провалился в темноту.
Я очнулся от негромкого голоса, звучавшего совсем рядом. С трудом разлепив затекшие гноем веки, я обвел глазами помещение и наткнулся на знакомую фигуру, напряженно следящую за мной.
«Зачем ты принес меня сюда? – вместо приветствия прохрипел я, понимая, что меня ожидает новый виток реабилитации.»
«Ты идиот,» – произнес мой спаситель, – твой брат прав, считая тебя таким. Теперь я сам буду тебя лечить, хочешь ты этого или нет!»
«Не хочу, – прошептал я и повалился на землю, устав поддерживать вертикальное положение.»
Голос замолчал и перекатил меня на спину, подсунув под голову скатанный рулон какого-то тряпья.
«Женя, оставь меня в покое, – попросил я, – скоро начнется отходняк, ты не сможешь его купировать самостоятельно, уйди отсюда, ты меня задолбал!»
Но Женька не обратил на мои слова никакого внимания, продолжая возиться за моей спиной, чем-то шурша и булькая. Мне хотелось навалять ему за излишнюю самодеятельность, но все, что я мог сделать, это пошевелить рукой.
Дергачев терпеливо возился со мной, вливая в мой рот разведенные порошки и пичкая таблетками. Время от времени, он приносил откуда-то горячую воду и заставлял приводить себя в порядок, вызывая во мне обоснованное неприятие. По ночам, когда я немного приходил в себя и испытывал не слишком сильные неудобства, он рассказывал мне истории из своей бродяжьей жизни. Сначала эти страшилки рождали во мне суеверный ужас, но с течением времени, я стал даже находить в этих историях забавные эпизоды. Когда во мне возникал синдром отмены и меня выкручивало во все стороны, Женька настойчиво ждал завершения цикла и снова пихал в меня лекарства. Я пытался дотянуться до тощей тушки и хорошенько взбоднуть его за издевательства надо мной, мне это не всегда удавалось, но, когда моя нога достигала цели, я неизменно получал обратку в виде увесистых пинков. Наконец, с наступлением холодов целеустремленному бомжу удалось привести меня в норму. Меня больше не тревожили судороги и приступы слепой ярости, а мое сердце снова стучало ровно и сильно.
«Ты же теперь не оставишь меня в покое, так? – однажды поинтересовался я, ощупывая ладонями свое обросшее лицо»
«Так, – совершенно серьезно подтвердил Женька. – я потратил на тебя слишком много усилий, чтобы вот так все бросить»
Мы сидели с ним в каком-то незнакомом помещении, непохожем на прежнее обиталище бомжа. Вокруг громоздились ящики и поломанные оконные рамы с выбитыми стеклами, и я никак не мог сообразить, что это за место. Мне хотелось принять нормальную ванну и нормально пожрать, все говорило за то, что Женька старался не зря.
«Чем ты лечил меня? – задал я ему самый очевидный вопрос, до которого додумался только что – и где взял лекарства?»
«Тем, что назначил тебе твой доктор Шварц, – отозвался Женька, – я не мог допустить самодеятельности в таком ответственном деле, а что касается лекарств, я их купил»
Я изумленно уставился на бомжа. За всеми своими фармацевтическими развлечениями, я хорошо помнил, как разорвал и выбросил листок с назначениями, откуда у Дергачева оказался этот перечень?
«Я сгонял к господину Шварцу, – обыденно заявил бродяга, будто с детства водил дружбу с владельцем частной клиники. – он дал мне рекомендации и посоветовал, впрочем, он много чего наговорил мне тогда. Это к делу не относиться.»
Я вдруг вспомнил диалог двухмесячной давности с господином Дергачевым и внутренне похолодел.
«Ты опять сдал меня Шварцу со всеми потрохами? – обреченно пробормотал я, представляя в красках как может воспользоваться этой информацией мой старинный приятель»
«Нет, – просто ответил бомж. – я рассказал ему, что ты потерял список, а сам решаешь важные вопросы бытового характера и не желаешь отвлекаться на ерунду.»
В такое объяснение господин Шварц поверил бы без труда, удовлетворенно решил я. А бомж молодец, тоже неплохо разбирается в людях.
Упоминание о проблемах бытового характера живо напомнило мне о Иване Алексеевиче, об оставленной на растерзание Насти квартире и вернуло настоятельное желание привести себя в порядок и пожрать.
«Женя, у тебя остались какие-нибудь деньги? – поинтересовался я, внезапно приняв решение»
«Немного, – вздохнул он, – не хватит даже на нормальный обед»
Главное, чтобы хватило на такси, думал я, поднимаясь на ноги. О том, какой жуткий вид я имею прямо сейчас, я старался не думать, но бегло оглядев себя я пришел к выводу, что вполне смогу добраться до дома, не привлекая внимание полиции нравов.
Я упросил Дергачева помочь мне еще разок и вызвать такси. Я совсем забыл, что бомж лишен благ цивилизации и мою просьбу выполнить не сможет. Я не знал, как прогулка по осенней столице повлияет на мое состояние, но другого выхода у меня не было, поэтому повернувшись, я медленно побрел к выходу, напрочь забыв про Женьку. Он настороженно смотрел мне вслед, не двигаясь с места. Я обернулся и с удивлением поинтересовался: «Ты чего встал, Женя? А как же твое решение довести начатое до конца? Поехали ко мне, нам нужно возвращаться в цивилизацию!»
Глава 13.
Дорога до Алтуфьево показалась Дергачеву бесконечной. Он то и дело настороженно всматривался в своего попутчика, боясь обнаружить в его поведении опасные изменения. Но к счастью, походка Тихона оставалась уверенной, взгляд привычно спокойным, а негромкая речь не вызывала тревоги. Если бы не заросшее щетиной похудевшее лицо и не всклокоченные волосы, торчащие в разные стороны, можно было бы легко узнать в нем прежнего мажора, вносившего в сознание Дергачева немалое смятение. На протяжении всей дороги Женька пытался завести с Тихоном непринужденную беседу, однако, чем дальше позади оставались заброшки, тем увереннее становился мажор и тем сложнее было подобрать Женьке подходящие темы. Когда наконец, впереди показались знакомые здания жилого комплекса в Алтуфьево, Тихон и вовсе перестал обращать внимание на идущего рядом бомжа, видимо озадачиваясь более важными мыслями. Его лицо приобретало отстраненно отрешенное выражение, на котором читалась неприкрытая тревога, природу которой Дергачев не мог себе объяснить. У московского мажора была своя жизнь, свои проблемы и способы их решения, в этой жизни не было места безродным бомжам с сомнительной репутацией. В какой-то момент Дергачев, почувствовав себя лишним, остановился и окликнув мажора, сообщил ему о своем решении повернуть обратно. Тихон как-то странно посмотрел на попутчика и с подозрением изрек: «Женя, однажды ты назвал меня идиотом за то, что я сорвался. Это было объяснимо в моем состоянии. Сейчас, прошлепав пешком тридцать километров, ты решил возвратиться обратно, и вот это уже объяснению не поддается. Кто из нас больший идиот в этом случае?»
Дергачев невесело засмеялся и все же раскрыл тайну своего решения:
«Я боялся отпускать тебя, опасаясь рецидивов. Но ты вполне пришел в норму, раз пройденное расстояние в пол-Москвы оставило в тебе силы на оскорбления. Я за тебя спокоен и могу вернуться. К тому же, вряд ли я стану сейчас желанным гостем в твоем доме…»
«Не неси херни, – беззлобно ответил Тихон и втянул Дергачева в подъезд.
Бомж был убежден, что трехнедельное отсутствие хозяина дома, вызовет волну скандалов со стороны Анастасии и отчаянно не желал присутствовать при всем этом. Однако его предположения оказались верными только наполовину. Никаких скандалов любовница Тихону не закатывала, мало того, она просто промолчала, когда на пороге появился ее милый в компании странного человека. Вместо тысячи слов, она притащила из комнаты два огромных дорожных чемодана и поставила их перед непрошенными гостями, как бы намекая, что здесь им не рады. Тихон, к удивлению Дергачева, тоже не стал ничего доказывать и повышать голос. Он прошел в спальню и некоторое время возился там, хлопая ящиками письменного стола. Когда наконец, он появился у порога, на его лице Женька разглядел некое подобие улыбки, обращенной в никуда. Тихон, игнорируя собранные вещи, подтолкнул Дергачева в сторону ванной и терпеливо проконтролировал, чтобы бомж привел себя в порядок, а не сбегал в очередной раз. После чего попросил Женьку приготовить что-нибудь на обед. Бомжу было неловко хозяйничать на чужой кухне, тем более, что за каждым его жестом следила неотвязная Настя все так же молча и со значением сверля глазами чужака. Дергачев нарезал продукты и закинул все в кастрюлю, спиной ощущая негодование хозяйки и не оборачиваясь, процедил сквозь зубы: «Я сейчас уйду, не волнуйтесь. Я только дождусь Тихона…»
«Его можете забрать с собой, – услышал он негромкий голос, звенящий от отвращения»
Дергачеву хотелось уговорить Настю простить Тихона, но он боялся сболтнуть лишнего и поэтому промолчал. Тем временем мажор показался в дверях и наигранно бодро произнес: «Приготовил? Молодец, сейчас наконец пожрем нормальной еды! В этом доме так редко удается это сделать!»
Настя хмыкнула и скрылась в гостиной.
«Зря ты обижаешь ее, – примирительно произнес Дергачев. – она наверняка тоже переживает из-за твоего отсутствия. Если бы ты рассказал ей…»
«Не лезь не в свое дело, Женька, – грубо перебил его Тихон и добавил. – твоя доброта и всепрощение, а также вечная покорность обстоятельствам выбешивает меня не меньше, чем Настя. И тут дело не в моей зависимости, это было и раньше. Так что, если не хочешь словить леща, будь добр, жри и молчи!»
Дергачев послушно замолчал, сосредоточиваясь на тарелке. Когда же она опустела, Тихон поднялся и потянул бомжа на выход. Он подхватил оба чемодана и не оборачиваясь, поволок их к двери. На молчаливый вопрос бомжа, Тихон только ухмыльнулся.
«Сейчас я найду себе съемную хату, – объявил он, оказавшись на улице. – если хочешь, можешь составить мне компанию. В любом случае, возвращаться на Нагатинскую набережную было бы глупо, впрочем, решай сам.»
Дергачев и сам не находил в себе сил не только куда-нибудь возвращаться, но и просто шевелиться, поэтому снова послушно кивнул и засмеялся:
«В тебе умер знатный дипломат, – заявил он. – ты умеешь убеждать.»
Тихон не ответил, продолжая рыться в телефоне до тех пор, пока не наткнулся на подходящий вариант. Квартира, куда предстояло заселиться двум бродягам, находилась в паре кварталов от бывшего дома Тихона, и поэтому с наступлением темноты они гарантированно имели крышу над головой на ближайший месяц. Хозяйка с подозрением оглядела своих невзрачных жильцов, но несколько купюр сверху прогнали ее сомнения, и она с готовностью познакомила их с правилами проживания.
Ночью Дергачев спал плохо. Он все время просыпался, прислушиваясь к разным звукам, доносящимся из-за тонких стен и не всегда сразу мог сообразить, что теперь его окружают не сырые заброшенные цеха завода, а вполне приличная однокомнатная квартира в столице. Тихон тоже не спал. Он, в отличие от Дергачева, даже не делал попыток лечь, роясь в телефоне и отправляя кому-то сообщения. Под утро он растолкал бродягу и объявил: «Собирайся, Женя, нас ждут великие дела!»
Дергачев долго пытался вернуться в реальность с изумлением изучая лицо Тихона, после чего с готовностью поднялся и отправился готовить завтрак.
Великие дела, ожидающие Тихона, заключались в посещении маленького бара, куда неугомонный мажор привел бомжа. Они оба разместились за самым дальним столиком и принялись чего-то ждать. Дергачев ни о чем не спрашивал своего попутчика, опасаясь вызвать его гнев, хоть и никак не мог придумать, для чего он сидит тут и чего дожидается. Спустя полчаса на пороге заведения показалась очень знакомая бомжу фигура. Она остановилась и оглядев полутемное помещение, бодро направилась к их столику.
«Добрый день, Иван Алексеевич, – вежливо поприветствовал вошедшего Тихон и протянул гостю руку. Тот пожал ее и сдержанно улыбнулся. Глаза адвоката скользнули по лицу Дергачева, и улыбка стала искренней.
«Приветствую вас, Евгений Викторович! – произнес юрист и протянул Женьке раскрытую ладонь. – как ваши дела?»
Тихон нетерпеливо наблюдал за обменом любезностями, изумляясь про себя перемене интонации в голосе Ивана Алексеевича. Когда-то очень давно тот очень тепло отозвался о бродяге, и видимо его мнение о нем с тех пор не изменилось. Когда торжественно официальная часть была завершена, Иван Алексеевич, снова став серьезным, обратился к примолкшему клиенту.
«Я выполнил вашу просьбу, Тихон Филиппович, но хотел бы начать не с нее. – заявил он и вытянул из портфеля документы»
Дергачев во все глаза следил за словами и действиями адвоката, но очень скоро потерял нить беседы, уяснив для себя одно: Тихон решает имущественные споры и видно здорово проигрывает. На протяжении встречи мажор хмурился и недовольно постукивал тонкими пальцами по столу, что выдавало в нем замешательство. Адвокат предлагал какие-то альтернативные пути, с которыми не соглашался Тихон, и очень скоро их беседа зашла в тупик. Дергачев очень боялся, что итог встречи возродит в Тихоне желание отвлечься, и он снова исчезнет в доках, однако, мажор по-прежнему сохранял отстраненно деловое выражение лица и про доки не помышлял.
«С минуту на минуту мне должен позвонить человек, от слов которого будет зависеть исход нашей проблемы, – примирительно сказал Иван Алексеевич, убирая в портфель бумаги и оставляя на столе только одну. – прошу подождать звонка вместе со мной»
Тихон согласно кивнул и подозвал официанта, заказывая у него кофе.
Дергачев тихой мышью сидел в углу, не решаясь вставить ни слова и отчаянно придумывая причину, по которой мажор взял его на деловую встречу. Любой вариант казался Дергачеву несущественным, и он остановился на том, что Тихон просто опасался, что бомж от него сбежит и поэтому, держал при себе. Из состояния глубокой задумчивости Женьку вырвал долгожданный звонок. Иван Алексеевич что-то выяснял, спрашивал и подолгу выслушивал ответы, пока наконец, не попрощался с собеседником и не сбросил вызов.
«Ну вот все и прояснилось, Тихон Филиппович, – торжественно произнес он и невозможно было понять, хорошо это или плохо.»
Тихон заметно подобрался и приготовился слушать.
Адвокат принялся доносить до клиента полученную информацию, а Дергачев, не разбираясь в тонкостях юриспруденции, слышал только обрывки фраз, которые в его понимании не сообщали ничего хорошего. «Не имеющие силу бумаги», «незарегистрированные нотариально», «юридической силы не имеет», «подделка и афера», «мошенничество»– слышал Женька и ему казалось, что дело проиграно. Однако Тихон, наоборот, оживился и поинтересовался у Ивана Алексеевича, что ему следует предпринять в данном случае. Адвокат присел на любимого конька и долго что-то рассказывал Тихону, о чем Дергачев уже слушал невнимательно и отстраненно. В самом конце беседы адвокат обратил внимание на бомжа. Он едва заметно кивнул мажору и обратился к Женьке:
«Вы так и не рассказали мне, как идут ваши дела и главное, где вы сейчас обитаете? – в словах адвоката слышался подвох, и Дергачеву не слишком хотелось делиться с посторонним человеком своими бедами. Однако воспитание не позволяло оставлять без ответа такой искренний интерес.
«Я живу где придется, – глухо пробормотал Дергачев, пряча глаза. – у меня нет постоянного жилья, впрочем, как и прописки. В известном смысле я бомж, уважаемый Иван Алексеевич»
Тихон нетерпеливо зашевелился, услышав Женькин вердикт, но промолчал, едва взглянув на Дергачева. Адвокат улыбнулся и наклоняясь прямо к Женькиному лицу, душевно произнес:
«И тем не менее, это далеко не так. Помните домик на побережье, к сожалению, сожженный вашими недоброжелателями?»
Женька потерянно кивнул, а адвокат тем временем продолжил:
«Домика нет, но есть земля, которая по закону все еще принадлежит вам, Евгений Викторович. Вот документы, подтверждающие ваше право. – адвокат протянул обалдевшему Дергачеву те самые бумаги, что оставил на столе. – Тихон Филиппович попросил меня о маленькой услуге, которую я с удовольствием ему оказал. Держите!»
Иван Алексеевич буквально втиснул в руки окаменевшему Дергачеву документы и поднялся, завершая встречу.
«А что с делом Тихона? – вдруг отмер бомж, останавливая адвоката. – оно завершено?»
Иван Алексеевич сдержанно кивнул и, пробормотав что-то про странных людей, направился к выходу.
Глава 14.
Информация, полученная от Ивана Алексеевича, вызвала во мне весьма противоречивые чувства. С одной стороны, я был рад, что адвокат, в который раз доказал свой профессионализм, а с другой- услышанное мною рождало множество вопросов. Юрист настоятельно советовал мне возвращать имущество через суд, гарантируя полный успех моего безнадежного предприятия. Я вспомнил Настины кривляния, относительно моей беззубости и внутренне согласился с адвокатом.
До самого дома Женька забрасывал меня вопросами о причине моего обращения к юристу. Я несколько раз делал попытки отговориться общими фразами, но отвязаться от Дергачева оказалось не так-то просто. В конце концов я остановился и с расстановкой произнес: «Я подписал дарственную своей любовнице и теперь хочу вернуть все обратно. Я как-то упоминал тебе про это, странно, что ты не запомнил, ведь ты любишь всунуть везде свой нос. Теперь тебе полегчало?!»
Я тут же пожалел о сказанном, наблюдая как меняется Женькино лицо. На место серьезной заинтересованности и неподдельного участия, пришло непонимание и сожаление, которые почему-то тут же родили во мне лютое раздражение. Что за манеры у этого человека, так пристально интересоваться моей жизнью и навязывать свое участие? Подумал я и тут же вспомнил искреннее переживание бродяги в период моих химических экзерсисов, его стремление помочь мне вопреки собственному благополучию, и снова что-то похожее на жалость шевельнулось в душе. Этот человек не имел огромных возможностей, как Иннокентий, не обладал заоблачным состоянием как Антон Кириллович, но в отличие от них, Женька имел добрую душу и открытое сердце. Я невнятно извинился за свой тон и уже более сдержано пояснил ему: «Я оформил все документы не сильно желая этого, поскольку был откровенно пьян. Я даже не могу вспомнить, в какой момент происходило все это. И если ты скажешь сейчас, что я мудак, то будешь абсолютно прав. Здесь я с тобой искренне соглашусь»
