Читать книгу: «История бродяги. Одержимость», страница 2
На вторую неделю вахты на площадку приехала повариха Людочка, молодая баба, похожая на студентку советских времен. Она тоже осталась жить на объекте, выбрав себе соседний вагончик, отчасти служащий кухней- столовой. Людочка с первых дней развила на площадке нездоровую деятельность, заигрывая со всей бригадой сразу и выпивая залпом стакан водки за ужином. Мужикам нравилась веселая Людочка, они охотно звали ее к себе в компанию, рассказывали при ней пошлые анекдоты и сыпали шутками. Когда в конце дня все разъезжались по квартирам, непоседливая повариха наведывалась к сварщику и Женьке, разбавляя своим присутствием их унылое житье. Женька заигрывал с ней просто по привычке, вспоминая давно не применяемые навыки, и оставаясь глубоко равнодушным к ее простенькой внешности. Огромный сварщик тоже по мере сил отвешивал Людочке тяжеловатые комплименты, но она все чаще заглядывалась на тощего Женьку.
«Вот скажи ты мне, – обратился как-то к нему работяга, после того, как молодуха упорхнула к себе. – чем ты баб привлекаешь? Ни кожи, ни рожи, страшный как моя теща! А Людка-то об тебя все глаза стерла!»
«Во мне живет внутреннее обаяние! – пафосно заявил Женька, самодовольно улыбаясь, впервые за два с лишним года чувствуя себя снова мужиком»
«А глисты в тебе не живут? – мстительно поинтересовался сварщик, растягиваясь на жалобно скрипящей койке. – ты чего тощий такой? Тоже часть твоего обаяния?»
Женька засмеялся и промолчал, сохраняя свои секреты.
Людочка вероятно тоже заметила излишнюю Женькину худобу и принялась усиленно откармливать заморыша. Дергачев ничего не имел против такого внимания, в ответ ссыпая поварихе вагоны ласковых слов. Спустя какое-то время ее особые предпочтения стали бросаться в глаза, а результаты этих предпочтений отчетливо отразились на Женькиной отъевшейся роже. Мужикам было пофиг на строительные романы, они продолжали пить водку, строить корпус и вечерами разъезжаться по квартирам. Однажды, после окончания очередного рабочего дня, Людочка снова заглянула к Женьке. Толстый сварщик тяжело поднялся и пробормотав о необходимости проведать сторожа, тактично вышел за дверь. Женька не стал долго себя уговаривать и обнял молодуху за крепкие плечи. Повариха в ответ глубоко вздохнула и потянулась к выключателю. Бездумно вколачиваясь в податливое тело, Женька снова видел перед собой морской пляж, а в его голове привычно шумели соленые волны. Внезапно он вспомнил подслушанную ссору на берегу и снова подумал о причинах этой ссоры. Почему это было так важно для Женьки, он объяснить не мог, но подобные мысли возникали у него даже в самые неподходящие для этого моменты.
Людочка приходила к Женьке еще несколько раз, но с каждым ее визитом Дергачев находил все меньше комплиментов и нежных слов для гостьи, пока наконец их запас полностью не иссяк, вместе с Женькиным интересом. Людочка это конечно поняла сразу, но некоторое время пыталась удержать пустые отношения, устраивая Дергачеву слезливые сцены и грозя карами небесными. Наконец, Дергачев заявил ей открытым текстом, что свидания закончились и смысла что-то возобновлять и сохранять он совершенно не видит. Веселая повариха, проплакав пару дней, подала заявление на увольнение, и мужики остались без обедов, а Дергачев без секса.
Исчезновение Людочки никак не сказалось на настроении Дергачева. Он продолжал держаться особняком, периодически впадая в ступор от одолевающих мыслей. Огромный сварщик перестал обращать внимания на странности коллеги, лишь иногда принудительно выводя Женьку из состояния нирваны. Дергачев часто ловил себя на мысли, что отдал бы последнее, чтобы снова оказаться в том домике, который никак не хотел покидать его сознание. Предательский голосок в его голове напоминал ему, что однажды он так и сделал и только в результате этого домик на берегу на какое-то время стал его временным пристанищем. Если бы Женька был с собой до конца честным, то признался бы сам себе, что вовсе не домик у моря так тревожит его сердце. Но Дергачев упрямо продолжал придерживаться своей собственной версии. С трудом дождавшись окончания вахты, Женька засобирался в Москву. Прямых направлений до приморской деревушки все равно не было и визит в столицу был неизбежен.
Стоило Женьке шагнуть на перрон московского вокзала, как его сердце тут же зашлось в бешеном галопе. По сути в столице ему нечего было делать, поскольку здесь для него не было даже возможности снять себе квартиру. Эти траты сожрали бы значительную часть его денег, заработанных вахтой, а бродяге нужно было продолжать оставаться экономным. Однако просто уехать Дергачев не находил в себе решимости. Он медленно брел вдоль перрона, раздумывая, стоит ли вообще надолго задерживаться в Москве. Скорей всего, Тихон выписал его из квартиры, вычеркнул из своей жизни, и не было смысла ворошить прошлое воспоминаниями. Однако, несмотря на весьма здравые мысли, Женька продолжал тащиться неизвестно куда. В столицу шла осень, заявляющая о себе пронзительным ветром и мелким занудным дождем, превращающим знакомые пейзажи в размытые пятна. Пройдя полгорода, Женька оказался в знакомом дворе, и теперь, с удивлением озираясь по сторонам, он пытался сообразить, как попал сюда. Дергачев присел на скамейку возле подъезда и закрыл глаза. В его голове тут же возникли варианты возможного диалога с ученым, от которых Женька пытался тут же избавиться. Возможно он слишком много приписывал этому человеку, поскольку за все время их непонятного знакомства, Дергачев ни разу не видел, чтобы Тихон занимался чем-нибудь, отдаленно напоминающим научную деятельность. Те записи могли оказаться бог знает чем, а то, что бродяга дополнил их в своем воображении гениальными изобретениями, оставалось только его собственными фантазиями. Правильней всего было бы просто подняться и отправиться на вокзал, взять билет и ехать к милому сердцу побережью, однако Дергачев упрямо продолжал сидеть и ждать. Был конец рабочего дня и Тихон наверняка сейчас где-нибудь в офисе, решает производственные вопросы и меньше всего желает видеть у своего порога бомжа. Ведь если разобраться, Женька продолжал оставаться бомжом, даже имея московскую прописку. Оглядев свою невзрачную одежку и дотронувшись рукой до отросшей щетины, Женька решительно поднялся и направился прочь, теперь уже желая никогда больше не пересекаться с Тихоном. «Я схожу с ума, – думал Дергачев, торопливо минуя окрестные дворы. – к чему эти прогулки? Я для Тихона материал для исследований. Завершившихся исследований. С чего я вообще решил, что он расскажет мне про свои разработки только потому, что однажды накормил меня недоеденным ужином?»
Женькино настроение упало, и он снова ощутил себя никому не нужным бродягой, способным только перебиваться случайными заработками. Добравшись до вокзала, Женька купил билет до Ейска и притулился у высокого подоконника, ожидая свой поезд. Внезапно перед глазами мелькнула знакомая фигура. Мимо Дергачева тяжело волоча огромный чемодон, торопливо прошла та самая подружка Настя, что выясняла отношения с Тихоном на морском побережье. От неожиданности Женька не сдержал изумленного возгласа: «Настя?»
Девушка быстро обернулась и кого-то поискала глазами в толпе, несколько раз равнодушно скользнув взглядом по небритому Женькиному лицу. Женька как умел, придал лицу незаинтересованное выражение и украдкой рассмотрел наконец подружку ученого. Она была довольно стройной, темноволосой и невысокой, однако несмотря на приятную внешность, вызывала у Дергачева неприятные чувства. Его воображение снова вернуло в памяти те ночные сцены, услужливо дорисовав то, чему Женька явился только невольным слушателем и от этих картин в груди противно заныло. Проводив глазами Настю, Дергачев принялся придумывать свои собственные сюжеты. «Я схожу с ума, – снова резюмировал Женька и направился к перрону»
Глава 2.
После того, как Женька в очередной раз сбежал от меня, оставаться на побережье я не видел смысла. Просидев на пороге до позднего вечера и внимательно вслушиваясь в шум ветра, я принял решение возвращаться домой. Побросав в багажник только что разгруженные вещи я кое как привел в порядок свое разоренное жилище и рванул к трассе. Скорость отвлекала меня от навязчивых мыслей о Дергачеве, о моих исследованиях, о своих дальнейших планах. Где-то в середине пути я пришел к утешительному выводу, что однажды когда-нибудь увижу Дергачева опять, хотя бы для того, чтобы выписать его из своей квартиры. Тогда у меня появиться возможность объяснить ему, что в моих действиях не было ничего притивоправного, и возможно Женька поверит мне.
Суета московской жизни напрочь вытеснила мои сомнения и переживания, заменив их обычными деловыми проблемами. Лето в столице выдалось на удивление жарким, солнце целыми днями плавило мозги и все мысли сосредотачивались на старательно пыхтящем кондиционере. Свой отпуск я перенес на неопределенный срок и полностью посвятил себя работе. Однажды, когда душный московский воздух немного разбавился ночной прохладой, мне позвонила Настя. Погода не располагала к романтике, но я вежливо выслушал ее подробный рассказ обо всем, что случилось с ней за последние месяцы и пригласил в гости. Весь вечер и первую половину ночи Настя ненавязчиво бормотала про море и побережье, как в такое пекло было бы чудесно оказаться где-нибудь вдали от цивилизации, вдохнуть прохладу морской воды, окунуться в дикую природу, и так далее, и тому подобное. Устав слушать ее причитания, я пообещал, что в конце месяца мы обязательно окажемся, вдохнем и окунемся.
Выбрав подходящий не слишком жаркий день, мы наконец то собрались в путешествие. На протяжении всего пути Настя восхищенно пересказывала мне то, что видела за окном, в красках описывая мелькающие мимо елки и березы. Она родилась и выросла где-то в астраханских степях, и все ее представления о природе ограничивались редкими посадками, где она в детстве с бабушкой собирала грибы. Приехав в столицу, Настя и вовсе лишилась возможности наслаждаться пейзажами, поскольку тратила все силы на зарабатывание средств для съемной хаты. Поэтому возможность повидать мир привела наивную простушку в полный восторг. Когда же впереди показались очертания гор, она приподнялась на сиденье, и, если можно было бы сожрать глазами открывшуюся картину, Настя не задумываясь сделала бы это. В конце концов меня начала раздражать ее бесконечная восторженность и я прибавил газу, проносясь по трассе и мешая ей детально изучать местность.
«Тихон! – прошептала она, едва войдя в мой домик на берегу. – какой же ты, оказывается, романтичный!»
Я недоуменно оглянулся на подружку, ожидая расшифровки фразы.
«У тебя очень тонкий вкус и еще ты аккуратный…– объяснила Настя свои восторги, оглядывая комнату, которую обустроил для меня бомж. Я раньше не задумывался над тем, что диван и стол удачно подобраны по стилю, а висящие на стене полки зрительно расширяют пространство помещения. Настя долго еще сыпала всякими красивыми определениями, а я думал о том, что зря позволил бродяге сбежать и снова непонятная тревога заполнила мое сердце. Оставив Настю наводить красоту, я вышел на берег и уставился в водное пространство. Теперь мой созданный и опробованный препарат уже не казался мне гениальным. Что в нем толку, если для его применения мне необходим зрительный контакт с испытуемым. Вот если бы создать состав, позволяющий управлять чужим сознанием на расстоянии, не прибегая к взаимодействию… Постепенно эта мысль захватила меня и в голове заплясали формулы и расчеты, которые я торопливо записывал прямо на сыром песке. Если добавить некоторые компоненты и увеличить дозу уже существующих, то можно расширить эффект воздействия на чужой мозг, ускорив работу своего собственного. Не отрывая глаз от исписанного песка, я неловко ввалился в комнату и достал кожаную тетрадку. Торопливо перенеся расчеты на более прочную основу, я затоптал надписи и в сомнении помотал головой. Сейчас моя возникшая идея казалась мне бредом, но больше всего меня напрягало то, что я не мог тотчас же проверить свои выкладки. Препараты и ингредиенты были со мной, но так же со мной была Настя, и научные опыты откладывались на неопределенный срок. Подруга тем временем приготовила нам обед и позвала в дом. От ее неумолкаемого лепета ломило виски, но я продолжал слушать ее, не слыша самих фраз. С наступлением сумерек я решил, что пора немного отвлечься от научных размышлений и завел с Настей беседу о любви. Некоторое время мы вяло перебрасывались с ней пустыми фразами, а когда Настя завела песню о нашем с ней совместном проживании, я накрыл губами ее рот и невнятно пробормотал «позже, милая…»
В моей голове продолжали кружиться формулы, иногда разбавляемые появлением бомжа, что меня несколько смущало в данном контексте. Эти мысли были настолько навязчивы, что на очередной вопрос подружки о чем -то, не имеющим к теме моих размышлений никакого отношения, я рассеянно отозвался: «разумеется, Женя…»
Настя возмущенно оттолкнула меня, села на диване и уставилась мне в лицо сверкающими в темноте глазами.
«Как это понимать, Тихон?! – негромко воскликнула она. – кто такая эта Женя?!»
«Это он, – так же рассеянно отозвался я, чем вызвал новую бурю негодования»
Наконец, меня вернуло в реальность и я, оценив комичность ситуации, весело заржал.
«Не о том думаешь, милая! – сквозь смех пробормотал я. – это долгая история, расскажу как-нибудь …»
Но Настя уже настроилась слушать загадочную историю.
Я, опустив почти все подробности, рассказал ей только самое окончание.
«Это мой приятель, который временно лишился жилья, и я прописал его у себя. – я посчитал, что эта информация окажется самой нейтральной из всего повествования, однако, я круто ошибся»
Милая Настя задохнулась от возмущения или гнева, я так и не смог определить охватившие девушку эмоции и с трудом вытолкнула из себя: «Зачем?! Кто же он такой, что ты идешь на такие решительные шаги?!»
В понимании Насти прописка была чем -то настолько важным, что приравнивалась ей к оформлению официальных отношений. Об этом она долго вещала мне, стоя на пороге домика, после чего, исчерпав все аргументы, выскочила на улицу. Я решил не раздувать из этого конфликт и вышел следом.
«В чем дело, Настя? – негромко поинтересовался я, сохраняя нейтральную интонацию. – в чем ты видишь проблему?»
«Ты прописываешь какого-то человека, с которым даже толком не знаком, а я продолжаю мыкаться по жутким квартирам! – гневно заявила она, тоже не повышая голоса»
Мне показалась очень странной проведенная аналогия.
«При чем тут ты? – недоуменно спросил я.– мы с тобой никогда даже не рассматривали этих вопросов. Не думал, что для тебя это имеет какое-то значение!»
«Вот как?! – обиженно протянула моя подружка и отвернулась. Выдержав трагическую паузу, она обернулась снова и все же сорвалась – ты идиот и придурок! Неужели не понимаешь, что он может обмануть тебя, преследуя свои собственные цели. Я на твоем месте избавилась бы от такого соседства.»
Уже тише добавила она. Я подумал, что какие-то особенные цели как раз могла бы преследовать моя нежная подруга, окажись она на месте Женьки.
«Нет, Анастасия, – твердо заявил я. – разговор окончен. Я буду делать так, как считаю нужным!»
После этого ни о какой романтике речи уже не велось. Настя дула губы до самого утра, а с первыми лучами солнца вызывающе собрала вещи и пешком отправилась на вокзал. Я догнал ее на дороге и затолкав в салон Настю вместе с ее чемоданом, молча повез до вокзала. В мои планы не входило возвращаться в столицу так быстро и если моей милой в голову взбрела очередная блажь, то я не желал иметь к этому никакого отношения. Посадив подругу на поезд, я вернулся в домик. Не обращая внимания на разбросанные повсюду вещи, я достал тетрадку и принялся снова пересматривать сделанные записи. Оставшись в одиночестве, я внимательнее вчитывался в бегающие строчки и приходил к выводу, что идея, так внезапно возникшая, вполне жизнеспособна и, если провести детальный анализ выведенной формулы, то реально добиться поставленных результатов. Я несколько раз переписывал буквы и числа, пока наконец не достиг того, к чему стремился. Меня немного настораживало то, что формула получилась так быстро. Над своими первыми разработками я провел почти десять лет, а сейчас за неполные сутки готов был создать новый вид препарата. Я вышел на свежий воздух и с шумом потянулся, разминая затекшие конечности. Не стоит торопиться именно сейчас. У меня под рукой нет подходящего бомжа, на котором я мог бы безбоязненно ставить эксперименты, с усмешкой думал я, с теплотой вспоминая Женьку. Теперь подопытным материалом становился я сам, и прежде чем начинать испытывать новую формулу, мне нужно было все еще тщательно проверить несколько раз. Мысленно я заново проговорил цель новой разработки. От нее требовалось так ускорить работу моего мозга, чтобы управлять сознанием другого человека на расстоянии. Иными словами, я хотел добиться умения посылать сигналы в чужие мысли, блокируя волю объекта.
Вернувшись в домик, я в который раз пересмотрел записи, высчитывая и сверяя данные, пока, наконец не пришел к выводу, что могу рискнуть проверить теорию на практике.
Достав из сумки упакованные препараты, я разложил на стильно подобранном столе ингредиенты и усмехнулся, вспоминая наивные Настины восторги по поводу моего жилища. Я смешал порошки, постоянно обращаясь к формуле и когда прозрачная жидкость была готова, мысленно помолился. По своему внешнему виду она ничем не отличалась от своей предыдущей версии, только в этот раз менялась степень воздействия на мозг и я, прежде чем выпить препарат, представил всех ученых подвижников, бесстрашно ставящих на себе самые опасные эксперименты в пользу науки. Потом залпом выпил содержимое стакана. В первую минуту я ничего особенного не почувствовал. По вкусу препарат напоминал воду, немного отдающую плесенью, как будто она была набрана из болота. Кроме этих очевидных фактов, я больше ничего не мог сказать о его особенностях. Подождав некоторое время, я решил, что в основе моего эксперимента все же лежит идея управления чужой волей, поэтому мысленно направил приказ все тому же безответному бомжу. Я очень сомневался, что бродяга мог уйти куда-то далеко от побережья. В любом случае, даже если мои мысленные сигналы не сработают, он однажды все равно появиться где-то поблизости. Но время шло, а мои исследования оставались все на той же стадии испытания. Ничего не происходило ни со мной, ни с моими попытками воздействовать на сознание бродяги. Вероятно, в мои расчеты закралась ошибка, на устранение которой мне понадобиться время. Я не хотел экспериментировать с кем-то другим, опасаясь привлечь ненужное внимание. К тому же мне был знаком неконфликтный Женькин характер, и, если бы что-то пошло не по плану, я знал, как нейтрализовать бродягу.
До конца августа я проводил дни, переписывая формулы и производя расчеты. Настя на давала о себе знать, а на мои попытки дозвониться до нее, неизменно сбрасывала вызов. В конце концов, я отстал от нее, совсем другие вопросы беспокоили меня все это время.
Как-то ранним утром я добавил в уже готовый состав новый компонент, по моим расчетам ускоряющий деятельность препарата. Теперь я, не сомневаясь ни секунды, смело проглотил болотную воду и снова отправил мысленный приказ своему бомжу вернуться на побережье. Но видимо за три летних месяца бродяга успел уйти слишком далеко, поскольку в ответ на все мои призывы я неизменно наблюдал пустой пляж и соленые волны, набегающие на камни.
Устав раз за разом призывать на побережье Дергачева, я в сердцах бросил шумевшему морю: «Вспомни обо мне хотя бы, тупой бомж!»
Видимая неудача не слишком огорчала меня, как раз наоборот, чем больше я вносил изменения в свою формулу, тем азартнее становились мои мысли. Я уже представлял себе, как бродяга торопиться исполнить приказания,
не имея никакого представления об их истинной природе. С моей стороны это выглядело мальчишеским хулиганством, но я ничего не мог с собой поделать.
Выйдя на берег, я сосредоточил все свои силы на том, чтобы мой внутренний посыл добрался до адресата. Перед моими глазами возникла вечно небритая рожа бродяги и его невозможно заношенные тряпки, которые он называл одеждой. Я даже отчетливо расслышал его хрипловатый голос, несмело зазвучавший в моей голове. Визуализировав образ, я мысленно сформулировал свою просьбу, которая заключалась в одном, чтобы Женька оказался рядом. Повторив ее насколько раз, я почувствовал нарастающий гул в голове, сопровождающийся покалыванием в висках и головокружением. Мои мысли, обращенные к бомжу, дополнились странным сожалением о невозможности тотчас же проверить результаты опыта, однако, я не терял надежды, что однажды смогу узнать о них от самого участника эксперимента.
Мои каникулы подходили к концу и меня снова ждала столица. На протяжении всего пути до дома, я не переставал думать об отсроченном эксперименте. Чем дальше становилось побережье, тем сомнительнее казались мои опыты. Добравшись до столицы, я пришел к выводу, что ничего научного в них нет и что пора завязывать с подобным хобби. Наудачу изготовив еще одну дозу снадобья, я, не задумываясь, выпил ее и снова позвал невозможного бомжа, уже из чисто хулиганских побуждений. Не дождавшись ответа, я убрал порошки в шкаф, а кожаную тетрадку спрятал в стол, до следующего визита к морю.
Глава 3.
Поезд уносил Женьку все дальше от столицы, и с каждым пройденным километром на бродягу наваливалась необъяснимая тоска. Тщетно он воскрешал в памяти картины приморского пляжа, мысли упрямо возвращали его в московский двор, к дому, где жил ученый. В какой-то момент Женька понял, что этих воспоминаний стало слишком много и если и дальше продолжать подпитывать их разными подробностями, то можно сойти с ума. Последнее утверждение уже не вызывало у Дергачева никаких сомнений. После тех странностей, что случались с ним во время норильской вахты, Дергачев насчитал еще с десяток подобных выпадений в астрал. Теперь не проходило и дня, что бы ученый не появлялся в его мыслях. Бродяга и сам не знал, для чего он так отчаянно стремиться увидеть Тихона. Вначале Женьку интересовали научные исследования ученого, в которых судя по всему он принял главное участие. Ему хотелось разобраться в нюансах и понять, что же за эксперимент ставил на нем неугомонный Тихон. Сейчас даже научный интерес отошел на второй план. Московский мажор просто поселился в голове и снился по ночам. Дергачева жутко смущали эти сны, и после пробуждения бомж старался тут же занять себя каким-нибудь делом, только бы не думать про Тихона.
Вагоны тяжело вздрогнули, откатились немного назад и встали возле какого-то маленького перрона. Техническая остановка, пронеслось в голове бомжа. Пассажиры не спеша выпрыгивали на улицу, разминая ноги, а Женька продолжал рассматривать через окно серый пейзаж, не двигаясь с места. Он опасался, что стоит ему выйти на перрон, как ноги сами поволокут его обратно в столицу. Наконец, остановка закончилась и поезд медленно покатился дальше. Дергачев свернулся в привычный комок и попытался заснуть, тесно прижимая к себе вахтенные деньги. Странное дело, теперь, имея пускай не стабильный, но все же доход, Женька продолжал ощущать полную свою никчемность. В мире не было ни единого человека, который бы желал хотя бы поинтересоваться ходом его дел. Дергачев вспомнил своих интернатских друзей, с которыми долго поддерживал приятельские отношения, вспомнил своих подружек, не имеющих точного количества, снова вспомнил Тихона, и горестно вздохнул. Никто из них давно не вспоминает безродного бомжа. «Зато ты вспоминаешь, – обозначился в голове внутренний голос. – чересчур часто…»
Эта простенькая мысль запустила новый виток дум и Дергачев разочарованно поднялся с неудобного вагонного дивана.
К моменту прибытия в Ейск, Женька был готов оторвать себе голову, настолько она болела и кружилась от бессонной ночи и давящей тоски. Выбравшись на улицу, бомж, едва переставляя ноги, двинулся к деревушке. На побережье он устало рухнул прямо на камни и закрыл глаза в попытке заснуть. Но сон не желал приходить к нему, взамен посылая Женьке яркие картинки недавнего прошлого. Перед ним то и дело возникало заинтересованно озабоченное лицо Тихона, который протягивал Женьке какие-то лекарства и что-то убежденно говорил. Бродяга уже сомневался, что все эти эпизоды реально происходили в его жизни. Ученый не мог предлагать ему такого огромного количества порошков и таблеток, сколько появлялось в Женькиных видениях. Наконец вытолкав все это из головы, Женька провалился в странную дремоту, только отдаленно напоминающую сон.
«Эй, парень! – выдернул из темноты чей-то голос. – что ты себе позволяешь, приятель?!»
Женька распахнул глаза, ожидая увидеть прибрежные камни, однако прямо перед собой обнаружил какой-то прилавок, густо заставленный разными продуктами. Он непонимающе помотал головой и обернулся. Рядом с ним возвышалась огромная туша, облаченная в мятый замызганный халат и гневно вращающая заплывшими глазками.
«Ты кто такой? – снова рявкнула туша и ухватила Женьку за воротник»
«Где я? – потрясенно пробормотал Женька, пытаясь обозначить свое местоположение.»
«Дурака не валяй! – отозвался грозный мужик, продолжая держать Женьку. – воровать вздумал?! Не получиться, мил человек! Стой тут, если сбежишь, из-под земли достану!»
С этими словами мужик наконец то отпустил Дергачева, а сам скрылся за дверью. Женька огляделся и решил, что это все же склад, поскольку его окружали плотно заполненные товаром стеллажи. В помещении было тесно и душно, от нехватки кислорода у Дергачева снова начала кружиться голова и он, вместо того, чтобы поскорее сбежать с места преступления, только беспомощно покачивал ей из стороны в сторону. Бомж похлопал себя по карманам, и не обнаружив ничего, кроме перетянутой пачки купюр, бывшей его зарплатой, незаметно вышмыгнул за дверь. Такая огромная туша, как тот мужик, что поймал меня, не способна на хитрые решения и быстрые перемещения, думал Женька, сломя голову несясь по улице. В это время дня на улице не было ни души и бродяга, умеющий незаметно исчезать, без проблем добрался до спасительного укрытия в виде колючих кустов у побережья.
