Читать книгу: «История бродяги. Одержимость», страница 5
Глава 6.
Пообещав себе не ставить больше сомнительные эксперименты над несчастным бродягой, я искренне верил в то, что сдержу слово. Первое время после его отъезда я два дня не прикасался к своим записям и гнал мысли о новых опытах. Однако в первые же выходные я как маньяк, трясущимися от нетерпения руками вытащил из шкафа припрятанные порошки и сверяясь со своими последними записями, принялся смешивать новый состав. Мой препарат работал, но что-то шло не так, как я планировал и мне срочно требовались корректировки. Не думая о последствиях, я проглотил полученное снадобье и вместо очередных распоряжений своему подопытному я попытался внушить ему, что очень раскаиваюсь в грубом вмешательстве в его жизнь, я мысленно просил у него прощения и клятвенно обещал все исправить. У меня была вполне реальная возможность сказать ему это лично, но я почему-то посчитал это малодушием. Сейчас же, отправляя подобные сообщения, я не был уверен в их эффективности, но на душе почему-то становилось легче. Я заставил себя поверить в то, что послания дошли и, чтобы закрепить произведенный эффект, я набрал Женьке, пользуясь обычный телефонной связью, предложил ему зимовать в моей хижине. Посчитав миссию выполненной, я снова убрал все ингредиенты в шкаф и внес очередную запись в кожаную тетрадку. Когда-нибудь я найду достаточно времени, чтобы провести свои исследования так, как этого требует наука, с наблюдениями и выводами, ну а пока я должен вернуться к повседневной жизни.
История с Антохой постепенно стерлась из памяти, и мои приятели снова начали время от времени давать знать о себе. В середине месяца мне позвонил один из них и пригласил провести выходные на Клязме. Там, еще в старые советские времена стараниями его родителей была построена просторная дача с садом и фонтаном. По тем временам она считалось очень крутой и даже имела маленький причал на берегу реки. Спустя несколько десятилетий мой приятель превратил ее в настоящее произведение искусства и иногда приглашал туда самых близких друзей и подружек. К маленькому причалу теперь была пришвартована огромная серая яхта, на общем фоне смотрящаяся немного диковато, но приятель гордился своими возможностями и всячески демонстрировал их всем желающим. Сейчас Клязма была покрыта льдом, а яхта зимовала в клубе, но шикарная дача продолжала оставаться шикарной дачей и даже зимой собирала гостей. Я с радостью принял приглашение, поскольку считал необходимым немного разнообразить свои чрезмерно серые будни.
Вечеринка намечалась на пятницу, но приятель ждал меня уже в четверг.
«Посидим, поболтаем, сколько мы с тобой не виделись, Тихон? Лет сто? – размеренно гудел в трубку Иннокентий»
На самом деле последний раз мы пересекались с Иннокентием прошлым летом, но это была чисто рабочая встреча и там приятель выглядел серьезно и по-деловому.
Дорога до обкомовских дач по пробкам заняла у меня часа три, и когда я подъехал к резным воротам, то мне навстречу выскочил сам хозяин и начал громко сетовать на заносы, пробки, руководство садовым товариществом и правительство в целом. Побоявшись, что список может пополниться еще десятком пунктов, я дружески обнял Иннокентия и примирительно произнес: «Будет тебе, дружище! Давай, лучше веди меня к камину, да налей чего-нибудь покрепче!»
Когда мы, просидев с ним в гостиной около пары часов и изрядно накидавшись крепким алкоголем, обсудили главные мировые проблемы, Иннокентий вспомнил, что ему с минуту на минуту должны подвезти продукты и предложил мне прогуляться по территории, пока он разберется с курьером. Я не стал отказываться, тем более что сад у Кеши был действительно очень красивым даже зимой. Накинув куртку, я спустился к аккуратно почищенным дорожкам и отправился на экскурсию. В Кешкином саду работало несколько садовников профессионалов, которые знали свое дело. Широкие аллейки были огорожены фигурными кустами, под снегом напоминающими сказочных гномов. Вдруг за одним из кустов я заметил какое-то движение. Территория парка была не слишком большая, а задняя часть выходила к посадкам и была тщательно охраняема, поэтому посторонние вряд ли могли пробраться на территорию просто так. Я списал это на обман зрения и сделал шаг в сторону старинной беседки, которая осталась на даче еще с послевоенного времени и выглядела настоящим музейным экспонатом. Она была полностью отлита из бетона, а ее скамейки с резными и тоже бетонными спинками были мало пригодны для долгих посиделок, но Иннокентий не желал расставаться с этим монстром из сентиментальных соображений. Сделав шаг внутрь, я едва сдержал отборный мат, поскольку на одной из этих скамеек кто- то сидел. И этот кто-то не был инсталляцией или садовой фигурой. Это был вполне живой человек, и этот человек сейчас с большим интересом рассматривал меня.
«Приветствую тебя, Тихон,» – произнес сидящий, и в его хриплом голосе я расслышал знакомые нотки. – не ожидал?»
«Нет, не ожидал, – борясь с подступившим волнением отозвался я.– ты как тут оказался? И вообще, что ты тут делаешь?»
Но странный посетитель, пошатываясь, поднялся и не удостоив меня ответом, словно по волшебству оказался рядом со мной и с силой вцепился мне в воротник куртки. Я никак не ожидал, что низкий и тощий бомж может оказаться таким сильным. Он продолжал молчать, медленно сжимая в крепких ладонях мой воротник и с ненавистью вглядываясь в мое лицо. Я попытался оторвать его руки от своей одежды, но вышло у меня плохо. Дергачев ловко перехватил руки и в мой бок уперлось остро отточенное лезвие узкого и длинного ножа.
«Ты что задумал, Женя? – как можно спокойнее произнес я, пытаясь сохранить на лице нейтрально отстраненное выражение. – что с тобой?»
Я мог бы и не спрашивать, ответа все равно бы не дождался. Женькины глаза подернулись мутной пеленой и в них не было ничего от прежнего доброго и спокойного бродяги. Однако Дергачев все же ответил мне. Он, не отводя от меня странных глаз, приблизил ко мне лицо и, обдавая крепчайшим свежаком, отчетливо произнес: «Я хочу, чтобы ты поучаствовал в моем эксперименте тоже. А потом сдох!» и с этими словами он с силой всадил в меня свой отточенный нож. От необычности ситуации я не сразу почувствовал, как во мне расползается горячая волна боли, вместо этого я все еще старался подобрать слова и убедить Женьку в нелепости его задумки. Но слов подобрать я не успел, волна опередила меня, и перед моими глазами заплясали радужные пятна. Я пошатнулся и тяжело свалился на снег.
Первое, что я увидел, после того как сознание вернулось ко мне, были встревоженные лица незнакомцев, пытающихся погрузить меня в машину скорой помощи. Где-то на фоне я слышал растерянный голос Иннокентия, который что-то говорил в телефон и кого-то убеждал в необходимости строгого расследования. Я хотел сказать ему, что никакого расследования проводить не нужно, что это был несчастный случай, но слова застревали в горле и не хотели звучать так, как надо. Потом врач, сидевший рядом со мной, что-то вколол мне в руку, и я провалился в темноту.
Бомж не причинил мне большого вреда, нанеся рану не очень глубоко. Хирург быстро привел в норму мою подраненную тушку и обколов анальгетиками отправил домой, поскольку особого ухода я не требовал. Я сам развел себе нужный состав, который позволял зарастать порезу быстрее, оказал себе необходимую при таких случаях помощь и злорадно подумал: «Твое желание не исполнилось, дорогой Женя. Я все еще жив…» Я не находил в себе ненависти к безродному бомжу, прекрасно понимая, что могло привести его к такому отчаянному шагу. Единственно, что волновало меня все это время, как Дергачеву удалось исчезнуть с охраняемой территории и главное, как удалось туда попасть. Через пару дней после моего возвращения, ко мне приехал Иннокентий и настойчиво выспросил обо всем, что мне удалось увидеть в тот вечер.
«Я дошел до дальней дорожки и прямо у беседки на меня напал какой- то громила, – врал я, не отводя глаз от насторожившегося приятеля. – я не очень запомнил его, помню, что у него был скошенный подбородок и мелкие поросячьи глазки. Вот все, что мне запомнилось»
По взгляду Иннокентия я понимал, что моим словам он не поверил, но ничего переспрашивать не стал, пожелал мне скорейшего выздоровления и откланялся. Я по-настоящему боялся, что Иннокентий, подключив свои связи, каким-то образом выйдет на Дергачева. Бомж был мастер прятаться и исчезать, но частная территория господина Шварца была утыкана всякими приспособлениями для наблюдения и при желании можно было легко вычислить, кто, когда и с какими целями проникал на дачу. Телефон бомжа по понятным причинам не отвечал, поэтому все мои попытки дозвониться к нему с разных номеров, оканчивались ничем. Все то время, пока я приходил в себя после травмы, я буквально не находил себе места из-за беспокойства о своем бомже. Мне была непонятна моя собственная реакция на человека, нанесшего мне увечье и искренне ненавидящего меня. Вместо вполне оправданной злости и ненависти, меня топила жалость к несчастному бродяге, но я не имел даже возможности найти и узнать, что с ним.
Как только я смог безболезненно передвигаться по квартире дальше гостиной, я взял на работе неоплачиваемый отпуск и отправился на побережье. Ехать на машине полторы тысячи километров было очень плохой идеей в моем положении и это я понял, преодолев почти треть пути, но дороги назад не было. Я упрямо гнал машину, не обращая внимания на пульсирующую боль в боку. Время от времени я доставал из бардачка плоскую фляжку с волшебным составом и пил по нескольку глотков. Состав останавливал боль и позволял мне ехать дальше. Как только половина пути была пройдена, я решил сделать привал. Останавливаться зимой на трассе я не стал, а снял вполне приличный номер в областном центре. Тупо проспав там больше суток, я отправился дальше. Я понимал, что добраться до побережья бомж мог бы и не успеть за то время, что прошло с момента его нападения на меня. Меня все не оставляла в покое мысль о том, как Женька узнал о том, что я окажусь именно на этой закрытой даче и именно в то время. Не думаю, чтобы бомж ожидал меня в беседке ежедневно. Все эти мысли гнали меня к морю, не давая времени долго прислушиваться к своему физическому состоянию. Несмотря на свою видимую браваду, я ошибся, считая, что рана просто порез, она все же беспокоила меня и с каждым днем все сильнее. Я еще не знал, как буду отыскивать бомжа на побережье и что буду делать, если его там не найду, сейчас я видел перед собой только одну цель- добраться до хижины. Наконец, передо мной замелькали знакомые указатели, и я прибавил ходу.
В домике царил образцовый порядок и чистота, и это никак не вязалось с безумными Женькиными глазами и его решением разделаться со мной. Я заглянул в маленький холодильник и обнаружил там довольно свежие продукты. Бомж был тут совсем недавно. Возможно вчера или даже сегодня утром. Когда эйфория от дороги и скорости немного поутихла, во мне проснулся здравый смысл и элементарный инстинкт самосохранения. Ведь если господин Дергачев настроен так решительно, что помешает ему довести начатое до конца, увидев меня прямо перед глазами. Что я наделал?! Сам явился к волку в зубы! Но сейчас меня накрыло такой жуткой усталостью, что о том, как было бы неплохо свалить отсюда подальше я даже не хотел думать. Точнее, просто не мог. Рухнув на диван, я закрыл глаза и обреченно решил, что таким дуракам, как я, не место в этом мире, и если бродяга прикончит меня прямо здесь, то будет прав. С этими мыслями я уснул.
Мой сон был неглубоким и скоро кончился. С трудом разлепив глаза, я обнаружил, что за окном висят ранние сумерки, а в домике довольно холодно. Я тяжело поднялся с дивана и поискал глазами дрова, надеясь, что Дергачев ответственно отнесся к своим обязанностям. Бомж действительно оказался очень аккуратным, возле печки ровной кучей были уложены поленья, а рядом стояло полное ведро воды. Я кое как растопил печку и накинув куртку, вышел к машине. Там, в бардачке у меня оставалось еще немного обезболивающего состава, который в данную минуту мне был просто необходим. Каково было мое удивление, когда своей машины возле домика я не обнаружил. На ее месте красовались две глубокие колеи, оставленные на мокром песке, а все мои вещи, которые я не успел выгрузить, растворились вместе с ней. Я на всякий случай несколько раз обошел домик, в надежде увидеть машину где-то поблизости, но надежды не оправдались, а бок на холодном ветру разболелся еще сильнее. Мне ничего не оставалось, как вернуться обратно и попытаться согреться.
Присев к теплой стенке, я принялся рыться в карманах, отыскивая телефон, но вдруг вспомнил, что в последний момент бросил его в бардачок вместе с деньгами и документами. Итак, подвел я грустный итог, я сидел на побережье без машины, денег и телефона, и, самое главное, без своих снадобий. Положение незавидное, учитывая тот факт, что я совершенно не мог предположить, кто в деревушке рискнул угнать такого довольно заметного монстра. Боль разрасталась, и без посторонней помощи мне было не обойтись. Я рассчитывал на то, что однажды вернется Женька и может быть отыщет для меня какие-нибудь анальгетики. Из моей гудящей головы совсем выпал тот факт, что это сам Женька явился инициатором появления этой самой раны и что вряд ли теперь станет помогать мне. Я набрал из ведра ледяной воды и плеснул себе в лицо. Холодная вода немного взбодрила меня и позволила расслышать за дверью чьи-то уверенные шаги. Я с нездоровым любопытством уставился на порог, представляя себе реакцию Дергачева, если конечно за порогом был он.
Это, действительно, был Дергачев, но в этот раз удивляться снова пришлось мне. Бомж, не обращая на меня никакого внимания, вошел в тесное помещение домика и присел на диван. Он явно видел своего гостя, но старательно игнорировал его присутствие, и это у него мастерски получалось. Я тоже не спешил кланяться наглому бомжу, лишь внимательно следил за каждым движением, пытаясь предугадать следующий его шаг. Женька продолжал сидеть, неподвижно глядя перед собой. Я хорошо был знаком с этой его особенностью. В таком положении он мог провести почти сутки и на ближайшие часы я лишался любых развлечений. Наконец, мне надоело подпирать собой печку, тем более стенка здорово нагрелась и торопила подняться. Я неловко встал на ноги и не произнося ни слова, присел рядом с бомжом, потому, что сесть в тесном домике было больше некуда. Женька не пошевелился, продолжая сверлить глазами стенку хибарки.
«Дай телефон, Женя, – наконец произнес я, не выдерживая гнетущей тишины. – у меня угнали машину, я хочу заявить в полицию…»
«Нет. – глухо отозвался бомж»
«У тебя нет телефона? – уточнил я, не понимая упрямство бродяги»
«Я спрятал твою машину и поэтому телефон тебе не дам. – услышал я уверенную отповедь»
«Но зачем? – скорее из вежливости, чем от любопытства произнес я. Мне было все равно, что ответит мне мой постоялец, поскольку рана под повязкой намокла и требовала вмешательства. От Женьки не укрылся мой бледный вид и он, отодвинувшись от меня, коротко объяснил:
«Я не думал, что ты приедешь. Но так даже лучше, Тихон. Я обещал тебе свой эксперимент, я сдержу обещание, а ты сдержишь свое…»
Я ничего не обещал бомжу, но не стал с ним спорить, отчаянно сражаясь с откровенно грязной повязкой. Содрав липкую тряпку и швырнув ее на пол, я оторвал от своей майки ровную полосу и подержав ее над пылающими дровами, приложил к напухшему шву. Мне требовались лекарства, но раз тупой бомж решил поиграться в шпионов и мстителей, то обойдусь тем, что есть. Я никак не мог сообразить, что могло так резко повлиять на решение Дергачева ставить на мне свои эксперименты, которые, в отличие от моих собственных, реально угрожали моему здоровью.
Бомж не отрываясь следил за моими манипуляциями и на его непроницаемом лице отсутствовало всякое проявление мысли. Когда моя перевязка была закончена, я растянулся на диване и не обращая внимания на присутствие Дергачева, закрыл глаза, надеясь заснуть. Теперь этому мешали вопросы, набившиеся в голову и требующие выхода. Весь последний месяц я ничего не предпринимал в отношении Дергачева, да и до этого мои опыты нельзя назвать до конца успешными. Во всяком случае, внезапные совпадения мыслей и голос, пару раз прозвучавший в тупой башке, вовсе не повод так глупо и жестоко мстить. Я много что умею и в моих силах при большом желании обеспечить бомжа совсем не московской пропиской с минимумом удобств в какой-нибудь провинциальной тюрьме. А может я ошибаюсь, и мои так называемые эксперименты настолько повлияли на его сознание, что теперь у него снесло башню? Я хотел задать ему все эти и множество других вопросов, но не успел, поскольку снова провалился в тяжелую дремоту. Я не могу сказать, сколько проспал на этот раз, но, когда открыл глаза, в домике было светло и жарко. Бомж явно перестарался с печкой, но это все же было лучше, чем дрожать от холода. Самого бомжа в домике не было, но входная дверь была не заперта, из чего я сделал вывод, что бродяга где-то поблизости. Все мои нежные чувства к этому странному человеку давно растворились и смешались с пульсирующей и не желающей прекращаться болью в порезанном боку. Я неловко поднялся с незастеленного дивана и прошел к ведру с водой. Она была теплой и свежей, чем я незамедлительно воспользовался. Мне требовалась хорошая ванна, и полноценный обед, но ни тем, ни другим я не мог себя обеспечить, поскольку в доме напрочь отсутствовали любые бытовые принадлежности, а денег у меня не было. Дом был не пригоден к длительному проживанию.
Вторые сутки без еды делали меня злым, а такое грустное открытие, как исчезновение моей куртки, заставило грубо выматериться. На звук голоса вошел бомж и свалил к печке очередную порцию дров.
«Где моя одежда? – без предисловий поинтересовался я, стараясь, чтобы в моем голосе звучало поменьше ненависти»
«На тебе, – буркнул Дергачев и снова направился к двери»
«Верхняя одежда! – не сдерживаясь, заорал я, хватая за рукав конченного придурка»
Дергачев странно замер от моего крика и жеста, после чего поднял на меня абсолютно невменяемые глаза и пробормотал: «Ты ее не получишь…»
Вот в этот момент мне стало откровенно страшно находиться в замкнутом пространстве с безумцем. То, что у Дергачева съехала крыша, я теперь не сомневался, один взгляд на его лицо подтверждал мои выводы и без медицинских заключений. Я промолчал, на всякий случай сохраняя нейтральное выражение на своем собственном лице. Вести с Дергачевым душевные беседы у меня отпало всякое желание, да и все те вчерашние вопросы, стали для меня неактуальны. Я решил при первой же возможности уйти в деревушку, а оттуда запросить себе помощи. Эта простая мысль подняла мне настроение, но каким- то образом изменила поведение бомжа. Он демонстративно запер дверь и уселся на пороге.
«Ты никуда не пойдешь, – заявил он, будто я озвучил свои планы вслух»
«Я никуда не собирался, – равнодушно произнес я, усаживаясь снова на диван.»
По сузившемся глазам бомжа я сделал вывод, что он не поверил мне, поэтому, чтобы не провоцировать у него приступы дурости, я теперь решил больше молчать.
Сидеть целыми днями в его компании и молчать для меня было тем еще испытанием, я вспоминал свои формулы и пытался по памяти найти те ошибки, которые привели к непоправимым результатам. По всему выходило, что расчеты верные, мой состав не мог повлиять на работу сознания вне фазы воздействия, из чего я делал вывод, что образ жизни Дергачева подкосил его нежную душу и теперь я четвертый день делю крохотную комнату с абсолютным неадекватом. По этой причине я старался не засыпать в его присутствии, а поскольку теперь Дергачев не покидал меня ни на минуту, то спать я перестал вовсе.
«Женя, – однажды не выдержал я.– я хочу есть. Даже самые лютые тюремщики кормят своих жертв»
«Ты не жертва, а я не тюремщик, – безразлично отозвался Дергачев, продолжая рассматривать за окном хмурый пейзаж. – и у меня нет копченой курицы, которую ты так любишь…»
Когда до меня дошел его последний пассаж, я не смог сдержать усмешку. Вот оно что! Мое угощение двухлетней давности все не дает ему покоя! Я решил не акцентировать на этом внимание и примирительно произнес:
«Принеси мне любой еды. Где деньги, ты знаешь. Сходи в магазин, приготовь что-нибудь. А потом объясни мне, к чему ты все это затеял?»
Дергачев проигнорировал мой ответ и спустя час напряженного молчания поинтересовался:
«Что с твоим боком? Где ты умудрился так пораниться?»
Вопрос Дергачева заставил мое сердце колотиться бешеной белкой. Я боялся, что в какую-то минуту оно просто вывалится через ребра. Он реально болен, пришла в голову очередная мысль, и это ему требуется помощь. Я пожал плечами и равнодушно бросил ему:
«Несчастный случай, ничего важного. Но мне нужны лекарства, – на всякий случай добавил я. Мой расчет оправдался. Дергачев медленно, словно о чем-то раздумывая, поднялся на ноги и вопросительно посмотрел на меня.
«Какие лекарства? – хрипло уточнил он, отводя глаза»
Тот раствор, что я приготовил для себя в дорогу, наверняка испортился, ему нужны особые условия хранения, поэтому я ответил:
«Обезболивающее и противовоспалительное. Любое, какое будет в аптеке»
Бомж прошел к двери и постояв у порога, спокойно попросил меня: «Никуда не уходи!», после чего ушел сам, крепко заперев за собой дверь.
Я очень надеялся, что вместе с заказанными лекарствами бомж принесет мне какой-нибудь еды, и ждал его обратно самое большее через час. Однако ни через час, ни к наступлению темноты бомж не появился. Я не сильно скучал без него, еще меньше переживал за его благополучие, но, когда часы показали начало одиннадцатого вечера, в моей душе зашевелилась тревога. Каким бы негодяем не пытался казаться мой сторож, он все же был не в себе, и кто знает, что могло случиться за время его незапланированного похода до аптеки. К тому моменту, когда я исчерпал все возможные варианты несчастных случаев, на пороге появился бомж. Он молча протянул мне пакет с лекарствами и снова уселся у двери. Никакой еды он не принес, чем вызвал во мне волну раздражения. Я сидел к нему спиной, и он не мог видеть моего лица, к тому же я избегал с ним длительных бесед, однако услышал его хриплое: «Копченой курицы не было»
Я не стал отвечать, просто сформулировал в голове грубое ругательство и мысленно адресовал ему.
«Еда тебе не нужна, – после некоторого молчания добавил бомж».
Так я прожил в своей хижине еще неделю. Благодаря принесенным лекарствам, а также длительному сну, мой бок медленно, но уверенно приходил в норму. Бомж все также просиживал со мной в хижине все дни, покидая меня только для того, чтобы пополнить запасы дров. Я не видел цели, которую поставил себе бомж, держа меня в строгой изоляции от остального мира. Сейчас, когда мои силы восстановились, я решил вернуть назад свои вещи, не прибегая к насилию и однажды попросил Дергачева: «Пригони мою машину. Мне пора на работу.»
«Нет- прозвучал короткий ответ»
«Послушай, Женя, – как можно мягче произнес я, не на секунду не забывая о невменяемости своего собеседника. – я не знаю, что ты задумал, для чего держишь меня взаперти, но хочу тебя предупредить, я занятой человек и мне нужно работать. Отпусти меня, пожалуйста. Я обещаю, как только смогу, я приеду к тебе обратно, и ты снова посадишь меня на цепь.»
Бомж долго рассматривал меня, пытаясь, как это говорят, заглянуть в душу, после чего медленно и с усилием произнес:
«Ты считаешь меня больным. Возможно это так и есть, временами я и сам начинаю думать, что окончательно свихнулся. Но это ты сделал меня таким. Я слышу твои мысли даже тогда, когда тебя нет рядом. Я все это время считал, что там, в Москве ты ставишь на мне новые опыты, лишая рассудка. Я наблюдал за тобой две недели и понял, что ошибся. Твои мысли никуда не делись и продолжают сводить меня с ума. Но если тебя не станет, возможно не станет и твоих мыслей. Вот что не дает мне покоя»
Слушая откровения Дергачева, я в самом начале его речи решил, что слышу обычного человека, и успел обрадоваться тому, что ошибался в своих выводах, однако последняя его фраза насторожила меня. Что еще задумал этот ненормальный? Теперь, в закрытой хижине ему не составит никакого труда довести до конца то, что не удалось на даче Иннокентия. Последняя мысль возникла сама по себе и упрямо забилась в голове.
«Откуда у тебя этот шрам? – неожиданно подал голос бомж»
От такой внезапной смены темы мое сердце сделало скачок и рухнуло вниз.
«Почему ты снова спрашиваешь? – задал я совсем не тот вопрос, какой хотел. Бомж прекрасно знал историю появления моей раны, но продолжал активно придуриваться, ломая комедию. В откровения по поводу звучания в его голове моих мыслей я не верил ни минуты, поэтому внутренне напрягся, ожидая продолжения концерта»
«Я ничего про него не знаю, наверно поэтому, – пожал худыми плечами бродяга и отвернулся, давая понять мне, что разговор окончен»
На всем протяжении нашего странного знакомства я старался относиться к бомжу снисходительно, делая скидку на его незавидную историю жизни, да и в целом мне был симпатичен этот человек. Однако его последнее нахальное заявление выдернуло меня из привычного спокойствия и сдержанности. От моей лояльности не осталось и следа. Я устав выдерживать выбранную себе роль, вскочил с места и подхватил за воротник рубашки зарвавшегося товарища.
«Ничего не знаешь? – прошипел я ему в лицо. – ну ты совсем о…ел, приятель!»
Не отдавая себе отчета в дальнейших действиях, я с размаху двинул ему под дых и добавил увесистым хуком в челюсть. Не ожидавший нападения, бомж неловко пошатнулся, но удержался на ногах, не делая попыток ответить мне тем же. Он просто поднял обе руки вверх, закрывая голову. От резких движений бок резануло огнем, и это явилось решающим фактором для продолжения разборок. Я опрокинул на пол несопротивляющегося бродягу и со всего маха ударил его ногой. Бомж всхлипнул и попытался подняться. Я лишил его этой возможности, снова врезав куда-то в живот. Перед моими глазами плыло красное марево ненависти и отчаяния, которое я бездумно вымещал на безответном бомже, продолжая размеренно наносить ему удары один за другим. Я не жалел чертова придурка, лежащего у моих ног и безропотно ловящего мои весьма болезненные удары.
