Читать книгу: «Горит Сибирь, горят и люди», страница 2
Водитель вскрикнул. Перед лобовым стеклом явился маньяк.
– Люблю нюхать бенз. Не поделитесь? – процедил он и попёрся к заливающему с баллоном.
Рука цапает канистру. Заправщик вздрогнул и пролил струйку пахучей ацетоновой жидкости. Невольно напряг ноздри. Под майкой щиплет, пах жалит. Закупоренный пылью нос горит, где угольный порох осел с лопату. Жора впервые пожалел, что променял гаечный ключ на пару литров. Абсурдный инвентарь!
Маньяк поставил подсечку топором и крикнул:
– Хоре горючкой брезгать, Газпром чёртов!
Баллон глухо прозвенел, бензин булькнул, когда свалился на траву. Бивни маньяка окоченели. Чудилось, что на нос наступил шок. Джейсон нагнулся над протёкшей жидкостью и прошипел, принюхиваясь.
– 92? Разбавлял гнида?
– Не-не-не, – взвыла жертва, ползая по траве. С ноги стекали капли крови. – Бензин качественный, сам пробовал!
Маньяк замахнулся. На спине раздался хруст. Ярый крик взметнулся в воздух, когда из раны подпрыгнули капли крови. Маньяк ржет, машет топором и кричит:
– И ты нас обманываешь! И ты сдохнешь, гнида!
И снова ржёт. Машина затарахтела, но пустила клочья дыма и завелась. Кто-то выбежал из зарослей.
– Иль-я, – протянул он в крике, – подожди, брат!
Маньяк вскинул окровавленный топор на плечо. Пошатнулся.
– Ребят, ребят, возьмите меня.
В салоне скрипнула дверь. Мачете лязгнул у коробки передач.
– Пошёл нафиг! – вскрикнул пассажир, когда маньяк поволок его за ногу.
Водитель нажал на педаль, прокрутил руль, сжал в ладони и дернул переключатель скорости. Прыть поддала газу. Водитель воодушевленно завёлся. Но пассажир чуть не съехал с кресла, когда он резко сбавил ход. Колодки проскрипели, и жигуль причалил к перекрестку. Глаза забегали по двум путям. Маньяк телепортировался перед машиной и поёрзал по сторонам.
– Илья, подожди, а куда ехать та?
Водитель потряс головой в растерянности.
– Ребят, вам подсказать дорогу? – предложил им маньяк.
Вдруг он свернул вправо, проговаривая.
– Ребят, э-э-э, короче, смотрите, сейчас поворачиваете направо, потом едите прямо, а потом…
Машина поехала.
– Спасибо, брат, всё поняли, – сказал пассажир, когда водитель свернул в другую сторону, пфыкнул через губу и заржал.
– Да, не-ет! Не туда, – кричал издали маньяк.
Пассажир гогочет.
– Твою ж.. налево, – выговорив, смеётся водитель.
Закрутив петлю, он снова доезжает до перекрёстка.
– Вот туда, туда, – кричит им маньяк, пробегая по дороге.
В ответ в машине ржут и катятся по подсказке.
– 100 метров едешь, короче, – опять выкрикивает он вдали.
Голос стих, исчез. Жертвы едут на машине и ржут.
– Сейчас опять не туда поверну, – пищит водитель, смеясь сквозь слезы.
Перед ними телепортируется маньяк, оббегает перипетию.
– И на перекрестке направо, – говорит он и показывает. – Вот туда.
Водитель послушно поворачивает и гулко ржет. Пассажир задыхается от смеха.
– И до конца, – опять кричит маньяк вслед. – Едим, едим.
– Отлично! Спасибо, спасибо, братан, – кричит ему из окна.
Впереди за воротами они видят густой туман.
– Ой, как смешно, – говорит Илья, обессиленно вздыхая.
Машина въезжает в туман. Среди белого занавеса гогочут и звучат голоса:
– Маньяк показывает дорогу, – говорит один.
Ему поддакивает второй и усмехается.
– Такого ещё никто не видел, – дополнил третий.
2
Моргая, ресницы, как веер, прогоняют пыль и сухой ветер. Сейчас они вытесняют туман, пока глаз кутает пелена. Вдруг моргнув, белый пар пропал без вести. Так обычно щелкаешь пальцами, чтобы оживить умный переключатель.
Глаз моргал очень быстро, пока не прошел шок. Дневные лучи бы легче смывали рябь, если бы погружения не заменили саму реальность. Ильюха хмыкнул, когда Вадим скривил лицо, скребя на шеи чип. Корпус устройства ныряет в пряди, оседает и прячется в волосах, пока владелец усердно чешет их ногтем.
– Что скребёшься, детектив? Яму роешь, – гаркнул Илья так воодушевленно, что Вадим приветствует каждое слово.
Но не долго. Краешком глаза он зацепил мордашку друга. Пока на худом рыле проступают морщины, длинный продолговатый нос узиться в однополосный мост. И чудиться, скоро тело рассосет все кости и хрящ. Исхудавшие кожа едва прячет скулы, на веках она прозрачная, как полиэтиленовый пакет. Близкопосаженные глаза набиты черными синяками. Взгляд всегда печален, даже когда друг улыбается или кричит, нахмурив брови. Но только сейчас, пока Илья ухмылкой рвёт подсушенные губы, как никогда прежде, он напоминает мученика из фашистского концлагеря.
Ноготки детектива хрустят по затылку. Волосы скрипят, с них осыпаются редкие крошки, будто пальцы вышаркивают налёт.
– Нефть ищу, братан! – фыркнул Вадим и прокряхтел.
На бородке «бальбо» съежились волоски, словно хруст по импульсу перебрался к новым пастбищам.
– А если серьезно, то он, сука, дико бьёт по нервам в последнее время. Знаешь, бывал у тебя когда-то нервный тик? Так вот, ощущение, будто вместо ног или глаз, импульс теребит мой чип! Его будто кусает током. Гадкое ощущение, ай-чтоб тебя!
Детектив вздрогнул, как обычно дергаются, когда скрипят мелом по доске. Данила свистнул Сёме и начал саркастично лыбиться. И так тонкие губы вовсе исчезли под ласточкой. Зрачки стали бледнее серого, буквально блекли на свету. Парой глаза не отличишь от нарисованных, неживых, отчего легко путаешь Данила с искусственником.
– Властелин, ты чего? – спросил он и задрал величественный нос.
Опять Даня забывает, что природа и так вознесла его горб на пьедестал.
– Их отпустил, а мне, значит, садо-мазу устроил? – возразил громко и возгласил показательно, затем неумышленно пригладил волосы.
Длинные по подбородок пряди всегда оголяют лоб. Он не любит носатых челок. Чурается их. Когда гости рассаживались в позу лотоса, детектив присмотрел фото на тумбочке. Улыбкой сверкала кудряшка Сью (старого Госта), а юный Даня крутился у юбки. Его волосы с детства вьются в рогалики, а крючковатая чёлка выделяет горбатый нос. Неужели поэтому, у зеркала, Даня всегда расчесывает пряди с носа к макушке, часами корпеет, чешет в разные стороны, словно у него есть хитрая схема для каждой волосинки.
Игроки провели любопытство по цепочке. Оглядев всех, Семён помялся и почесал чёлку. Утиный нос расправил рыжие вилы. Пряди ровно укорочены лезвием. Майки всегда болтаются, как балахон. Тощая шея посоревновалась бы со шлангом. Лицо размякло, веснушки почти выцвели, словно растёрты наждачкой. Иногда приходит мысль, что Семён специально мажется известкой. Но рекордная бледность невзрачна перед одной единственной приметой. Не так отталкивает, как губы. Они часто тянуться так далеко, что ты начинаешь верить в безумство и сумасшествие своего мозга, который способен представить такую диспропорцию на лице.
Семён пожал плечами и сморщил щёку, гоняя циничную усмешку в один розовый мешок.
– Так сделка, не презерватив. В следующий раз бери пачку, дипломатия.
Говорит Сёма лукаво. Рот придает улыбке какую-то неестественную дикость.
– Эм-м, Сёма. В наше время резинкой пользуется только старики и девственники, – тактично выразился Даня.
С его губ сошел смешок, довольно таки легкий и не каверзный. В ответ Семён помялся. Их беседы всегда упираются взаимные подколы. Видит детектив, неспроста Сёмку сковывает "дипломатия". Как-то после катки Данил предлагал разбавить их чисто-мужественную компашку гламурной дамой.
"Кто там по моде, Синди? Сегодня, значит, будет Синди!" – так просто возглашает Даня, а Семён рычит, бесится, но в тихую, помалкивает.
Похоже, об их "симпатии" смекнул один Вадим.
– Вы опять дипломатию устроили? – буркнул Женька и нахмурился.
И тщетно. Гонор Жени никто не воспринимает всерьез, а когда он матерится и ругается, все забавляются, либо ржут. Сам Женька на друзей не обижается. Их не трудно понять, когда смотришься в зеркало. В отражении брови тонкие и светлые, будто нарисованы бледной акварелью. На лицо он миловидный, русый, слегка румяный и с пухлыми губами, смазливый. Скоро, скоро стукнет сороковник, но даже через 10 лет Женька будет выглядеть, как молодой парень. Русский Тоби Магуайр.
– Э-х, Данил, ну договаривались же! Атмосферу портите!
– Иди в сортир, Жека. Нытьё атмосферу портит, – рявкнул Борис в своей грубой манере. Паузы переходили на гонор: то ли горло дёргает его голос, то ли звуки выпрыгивают из носа, когда ударяются об искривлённую переносицу.
На слово Боря всегда резкий, а по характеру – вспыльчивый и бескомпромиссный. Сразу чувствуешь, что его строгал не ласковый папа Карло. Даже лицо наполнено грубыми штрихами: морда – правильный квадрат, как ровная фоторамка, над верхней губой каньон впал почти до самих зубов, где дно оседает под тенью, а ямочки от носа к скулам садятся так глубоко, что рисуют респиратор.
– Сговор, ой-как, добавляет сраной реалистичности. Чем не уголь для атмосферы?
Ямочка на подбородке углубилась, а Вадим начал лыбиться – истина демонстрирует скрытые приметы. Кто бы поверил, ей опять не подсобила щетина, у которой выклёвывается, как в тонкой афере, неприметная седина. Хоть макни ты известкой ежика, не поможет она спрятать картёжника! Вадим давно раскусил друга детства, что не представляет колючего балабола без хитрой ямочки.
Сёма громко кряхтел, чтобы подманить Бориса.
– Кто бы говорил, – проязвил он. Улыбка достигла новых рекордов и закопалась в щеках. – А ты какое наивыгоднейшее предложение хотел сделать? А, видеоблогер? Думал прорекламировать меня на стриме?
– А вот не метнул бы перо и узнал!
Забава на слуху. Только чуйка Вадима всё проницает. Он подловил, что блогер опять ластится к запястьям под рукавом. Причем Борис уже неумышленно тянется к ударам в вене. Ладони у Бори тонкие. Да и сам он мелкий, как пупс. Но из шейки рукава на жилистом запястье легко выцепить светлый шрам. О нём Борис не болтает.
– Это ты кричал, что я жадный? – начал наезжать Семён.
Борис взгромоздил бровь на лоб. Складки и ямочке почернели до угольного карандаша. Визуально морщины построили на лице несколько линий. Борис превратился в черно-белый автопортрет.
– Ты за сломанным аккумулятором гонялся, дебил! – возбранил он, потом добавил. – И опять за Жекой полетел. Что его жопа тебе сделала? Влажная слишком? В педофилы подался? Разве ты не за новым акумом охотиться должен? За новым!
– Да, блин. Что заладил-то? Старый, новый… Я ещё бюджет не освоил, – тявкнул в ответ Сёма и помял плечи.
– А кричал, что не чинуш, – подловил его Илья и показательно заржал.
Горе маньяк пфыкнул. Запрягая бровь, он с обидой взирал Женьку.
– Хе-хе-хе, – тот глупо протарахтел и ухмыльнулся. Он чувствовал давление, но не знал, как выстроить ответ. Теребя шестерни, в нём проснулся механик. – Клиенты через неделю на меня также смотрят.
Губы прогнулись к подбородку, и Семён укоризненно промычал.
– Ну-ну, – щадяще растянул Вадим.
Рука отсосалась от чипа, заляпав корпус отпечатками. Его укрыли волосы. Белокурые кончики почти выцвели, зато недра разрослись толстыми черными корнями. Они и прибрали корпус.
Вадим продолжил:
– Хватит бранить маньяка. Он у нас знатно сыграл. Настоящий псих-садист! Кстати, ты в моём следственном отделе не бывал? – подтрунивал детектив. Щурился он, как ищейка, пригревший за дело подозреваемого.
Семён комично скорчился и покачал головой. Сглотнуть бы, но глотке тяжко.
– Если бы. Там же не допрашивают автомехаников, – буркнул тонкую шутку в ответ.
Нелепый намек ищейка поймал. Сёмка уязвлен. Он не дурак и догадывался, кто организовал массовый набег на маньяка. В этом деле Вадим главный рэкетир с мачете. Только детективу жаль Женьку, кинули. Что ж поделать, таков удел спецоперации. Зато не дурно отвлек на живца.
Вадим сверкнул зубами. Морщины взбороздились. Кожа по тону здоровее всех в комнате, телесная. Грозные брови такие толстые, что кажется, будто они валяться на глаза. О шраме на губе детектив ни словом, ни духу. Ему в пору роль маньяка. Широкоплечий, мускульный – он вызывает трепет, когда видит всё и беспощадно этим давит. Взгляд растирает в щепку. Неественная сухость ему ничуть не мешает.
Тут Женька воскликнул:
– Ну, хватит! Окститесь, не в маньяке же дело. Главное – скрипты!
– Да-да, – подчеркнул Жора и пробурчал. – Вот они, скрипты. Они придают, э-м, изюминки.
Все вспомнили, что Жора существует и пропустили бубнёшь мимо ушей, уяснив, что друг ещё не вынырнул из погружения. Хотя утром тоже они думали про запой. Вид Жоры отбивает взгляд, будто грушу. Челюсть почти выпала из ушей. Его жёстким скулам не хватало щетины. Оттопыренные уши оживают и дёргаются, когда он морщиться, либо смеется. Гордясь, Жора не прячет их за волосы. Когда трезв, он часто бреется налысо. Но трезвеет Жора, прогоняя недели в тяжёлом похмелье, когда рожа пухнет, а поры и змеиные морщины на лице проваливаются в череп.
Жора почесывает лоб. Перепончатые пальцы даже детектив не сразу обнародовал. Косит стрелки на кривоватый мизинец, который оттягивает всё внимание. Один Женька, когда впервые уперся взглядом между пальцами, то заметно ужаснулся, но постыдился, смущаясь очевидцев.
На что Жора разбавил случай:
– Ей богу, хоть не шестипалый.
Женя в шутку:
– А у меня третий сосок, – и нелепо гогочет.
Данил стебётся:
– Как у бабы из "Вспомнить все"?
И все ржут.
Лоб стёрся. Головная боль не проходит. У Жоры тремор рук, не слабее тряски гипертоника. Друзья думают, что всё путем, не в первый раз он с похмелья. Но только сам Жора ощущает, что трясётся, потому что ломка дико требушет сердце.
– Да ну? – съязвил посторонний.
Он не замыкает круг. Некто не входит в шабаш виртуального погружения. У окна он всё это время сидит молча, в скептическом веянье. На лицо такой вымученный, что веришь – никто ещё так не обделен жизнью.
– Вы скрипты учуяли? – произнес он сухо, с поникшими глазами. – Быть того не может?
В круге все прогорланили, повздыхали и проахали.
– Опять умничаешь? – констатировал Илья, припал к центру и намекнул всем в полголоса. – Чуете? Нет? Сейчас каждый поймет, какой он быдлан и невежда.
– Хм, было бы неплохо. Поделишься на скрипт? – парировал некто.
Илья тсыкнул. Начал лыбиться. Но никто не верит его эмоциям. Не мудрено. Опять глаза утопают в печали, щеки едва жмутся в убийственной худобе и как-то жалко зубы под сухими губами скалятся. Но Вадим больше осведомлен. Да, Илье скриптёр не нравится. Но ему в общем мало кто приятен, особенно после трудной рабочей недели. Он сильно устаёт, чтобы быть терпимым, постигать людей и просто давать им второй шанс.
– Может, ты неправильно, эти, скрипты эти ставишь? – предложил Жора и выдохнул. Опухшие щеки по жабьи хлопали.
– Сыграй разок с нами, тогда вкуришь, где тупанул, – закончил за него Борис.
– Для этого я сижу за админа, – возразил скриптёр, лениво поднял ладонь и скептично заправил их по упрёку на палец. – Ошибки в скрипте не обнаружить, пока не оцифруешь код в деле. Но это тебе не помарка в диктанте. Его нужно пасти. К сожалению, в массовом потребление он скорее, как непаханое поле для картошки в Макдональдс. Чтобы скрипт работал в коопе, нужно разобраться в осознание группы. Чтобы он в онлайне пахал, нужно освоить сознание толпы.
– Поэтому скрипты любят книги? – заметил Вадим.
– Не совсем. Всегда есть тонкости. Чувства наши субъективно, нейронные пути индивидуальны, но эмоции, буквально по теории вероятности, сливаются и резонируют на одной волне. Считай, мешают зеркальные нейроны и всё-такое. Так они искажают реальность. Хотя я думаю, всё потому что мы – гребанные обезьяны.
– А-а, кажись смекаю! Когда ты одинокий Робинзон в океане слов, никто не украдет твой эксклюзивный скрипт?
– Хороший образ, – похвалил скриптёр. Даже Илья удивился его эмоциям.
– А я вот почувствовал, – встал на защиту Женька, затем указал на соседа. – И Сёмка почувствовал. Вон как за маньяка угарал.
Семён развел руки. Никакой дикости на губах.
– Так я не только декорации ставил, но и подопытным кроликом был для скриптов, – продекларировал он.
Все проахали, заохали, когда учуяли подвох.
– Вот откуда такой энтузиазм, – изрек Вадим и прикусил шрам на губе. – Эх, знал же! Не зря оно!
– Меня тоже удивило, отчего Сёмка такой радостный? Ещё не погрузились, мод не оценили, а он сверкает тут своими зубищами! – поддакивал Женька. Похохатывал он скромно, глазёнки блестели, догадка по-мальчишечьи озарила розоватое лицо.
– О чём вы? – возник модер, кровь разогрела бледные щёки. – Конечно, я буду рад. Разве не круто сыграть в свой мод вместе с друзьями?
– И нырнуть в самый сок? – язвлено поймал его Вадим.
– Так, логично же, что весь эффект уходит к маньяку. Он же один против всех? Да, напарник?
Скриптёр критично скорчил лицо.
– Угу, угу, – подтрунивал Данил.
Пока шабаш стебал Сёму, сам создатель мода подрагивал. Шуточки вытягивали желание растянуть рот до ушей. Ещё хохот Дани тарахтит под ухо. Сёма молчит, терпит, тихо посапывая.
– Всё, всё, – усмирил Вадим всех своим твердым словом. – Мы же высмеем весь воздух. Ну, скриптёр, как мы должны действовать? Не бросишь умного совета?
Все сникли, ожидая. Скриптёр рылся в карманах.
– Ну-же, философ, – начал потешаться Илья, – твоей проповеди ждём.
Скриптёру по боку. Илья гудит себе под нос.
– Ещё сырая? – высказал догадку Семён. – Зря созвал всех?
Скриптёр вздохнул и вяло отвлекся на партнера.
– Шутишь? – сыронизировал он. – Наши альфа-тестеры даже не заметили, как превратили ужасы в комедию. Ну, лады. Хватит гонять карты на сегодня. Мод не готов. А скрипты – те ещё танцы с бубном. Нужно дорабатывать, – уверил скриптёр, потом он задумчиво промычал, почесав губы. – Но вы запустите ещё, если хотите.
– Так зачем, если сырая? – недоумевал Данил.
Дипломатия хмурится. Брови скукожились, полезли на глаза. Он зажмурился. Сейчас на друзей будто таращатся пластмассовые протезы.
– Ещё сказали, что игра – топ, – дразнил их Илья. Семен на него пшикнул.
– Не топ. И не плавки, – приметил скриптёр. – Скорее испытательная камера для подопытных. Данные нужны для статистики. Диковатый способ, но иначе не узнать, как резонирует скрипт.
– Ок, вкурили. Он не пашет! – громко продекларировал Боря и хлопнул по ляжкам, как судья молотком. – Включаем порнушку.
Ноги устали обниматься в позе лотоса. Борис, хохоча, потянул их. Пятки уперлись в Илью. Тот скривил гримасу. У дурочка-друга воняли носки. Видя всё, Борис ухмылялся. Ему нравится докучать Илье – хобби прижилось со времен детдома. Но все знали: самого Бориса лучше не раздражать. Заведётся и начнет тараторить: ушлёпок, утапок, утырок, чмо, верзила, ублюдок, скотина, гавно, вонючка, хубло… И так батарейки будут тарахтеть поэнергичнее Дюрасела.
– Всё пашет. Вы сами его просрали, – пробурчал Семён, сморщил губы и избороздил морщинами нос.
Хмурился он недолго. Это обычное состояние Сёмы: брякнул что-то, а потому втихую приуныл. Друзьям не совестно, они с удовольствием помалкивают в ответ. Так проще упразднить эти безумные губы.
– И никто ничего не почувствовал? – вдруг пролепетал Женька.
Борис махал головой, в точь передразнивая Илью. Детектив морщился и слегка покачивал лбом, пока почесывал волосы на макушке. Данил сутюжил губы и опять перекрыл взгляд бровями, а Жора вообще клюнул в пол и спрятал рукой морду, растирая красное пятно. Семён вздохнул раздосадовано и лишь коротко моргнул на Женю. На переносице сверкнула капля крови, и Женю пробил ужас. Он оцепенел. По носу пробежался холодок, будто осязаемая струйка крови.
И, как по магниту, Женька прилип к скриптёру, будто ожидая подтверждения. На лице со-создателя чистый скепсис. Скриптёр просто пожал плечами, опрокинулся на диван и опять полез в карман.
Женька опустил голову. Он сам не понимал, что именно ощущает. Его мозг пронзил скрипт или охватил обычный страх, свойственный инстинкту самосохранения? Тот миг промчался. Пробуждение очистило его, как будто удалило дремучий сюжет после сна. Но что сейчас лезет из корзины? Что-то чувствовалось, но расплывчато. На сердце залегла зыбкая беспочвенная тревога, как неприятная обида, которую нужно срочно прожечь весельем. Вместе. В компании друзей. Как всегда.
Наконец скриптёр нашарил в бездонных карманах вэйп. Он провалился в дыру, на дно, и прижался к бегунку.
– Не смей курить! – рявкнул Данил.
Он расквитался с кредитом не для того, чтобы испытывать мебель на стойкость к запахам. Вероятностям и красивым словам он теперь не верит. Даже диванчик под задницей скриптёра потягался бы с золотым слитком, а пуфики в комплекте больше не мнятся таким щедрым подарком, как надиктовала об этом рекламная строка. Счастье, что они вообще вместились по краям, стеснив комнатку "человейника".
