Читать книгу: «Тулпар», страница 4

Глава 7

– Мам, ну не плачь ты так – просила Айхылу слушая рыдания в трубке – ну сорвался, пройдет, как будто ты его не знаешь – она не верила, что подбадривает так, что встает на ту темную сторону, какую мечтала избежать, но слезы матери давят на грудь, и она поддается.

– Почти ведь месяц не пил. Это всё я, надо было сразу вернуться, а теперь… – всхлипывания – что ж я такая дура, Айхылушь?

– Мама, ты не дура, не говори так, это он сорвался просто. Пройдет, выжди недельку и снова приползет – Айхылу изучала мутную воду в тазу, где малы посуду, в веранде шумела бабуля, насылая проклятия на всех известных ей людей. Мать плакала – мам, ну хватит, правда.

– Всё, всё не плачу. Ведь он держится, я поговорю с ним, надо просто побольше говорить с ним, он сразу другой становится – Айхылу закатила глаза, не веря, ни себе ни матери, что они ведут такой разговор. Бежать бы им от него без оглядки, да что-то их всегда держит.

– Мам, а почему твои родители против были? – трубка затихает.

– Тебе Зифа сказала? Ну я так и знала, что растреплется – слезы сменились едкой злобой, которая сочилась в каждом слове.

– Да никто мне ничего не говорил. Просто он же местный, почему…

– Он сидевший, сидел за… повесили на него изнасилование какой-то девки с Баймака, а потом видимо прознали, что не он, а ты поди докажи моей матери, что он не такой – Айхылу опустила одну ладонь в воду и сжала холодный метал ножа – не насиловал он её. Ну разок они может целовались, он сам мне рассказывал. Тогда отец мой жив был, так что сразу сказал, чтобы духу его тут не было. Фанис не такой, нет-нет, пьет, но, чтобы баб насиловать.

– А ты что свечку держала? – спросила Айхылу, но, как и все остальные мать её не слушала и продолжала свое.

– Это город его испортил и та девка. Липла к нему как банный лист к заднице. Он три года отсидел, а как вышел мы сразу уехали подальше от греха. Мать тогда от меня открестилась, а отец и вовсе перестал общаться. А я ведь по любви, по большой…

– Эльмир, а ты в любовь веришь? – они сидели как привыкли за баней, прячась от солнца, которое клонилось к закату. Эльмир пытался курить, что у него выходило плохо и он постоянно кашлял.

– Как же они эту дрянь то курят вообще? Любовь? Да, конечно, верю, а кто ж не верит – Айхылу усмехнулась. Басай, каким бы оторванным не был от мира, казалось, был ближе всех к настоящей любви. Она видела, как бабуля снимала раз в неделю фотографию мужа со стены и протирала пыль, пуская скупую старушечью слезу. Она слышала слезы матери, до сих пор любящей, до сих пор прощающей. Теперь казалось, что возвращение было это не то, чтобы неминуемо, а судьбоносно. Так и должно быть, только так.

– А ты когда-нибудь любил? – Эльмир выбросил сигарету и удивленно посмотрел на Айхылу.

– Всё-то тебе знать надо. Ну любил, может люблю даже – деловито говорил он – одноклассница моя, только вот я ей не нужен. Она вон, как ты, городская – саркастично добавил он и голова упала на грудь – мужик у неё есть, лет на шесть старше, а ей вообще-то семнадцать, это незаконно.

– У любви есть возраст? – Эльмир почесал затылок – а лицо у любви есть?

– Ты че такое спрашиваешь? Я не понимаю – он махнул рукой – больная ты, то покос ей, то лицо любви. Ты бы лучше не в голове своей сидела, не фантазировала, а к Ринату присмотрелась. Все уже говорят, что вы отличная пара, даже бабуля одобряет.

– Конечно она одобряет, он ей самогон подгоняет – усмехнулась Айхылу, но Эльмир уже не слушал, шагал своей шаркающей походкой за баню и скрылся из виду.

Половица скрипнула под босой ножкой и Айхылу замерла. Прислушивалась к дому, к шороху за стенкой. Тишина, только цокот копыт за окном. Руки нащупали в темноте бабулину куртку для дойки коров, она пахла сеном и навозом, но Айхылу было не из чего выбирать. Она невольно торопилась, а потом только смекнула, что выходить в бабулиной сорочке совсем не презентабельно. Хотя в уме план был у неё иной – отвадить Сашу ездить сюда, но почему-то задачу эту надо было выполнять хотя бы в половину красивой. Уже на улице в свете фонаря она поняла, что бабулина куртка снижала её красоту процентов на двести, но возвращаться и лишний раз шуметь на веранде не хотелось. Она вышла к воротам, надев на босу ногу шлепанцы, влажная роса холодили кожу.

Ворота с трудом поддались, тяжелая дверь отошла и Айхылу боязливо просунулась в щель, потом выпрямилась и встала. Так близко, один на один она ещё с ним не была, а этот неспокойный конь нагонял страху, так что на внешний вид было давно плевать. Конь перебирал копытами, Саша не выпускал поводья и смотрел на Айхылу задумчивыми глазами. Ни улыбки, ни слов, ни каких-то знаков с его стороны не было, он продолжал стоять на грунтовке, вперившись в дикие глаза Айхылу, а у той от этого взгляда сердце в пятки уходило, и она готова была с визгами ринуться в дом, теряя на ходу шлепанцы. Но этот взгляд, он будто приковал её к месту и великих усилий стоило ей сделать первый шаг и ещё больших, чтобы заговорить.

– Чего ты тут делаешь? – прямо спросила она, Саша перевел взгляд на дорогу, молчал, что и следовало от него ожидать. Айхылу изучала его шрам на лице, больше он не казался страшным, будто привыкла и теперь перешла к серым глазам, от которых мороз по коже шел – не приезжай сюда ночами, а то бабуля скандал поднимет. Да и соседи болтать начнут – Саша смотрел на дорогу, потом медленно повернул голову к ней, но ни единого слова не произнес. Айхылу осмелела и подошла ближе, конь попятился, потом повернулся боком и замер, поводья натянулись и сразу ослабли – так чего ты сюда каждую ночь мотаешься? – Айхылу смотрела на Сашу снизу вверх, пальцы перебирали редкие пуговки на бабулиной куртке – ну? – тяжелый вздох, он на мгновение закрыл глаза, потом склонился чуть на бок и вытянул руку – чего? – удивилась Айхылу, рука тянулась к ней, жилистая, мозолистая ладонь размером с её лицо – я не понимаю – рука похлопала по седлу и снова протянулась к ней – сесть? – кивнул – нет, ты что? – Айхылу отошла назад – куда я с тобой поеду? Да ещё и ночью. Нет, заканчивай сюда приезжать, понял? А то я дяде Ризвану нажалуюсь или Мустафиным скажу – рука легла на поводья и крепко сжала – давай, уезжай – осмелела она, пятясь к воротам. Саша дернул поводья со всей силой, конь вытянул шею, повернулся в обратную сторону и пошел рысцой, а потом Айхылу услышала, как хлопнули поводья, и конь взметнулся, разрезая темноту на полном скаку.

– Он вернулся к ней, вернулся к своей жене! – через три дня после слез матери, Айхылу выслушивала рыдания Тани, голос рвался на каждом слове – она его прижала, наверно шантажировала, что с ребёнком не даст видеться. Не её он любил, а ребёнка! – Айхылу пыталась сосредоточиться и слушать с полным вниманием, но ничего не выходило.

Три ночи подряд под окнами не стучали копыта, три ночи подряд Айхылу засыпала под утро и на четвертый день была разбита целиком и полностью. Всё валилось из рук, хотелось плакать и лезть на стены, как делала это Таня.

– Она мне позвонила, не он, она… сказала, что я лезу в семью, даже не ругалась, а спокойно так сказала, как будто знала, что он всё равно с ней останется, как будто… ведьма, девочки говорят приворожила. Ой, Айхылу, как же я жить то теперь буду? Не могу я без него! – «не могу я без него» повторила в голове Айхылу и занервничала ещё больше, она перебирала пальцами складки на одеяле, слушала рыдания и отчего-то понимала.

– Танечка, ну может другого получше найдешь – ласково говорила она, пытаясь успокоить, а в груди что-то натягивалось как гитарная струна и ныло – ну не плачь, ладно?

– Как не плачь? Моя жизнь разрушена, всё, я не знаю ради чего жить! – кричала в трубку Таня и Айхылу тяжело вздохнула. Она перестала понимать Таню, Олесю, мать и самое главное себя.

– Как у тебя дела? – как-то грустно спросила Олеся, голос был такой, как при первой их встрече. Выдержанный, спокойный.

– Да нормально – растерялась Айхылу, ведь мало кто её спрашивал про неё саму, но это был только крючок, момент вежливости Олеси и не более.

– Я тут не знаю, что делать – не выдержала паузы Олеся – у него долги. Я случайно узнала, звонил какой-то номер, а он в душе был. А это… ох, это коллекторы. Сумма просто грандиозная. Сперва думала, ну мало ли, может кто из родни, а потом выспросила у него – Айхылу полола грядку с морковкой, которую повторно посадили после набега коз и думала о своём – он говорит его долги. Понимаешь?

– Понимаю – поддакивала вовремя Айхылу и расстроилась, что вырвала вместе с сорняком бесценную морковку, хотелось плакать из-за такой мелочи, упасть лицом в грядку и рыдать, пока больной комок в груди не выйдет со слезами. Она держалась из последних сил и только потому, что Олеся на другом конце провода рвала на себе волосы в отчаянии и не могли же они рыдать вместе. В дружбе так, пока один плачет, другой поддерживает, а из совместного женского воя ничего не выйдет и Айхылу вымещала свою боль на несчастных сорняках. Ненавидела себя за то, что прогнала и за то, что желала снова увидеть его. Не понимала себя, не понимала как два противоположных чувства уживались в её душе. Ничего больше не было важно, ни учеба, ни любови подруг, ни тем более айфоны и дорогая мелочовка. Важным было пережить очередную тихую ночь в надежде забыться сном.

Айхылу стояла перед конем одетая в легкие брюки, футболку и тонюсенькую ветровку. Она не помнила себя как оделась, как выскользнула точно тень на дышащий ночным дурманом двор и открыла ворота. Всё внутри переворачивалось до тошноты. Снова эта рабочая куртка на нем, руки сжимают поводья и ведут коня к ней. Он всё ближе, а она не отходит. «Что ж я делаю?» спросила она себя, глядя на протянутую ей руку и потянулась. Маленькая ладошка легла в твердую мужскую ладонь, ноги оторвались от земли и через секунду она уже усаживалась на седло перед молчаливым Сашей. Поводья натянулись, и конь медленно побрел вдоль спящей улицы. Копыта мерно стучали, Айхылу покачивалась в ритм шага коня, чувствовала тепло мужского тела и оглянулась на удаляющийся дом бабули.

– Куда мы едем? – спросила она, голос дрожал теперь от страха. Здравый рассудок возобладал. Июльская ночь, она на коне с каким-то деревенским дурачком и никто её тут не спасет. Конь продолжал идти, Саша продолжал молчать. Временами он одергивал коня, чтобы тот не порывался поскакать во всю животную прыть, тогда ноги его напрягались, плотно прижимаясь к бедрам Айхылу и она задерживала дыхание от страха.

Впереди показалась колонка, та самая, что в одну из ночей не поддалась Айхылу и стала началом конца. За ней была только непроглядная тьма ночи, ни единого лучика света и Айхылу отсчитывала метры до колонки. Миновали. Она перегнулась на бок, чтобы посмотреть, как далеко они ушли от деревни и тело заскользило вниз. Сильная рука перехватила её и вернула в прежнее положение. С минуту она лежала на поясе девушки, потом отпустила и взялась за поводья поворачивая коня в обратную сторону.

– Назад? А куда мы ехали? – оборачиваться Айхылу боялась, помнила ещё тот момент, когда чуть не навернулась с лошади и сидела по струнке смирно. Вскоре показался дом и на сердце стало легко и спокойно. Конь замер, Айхылу тоже. Потом она почувствовала за спиной шевеление, глянула через плечо, а Саша спрыгнул с седла и протянул две руки – слезать? – кивнул. Айхылу пыталась понять, как бы перекинуть ногу, чтобы не улететь назад, но Саша словно угадывая её мысли, ухватил её за ногу и удержал. Потом подхватил на руки и помог встать на землю. Конь фыркнул за спиной, хотел было пойти дальше своим путем, но Саша успел ухватить поводья и дернул – всё? Покатались? – весело спросила Айхылу и серые глаза посмотрели на неё с грустью – спасибо, никогда не каталась на лошади. Думала увезешь меня в поля и убьешь – Саша обиженно отвернулся, отошел в сторону, пропуская Айхылу к дому – спасибо, да, хорошая ночь, хоть и безлунная – Саша кивнул, низко опуская голову – а днем ты пасешь? И вот не тяжело тебе в такую даль переться? – он отрицательно замотал головой и посмотрел исподлобья – ну ладно, хорошей дороги.

Глава 8

– Ай да, хорошего мужика ты себе отхватила – приговаривала тетка Зифа разливая чай по кружкам. Хождение по гостям даже тем, кому скорее всего надоел, было нормой. Бабуля каждый день несмотря на преклонный возраст принаряжалась будто юная дева, повязывала выходной платочек и шла по деревне, стуча в ворота родственников, друзей и все её принимали. Как поняла Айхылу в таких вот башкирских деревнях какой бы люд не явился, всегда пустят, всегда покормят и справятся о здоровье. Чужаки, свои, всех принимали на равных. Но как верный раб бабули, Айхылу часто приходилось сопровождать её в этих хождениях. Только вот разве к тетке Зифе, что жила через дорогу ходилось весело и приятно.

Зифа была, как говорится, душой компании, верной любящей женой, вечно ждущей муженька с вахты, всепрощающей материю и задорной подругой. Зифе было сорок два, дважды замужем и никто вопреки ожиданиям Айхылу, тетку за это тут не судил, что шло вразрез с представлениями матери, которая годами боялась нос показать в родной деревеньке.

Первый муж Зифы умер, разбился по пьяни на мотоцикле, врезавшись в идущий по магистрали камаз. Безутешная вдова два годна носила траур, а потом выскочила замуж второй раз, и вся деревня до сих пор помнила то трехдневное гулянье, когда кумыс и самогон лились рекой. Осев в Басая и отпустив все беспокойства о муже и детях, Зифа занималась тайным сводничеством. Знала всех молодых и свободных мужиков на районе, знакомила с девками и науськивала скорее жениться. За глаза её звали сваха и Айхылу не осталась в стороне.

– Каждый день ведь, как часы приезжает – причитала она и Айхылу напряглась, подумав, что речь идет о Саше. Ведь и правда каждую ночь он исправно приезжал, лишь три дня отсутствовал, но как будто намеренно, знал, что истоскуется Айхылу и в следующий приезд без роптаний сядет на коня – Мустафины хорошая семья, приличная и при деньгах – Айхылу перевела замороженный взгляд на бабулю, та кивала, будто понимала русскую речь. Временами это наводило на мысли, что хитрая бабка специально делает вид, что ни черта не понимает по-русски. Но не об этом сейчас думалось, а том, что Ринат Мустафин действительно зачастил в деревню, всякий раз выдумывая новые предлоги.

Мустафины по меркам местных были не меньше, чем кулаки, богатые, статусные, а отец семейства при любом удобном случае напоминал, что род их идет от самого Чингисхан. Никто в деревне, конечно, это не проверял, но так или иначе мысль о чистоте кровей Мустафиных просачивалась в умы и укреплялась. Ринат приезжал, захаживал как будто к бабуле, но потом привязывался к Айхылу и болтал ни о чем, а она понимала, что не появись в её жизни Саша давно бы увязалась за Ринатом и возможно жизнь бы её качественно изменилась. Но Саша был, был где-то в её голове молчаливым существом с серыми глазами, пришедшим из другого мира. Всё в нем как-то завораживало и пугало и с этим Ринат как будто не мог конкурировать, а откровенно говоря, он даже и мысли допустить не мог, что дурачок Сашка ночами уезжает в Басай.

– Эй, Айхылушь – позвала тетка Зифа – что ты думаешь? Бабуля тоже знать хочет, хочет, чтобы ты с нами, с семьёй осталась – «ещё бы она не хотела, рабы на галерах и те меньше работали» думала Айхылу и потягивала чай из пиалы.

– Да ничего не думаю. Рано думать.

– Ничего ни рано, все уже знают, что вы вместе – Айхылу поперхнулась и отставила пиалу – бабуля боится, что принесешь ты в подоле, сама понимаешь, сперва брак. Я-то тебя понимаю, погулять хочется, такая же в молодости была. Но тут-то уже ясно, что Аллах вас прям друг для друга создал. Женитесь, да и развлекайтесь. Так хоть Зухре-ханум в глаза не стыдно будет смотреть. Да и она прикипела к тебе – тетка Зифа улыбнулась ехидной улыбкой, продолжила болтать уже с бабулей на башкирском.

Эльмира Айхылу нашла за баней, он больше не пытался курить, прятался тут от дяди Ризвана, чтобы его не припахали к работе по хозяйству.

– Чего это тетя Зифа мне Рината сватает? – возмущенно спросила Айхылу, будто во всех её горестях был виноват Эльмир.

– Ты вот знаешь кого спрашивать. Ну сватает и сватает, чего жалко, что ли? Она тут и собак сватает, так что нечего удивляться – шутливо говорил он, Айхылу ответ не устроил.

– Она говорит уже все в округе ждут нашей свадьбы, о которой я и слыхом не слыхивала – она села рядом прислонившись к согретой дневным солнцем стене и закрыла глаза. Башкирское лето оставило на девушке свой жаркий поцелуй, кожа загорела, наливаясь здоровьем, а местная кухню прибавила телу пару килограммов, приятно округлив всё что надо – что, прям везде и все знают?

– Конечно – кивал Эльмир, будто Айхылу спрашивала очевидные вещи.

– У вас что телепатическая связь? – Эльмир задумался, почесал ёжик на затылке и нашелся с ответом.

– Нет, обычно йота или теле2 – Айхылу поняла, что последний с кем надо это обсуждать был её двоюродный брат, но только с ним и получалось говорить. Сестрички Гузель и Ляйсан обозлились за кражу Рината у них из-под носа, даже Замир их так не занимал как Мустафин. Олеся и Таня вообще слушать не умели, только трепались о своем, насущном и конечно последней с кем можно было об этом говорить была мать.

– Он в мечеть ходит, намаз каждый день совершает – рассказывала мать, ожившим голосом – он выправится, я верю.

– А что тебе ещё остается – фыркнула Айхылу, зная, что слова пройдут мимо ушей матери.

– Надя мне всё предлагает с одним мужчиной познакомиться, но я ты что, зачем мне это – «о боги, я почти люблю тетю Надю» думала Айхылу, но мать была непреклонна – какой-то мужик с завода, зачем он мне? Даже фото мне его пыталась показать, ха, нашла дурочку, будто я Фаниса на кого променяю. Мы с ним говорим много, о всяком, о прошлом, о том, как тебя замуж отдавать будем – мать захихикала, Айхылу выругалась про себя, что удивительно на башкирском, то были почерпнутые фразочки бабули, которые очень контрастно описывали её состояние на данный момент – отец говорит калым за тебя большой заломим, ты ж у нас умная, врачом будешь. Жаль мы второго не завели.

– Слава Богу вы второго не завели

– Был бы у тебя братик или сестренка.

– Да их у меня сотни! – развела руками Айхылу, окидывая взглядом просторы Басая. Она поражалась насколько мать её не слышит или не слушает. Будто говорила Айхылу только в своей голове, хотя знала, что губы шевелятся и уши слышат свою речь, но не уши матери, те были глухи к язвительным замечаниям дочери.

Снова ночь, снова черный конь, дорога и мерный цокот подкованных копыт. Айхылу смотрела в клубящуюся темнотой даль, ощущала спиной как покачивается тело Саши и на душе бурями взрывались эмоции. Она пыталась припомнить, когда было также и не могла даже дня вообразить, что так её сердце рвалось от сомнений, желаний, волнений. Он молчал, тихое дыхание было едва слышно, а Айхылу металась как птица в клетке, в которой выход был открыт, только расправь крылья и упорхни. Однако не хотелось, однако тело временами клонилось на бок, чтобы ощутить сильную руку на поясе, что мягко усаживала на место и снова бралась за поводья.

– А мне мама звонила – вдруг начала Айхылу, решив, что пора заканчивать с молчаливыми катаниями по деревне – отец пошел в мечеть и вроде пить бросил. Да, у меня батя алкаш – она глупо похихикала и продолжила – я ведь сюда приехала, потому что мать с ним разойтись решила. Но это давняя история, побурчит, повыпендривается и снова сойдётся. Ничего не меняется, а страдаю я. Хорошо хоть учусь, но только хуже, как мать звонит у меня прям сердце замирает. Вдруг запил, вдруг побил, а я далеко и ничего не могу сделать – Айхылу покачала головой – любовь, ага. А разве так любят? – она хотела обернуться, но передумала – мне перед отъездом подзатыльник дал и один наушник сломал, теперь музыку половиной головы слушаю. А ведь сама заработала на эти наушники. Сама, в ресторане бегала как подорванная. Ему плевать, он мне сроду ничего не покупал, ладно хоть учебу оплачивает – Саша молчал, конь горделиво ступал – и ведь сто раз она это проходила и ничему её жизнь не учит. Давно бы ушла и нашла другого. Я думала тетя Надя ей мозги хоть вправит, ведь почти месяц у неё живет. Нет, тут сам господь бессилен – поводья натянулись, и конь замер.

Айхылу смотрела на колонку, до неё было ещё метров сто. Саша отпустил поводья, потом осторожно взял маленькую ладошку в свою руку и сжал. Айхылу обернулась на него, он сидел закрыв глаза и тихо дышал. Потом отпустил руку, и конь снова пошел

– Я тебе наверно наскучила своей болтовней. Ты как-то намекни, если мне заткнуться надо – тихий смешок донесся из-за спины и Айхылу растянулась в улыбке – наверно так много я никому не говорила, а ведь хочется иногда поболтать, монологи не моя тема, это скорее тема Олеси или Тани. Это мои подруги из общежития, тоже те ещё страдалицы по мужикам. У одной парень в долгах как в шелках, у другой вообще женатый. А я как будто знаю, что со всем этим делать? Хотя по большому счету мое мнение никого и не интересует, они просто жалуются и всё. Так что наверно я своего мнения не имею, не привыкла решать, что хорошо, а что плохо, просто живу, плыву по течению – конь повернулся и пошел в обратную сторону. Теперь Айхылу заволновалась, отсчитывая метры до дома. Скоро это закончится, а почему-то не хотелось. Так было спокойно, болтай сколько хочешь, хоть, о чем, он никому не растреплется, потому что не сможет, даже если захочет. Да и в остальном он был хорош, не приставал, как Ринат, который пытался вечно приобнять её в свои короткие ежедневные визиты, не намекал как-то слащаво. Саша был из потустороннего мира и только одному Богу было известно, зачем он сюда приезжал, раз никаких признаков своих тайных желаний не выдавал.

– Спасибо – тихо сказала Айхылу одергивая куртку, когда Саша помог ей спуститься с коня. Серые глаза сурово смотрели на девушку – ладно, спать наверно надо. Конь у тебя послушный – Саша кивнул, а Айхылу подумала, что ни разу не видела как он улыбается, но слышала этот легкий смешок сегодня и душу разбирало от желания увидеть как его губы растягиваются в улыбке – я прям какой-то двойной жизнью живу – шутила она и заметила как уголки губ Саши чуть дрогнули – как этот, как его, Бэтмен – улыбка начала невообразимым образом менять его лицо, оно словно стало излучать всё мирское тепло, что Айхылу от неожиданности разинула рот – хотя Бэтмен тут скорее ты. Как вообще можно ночью гонять на лошади? – Саша дернул плечами – устаешь наверно? Блин, ты точно устаешь, а днем нельзя. Ты работаешь, да и… тетка Зифа с бабулей мне мозг сожрут. Ты извини, но – она сглотнула ком в горле – это они просто такие, я-то ничего не думаю. Ну молчишь и молчишь, хоть кто-то в моей жизни молчит – Саша снова улыбнулся и Айхылу накрыла волна странных эмоций, хотелось подойти, прикоснуться пальчиками к его губам и ощутить, что это такое улыбка сероглазого Саши, деревенского дурочка, юродивого – а ты не боишься вот так вот ездить? Я слышала Мустафиным не нравится, что ты коня их берешь для личных, так сказать, нужд – Саша отвернулся и отрицательно помотал головой. В профиль его лицо казалось совсем детским, но этот суровый взгляд прибавлял ему разом лет десять. Смотрел он будто в душу и всё там переворачивал – а мне Рината этого сватают – Саша не поворачивался, сжимал пальцами край куртки и смотрел куда-то вдаль – а оно мне надо? Я в город уеду, далеко, зачем мне тут что-то строить – Айхылу на мгновение замолчала, думая, не задела ли случайно своими словами Сашу – нет ну можно конечно, но не с ним. Да красивый, кто ж спорит, но навязчивый такой, прилипчивый, не знаю, как сказать. Прям если приезжает шагу ступить не дает и всё с бабулиного молчаливого одобрения. Будто меня уже продали. Нет, никто не давит, но намекают очевидно.

Конь медленно удалялся, Айхылу стояла возле ворот, на душе становилось тоскливо. Ноги рвались бежать следом и дальше говорить, чтобы слушали, да пусть вынуждено, но хоть как-то слушали. Конь замер и стал поворачиваться. Серые глаза пристально смотрели на Айхылу. «Ну же, вернись, ну минут на десять» мысленно просила она его, но Саша дёрнул поводья и исчез во мраке ночи.

Два часа, только на два часа он приезжал каждую ночь и Айхылу понимала почему так. Дорога отнимала время, а ему нужно было вернуться до рассвета, чтобы никто не поймал его с поличным. Плечи опустились, она волочила ноги к дому, в мягкую пахнущую кислым творогом постель. Замоталась в одеяло точно в кокон, думала, передумал все мысли и лишь с первыми лучами солнца задремала.