Читать книгу: «Тулпар», страница 2

Глава 3

– О май гад – прошептала Айхылу выбираясь из машины. Басай был не просто деревней, он был по её меркам самой маленькой и самой оторванной от цивилизации деревенькой в мире. Эльмир прихватил её сумки, пнул ногой кривую дверь и она, истошно хрипя, захлопнулась.

– Пошли, Зухра-ханум заждалась уже – позвал он Айхылу и они пошли к приземистому домишке, выкрашенному синей краской, которая давно выцвела и облазила, точно змея снимающая старую кожу.

Перед домом стояли большие ворота с резными рисунками и неизменным символом Башкортостана – кураем. Айхылу с трудом открыла увесистую дверь и уставилась в маленький садик перед домом. Они прошли по узкой тропке, потом деревянные коричневые ступеньки и две двери, одна на веранду, а вторая в дом. За второй Айхылу ждало озлобленное лицо старухи, которое точно сошло со страниц детских страшилок и сверлило внучку мутными глазами. Эльмир болтал с бабулей, жал ей руку двумя руками, что-то приговаривая на башкирском. Айхылу неуверенно проделала всё тоже самое и села на какую-то скамью, покрытую вязанным ковриком. В доме была только одна комната и маленькая кухня, переходящая в прихожую.

– Спать будешь на веранде, Зухра-Ханум там уже постелила. Комары наверно будут одолевать, но я те от моих принесу пластинки, с ними полегче – бабуля накрывала на стол. Старые чашечки, блюдца, расставлялись по цветастой клеёнке, которой на вид было лет сто. Узоры, цветочки, все они давно выцвели и Айхылу казалось, что она будет жить в антикварной. Черно-белые лица с фотографий на стене смотрели с упрёком, гулко стучали деревянные часы, а на плите посвистывал ржавый чайник.

– А она на русском то говорит? – шепнула Айхылу.

– Нет, ты че? Зухра-ханум даже на башкирском мало говорит, а русский и подавно не знает – Эльмир напротив был здесь как у себя дома, таскал пряники со шкафа, хрумкал печенье и Зухра-ханум радушно похлопывала его по спине, что-то приговаривая.

– Замечательно – с отчаянием выдохнула Айхылу и села за стол. Какие-то слова на русском бабуля знала и за следующую неделю внучка поняла это только потому, что гоняла её бабуля по всему дому, только так, будто вымещала всю свою не вылитую злобу на тяжёлую жизнь и неизбежную старость. Только два дня Айхылу была гостьей, а все остальные как ей казалось именовалась рабом. Готовка, стирка, уборка, прополка грядок, всё было на ней, а бабка постоянно орала, тыкая в какой-то угол пальцем и Айхылу подчинялась. В голове голос матери шептал, что так и надобно делать. Теперь ненавистные листы теста Айхылу катала через день, сушила и варила уже до ужаса надоевший бешбармак, а вечерами звонила матери. Перед каждым таким разговором она порывалась сказать, что ей здесь не нравится и она едет домой, но потом вспоминала отца и взвесив все за и против решала, что лето на природе, пусть и с грозной бабкой куда лучше, чем тумаки от пьяного бати.

– Айхылушь, он вчера приходил, трезвый как стеклышко – довольно щебетал голос матери в трубке телефона. Шла вторая неделя заточения Айхылу в деревне Басай – да-да, даже постригся. Спрашивал, как ты там.

– И снова здравствуйте – саркастично сказала Айхылу – мам, ну мы же это проходили?

– Мы много говорили, вспоминали былое. Надя, конечно, молодец, знает, когда слово вставить, чтобы поддеть его. Но я пока держусь, пусть маринуется – Айхылу трогала пальцами гнилой забор на краю огорода, думая с какой силой надо его толкнуть, чтобы он наконец рухнул и все несметные богатства грядок бабули пожрут козы. Эта мысль её веселила, а вот думать о том, что мать в очередной раз покупается на типичные ухаживания отца, не хотелось, ведь Айхылу знала, чем всё это закончится – Айхылушь, ведь мы любили, ведь мы были молоды. Я спрашиваю его, что же случилось, а он говорит демон попутал. Я его наставляю в мечеть идти.

– Алкаш-исламист, что может быть лучше – ворчала Айхылу, зная, что в таком приподнятом настроении мать её просто не услышит.

– Он пойдет, обещал пойти, Аллах даст, встанет на ноги. Работать устраивается, грузчиком, ага…

– Что? – быстро спросила Айхылу – а он не работал? – дрожь пробежала по телу Айхылу. Её учеба оплачивалась из денег отца, он работал в вагоноремонтном депо, получал сносно и этого сносно хватало на год учебы. Конечно и мать зарабатывала, и Айхылу во время учебы, но внушительную долю вносил отец, так что слово грузчик разом выбило её из колеи.

– Ну он потерял место. Мы ещё попробуем вернуться – «мы» пронеслось в голове Айхылу, вот это «мы» всё ломало, ей бы и хотелось, чтобы мать ушла с концами и в тоже время страшно было остаться без учебы, но теперь реальность вылететь из университета проступила на запотевших стеклах её жизни как никогда. Она выдохнула, собираясь с мыслями, быстро подсчитывая сколько накопила мать.

– Мама, у тебя же отложено на будущий год?

– Да-да, полная сумма, ты не переживай об этом – приговаривала мать и Айхылу успокоилась, дав себе зарок, что на будущий год будет пахать по полной, лишь бы не бояться вот таких вот моментов.

– П-с-с – Айхылу встала в полумраке сада и пыталась разобрать кто стоит в воротах. Мягкая трава вдоль дорожки щекотала голые ступни и холодила ранней росой – п-с-с.

– Что за п-с-с ещё? – спокойно спросила она и Эльмир захихикал – я тебе не кот, чтобы на пс отзываться.

– Да тихо ты, бабка проснется и весь пух из меня выбьет – ворчал Эльмир и потянул Айхылу за ворота.

– Ну чего? Вообще хрен она проснется, хоть в колокол бей.

– Да ага, когда не надо она всегда просыпается.

– Когда не надо она и русский понимает – поддакивала Айхылу, вспоминая как выматерилась при бабуле и получила леща.

– Мы это в бане у Мухамедшариповых собираемся, пошли, там самогон – Айхылу взвешивала ровно пару секунд, насколько ей это интересно и кивнула.

– Ща, телефон…

– Да ага, она сразу просечет. Ой, не помрешь ты без своего телефона.

В бане было жарко и душно, топленная вечером для домашних, ночью она набилась молодняком, понаехавшим к родственникам. Айхылу сразу уволокли в дальний угол сестры Гузель и Ляйсан, обе хихикали, подмигивали.

– Да не самогон, а водка – говорил какой-то парнишка, на вид ему было лет шестнадцать и как догадывалась Айхылу это был очередной её родственник. Все здесь были моложе неё и она, как всегда, казалась сама себе не к месту. Парнишка загорелый до ушей, хлебнул, закашлялся и передал бутылку дальше. Парни пили, болтали, обсуждая планы поехать в следующие выходные в Сибай или Баймак и прорваться в модный клуб. Девушки тоже изъявляли желание проникнуть на взрослую тусовку.

– Это Замир, он с другой деревни, на моцике приехал. Не родня – шептала Гузель показывая глазами на того самого парнишку.

– Он мой – злобно прошипела Ляйсан.

– А чего сразу твой? Ты что его забронировала что ли? – обижалась Гузель – он классный, водку привез и нас позвал.

– Ага, он часто сюда приезжает. Ага, спасибо, Замир – ласково сказала Ляйсан принимая бутылку и прыщеватые щечки покрылись румянцем.

Пить чистую водку девушки не смогли, так что парни думали, как бы им помочь с этим делом. Айхылу тоже не спешила пить огонь-воду, потому что воняла она так, что тошнило.

– Надо разбавить водой, сбегай в дом – скомандовал Замир.

– Да меня сразу погонят, а ещё водяру учуют и прибьют – отнекивался Эльмир.

– А тут пусто – с грустью сказала Гузель заглядывая в бочку, где хранилась холодная вода для бани.

– Ну так топились сёдня, конечно, там пусто. Можно до колонки дойти, но это на том конце деревни, да и ночь… У нас насос сдох.

– А у остальных чего? – спросил Замир.

– К Айхылу нельзя, Зухра-ханум бес, ей Богу, а у соседей водокачки во дворах. Че я тебе средь ночи полезу в чужой двор? Ещё пальнут в зад солью – причитал Эльмир на манер местных мужиков.

– Ну давайте сходим до колонки – предложила Айхылу и все посмотрели на неё как на дуру.

– Я не пойду, а то на Луну украдут – бросила Ляйсан, парни похихикали.

– Да далеко идти, темно, пока дойдем… – отвечал Эльмир и чесал затылок – пейте так.

– Вот сам и пей! Мне бы хоть запить чем – обижалась Гузель.

– Да боже ты мой, детский сад – Айхылу схватила первое попавшееся ведро и пошла на выход.

– Да стой! Ты что, примета плохая – остановила её Ляйсан встав в проеме низкой деревянной двери.

– Какая ещё примета? Я не верю…

– С пустым ведром, да ночью по воду – бормотала Ляйсан как бабка-ведунья – парни, а че вы?

– Меня дядя пасет, мне только до бани и до Айхылу можно, а Замиру вообще лучше здесь не светиться, он, итак, в тот раз подрался – отвечал Эльмир, Замир активно кивал, не местный, таких тут не любили.

– Ну вот, значит иду я.

– Нет! Украдет! – завопила Гузель – будешь на Луне жить – Айхылу смерила её подозрительным взглядом раздумывая, как давно эти две сестры свихнулись, по её понятиям, они спятили ещё при рождении – Зухру по воду погнали ночью, и демон украл её на Луну – парни ржали в голос, Айхылу взяла ведро и вышла.

– Господи, дурдом – бормотала Айхылу шагая по пустынной и слабо освещенной улице. Ведро тихо поскрипывало в её руках, она шла, огибая крупные камни на грунтовке, размышляя, когда здесь положат асфальт и положат ли. Казалось, что в Басае никогда не будет нормальных дорог, зато будет куча поверий, по типу такого, что рассказали сестры – украл бы он мою Зухру, вот бы житье началось – шутила она для себя самой. Улица безмолвствовала, здесь жило полно стариков, кто привык к рабочему режиму, ложился рано и вставал рано, будто было хозяйство, будто были коровы, которых с утра надо доить и гнать на выпас. Айхылу шла, разглядывая милые резные рамы окон, это ей нравилось, вообще плюсов здесь было много, красиво, тихо и все какие-то по-деревенски простые, без замашек на дороговизну, без претензий, все были как-то по-особенному равны. Она прошла маленькую школу и вспомнила ту старую колонку на краю деревни – м-да, далеко, ну ладно.

Колонка была ржавая и Айхылу всем весом налегала на железную ручку, но та не поддавалась.

– Да блин! – выругалась она и попыталась снова. Ничего не выходило, она даже разок пнула ручку, не от злобы, а в надежде, что ржавчина где-то отпадет и дело пойдет на лад. Не отпала, ручка намертво застряла в одном положении. Айхылу чесала голову, глядя в непроглядную темноту за деревней – вот и выпили – подытожила она, взяла пустое ведро в руку и подняла. Слух уловил странные звуки, Айхылу обернулась и замерла. По грунтовой дороге медленно цокая копытами шел черный конь, а на нем наездник. Айхылу сглотнула ком, на ходу выдумывая причину чего она делает на другом конце деревни с пустым ведром в такое время. Конь повернулся боком и остановился, наездник всматривался в Айхылу, Айхылу изучала его, но он был слишком далеко, и она только поняла, что это весьма странно разодетый мужчина. Будто большой ковер висел на нем цветастый плащ и что-то внутри ёкнуло.

«Зухра осталась одна-одинешенька, а мачеха её страшно невзлюбила – лилась старая башкирская сказка с уст матери. Айхылу куталась в одеяло и сонными глазами смотрела на маму – заставляла работать и днем, и ночью. Соседки жалели сиротинушку, подкидывали ей хлеба, да кумыс наливали, но к мачехе девочки не лезли, не гоже в чужой дом нос совать, да и побаивались её. Так Зухра и жила, ночами утыкалась в душистую подушку и плакала горючими слезами. Звала мамочку, просила забрать к себе, просила послать за ней ангелов небесных и закончить её страдания. Мамочка не слышала её, давно она оставила свою малышку и не ведала как живется сиротинушке под крышей злой мачехи. Однажды Зухра так забегалась за скотом, что забыла в дом воды снести. Так разгневалась в ту ночь мачеха, схватила коромысло, сунула Зухре и приказала идти набрать воды. Зухра просила не пускать, ночь на дворе, страшно, но мачеха не слушала её и выгнала из дому, бросив к воротам два ведра и говорит, чтоб домой без воды не возвращалась. Шла Зухра по улице, озиралась по сторонам, на каждый шорох сердечко её замирало от страха. А над степью лик Луны поднялся, ясный, полный такой, будто упился он кумыса и плыл себе среди звезд.

– Спасибо, месяц, друг мой, без тебя совсем бы сердце в пятки ушло – благодарила его Зухра. Месяц молчал – тяжко мне живется, месяц друг мой, тяжко, не могу я больше. День и ночь работаю, руки в кровь стираю, а мачеха всё недовольно. Да что я ж впрямь так виновата, что на свет божий родилась? Друг мой месяц, забрал бы ты меня к себе, забрал, души бы в тебе не чаяла, бешбармак бы варила самый вкусный, кумыс бы лила тебе на уста самый крепкий…»

Айхылу посмотрела на небо и вздрогнула, полная Луна стояла над Басаем. Копыта коня звонко застучали, приближались. Она перевела взгляд и сердце ухнуло где-то в груди и упало на самое дно худощавого её тела. Конь скакал, стуча копытами, наездник нагонял и Айхылу со страху бросила ведро и метнулась в кусты не разбирая дороги. Такого страха Айхылу давно не переживала, ей бы кричать, звать на помощь, но так она бежала, что воздуха в груди не хватало даже пискнуть. Она ринулась в кусты малины, ветки хлестали по лицу, она бежала дальше, врезалась со всего маху в трухлявый забор, перелезла, запуталась в ногах и рухнула на мягкую землю грядки. Где-то вдали завыла собака, за кустами нервно стучали копыта и Айхылу лежала без движения и без единого звука, боясь даже вздохнуть лишний раз.

– Нет у нас в деревни лошадей, корова наверно – спорил Эльмир, Замир хохотал за его спиной, созерцая как Айхылу вся в земле и траве явилась бледнее белого полотна бумаги и рассказала, что сам демон Луны гнался за ней по безлюдной дороге.

– Да лошадь, мать твою! Я что лошадь от коровы не отличу по-твоему? – спорила Айхылу. Пока она носилась по деревне, пока добралась до бани, те уже откопали воды и знатно наклюкались, так что теперь всех веселила история Айхылу, даже две сестры смелись, ехидно поглядывая на Замира.

– У Замира в деревне есть конюшня, но это капец далеко. Кто ночью сюда на коне ломанется? – не уступал Эльмир. В ту ночь Айхылу раз десять вставала и ходила по веранде вглядываясь в окна, из которых просматривалась улица. Кусала губы, убеждала, что это просто какой-то бред и вздор, и легенды эти все чушь, но уснуть не могла. Мозг вспоминал каждую деталь: черный конь, ретивый, сильный, он гнал во всю прыть и к ней; наездник, почему-то не похожий на башкира, потому что Айхылу казалось, что волосы его были точно пеплом посыпаны, а глаза серые и большие.

Глава 4

– Сперли ведро, не, ну надо же? Кому тут это ведро то мешало? – возмущался Эльмир на следующее утро. Айхылу сидела в тени забора, рвала травинки и стыдливо смотрела в синие раскаленное небо. Теперь было отчего-то стыдно, что так она ломанулась в кусты, так испугалась и почти поверила в местные байки.

– Может он просто ехал по своим делам. Вот он наверно опешил – усмехнулась Айхылу и тряхнула головой, представляя с каким шоком смотрел на неё наездник, когда она махнула в непролазные кусты, а потом точно ниндзя перелетела через забор – как ещё забор выдержал?

– Вот, вот он и спер. Точно не местный, наши у своих воровать не станут – Эльмир прохаживался вдоль забора, они ждали бабку, та желала ехать в соседнюю деревню за кумысом и Айхылу как её раб обязана была сопровождать, а Эльмир, как её пособник отвезти. Тут же нашлись ещё попутчики, деревня словно жила одним единым сознанием и к обеду собралось три машины, стариков и молодняка, желавших прокатиться в жаркий денек до соседей и закупиться кумысом, потолковать, а может даже выпить.

Бабка всех торопила, будто они опаздывали на важное мероприятие, хотя именно она и стала причиной задержки, потому что всё ей было не так. Айхылу даже не вникала в её сбивчивые окрики, таскала яйца, которые они планировало вручить какой-то подруге бабули в той деревни, натягивала платок на голову, чтобы не напекло и к часу дня делегация наконец выдвинулась. В машину Эльмира набились ещё и Гузель с Ляйсан и их тетка Зифа, болтливая, смешливая женщина сорока лет, лепетал всю дорогу о том, что муж с вахты привез ей в подарок шубу, а куда она в шубе летом пойдет не сказал. Проблема была серьёзная, бабка поучала молодую тетку на башкирском, а та всё смеялась и продолжала болтать.

– Вот эти троя братья Мустафины, это их отец коней держит, голов сто наверно – рассказывала Гузель тыкая пальцем в сторону троих взрослых парней, что вышли встречать гостей. Все здоровались, вели народ под крышу ангара. Айхылу озиралась, ища глазами сама не зная кого. Лошади блуждали за забором, криво собранным из гнилых жердин, щипали жухлую траву и все были на одно лицо, как сказала самой себе Айхылу.

– Красивые они, старший уже женат, он в городе живет. Младшие работают, тоже в городе, в Сибае, но вроде не женаты. Вот тот что помладше вообще хорошенький – указывала Ляйсан на паренька, что нес две бутылки кумыса, который Айхылу на дух не переносила, но пила, стоило бабуле зыркнуть на неё своими дьяволиными глазищами.

Младший и впрямь был хорош собой, высокий, мускулистый, с орлиными носом и глубоко посаженными глазами, но Айхылу было не до него, потому что вокруг началась суматоха. Вскоре вышел хозяин дома, почти все болтали на башкирском, громко смеялись, а Айхылу стояла в стороне, пока две её сестры подбиралась к троим братьям. Эльмир уже упивался кумысом, на моложавых усиках оставалась белесая полоса.

– Оботрись хоть – указал ему на губы Айхылу и Эльмир послушно утер лицо краем рубашки. Солнце припекало, стрекотали кузнечики, а народ всё никак не мог наговориться, потом мужчины пошли смотреть лошадей, а Айхылу дернула какая-то незнакомая женщина.

– Пошли, стол накроем, мужикам выпить надо – как потом выяснилось это была жена хозяина дома. Для неё не составило труда припахать Айхылу к работе, и та уже вовсю катала тесто в душной кухоньке в большом деревянном доме – ты Дильмухометова будешь?

– Ага – поддакивала Айхылу стирая пот со лба.

– Хорошенькая ты, вся в мать, такая же красавица. А чего на башкирском не говоришь? – ласково спрашивала женщина, в дом зашел младший из братьев – водку принеси с погреба – скомандовала она и он тут же вышел – ишь ты, то его в дом не загонишь, то сразу приперся – она подмигнула Айхылу, а та только поняла, что тема языка отпала сама собой и продолжила катать.

– Я так скоро свою забегаловку открою – ворчала она себе под нос, когда женщина ушла на двор, созывая гостей к столу – бешбармак от Айхылу, а че, звучит.

– Тебя Айхылу зовут? – спросил мягкий голос за спиной, и она обернулась. Младший из семьи Мустафиных стоял перед ней с довольной усмешкой на губах. Широкоплечий, высокий, он не походил на тех башкир, каких привыкла видеть в Басае Айхылу, но не это её смущало, а то, как разило от него мужицким потом.

– Да – кивнула она и продолжила.

– Меня Ринат зовут. Ты надолго в Басае? – Айхылу задумалась. В последний разговор с матерью было ясно, что отец применяет все возможные уловки, а значит срок её заточения может быстро подойти к концу.

– Не знаю, как мать скажет – отозвалась она и он встал рядом.

– Умело катаешь, как моя мать. А мы тут собирались в выходные в Сибай, поедешь с нами? – дверь хлопнула и дом оживился. Вопрос остался без ответа, если с кем Айхылу бы и поехала в Сибай, то точно не с ним, скорее с Эльмиром, тот был молодой, строил из себя не весть какого взрослого и серьёзностью от него так и несло.

– Давай на улицу, под навесом поставим, тут не влезем – спорил глава дома, и Айхылу уже поняла, что всё наваренное будет таскать на двор.

– Ну давай, черт тебя побрал! Айхылу! – крикнула его жена и народ вывалил на улицу. Мужчины несли столы, скамейки, вокруг выставленных блюд уже вились мухи, но никого кроме Айхылу это не волновало, да и её тоже, она бегала от дома до навеса без конца и раз пять ударилась ногой о неудобный порожек.

– Чего они рассказывают? – спросила Айхылу у Эльмира, когда стол неприятно притих и все слушали женщину, хозяйку дома.

– Да про этого, местного дурочка – отвечал Эльмир шепотом, жуя конину – он это, короче, Сашка его зовут. Ему лет двадцать наверно, ну постарше меня будет. Он короче с войны вернулся – глаза Айхылу округлились.

– А не рано то ему?

– Да там такая чушь произошла. Он должен был на учебу ехать, а тут отец слег, и он за ним давай ухаживать. Мать то одна не справлялась, больная вся. Ну и этот Сашка профукал свою учебу и вылетел из ВУЗа, а потом повестка пришла. Отца только схоронить успел, как его забрали. А это было ну той осенью, когда всё началось. Бардак был, чего-то там напутали, и он вместо обычной службы поехал на линию фронта – Айхылу опустила глаза в чашку и покачала головой. Были такие редкие случаи, когда началась мобилизация и какие-то парни первогодки случайно попадали в самое пекло – а мать че, ну служит и служит, тут народ такой, вопросов не задает, да и муж помер не до этого было. Через полгода от него звонок, там ведь им не давали мобильники, но видимо как-то изловчился малый. И говорит, так и так, я под таким-то поселком, забери. Ну мать и понеслась в военкомат выяснять, как так он первый год служит и там. Пока бумаги подняли, пока разбирались уже и год прошел, а он не звонит, не пишет. Те видать тянули, косяк замять пытались, ну местные, чё тупые все, намудрили. А через полгода его ранило, ну хрен его знает, где и как. Осколочное вроде, пол лица в шраме, большой такой, на всю щёку, говорят ему челюсть раздробило, но его в городе выходили, но он хромает, до сих пор правую ногу подволакивает – Айхылу осмотрела стол, все сидели с грустными лицами, кивали на слова женщины, а она даже прослезилась – так вот, а мать то как его увидела, так и померла.

– Как так?

– Ну сердце, не знаю, ты ж у нас врач. Ну вот он один и остался. А он же русский, приезжие они были. Тут у него родни почти нет, а те, что есть далеко. Больной весь, пришел сюда работу просить, ну тетя Махзума сжалилась, и взяли его на конюшню. Вот так и живет при Мустафиных, у него дом тут на краю деревни. Они раньше хорошо зарабатывали, пасека у них была большая, там за холмом. Мы все у них мед брали, хороший, густой такой, а потом отец у него раком заболел и всё они продали, весь бизнес ушел, тю-тю. Жестко он говорят болел, от боли орал, но я тогда уже в городе учился, а так по сплетням от теток узнавал, чего да как.

– Я его знаю – шептала Гузель, подслушав рассказ Эльмира – он ведь не говорит совсем.

– Ну как не говорит – спорил Эльмир – говорит, ну просто он в школе заикой был, а после службы видать совсем поехал и вот тетя Махзума сейчас и рассказывает, что он двух слов произнести не может, мол до следующего лета ждать можно, пока он предложение целиком скажет – Айхылу снова осмотрела стол и поймала на себе хитрый взгляд Рината, рассказ его очевидно не взволновал, а вот она была тронута, подумав, что ей жаловаться не на что.

– Да он чокнутый, мой батя его видал разок, говорит рожа страшная, ходит в рванье и молчит, даже не здоровается. Всё время за лошадьми ходит – причитала Гузель.

– Ну попробуй нормальным оттуда вернуться, хоть живой остался и то хорошо.

Встреча затянулась, старики напились, Айхылу мыла посуду в закатных лучах солнца возле большой бочки. В холодной воде руки заламывало, она часто вставала, разминая спину и потирая ладони. За забором мирно прохаживались лошади.

– Айхылушь, милая! – крикнула тетя Махзума и Айхылу закатила глаза, выругалась про себя блаженным матом и обернулась – снеси в дом Сашке, а то он сегодня не ел, только приехал – она показывала на большую чашку с мясом.

– Хорошо – кивнула Айхылу и пошла.

Любопытство, а может жалость снедали её. Деревенских дурачков она ни разу не видела, а Эльмир и сестры уже столько ей баек рассказала про Сашку, что нельзя было её удержать от этого задания.

– Хорошая у вас внучка, хорошая – говорила Махзума бабуле, та кивала и сжимала кулак показывая, как держит молодую девушку в ежовых рукавицах.

На веранде Айхылу столкнулась с Сашкой нос к носу. Он выходил, она входила и оба встали в проходе. Серые глаза смотрели на неё с подозрением, Айхылу изучала его шрам, жутковатый, он пересекал всю левую щеку до самой скулы. Тонкие губы сжимались, будто пытались удержать в себе слова, которые он и сказать то не мог. Пепельные волосы лезли в глаза и Айхылу вздрогнула, вспомнив ночь, полную Луну и звонкий цокот копыт.

– Тетя Махзума просила… – она не закончила, как Саша взял из её рук чашку, развернулся и пошел в угол веранды, к столу. Айхылу следила за ним, он шел хромая на одну ногу, растрепанные волосы торчали во все стороны точно солома. Он сел, бросил на неё беглый взгляд и кивнул.

К ночи молодняк собрался за баней. За баней пахло сыростью и конским навозом. Айхылу сидела на корточках прижавшись спиной к бревенчатой стене, Ринат стоял подле и деловито курил сигарету. Эльмир и сестры стояли рядом, но курить не решались и не спрашивали Рината как старшего научить их.

– В Сибае новый клуб открыли, надо сгонять. Мы с братом поедем – горделиво повествовал Ринат, сестры переглянулись, в темноте ночи едва-ли кто мог рассмотреть их горящие глаза – Айхылу, ты же совершеннолетняя, поедешь? – спросил он.

– А сколько ему? – туманно спросила она и Ринат не понял, но понял Эльмир, так как весь день они только и делали, что обсуждали местного дурочка Сашку.

– Двадцать вроде, Ринат, ты ж с ним учился? – спросил Эльмир.

– Не-а, я на год младше был, но мы с ним часто на региональные олимпиады ездили. Батя вечно говорит, что башковитый был Сашка, если бы не этот случай. Так бы год отслужил, да учиться пошел. Но тогда такой сумбур в военкомате был, грех не накосячить. Жалко его, хотя он и в школе мало говорил, он заика с детства, со своими мог ещё болтать, но, чтобы там при большой толпе, на линейке, не-а, там он только мычал – Ринат усмехнулся, потом лицо помрачнело – а чего ты спрашиваешь?

– Да интересно просто – быстро ответила Айхылу – у меня никого из знакомых не призвали – Ринат присел рядом с ней на корточки, затушил сигарету.

– Тронулся он, ничего интересного. Ночами может коней воровать и катается по деревне, как больной. Давеча соседку чуть до инфаркта не довел, говорит пошла в туалет ночью, а тут он, за домом проскочил. Мы ещё поржали, что она наверно и не донесла – все прыснули тихим смехом, Айхылу покачала головой.

– А до нас он не ездит? – спросила она, когда смех прекратился.

– Не, ты что? Батя ему шею свернет, так коня загнать, далеко ведь. Да тем более по темноте, какой дурак поедет, тут-то по деревне свет хоть есть, а дальше по дороге тьма. Вот ночью поедете, посмотришь. Хоть глаз выколи, ни зги не видно.