Читать книгу: «Женщина и война», страница 2
Нина
Измученная Гражданской войной, голодом, коллективизацией уральская деревня неподалёку от той, где жил пионер-герой Павлик Морозов.
Семья – муж, жена и пятеро детей. Мужа в 1937 году посадили. На колхозной конюшне, где он работал конюхом, сдохла лошадь. Его объявили врагом народа и сослали на 25 лет без права переписки. И осталась жена не вдова и не мужняя жена с пятью детьми горе мыкать. А самой-то и тридцати нет.
Сорок первый год подкатился. Сенокос. Хорошая пора для деревни. Пошутить можно, парни за девками ухлестнут. Мужики с бабами побаловать – где языком полясничать, где и рукам волю дать. В такую-то пору с парнем на одиннадцать лет её моложе и слюбилась ни вдова ни мужняя жена. Завилась жизнь верёвочкой, да так, что быстро в удавку превратилась.
Зашушукалась вся деревня. Старухи в открытую укоряли. Естественно, забеременела. А тут война. Полюбовник с ней живет, дочку ласкает, милует. Чуть Ниночка стала на ножки вставать, а его на фронт забрали.
Голодная, убогая жизнь колхоза военных лет. Мать вынуждена была оставить девочку его родителям. Те, конечно, не в восторге от связи сына, да ещё и лишний рот. Но оставляют Нину у себя. Матери этот рождённый вне брака ребёнок. В грехе родила, да ещё и отдала.
Сначала стеснялась содеянного, старалась лишний раз незаметной мимо проскочить, то чувство вины возобладает, старается задобрить девочку, в глаза заискивающе заглядывает, а потом раздражение стала вызывать эта дочь у матери. Всё время немым укором была.
В отцовой семье тычки да попрёки: «Скажи спасибо, что отец тебя признал. Она-то родила, да как щенка выкинула». Идёт дитятко к матери за лаской, за добром – и там его нет. В редкие её визиты виноватая мать подсовывает её сметанку (которую ставили в просвят день на стол), пирожочек, кое-когда конфетку. А это злит не больно сытых старших братьев и сестёр, а заодно и бабку с дедом. Родители матери живут теперь с ней. И анафема, и плевки ей вслед: «Навязалась на голову нашей дочери, нечистая сила!» И тычки да затрещины от братьев и сестёр. Чтоб не приходила и их не объедала.
Кончилась война. Муж служил восемь лет. Вернулся домой. И Нине восемь. Мать, отец, сестра с радостью встретили. Праздник в доме. Только угрюмая, насторожённая девочка дичилась его. Тут же полетели упрёки: «Такая же, как мать».
Естественно, ни мать Нины, ни сама Нина его не интересовали. Женихов было мало, невест много. Выбирай – не хочу. Осмотрелся отец и выбрал. Взял из хорошей семьи, труженицу, заботливую мать со временем своим двум дочерям. Красивую и голосистую Надежду, на двенадцать лет младше его. И стали они жить хорошей, примерной семьёй. Трудиться, растить своих дочерей. Да и любил он Надежду крепко.
А мать Нины тем временем старела и лютовала. Всю свою злость, ревность, ненависть изливала на Нину. Стала о ней слухи неприличные распускать, козни ей строить, сплетнями опутывать.
И так жизнь Нины подкатилась к шестнадцати годам. Замуж вышла, дитя родила. Муж веселый, певун, разудалый молодец. А Нина выросла робкой, угрюмой, замкнутой. Кто его знает, что он в ней приглядел и что не разглядел. И казалось – счастье волшебной птицей опустилось на судьбу Нины. Ан не тут-то было. Мать стала приваживать его к своей старшей дочери, брошенной мужем, нахваливая ту и хая «Нинку». Да так и положила его в постель старшей дочери любовником. Сам бы может быть и не додумался лечь в постель жёниной сестры.
Ох, и разъярилась Нинка, ох и взбеленилась её женская гордость, замешанная на обиде на судьбу! Да толку-то! Избил раза два, рассказал в скандале с матом, какая она дура и как хороша в постели её сестра. И пригрозил выгнать, а детей забрать.
Нарыдавшись в очередной раз, собрала Нина немудрёные вещички свои и детей, забрала все, какие были, деньги, села с детьми в автобус и уехала на станцию. «Первый какой будет поезд, тем и поеду! Всё равно меня никто нигде не ждёт! Не к кому мне головушку приклонить!» Поезд подошел Новокузнецк-Кисловодск. И понесла судьба Нину на Кавказ. Сын тогда в третий класс пошёл, а девочке был годик.
Горилась, журилась, да приживалась. Детишек растить надо! Кому же они нужны? Да и самой ещё тридцати нет. Жить надо!
Поселилась в совхозе с названием «Кавказ». Каморочку получила. Послали учиться на курсы бухгалтеров. Соседка бабуля детишек приглядывала. Сын Толик из школы к ней, и Светочку из садика заберёт пока Нина с курсов из города приедет.
Боялась Нина учиться. Помнила побои и трёпки за плохие оценки от деда. После побоев ещё больше тупела от страха. А тут и учёба пошла. Работать стала бухгалтером. Хвалили за исполнительность, аккуратность, за толково сделанные отчёты.
Толик уже в старших классах, Светочка в школу ходит, учится отлично на радость маме. Так бы и жить ей, да ведь сама ещё молодая. Встретился ей в автобусе Иван. Сначала затеял шутливый разговор. Нина встретила его настороженно. Потом стал ухаживать. На работу придёт, к деткам ластится с гостинцами. Нина не доверяла, с холодком принимала. А душа рвалась к ласке. И поверила. Бурные ночи, ласки до рассвета!
Долго уговаривал замуж за него выйти. Горы золотые сулил, обещал и её, и детей век любить. Немудрёными подарками заваливал.
Нина! Нина! Ниночка! Оставить бы тебе его в любовниках и жить своей жизнью. Да захотелось надёжной опоры. Захотелось в счастье поверить. И пошла за ним. Замуж вышла, в город уехали, забеременела. Так уж радовался, перстень подарил.
Обрушились быстро его горы золотые. Восемь месяцев была беременна его сыном, как надоела ему. Стал её гнать, пинать от себя как кошку. По бабам пошёл шляться, дома не ночевал. Да так и бросил её на произвол судьбы.
Работала. На работе ценили. Сначала по квартирам ходила, потом дали ей квартирку в старом фонде. О сыне Иван и не вспоминает, сама растит.
Толику уже 28 лет. Женился. Взял женщину с ребенком и своих две дочки. Попивает, поскандаливает, но семью обеспечивает и не гуляет.
Светочке восемнадцать. Замуж пошла за сидевшего в тюрьме парня. Матери объяснила, что трудно ему. У него, как у тебя, матери нет, а мачеха его не любит. Сжалось сердце Нины, своё сиротство помнит, и стала сама себя уговаривать: «Обездоленный такой же, как я, в беду попал. Буду ему матерью. Ласку, заботу ему дам. Деточек ихних буду лелеять. Оценит, поймёт, любовью к моей дочери отплатит». Увы! Дочь бита. Скандалы, дебоши, попрёки. А внук у бабушки с её подросшим Максимом растёт.
И мечтает Нина по объявлению замуж выйти, за какого-нибудь старичка. Чтобы тихо говорил, не ругался и не пил.
– Я бы за ним ухаживала и ему бы помогала жить.
***
Баба Даша
Казачий хуторок, в котором прожила жизнь баба Даша, притулился бочком к косогору. Хорошо ему было там. Косогор, бывало, и от ветра защитит, и от солнца палючего заслонит. А какой родниковой водой поил он хуторян! Маленький хуторок, неприметненький. И Гражданская его обошла, да и в Отечественную немцы раза два зашли, кур половили, да с тем и уехали.
Давно, давно родилась баба Даша. Незаметно как постарела, поседела, усохла, согнулась, и только глаза лучатся голубым, живым светом. Правнуки уже народились, а суховей так же треплет ковыль траву на косогоре, как и тогда, когда баба Даша вышла замуж за Стефана и поселилась на хуторе.
Вечерело. Отец с братьями только что привезли арбой кукурузные стебли с поля. Коровы да быки любят уже посохшие листья кукурузы, да и сено на зиму экономится. Надо было их расставить вокруг базка (базок – сарай для скотины и огороженный ивняком или плетнём дворик при нём), а то лёжа быстро попреют, а прельё скотина есть не будет. Даша уже заневестилась. И снохи, таская стебли и расставляя их, меж делом подшучивали:
– О! Скоро сватов будем принимать!
Даша смущалась, краснела и старалась шибче работать.
Любила Даша работать и работа её любила. За что ни возьмётся, всё у неё ладно, всё по разуму.
Наработается днём Даша, а вечером умоется, принарядится и на вечеринку. А уж одеться умела дивчина, душа лежала у неё к нарядной одёже. Да и отец с братьями баловали: то отрез на юбку, а то на кофту, шаль, монисты, ленты. На посиделки недавно стала ходить, с разрешения отца. Певунья была Даша. Уж как распевно казачьи песни пела. На язык остра. Как отбреет, так уж отбреет какого-либо ретивого ухажёра. Бывали хлопцы и дивчины с соседних хуторов, да и они похаживали в соседние хутора. Гармонист хороший, да и с Дашей петь одно удовольствие. А уже в ту пору могли петь казачьи песни. Были песни распевные, были и жалостливые, и задорные. Как казакам без песни?
Этим летом появился с соседнего хутора казак Стефан, только что пришедший со службы. Красивый! Кудри чёрные как смоль, глаза карие. А усы! Загомонились девки. Какая громко говорит, какая хохочет громче всех, а какая посмелей – зазывает рядом посидеть. Суров с виду Стефан, неулыбчив. Песни не поёт, с девками не шалит, сидит молча и наблюдает. Раза два Даша ловила на себе его внимательный быстролётный взор. Тут же на посиделках Даша узнала, что Стефан байстрюк. Может, люди врут, а может правду говорят. Байстрюк – незаконнорожденный без отца. Мать его овдовела, когда хуторяне заметили её беременность. Может, погиб казак, отец Стефана, да не знал, что после него семя его останется. А злые языки прилепили ярлык, пустили подленький слушок. Уж больно добропорядочной была тётка Ульяна. Помогали ей с хозяйством управляться братья, да крёстный Стефана, друг покойного мужа. Сынок рано за всё брался. Крёстный сбрую чинит, и он рядом. Дядька плуг, борону на зиму ставит, и Стефан тут. На пашне рядом, с косой рядом. Сам стал скотину управлять, а в двенадцать лет сам взялся хату тыном городить, прежний совсем развалился. Дядья да крёстный пришли подмогнуть. На службу настоящим казаком пошёл: на коне и при шашке.
Вот и отслужил срок службы, вернулся до хаты.
Даша уже умылась. Снохи собирали вечерять. Братья, умытые, сидели за столом, тихо переговариваясь в ожидании ужина и заслуженной чарки. Хорошо поработали! День был хороший. С поля сегодня всё вывезли до последней былиночки. Если погода постоит, то и вспашут до Покрова. Отец на базу проверял работу сынов и снох да ворчал по-стариковски: «Вот, тыквы близко к краю положили, ещё укатятся». Кряхтя подтащил лестницу к курятнику, полез на крышу тыквы поправлять. Потом проверил, как стоит кукуруза, не повалит ли ветром.
– Здоров дневали, сосед! – окликнул его Прошка с соседнего двора.
– Здоров, здоров!
– Как управились?
– Да вроде бы…
В это время подошли ко двору казачка Катя, все знали её как сваху, кум с нею, да люди с соседнего хутора. Взгляд старика сразу приметил красавца Стефана. Ёкнуло сердце старика.
– Це за моей Дарьей!
Любил Митрий младшенькую. Шо и дивчина после хлопцев, шо сама маненька, шо шустрая в работе, веселая певунья.
– Рано! Та ни. Как гово́рют: «первого покупателя та первого жениха не обходи». Да и знал Митрий, что Стефан добрый казак, непьющий, домовитый.
– Здоров дневали, Кузьмич!
– Здоров, здоров, Катерина! – будто не догадываясь ни о чём отвечает Митрий.
– А мы до тебя у гости!
– Чёго це на ночь глядя? – не терял марку Кузьмич.
– А ты пусти в хату для началу, тоди и расскажем!
– Проходьте, люди добры! Гостям завсегда рады!
Ребятишки, внуки Митрия и Стеши, а их было трое, крутились под ногами у женщин. Они есть хотели, от этого были шебутные и всё время задирали друг друга. Казаки за столом тихо ворчали:
– Да де ж той батька?
Без него нельзя было начать ужин, а выпить казакам не терпелось. На разговор во дворе выглянула младшая сноха, шустрая и сметливая Дуня.
– Ой, Даш! Да до тебе сваты! – сообщила она, входя в хату. Дуня сразу догадалась, увидав тётку Катерину, которая и её сватала.
– С чего ты взяла?
– Маты! – окликнул жену Митрий, открывая дверь из сенцов в хату, – привечай гостей!
– Ой! – только и молвила Степанида. Снохи улыбались и с интересом наблюдали за гостями, а особенно за Стефаном. Дети затихли и снизу вверх разглядывали гостей. Братья оживились, почуяв, что сегодня одной чаркою не обойдётся. А Даша выскочила во двор.
– Прохо́дте, прохо́дте, гости дорогие, – приглашала Степанида, – повечеряйте с нами! – будто не догадываясь, зачем пришли гости, продолжала мать. Гости степенно прошли в горницу. Перекрестились на иконы и подошли к столу.
– Сидайте за стол!
– Девки, – обратился свёкор к снохам, – подавайте вечерять. Маты, а ты сядь за стол с гостями.
На столе появилось блюдо с варениками с картошкой, глечик сметаны. Зашкворчала на сковороде яишенка на сале, из печи на противне достали запечённую картошку в мундире, которая пеклась с салом в загугуленке. Зазвенели маленькие гранёные стаканчики. Хлеб принесли нарезанный, помидоры зелёные солёные, свежие огурчики, снятые с поздней плети и бутыль самогону.
Старшая сноха Нюся усадила детей у печи кормить. У казаков детей накормят в первую очередь, да повкуснее, но за стол со взрослыми никогда не посадят. А Дуня выскользнула во двор искать Дашу.
– Даш, Даша, ну где ты?!
Даша сидела на яслях коровы, обняв её за шею, и плакала.
– Ты чё, Даш?
– Чё, чё! Даже не подошёл. Даже не заговорил. Как будто меня и спрашивать не нужно. Вроде куклу себе выбрал. А я? Може я не хо́чу за ёго замиж идтить. Ишь який! Уси девки на его глаза пя́лють, он решил, что и Дашка буде от счастья плясать. А вот ему! – и Даша вмиг скрутила кукиш.
– Даш, да чё ты! Такой козак гарный! Да ты приглядись…
– Не пи́ду я ёго! Не пиду и усэ!
– Дунька, Дунька, ты идэ?
– Та щас! Иду, мама, иду, – откликнулась Дуня свекрови.
– Иде Даша?
– У коровнику. Корову обняла и плаче.
– Зови до гостей её.
– Не хоче, звала, – ответила с сердцем Дуня.
– Ну, идее наша невеста? – вышел на порог уже повеселевший от чарки Иван, старший брат.
– Иди, сынку, до Дарьи, бо строптива. Наломае дров! А я до гостей пиду.
– Дарья!
– Чо́го тоби?
– Сваты до тебе!
– Скажи им, шо я не пиду за Стефана бо вин байстрюк.
– Ишь воно як! Ву́мна дюже як вутка. Шо ты смыслишь у жизни! Батько, мате согласны и усе. Им виднее. Попробуй тильки сватам казать «нет». Бачила? – и поднёс огромный кулак к её носу. Даша аж задохнулась от возмущения. Её никогда, никто и пальцем не тронул, все её баловали, а тут кулак показали.
– Дарья! – послышался грозный голос отца.
– Умойся, стыдоба! – сказал брат и вышел из коровника.
Умытая, но всё равно было видно – заплаканная – вошла Даша в горницу. Помрачнел Стефан. Беспокойным взглядом окинула избранницу сыночки Ульяна. «Что ж такое? Чего она не хочет за Стефана? И красив, и хозяйственный, и непьющий. Может, другой на сердце?»
– Ну вот, дочка, сваты пришли, – начал отец, – Стефан тебя в жёны выбирает. Добрый козак! Ну як? Чё скажешь?
Даша встретилась взглядом с братом, посмотрела на другого, произнесла: «Согласна» и выбежала из хаты.
Гости продолжали застолье. Пили самогон, плотно закусывали. Достали окорок, закопчённый еще на Пасху, который раз шкворчала яишня, начали бочку арбузов, уже успевших просолиться, пели песни, обговаривали день свадьбы, вели речь о приданом. Мать не удержалась, повела Ульяну к Дарьюшкину сундуку и стала показывать и подзоры на постель, и наволочки с прошивами, и рушники.
– Всё сама вывязала да вышила, – приговаривала Степанида. Довольна Ульяна:
– Добру козачку выбрал сынок.
Свадьбу решили не торопить и играть на Рождество. Хутор быстро облетела весть: «Дашку засватал Стефан».
Свадьба была казачья.
Широкая да раздольная, как степь, которая окружала окрестные хутора. Приятно было Дарье стоять перед алтарём с таким красавцем, но строптиво повторяла про себя: «Я тоби покажу! Я тоби покажу, как сватов засылать не спрося меня», сама еще не зная, как она ему будет показывать.
Отшумела свадьба. Переехала Дарья с приданым в хату к Стефану и свекрови. Рад Стефан, – бойкая, красивая, певунья стала его женой. Про себя повторял: «Уж я тоби, моя любонька, так буду любиты, так лелеять, сама на мои ласки откликнешься». Да не тут-то было. Вот где Дарья отыгралась на нём. Он к ней с лаской в постели, а она шум поднимает. Знает, что свекрови всё слышно. Управляют скотину на базу, ловко работает Даша со Стефаном. Не удержится Стефан, где-нибудь обнимет, прижмёт к себе. Как змеюка сычит: «пус-с-сти», из рук вырывается, а от этого еще желаннее становится.
