Читать книгу: «Женщина и война», страница 6
Николай со службы поступил в военное училище. Окончил его, получил назначение на Памир. Женился, Тоже дома давно не был. Только письма Даша с Иваном ждут, одно «почтальонку» выглядают!
А младшенький Ваня не захотел от дома отрываться. Отслужил армию и приехал домой, как он сказал:
– Хозяйствовать, как батько.
Давно уже Даша не зовёт Ивана по имени. Как дети подросли, так стал «батько»: «идыть до батьки», «як батько каже», «помогите батьке», «ось я батьке кажу, вин тоби дат»… Так во всех казачьих семьях спокон веку велось.
А уж как внуками обросли, стал «дид»: «идыть до дида», «щас дид хулудину выломает, да вам надае по заднице», «зовить, диты, дида до стола»…
А вот Иван так и звал её, как смолоду – Даша.
Уже Даша с Иваном не только в Ленинград ездили за Машиными хлопчиками, но и на Дальний Восток за дитками Мити, и в жаркую Азию за Колькиными – привезти в хутор на лето. Петя с Таней всегда помогали по хозяйству управиться, детей доглядеть пока один ездит за другими внуками.
Летом двор Затолокиных кишит детьми. Уже тяжёлая стала поступь у бабы Даши, плечи ссутулились, волосы побелели, добрые морщинки побежали вокруг рта, лучиками разбежались от глаз. И Иван поутратил стать, спина сгорбилась, усох весь, даже меньше бабы Даши стал. Трудно Даше… А ну-ка, накормить столько детей, перемыть посуду, обстирать, обмыть, спать уложить и в хате прибрать. Тесно в хате. Петя предлагал новый дом построить.
– Та ни, Петро, це ж временно. Пидрастут, разлетятся, а нам с дидом много ли надо?
К осени приезжали родители издалека, разбирали своих загоревших, подросших, повзрослевших детей. Когда неожиданно все разом приезжали, то и у Пети ночевали. Как съезжались её детушки, по-молодому блестели радостью глаза Даши, и ноги веселее бегали, и хлопоталась она веселее.
Однажды осенью задержались Колькины дети, благо ещё в школу не ходили – никак Кольке отпуск не давали. Приехал – уже заосенило, задождило. Зато вместе с женой. Радостное оживление в хате Даши и Ивана: и детки соскучились за отцом и матерью, и Даша и Иваном не надышатся на Кольку. Колька им и преподнёс новость:
– Ма, Иван хочет сватать дивчину у агронома, та боится…
– Тю, дурной, – отозвался Ванька, – яку дивчину, якого агронома?
– Та знаешь, что при станции совхоз новый организовали. Там агроном, а у него дивчина, сирота прибилась дитём ещё перед войной, ну вот выросла…
– Ванька, а чо ж ты молчишь?
– А чё казать-то? Пишлы сватать.
– Колька, надо сейчас идти сватать, пока ты здесь. Ведь к агроному идём! Надо чтобы видели люди, что не в худший дом идёт их дивчина.
– Ма, да когда? Я же через два дня уезжаю.
– Вот завтра и пидемо!
И засуетилась Даша, тесто поставила пироги печь. Мужчин послала гуся да индюка зарубить – холодец варить сёдня надо, иначе не застынет. Снохи помогают щипать птицу. В хлопотах вспомнилось Даше, как приходили её сватать за Стефана. Всё старалась, чтоб не хуже подготовиться.
Устала Даша, из сил выбилась, а рада! Успели, получится всё как у людей. Принарядилась Даша. Юбку свою парадную из сундука достала. Юбка светло-коричневая, а по подолу тесьмой темно-коричневой шит рисунок. Кофточку сатиновую бледно-розовую с мелкими цветочками с басочкой, рукав гребешочком, – по-казачьи сшита. Шарф кружевной чёрный (так носили женщины в возрасте) накинула на свою седую голову. Прищурившись, поглядела на себя в зеркало, подбоченилась, игриво плечом повела… Ай, да Дарька – всё ещё хороша! Что, дид, скажешь?
– Хороша, хороша! – восхищённо глядя на неё, откликнулся Иван.
Все одевались, толпились, суетились. Татьяна оставалась с детьми и на хозяйстве. Петро подъехал на колхозной линейке, все расселись и поехали.
Смеркалось. Пока доехали, стемнело. Постучали к агроному в дом.
– Кто там?
– Открывайте, сваты приехали!
– Какие сваты? – удивлённо спросили в открытой двери.
– Олю вашу сватать!
Агроном жил с женой и внучкой погибшего сына и Оля с ними. Когда стали входить, жена агронома, маленькая, седая, сгорбленная старушка, воскликнула:
– Чем же я вас кормить буду?
– Мы всё привезли, – ответила Даша.
В тесной комнатке агронома раскрыли складной стол, накрыли скатертью, и Даша стала устанавливать и блюдо с холодцом, и пироги, и гуся зажаренного, и индюшатину варёную. И огурчики солёные, и помидоры, и арбузы соленые.
С шутками стали усаживаться за стол. Иван взял Олю за руку. Даша сурово смотрит:
– Не положено жениху при сватовстве с невестой рядом быть.
Иван добродушно ухмыльнулся на материн взгляд.
Начали невесту пропивать. Агроном сказал, что возьмёт Ивана трактористом в колхоз, даст им комнату и пусть обживаются. В отличие от колхозов в совхозах выдавали паспорта. Это было большое преимущество.
Дали комнату, Иван на работу устроился. Пошли подавать заявление в ЗАГС. Сельский совет отказался регистрировать, так как совхоз относится к городу. Город отказал регистрировать, потому что раз сельское хозяйство, пускай село регистрирует. Так они несолоно хлебавши и приехали под вечер. По случаю регистрации приехала баба Даша.
– Раз не зарегистрировали, я не поеду домой. Ишь, какой умный. Она еще не жена тебе. Как принесёшь мне бумагу, а пока сироту легко обидеть. Ты ляжешь на полу, а мы с Олей на кровати.
Иван пробовал возражать, на Даша так глянула на него!
На следующий день Даша пошла к агроному.
– Михаил Александрович, не хотят их регистрировать, помогите. Я же не могу их караулить. Деду моему тяжело на хозяйстве и с внуками одному. Пока не зарегистрируют, я не уеду!
К вечеру с регистрацией уладили. Даша засобиралась домой.
– Куда, в ночь, по осени! – сказал агроном, – Переночуете, а завтра утром я дам бедарку5, Иван отвезет вас домой. Так и сделали. И ещё одну ночь Даша ночевала теперь уже с законной женой сына на кровати, а Иван на полу. А утром раненько погнала Ивана за бедаркой.
– Как там дед один управляется?
Сын лихо остановил лошадь перед самой калиткой. На шум вышел отец.
– Ось, дид, дывись, яку тоби барыню пид порог привезли!
– Даша! Ты чё ж так долго?
– Сейчас усё расскажу. Ваньку надо проводить, а то ему и так дали вольницу. Уси на работы, а вин катается.
– Ой, дид, не дело, що наш сын пид казённою крышею живёт.
– Сам, Даша, понимаю.
– Ванька казав, що планы будуть нарезать у совхозе и давать рабочим дома строить.
– Хозяйство, Даша, надо будет распродовывать. Та и то мабуть не хвате денег…
– Ой, Иване, – неожиданно Даша обратилась к нему по имени, – та ведь лиха беда начало. Начнём, а там видно будет… Где гуртом все вместе, где совхоз помогнёт, а где и сами не безрукие. Иван и Ольга до работы охочие, да и она их любит.
На том и порешили Даша и Иван Затолокины.
А вскоре Ванька Олю забрал с сыном из роддома. Сашкой назвали. Как две капли воды – дед Затолокин.
План Ивану Затолокину совхоз дал одному из первых, под номером 5. Новую улицу назвали Пригородной, потому что планы нарезали на поле, которое выходило к городу.
Замес на саман месили лошадьми, которых давали по выходным всем, кто строился. А потом вся родня гуртом собралась замес домешивать ногами, та делать саманы. Одна баба Даша с внучатами была дома.
Камень на фундамент привезли на совхозных подводах. Неожиданно Николай с Митей сложились и купили лес на дом. А это крыша да полы. И закипела работа. За лето дом поставили. Окна и двери сделал Олин брат – плотник по профессии. Черепицу купили в соседней станице, был там черепичный завод. Печку сам дед Иван сложил.
Дом складывался быстро, Сашка подрастал, и неожиданно Ванька заговорил с отцом и матерью, чтобы они тоже перебирались к нему в новый дом.
– Я ж самый младший. Мне вас доглядать на старости. А как я вас буду доглядать? Та и Сашик подрастает, Оля беременная. Садика нет в совхозе. Кто детишек будет доглядать? Паспорта вам дадут, будете ездить уже не по справке.
– А как же те внуки, Иван? – неожиданно Даша обратилась к сыну полным именем, – Их что, бросить?
– Та ну! Мамка! – откинувшись на спинку стула протянул нараспев сын. Неожиданно вступила в разговор Оля:
– Та у нас же дом больше, чем ваша хата. Если хата вмещала всех, неужели не поместимся в доме? Там колодец, а здесь вода с крана, там света нет, а здесь электричество.
– Мамка, так вашими хлопотами с папкой дом-то построили, где же вам жить, как не с нами.
– Ой, не знаю, – выдохнула со стоном Даша, – усю жизнь у своей хати, а на старости из сыновых рук глядеть…
Даша уже давно не говорила по старинке. В старом диалекте смешивалась русская и украинская речь, а Даша уже говорила только по-русски. А когда волновалась или покрикивала на внуков, родные с детства звуки сами складывались в те слова, которые она слышала от батьки и маты.
Долгими ночами Даша и Иван говорили о том, как быть? И всё-таки порешили, что к сыну (а его уже, как и отца, уважительно называли полным именем Иван) надо будет переезжать.
А тут неожиданно днём подошла к калитке нищенка в несвежем платочке на голове, с пустой котомкой. Губы, собранные в узелок вокруг беззубого рта, морщинки в мелкую сеточку, придавали лицу вид печёного яблока.
– Тоби чого, милая? – спросила баба Даша.
– Мне б попить и умыться.
Даша подошла открыть калитку, взглянула в глаза нищенки.
– Груня! Грунюшка!
Обнялись женщины в горьких рыданиях. Внуки испугались. Они никогда не видали свою бабушку плачущей. Оторопело потоптались неподалёку, и побежали на баз, где управлялся дед.
– Деда, деда! Баба Даша плачет.
Иван сразу и не понял. Воткнул вилы в солому, поспешил за внуками.
– Даша!
– Ось, гляди, Иван, кого нам бог послал!
Иван узнал Груню.
– Даша, а дитки мои, дитки? – с затаённым страхом в глазах спросила Груня.
– Сохранили, Груня, сохранили, как и обещали. Живы твои дети. Та ось и твои внучата, – кивнула Даша в сторону двух одинаковых подростков, – ещё и внученька есть. Хлопцы! Быстро до батьки в сельсовет. Кажить, баба Даша зове срочно. Пишли у хату, Груня!
Груня смущённо затопталась у порога.
– Та я, Даша, с дороги не чистая…
Обняла Даша подругу, подтолкнула к столу, усаживая:
– Эко дело, помоемся. Ты ж уже дома.
– Мам, чого случилось? – В дверях стоял Петька.
– Сынок, – выдохнула Груня, – Сыночка!
Неожиданно упала Груня на колени перед сыном, обняла его ноги, и, захлёбываясь рыданиями, стала молить у него прощения, что не растила, не ласкала их как мать. Что не сберегла ихнего отца. Что могилу его оставила далеко в казахских степях и ушла в родные края одна. Петро застыл в растерянности как истукан. Иван наклонился к Груне, поднимая её, и уговаривал:
– Груня, ты ж ни в чём не виновата, ты же жизнь спасла своим детям. Они ж знают об этом, Груня.
Петро очнулся. С отцом посадили Груню на стул. Петя поглаживал мать по спине, по голове, и тут Груня поймала куцепалую кисть сына и снова горькая боль вырвалась с рыданиями…
– Не надо, мама, не надо… Всё хорошо… – уговаривал осевшим голосом Петро.
Дали телеграмму Марии в Ленинград. На удивление быстро Маша появилась на хуторе. Она прилетела самолётом.
И снова слёзы. Слёзы радости встречи, слёзы безграничной горечи об ушедших годах в разлуке, слёзы об ушедших уже навсегда дорогих людях.
Вернулась Груня… Дети живы. Молодость ушла безвозвратно. Ни кола, ни двора…
Осталась Груня у Даши и Ивана. Так легче обживаться в новой жизни. Днем за хлопотами по хозяйству да с внуками некогда. А ночами, долгими ночами Даша, Иван и Груня рассказывали друг другу о коллективизации, о ссылке, о войне, о детях, как выживали в степях, продуваемых насквозь ветром, о внуках. Петро в первый же день хотел забрать Груню к себе.
– Не торопи, Петя, мать, не торопи. – урезонивала Даша Петра. – Дай ей оглядеться в этой жизни, трудно ей. А с нами она отойдёт быстрее.
Маша звала мать к себе в Ленинград.
– Нет, Маша, нет. Я одичала там, в ссылке. Я и жизни новой не знаю.
– Маша, приедет мать, но только после. Робеет она. Вот укрепится, оглядится, станет смелее, тогда и поедет, хоть сама, хоть со мною, хоть ты прилетишь за нею.
И решили Даша с Иваном свою хату Груне оставить. Всё же не в чужие руки обжитую хату отдадут. Да и будет к кому приехать в родные стены. И Груне будет сподручнее. Сама себе хозяйка. И детей приветит в своём доме, за своим столом.
Так и сделали. Груня осталась в ихней хате. А Даша с Иваном перебрались к младшему сыну. Помогать по хозяйству и деток нянчить.
Так же летом двор теперь уже сынова дома наполнялся подросшими внуками. Груня всю себя отдавала внукам, деткам Петра и Маши. Виделись редко. У всех были дела. И искренне радовались при редких встречах.
Старость, как всегда, накатилась неожиданно. Стали болеть ноги, спина. Бессонными ночами Даша с Иваном то вспоминали прожитые годы, то невзначай вздыхали смущённо, жалуясь, что что-то где-то болит. Иван дожил до семидесяти с лишним. Даша прожила 86 лет. Груня – девяносто один год.
***
