Читать книгу: «365. Сказки антарктических писателей», страница 4
ТУССАН ОБУХ. ТРАКТАТ О ТРИЛОБИТАХ, ХРОМОМ КУЗНЕЦЕ И ЖЕНСКОЙ ЛОГИКЕ. ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ВОСЬМОЙ
Раньше бывало, читая труды ученых мужей о том, как взрывались звезды, цвели папоротники и выползал трилобит, я падал со стульев и, держась за живот, хохотал до колик. Теперь же, когда умниками от лженауки учреждаются всякие общества по исследованию абиогенезов и биогенезов сущего, мне хочется бежать слом головы, закрывши глаза и уши, невесть куда, лишь бы подальше от этих невежд, раздающих друг дружке звания и степени глупости. Ведь самый распоследний шумер, крошащий камень для зиккуратов, хорошо понимал, что никакой трилобит из океана не выползал. Вернее, выползал, только не из океана. И не трилобит, а космос, рожденный гладью безвременья и пустоты, который позже дихотомировал на известные нам противоположности. Имени у космоса не было; все дошедшие до нас имена и определения присваивались ему сгенерированными им же элементами в соответствии с фонетико-артикуляционными особенностями. Но об этом я расскажу как-нибудь в следующий раз, а пока послушайте историю о том, отчего весна случается весной, а осень осенью.
– Ну-у-у! – замашете вы руками в возмущениях – Эту историю мы знаем! Колдунья в отместку за кражу дочери превратила землю в пустынь. И тогда разбойник, укравший барышню, предложил график.
График… Так считают многие, но меня стали терзать смутные сомнения! Отчего юная барышня так легко возвращается к мужу-разбойнику, коего, как видно, не очень-то и любит? А если любит, то мать её не желает разделять счастье дочери и по девять месяцев кряду держит взаперти? Сомнения мои разрешил хромой кузнец, которому колдунья приходилась двоюродной бабушкой. И рассказал он мне вот что.
Так уж вышло, не нам об том судить, но колдунья полюбила родного брата своего. Случилась оказия на свадьбе одного генерала, известного своей кровожадностью, куда был приглашён отец кузнеца, он же – деверь колдуньи, со всем обширным семейством. Прознав о случае инцеста, отец кузнеца самым коварным образом наказал жену своего брата, отправив её возлюбленного на тот свет. И сей факт всё объясняет! Колдунья, убитая горем, ниспослала на землю засуху и голод.
Подземный князь, в чьих владениях оказался возлюбленный колдуньи, перепугался, когда узнал об этом, потому как ежели от голода перемрут все, то и княжество придет в упадок! Поэтому и стал отправлять ежегодно своего клиента в девятимесячный отпуск. Князь был бы рад вообще избавиться от опасного субъекта, да статус покойника вынуждает последнего периодически отмечаться в списках умерших, и хотя бы делать при этом мученический вид.
Вот почему весна наступает, когда к колдунье возвращается её мертвый избранник, а под конец осени уходит. От сей кровосмесительной связи, кстати, родился у колдуньи сынок, который придумал деньги! Да-да! Те самые деньги, в кошельках звенящие.
Однако же, к старости, если верить афинскому комедиографу, сынок ослеп и стал раздавать сии деньги кому ни попадя. Оттого и случается так, что хороший человек без гроша сидит, а злыдень барышами звенит. А как иначе? Пробовал было раздать кому попадя, так мир совсем перевернулся и возопили обнищавшие боги.
Колдунья, конечно, была женщиной доброй и бескорыстной, что свойственно людям с горемычной судьбой. Но до поры и до времени. Глуповатый дровосек пошел рубить деревья в её саду. В ответ на просьбы не портить массив заругался матерно и даже топором замахнулся;
– Поди прочь, – закричал. – Курва!
И тогда колдунья прокляла дровосека, вселив в его тушку вечное чувство голода. Грубиян настрадался так, что даже рассказывать стыдно. Сперва, вернувшись домой, опустошил холодильник и кухонный буфет, потом проел все сбережения, мебель и квартиру. Кончил жизнь на помойке, где питался грязью, а потом и самого себя съел.
Мораль такова – не гневите женщин!
АЛАН ЗАБИТ. О МУХАХ, СТИМУЛЯТОРАХ И КАФЕЛЬНОЙ ПЛИТКЕ. ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЫЙ
Родился однажды человек и пошел по миру. Шел-шел, пока не понял, что срамотно вот так по миру ходить, без колов да дворов быть, шаляй-валяем слыть, et caetera. Вкопал он в землицу кол и построил дом. Сел, значит, в дом и сидит. Сидит и думает, что негоже дому пустому стоять. Распихал он мебель по углам и феншуям, да и сел опять. Чувствует, не хватает чего-то. Все, вроде бы, на местах – и потолок натянут, и окно в пластике, и ванная комната в кафеле, и посуда в фарфоре, и унитаз блестит. Но что-то не так!
Лёг человек на диван, плюнул в потолок – весело! Плюнул еще раз – наскучило. Поставил на плиту кастрюль, сварил супчик, скушал супчик – хорошо! Снова поставил кастрюль, сварил супчик, стал кушать супчик – не лезет! Вот тогда и влезла в голову мысль – а что если пригласить в гости барышню или юношу?! Сказано-сделано. Написал человек объявление и отослал в газетку, дескать, ищу людей для формирования собственной полноценности.
Первой в его дом пришла барышня.
– Ах! – воскликнула барышня, открыв дверцу холодильника, и прикрыла глаза ладошкой.
– Ах! – воскликнула барышня, включив телевизор, и подпрыгнула.
– Ах! – воскликнула барышня, нажав кнопку на стиральной машинке, и объела весь кафель со стен. Обиделся человек за съеденный без спросу кафель и прогнал барышню.
Вторая барышня не обратила внимания ни на холодильник, ни на телевизор. Даже порывалась их в окошки повыбрасывать. Когда же человек пытался сим хулиганствам воспрепятствовать – превратилась в муху, и давай ему надоедать – то на нос сядет, то в ухо залезет. И лапки потирает алчно. И жужжит-жужжит-жужжит. Схватил человек газетку с объявлением своим, да и прихлопнул насекомую тварь.
Третьим гостем оказался юноша. Глянул хмуро и говорит;
– Денег дай!
Человек денег дал – юноша деньги взял и ушёл, но вскоре вернулся с наркотиком. Выпил наркотик и растаял снегом по весне.
Затопал ногами человек, стал было волос рвать, да вовремя спохватился, повесил на двери табличку «Умер. Не беспокоить!» и заперся на десять замков. И зажилось ему счастливо и солнечно, радостно и беззаботно. Никто больше не грыз кафель, никто не просил денег, никто не разносил заразы. Так и дожил человек до старостей, и ушёл в мир иной, смеясь-хохоча.
А табличка до сих пор на двери висит.
ПОЛЕТТА ЛУКУМ. ROMA AETERNA. ДЕНЬ СОРОКОВОЙ
Жил на свете благочестивый господин, известный своими мудростями и добродетелями. Однако же был скромен, проводя тихие вечера в маленьком садике под звёздным небом, писал стихи, дружил с нимфами и музами, разговаривал с ночным бризом и слушал пение невидимого птица.
Идиллия длилась недолго. В стране, где он жил, пропал при странных обстоятельствах царь-государь. Случай сей вызвал смущения и кривотолки, учёные мужи всевозможных сословий влезали по очереди на трон, но от этого становилось только хуже, ведь каждый желал видеть на троне себя. И лезли они, лезли, что твои обезьяны на банановую пальму, пока не осознали нужду в настоящем царе, личность которого будет устраивать всех без исключений. Тут-то и вспомнили они про благочестивого господина, пришли к нему и стали слёзно просить стать их владыкой.
– Нет-нет – ответствовал им господин – Ни за какие коврижки! Завтра расцветёт оливковое древо в южной части сада, и пропустить явление сие преступно!
Ещё горше зарыдали чиновники с министрами. Некоторые даже пытались лишить себя жизненно важных органов.
Сжалился над дурнями благочестивый господин и взошёл на царский трон.
И настали в стране счастливые времена. Правил господин мудро и справедливо, даже охранников распустил, дескать, негоже правителю бояться собственного народа. Ни с кем не бранился, не затевал войн, раздавал землю неимущим и строил храмы. Дожил он до глубокой старости. Но и смерть, впечатлившись харизматичностью господина, несколько лет просидела у изголовья одра его, внимая разумным речам, потом бережно взяла уставшего царя на руки и унесла в заоблачные края.
И хотя ни до, ни после его жизни не было на земле столь благостных дней, люди и теперь пользуются дарами благочестивого господина миру. Ведь именно благодаря его стараниям двуликое божество дверей первым январским утром входит в дома и отпирает ворота в новое время.
Вот и вся история, братцы. А рассказал её к тому, что нет во мне той сострадательности, коей обладал великий человек, гений из гениев – Нума Помпилий, второй царь Вечного Рима.
ДЖОЗЕФ ПЕТЕЛЬКИН. ЗАПИСКИ ТРАППЕРА: ТЮТЬКА. ДЕНЬ СОРОК ПЕРВЫЙ
Не ударишь в дудку, не налетит и перепел! – говаривал великий французский писатель Иван Сергеевич Тургенев, слезая с печи, обмотав ногу в онучи и – на орловском сафари скача с утра до ночи.
Вот и я решил однажды на сафарь сходить. А как не сходить, коли повадились ко мне в дом пигмеи-скотоводы с жалобами, мол, живоглот ваш Тютька поел весь скот в округе. Жил тогда я в трущобах под Киншасой недалеко от велозавода, где помимо пакостных велосипедов производили вполне огнестрельную пищаль для нужд партизан, джунглёвых братьев.
Взял с собой рогатину, ятаган и слоновье ружьё. И Тютьку, конечно, взял. Куда ж без него-то? Тютька – это чупакабрас. Молод ещё, правда, глуповат, но свои обязанности выполняет очень хорошо, со всей звериной преданностью и ответственностью.
Идём, значит, по джунглю осеннему; я головой по сторонам верчу, дичь пушную высматриваю, а Тютька рядом бежит-кричит-прыгает. Тоже радуется животина.
Чу! Слышим, как кто-то из чащи взревел страшно. Что твой слон из репродуктора! Я сразу за ружьё схватился и присел тихонечко, а Тютька мой скомкался весь целиком, лапами по земле гребёт, ворчит-урчит и глаза пучит. Вспомнилось мне, как пигмеи-пастухи на лугу байки сказывали про то, что на дальних болотах обитает некое чудище мокеле-мбембе, и что имеет чудище шею, аки зверь жираф, и хвост, аки зверь крокодил, а само похоже на зверя гиппопотама. Посмеялись мы с Тютькой тогда, но в кустах не до смеху нам стало. А чудовище опять взревело. Еще ближе. Ну, думаю, либо мне котлет, либо из меня омлет.
Вдруг деревья раздвинулись, будто театральные ширмы, и на полянку, переваливаясь сбоку набок, выползло страшилище огромное, аж свет тушей своей заслонило. Стою манекеном, язык во рту тёркой, глаза стеклом и не мигают. А Тютька-то мой как завизжит пронзительно;
– И-и-и-и-и! – и наутёк через заросли.
– Ы-ы-ы-ы-ы! – заревело мокеле-мбембе и бросилось бежать, только в другую сторону. И затряслось всё от топота мокеле-мбембевого так, что я, не удержавшись на ногах, повалился наземь и ударился головой о баобаб.
Не могу сказать точно, сколько лежал я без сознаний, но помню, как проснулся от того, что кто-то мне в физиономию дышит зловонно. Открыл глаза, смотрю – а это Тютька мой перепуганный мордой тычет, проверяет; не помер ли, часом? Потрепал я по хребту чупакабраса своего непутёвого и сказал;
– Эх, ты… Тютька… Дурило несмышлённое…
Через неделю прочитал в газетах о том, что криптозоологи после многолетних поисков наконец-то обнаружили труп доисторического ящера. Теперь перед учеными встал другой вопрос – как ящер обходился без кровеносной системы, как осуществлялся обмен кислорода и дыхание клеток? А ежели кровеносная система имела место, то куда подевались жидкие ткани организма? Сию статью прочитал я Тютьке вслух, а потом пристально посмотрел на бесстыдника.
Тютька почесал лапой за ухом, выпятил нижнюю губу и вальяжно проследовал во двор.
БАТИСТ РОГ. ФУ-ФУ! ДЕНЬ СОРОК ВТОРОЙ
Один мой знакомый друг был до крайности гадливым и брезгливым господином. Ничто ему не нравилось, ничто не восхищало и не доставляло радости, ничто не могло вызвать в моем знакомом никаких эмоций, кроме:
– Фу! – или – Фю-ю!!
Откроет книжку или газетку:
– Фу!
Включит радио:
– Фу!
Любое событие, любое произведение искусства, любая мысль человечья для него – фу! Надо бы уточнить, что причины своих отвращений не объяснял. Да и сам вряд ли знал, в чём они заключаются, просто «Ф-ю-ю!». Фю – это факт и аргумент. Фю – это утверждение, не требующее доказательств. Фю – это дао. Фю – это эго.
Однажды августовским вечерком вышел чрезмерно привередливый господин из подъезда, глянул направо – фу! Глянул налево – фу! Глянул прямо и поперхнулся. Поперхнулся, задохнулся и покинул телесный болван, а мясорубка сансары своими винтовыми ножами с треском провернула его душу, разрывая эмоциональные связки, и выплюнула обратно в мир, но уже в несколько ином обличье. Родился господин посреди унылой тундры на севере Канады, в теле маленького ягнотелёнка, который во младенческом возрасте был изъят из привычной среды обитания, отправлен в Россию и посажен в клетку.
– Фу! – возмущались охотники, морщась от запаха его феромонов.
– Фю-фю! – жаловались канадские пограничники и прикрывали носовыми платочками лица.
– Фу! Фу! Фу! – ворчали старатели с реки Юкон, когда мимо провозили фургон с ягнотелёнком. – Итс вери дирти энимал!
– Пфуй! – вполголоса произнес некий господин в цилиндре, чем выдал свою принадлежность к немецким секретным службам. Его тут же взяли под ручки жандармы, составили протокол и заточили в каземат.
В те времена, если помните, на заводе Canadian Car & Foundry Co в городе Монреале штамповали четырехосные цистерны с винтовым типом сцепления для российских железных дорог. Вот с этими вагонами в качестве экспортного бонуса ягнотеленок и попал в наши края. Из ягнотеленка вырос ягнотелок, из ягнотелка – овцебык. Но чем большие размеры он приобретал, тем отвратительней становился запах, который источала его тушка.
Посетители зоосада, куда была продана новая реинкарнация моего знакомого, никак не могли привыкнуть к дурному запаху, писали жалобные письма в администрацию с просьбой отправить смердящую скотину на вынужденный убой. Администрация не соглашалась, мотивируя сие тем, что животное экзотическое и за него серьёзные деньги уплачены.
– Ну и вонища! – вопили мамы, зажимая носы себе и деткам, и спешили пройти мимо животины, окутанной облаками гнуса,. – Дрянь какая! Пойдем-ка лучше на обезьяну посмотрим!
И уходили. И оставался овцебык наедине с тучей паразитирующих насекомых, жуя силос и смердя. И так грустно было слышать ему оскорбительные речи, особенно про обезьяну, что рассказывать дальше как-то неловко.
Если будете в Москве, обязательно посетите тамошний зоопарк. От центрального входа поверните налево, следуйте вдоль берега птичьего пруда и заходите в узкий коридорчик. Вам даже принюхиваться особо не придётся, чтобы определить, где обитает наш знакомый. Потупив унылую морду, окаймленную дугообразными рогами, он будет стоять посреди вольеры, жевать и вонять. Вы можете окликнуть его по имени;
– Саша! Саша!
Только не любит он фамильярностей, поэтому лучше попробовать так:
– Александр Игоревич!
И на это он вряд ли отреагирует. Будет всё так же стоять, жевать и вонять. А знаете почему? Потому что ему стыдно!
ЕВСЕНИЙ АРГЕНТУМ. О МОЛОТКАХ, ПОДВОДНЫХ ЛОДКАХ И РАЗУМНЫХ СПЕРМАТОЗОИДАХ. ДЕНЬ СОРОК ТРЕТИЙ
Бывают дни, когда хочется сказать кое-что очень важное, однако дико трудно найти подходящий сюжет. В один из таких дней на столе моем невесть откуда взялся молоток. Самый обыкновенный молоток с рукоятью и долбилкой. Может быть о нем написать? – подумалось мне.
Да что тут можно написать? Камень породил рубило. Рубило породило молоток. Молоток породил топор. Топор породил ледоруб. Ледоруб убил народного комиссара и старого подпольщика. Об этом раньше знал каждый советский школьник, а нынче всем плевать.
Меня удивляют причинно-следственные связи сих метаморфоз. Например, человек захотел есть, а есть было нечего. Человек сел верхом на бревно и поплыл на соседний остров, дабы слопать менее изобретательного аборигена. Бревно породило однодревку. Однодревка породила каравеллу. Каравелла породила подводную лодку U-96, топившую грузовые суда в Атлантическом океане.
Или вот еще. Оксид породил стекло. Стекло породило линзу. Линза породила телескоп. Телескоп породил оптический прицел. В оптический прицел попал президент и был застрелен. Делайте выводы сами, потому как я уже понял, об чем хочу рассказать.
Случалось ли вам бывать в Голландии, друзья? Нет-нет, не на пропахших марихуановым амбре улочках с пропащими люмпенами, а именно в Голландии XVII века, в эпоху расцвета торговли и колониальных войн. Между прочим, не все господа были заняты резнёй папуасов! Герой рассказа о завоеваниях и не помышлял. День-деньской торчал он в мастерской и выдувал стеклянные шарики. Затем шарики эти резал и получал линзы. Когда же запас шариков кончался, наступали самые тягостные минуты бестолковой маеты.
Порезав последний шарик на линзы, господин опускался на табурет, упирался подбородком в край стола, вздыхал обречённо, и дремал в ожидании ужина. Именно в такой момент ему на нос однажды присел толстый мух.
– Кыш – лениво промямлил господин, не шелохнувшись.
Мух потоптался-потоптался и столь же лениво сполз с носа на столик, где лежала свежая порция линз. Походив взад-вперёд меж вогнутых и выпуклых стеклышек и не найдя в них ничего аппетитного, насекомое снова обратило внимание на вспотевший нос. И тут примитивную нервную систему муха поразило такое помрачение, что членики и крылышки моментально парализовало, а выченные глаза округлились еще больше. Мух никак не мог поверить в то, что исполин, секунду назад возвышавшийся над ним гималаем, внезапно превратился в тлю размером с мандибулу. Сам же господин испугался не меньше! Потому как в линзе увидал монстра, пред которым трепетали бы даже спруты из сказок пьяных моряков из портовых кабаков. Словом, страшного, как смертный грех.
Господин откинулся на спинку стула, замахал руками, и, потеряв равновесие, с криком «Отец мой мужчина!» повалился на пол ногами вверх. Однако устройство человечьего головного мозга гораздо совершеннее надглоточного нервного узла насекомого, поэтому господин быстро оправился от шока, поднялся и принялся внимательно изучать стёклышки; осмотрел сквозь них застывшего от ужаса муха со всех сторон, потом достал тетрадку и записал следующее:
Око гнусов на человечье никак не похожо,
Ибо структурно отличаемо по рожам.
Записал и точку поставил. Поставил и заважничал. Ходит по мастерской вразвалочку, чванится, что твой холоп на воеводском стуле. Затем схватил со стола линзы и давай подкладывать их куда ни попадя. И туда, и сюда. А всё, что увидит, записывает:
Покров человечий не гладок
Из доспех сложен аки у болотных гадов.
И ещё:
Мясо человечье поперек растет,
а по жидкостям организменным красная дерть течёт.
И ещё:
Твари разумныя населяют человечье семя,
Из коих произрастает человечье племя.
Много чего ещё позаписывал в тетрадку господин, покуда не прожил отмеренные кармой девяносто лет и не помер, войдя в историю основоположником научной микроскопии. Да, друзья, вы можете сколь угодно сидеть по кафедрам университетским, внимая речам мудрых профессоров и академиков, переливать порожнее из колбочки в пробирку, из пробирки в мензурку, из мензурки в тигель, но знайте, что величайшие открытия в истории всегда доставались, достаются и будут доставаться нам, профессиональным дилетантам.
ОЙКУМЕН РЁВ. ДУК-ДУК. ДЕНЬ СОРОК ЧЕТВЁРТЫЙ
Не люблю лгунов и свистунов! Так и хочется навешать им тумаков! Аж руки чешутся! «Землю ордена пожже и повоева, и полона много взя, а иных иссече». Однако не позволяют мои воспитания и образования, полученные стараниями профессора теософии и классической филологии при Базельском университете. Бывало, пригласит на трибуну, чтобы расписали ему о похождениях короля-авантюриста с Итаки, а я как раз служил шкипером на торговых рейсах за иберийской овчинкой… Не важно.
Так вот, не люблю, друзья мои, свистунов и лгунов. И врунов, кстати, тоже. Но, учитывая то, что лупить по их физиономиям, «возложити печати на лице острым своим мечом», мне не позволяет Зороастр, страсти обязывают искать альтернативные способы.
Кажется, это случилось зимой, на одной из станций Смоленской губернии, где обычно меняют лошадей, следуя из европ в московии и петроградчины.
В тесной комнатушке, где горела лампадка, а за окном буря кроила мглою небо, сквозь треск поленьев услышал я скрипы колёсные да ржания лошадиные.
– Запряги-ка, братец, тройку лошадёнок. – скомандовал кто-то.
– Никак нет-с, вашссссво…
– А по морде?! Ты хоть знаешь, дурень старый, кого везу?!
– Помилуйте, вашссссво…
Послышались глухие удары головы о плетень. Я напялил кафтан, затушил плевком лампадку и вышел в трапезную. В углу, ползая крабом, растирал ушибленный лоб смотритель. На расспросы о причинах мордобоя отвечал рыданиями и всхлипами.
– Фершел заморскый… Из нивирситетов тамошних… Персона такая, что фа! Лошадей ему вынь да положь… Где ж я ему возьму, если последних…
Смотритель не закончил. В сенях вновь заголосили, затем дверь отворилась и в столовую шагнул такой занимательный господин, каких прежде мне видеть не доводилось: мужчина средних лет с умным лицом, одетый скромно, но аккуратно, чем напоминал преуспевающих ремесленников из англицких каменотесных цехов.
Единственными аксессуарами, которые косвенно указывали на благородное происхождение гостя, были бриллианты на циферблате часов и золотые пряжки на скромных туфлях.
Господин с несвойственной для людей его ранга неприхотливостию и непредвзятостию осмотрел комнату, поклонился присутствующим и занял свободный стул. Присел, значит, и заговорил. Даже не заговорил, а понёс такую околесицу, что хоть святых выноси! Дескать, ему пятьсот лет в обед, а тайн в природе для него нет.
Смотритель насмешливо крякнул и удалился в кухню греть самовар и печь плюшки.
– Когда я… – продолжал гость. – по приглашению самого императора Сигизмунда приехал в Констанцу для участия в XVI-ом Вселенском Соборе…
– И как вы, уважаемый граф, – перебил я его в неистовом возмущении, – отнеслись к чудовищному и несправедливому судилищу над чешскими богословами? Уж не вы ли с епишкопами честили их к содомитам, каинам да иудам, туркам да татаринам? И колпак с надписью «Се ересиарх» поди собственноручно им надевали? И пеплом над Рейном сыпали? То-то лицо мне ваше знакомо!
– Напротив! – возразил граф – Я, будучи в родстве с императором, пытался воспрепятствовать насилию. И мой сродственник был не единственным заинтересованным лицом в этой истории. Во всем виноваты распущенные и жадные епишкопы!
– А мне император говорил совсем другое.
– И что же?
– А вот что! «Если же, кто-либо будет продолжать упорствовать в ереси, то я лично подожгу и сожгу его»
– Враки!
– Задокументировано и заархивировано в следственных протоколах!
– Ай-яй-яй! – воскликнул граф – А я так ему доверял…
– Вот скажите! – не унимался я – То ворона по небу летела, а собака на хвосте сидела? Или ворона на хвосте сидела собаки той, что по небу летела?
Тут уж граф, конечно, не выдержал. Как вскочит, да как закричит:
– Мерде! – и поскакал по тракту да вприпрыжку без лошадей.
А у папуасов-людоедов существует тайный союз Дук-Дук, тамошний орган власти. Работа с населением проходит следующим образом: члены союза переодеваются в ряженых, выскакивают из леса и нападают на свою же деревню, грабя и запугивая обывателей, в союзе не состоящих. При этом, обывателю предписывается думать, что перед ним духи умерших. В противном же случае неизбежно последует конфискация имущества.
Вам это ничего не напоминает?
