Читать книгу: «Город больной совести Книга 1», страница 8
«Баба с возу, кобыле легче, а если две, то легче вдвойне» – весело подмигнул себе в зеркале Витёк и позвонил Рудику.
Подхватив с транспортера аэропорта два чемодана с вещами , Витёк пружинящей походкой направился на выход, где табличку с его фамилией держал в руке хмурый парень, переминающийся с ноги на ногу. Служебная квартира, куда молчавший всю дорогу водитель привёз Витька, была стандартной, хотя габариты и высота потолков дома мощной постройки впечатляли. Он прошелся по комнатам с инвентарной мебелью, хранящей не один перечёркнутый номер и подумал, сколько же людей уже пользовались этим барахлом, которое многим простым человечкам было бы за счастье. «Интересно, кто здесь жил раньше и когда его или их расстреляли ?» – почему-то подумалось Витьку, но он тряхнул головой, отогнав нелепые мысли и, заглянув в пустой холодильник, взял ключи и сбежал вниз. На улице стало шумною Через трёх встречных прохожих Витёк выяснил направление до ближайшего продуктового магазина. Ассортимент не порадовал, но критический набор для питания, чтобы не ложиться спать с урчащим от голода желудком, составить удалось. Наскоро перекусив и повалявшись в ванной, Витёк уснул здоровым и спокойным сном на видавшей не одного такого постояльца кровати. Прежние убиенные или не убиенные жильцы или крыса с налитыми кровью глазами этой ночью Витька не побеспокоили.
По привычке встав в шесть утра, Витёк сделал зарядку и решил пробежаться по набережной, которую углядел вчера, когда искал продуктовый магазин, но телефонный звонок остановил его на пороге квартиры. Звонкий девичий голосок сообщил Витьку, что через двадцать минут у подъезда дома его будет ждать машина и что с собой надо захватить необходимые документы, которые она перечислила. Витёк быстро переоделся, захватил документы по перечню и сбежал вниз. Машины ещё не было и он с удовольствием подставил лицо ласково греющему солнышку. Пока столичная жизнь была приятной.
Всё дальнейшее слилось для Витька в один цветной калейдоскоп событий длинной в пару недель. Его слушали то там, то сям, на разных этажах и в разных зданиях. Сидящие в огромных кабинетах мордовороты брезгливо перебирали его документы сосискообразными пальцами, с усмешкой открывали его вкладыш к университетскому диплому, неизменно хмыкая проставленным во всех строчках оценкам «удовлетворительно», справку об окончании одного курса академии и через губу цедили слова. Витёк всё это стоически терпел, но запоминал каждого, нанизывая на его характеристику личные впечатления, что бы потом дополнить их компроматом из папочек тренера, уже хранившихся в трёх ячейках московского банка. Еловский же за две недели не проявился ни разу, никак и нигде.
Однажды утром в очередной приёмной, куда его провёл сотрудник охраны, молодой чиновник пригласил Витька следовать за ним. Они прошли по бесконечным коридорам правительственного здания и остановились у дверей метров пять высотой с золотом покрытыми накладками. Давнему жителю Китежа не привыкать к роскошным фасадам и интерьерам, но почему-то у Витька перехватило дух. Он понял, что вот сейчас, именно за этим порогом начнётся новый этап его жизни, сложной, опасной и с неизвестным для него концом.
Молодой хлыщ привычно распахнул створку двери и прошмыгнул внутрь и Витёк, на вдруг ставшими ватными ногах, шагнул следом. Огромный зал с огромным же столом по кругу был заполнен одними мужиками в дорогих костюмах, руки которых сверкали печатками и крупными камнями перстней, а из-под белоснежных манжет с аляповатыми запонками выглядывали дорогие часы известных брендов. На вошедших никто не обратил внимание, продолжая обсуждать что-то более интересное.
Витёк, одетый в свой лучший итальянский костюм, почувствовал себя нищим на королевском приёме и, пряча смущение, оглянулся на закрытую дверь, как бы проверяя путь к отступлению. Хлыщ постучал пальцем по микрофону, привлекая к себе внимание, и шум в зале стал понемногу стихать. Витёк быстро пробежался по лицам и нашёл десятка два уже знакомых ему. Почти все они чем-то делились с соседом, и он отчётливо понял, что говорят о нём, видимо делясь личными впечатлениями. И вдруг злость, поднявшаяся из глубины, из самого его нутра, выдала на гора простую мысль:
– Ничего, господа-товарищи, посмотрим кто кого. Мне бы только зацепиться, я вас, жирные караси, поджарю всех до одного, жирок вытоплю и косточки обглодаю. – от этой мысли Витьку вдруг стало легко и даже весело. Он уже спокойно отодвинул предложенный ему хлыщом стул и уселся на него плотно и уверенно.
Назначение на пост директора ведомства прошло быстро и без затей. В администрации Витьку выдали все необходимые документы, удостоверение и пропуска, а на стоянке, куда его проводил всё тот же сотрудник охраны, его ждал личный водитель на персональной служебной машине.
Еловский проявился и пригласил Витька на загородную прогулку примерно через месяц после назначения. На новой должности Витёк сразу в бой не кинулся, мебель в кабинете не только менять не стал, но и переставить даже не подумал. Он чувствовал, что здесь не задержится, мелковато это было для выданного ему Еловским аванса в Китеже. Не для этого тот привёз «варяга», тут игра крутая начнётся со дня на день. Вместо пустой суеты с обустройством он доставал по три папки из банковской ячейки и, переложив содержимое в папки ведомства, изучал в рабочем кабинете компромат на чиновников, правящих страной, вдумчиво и скрупулёзно, а изучив, менял на следующие, и так весь месяц. В бумаги, которые он подписывал по должности, тоже вглядывался со всей серьёзностью и отправлял многие на доработку или вызывал исполнителей для разъяснений. Почти треть финансовых платёжек Витёк завернул, сразу просчитав что именно за ними кроется, ведь подчинённые велосипед изобретать не стали, и он сам в администрации города, а потом и у губернатора, крутил такие же точно схемы, а потому просчитывал их на раз.
– Ага, нашли лоха педального из Мухосранска! -злорадно думал Витёк, обламывая очередного подчинённого уже растопырившего карманы пиджака под превращение казённых денежек в свои родненькие и помечал в своей памяти данные ушлого чиновничка, авось и пригодится.
И вот сегодня мышиная суета с внедрением Витька во власть заканчивалась, это он ясно прочитал во взгляде Еловского. Начинается основная игра, для чего его и заслал в столицу Степаныч. По спине Витька побежал ледяной пот, под ложечкой засосало, а во рту резко пересохло, но внешне он весь подобрался и спокойно посмотрел на правителя одной шестой мира, готовясь перехватить эту власть.
Еловский быстрым шагом направился по грунтовой дороге от шоссе и, едва они отошли от машины на достаточное расстояние, начал с места в карьер, не разводя политеса:
– Думаю времени освоиться на новом месте и немного вникнуть в окружающую действительность, как и познакомиться с персоналиями уже более чем достаточно прошло, Виктор Викторович, поэтому введу Вас в курс дела, какая основная работа вам уготована.
Витёк, прочувствовав важность того, что будет сказано дальше, согласно кивнул, но глаз на сей раз на Еловского не перевёл, уставившись на носки своих брендовых туфель.
Евгений Александрович понимающе хмыкнул, но успокаивать не стал, а продолжил такой же скороговоркой, выделяя нужные слова и места.
– Я долго думал, приглядывался к Вам, Виктор Викторович, скрывать не буду, сомневался, но всё-таки пришёл к выводу, что на Вас можно положиться, как на в меру амбициозного, но без лишних захеров и претензий на личную власть, молодого, прогрессивного и грамотного управленца, прошедшего достаточно хорошую школу общения с разными людьми и слоями нашего общества. Поэтому буду краток. Мы будем делать из Вас нового правителя, но это будет лишь бутафория. Мы, деловые люди страны, доверяем вам быть только казначеем, но не смотрящим. Надеюсь Вам понятна и терминология, и значение, и разница. Смотрящим, т.е. решающим что и как, куда и кому, сколько и где, кто прав, а кто нет, ну и прочее, остаюсь я. Вы никогда и никуда не вмешиваетесь, подписываете, что дают, торгуете лицом и пожимаете руки тем, кому мы позволим, поносите с трибун тех, на кого мы укажем. Всё ! За эти необременительные обязанности Вы живёте в своё удовольствие. Круг деловых людей уже определён и изменению Вами не подлежит. Ваша задача понравиться населению, явиться к нему своим в доску, но правильным, семьянином, любящим мужем и отцом, молодым, энергичным, желающим, что бы всё по справедливости, ну и прочая байда, а после выборов продолжить изображать доброго царя-батюшку. На внешнем контуре создать и поддерживать образ сильного и лидера великой державы. Мы заключаем сегодня с вами контракт на девять лет, включая два срока правления, потом поставим следующего казначея, а Вам подберём занятие по душе. Денежек прилично подкопите к тем, что уже греют Вам душу на зарубежном счету, мы не обидим, не бойтесь и занимайтесь до конца своих дней чем хотите, на все безумные хотелки хватит. Ну-с, батенька, порадуйте старика согласием.– закончил монолог Еловский и, резко выскочив перед Витьком ,прямо посмотрел ему в глаза. Витёк был готов и ответил ушлому еврею прямым и спокойным взглядом. Он пожал плечами и как можно равнодушнее сказал:
– Я же не сумасшедший от такого отказываться. Ответственности ноль. Голова не напрягается, физического труда никакого, одни сплошные удовольствия. Как скажете, Евгений Александрович, я весь в вашем распоряжении.
Еловский ещё раз взглянул на Витька пристально, сквозь прищур глаз, погонял какую-то мысль минуты три, перетаптываясь на месте, а потом поднял правую руку и резко бросил её вниз со словами : «А хер с ним, с плащом!» и быстро пошагал обратно, абсолютно забыв о Витьке, сел в машину и был таков.
Витёк растерянно посмотрел вслед удаляющейся машине Еловского и стал ловить попутку. В кабине фуры, на которой он добрался до станции и в вагоне электрички, несущей его к трём вокзалам, и в вагоне метро, Витёк напряжённо думал, что сказал ему словами, а больше всего своим отъездом Еловский. Как не крутил он, ничего другого у него не получалось, кроме явно продемонстрированного ему места у параши, как говорят зэки.
Добравшись до служебной квартиры и, равнодушно оглядев полки холодильника, заваленные деликатесами спецпайка, Витёк не соблазнился ничем. Подумав ещё, он достал из морозилки бутылку водки и, налив себе половину стакана, опрокинул в себя, закусив солёным огурчиком и откусив ломоть от горбушки чёрного хлеба. Не помогло. Витёк проворочался без сна полночи и с первыми лучами солнца мозг наконец собрался в кучу и чётко сформулировал мысль: «А вот хер тебе, а не бутафория, Евгений Александрович ! Я и тебя и всех твоих избранных из круга деловых, не подлежащих замене, к параше усажу и это в лучшем случае!»
Витёк вдруг опять вспомнил крысу из подъезда его детства и почувствовал уважение к отчаянному зверьку, гнавшему его два этажа в отместку за испытанный страх и, не испугавшейся железного прута в его руке, которым он мог её убить, если бы не струсил. А ещё он вспомнил слова отца, что крысы очень умное животное, селится там где сытно и тепло, жизнь в голоде и холоде оставляя мышам и бродячим псам.
Как ни странно, но именно после этих воспоминаний Витёк заснул спокойным и глубоким сном, а со звонком будильника проснулся не только с принятым решением, но и в прекрасном расположении духа.
Дальше было формальное назначение председателем правительства, что бы передача власти имела конституционное обоснование. Еловский из ничего лепил образ практически мессии, пришедшего спасти и защитить многострадальный народ от войны, на которой он и его деловой круг делали миллиарды долларов. Витёк представлялся народу спасителем от террористов, взрывающих дома с людьми в городах страны, станции метро, больницы, школы и концертные залы. Он конечно знал кто именно организовывал и исполнял эти взрывы, но ничего предпринимать и не подумал. «Лес рубят, щепки летят» любил повторять Сам, и Витёк был с ним абсолютно согласен. Да и тренер сказал ему, напутствуя в большую политику, тоже самое. Взрывы и война мостили ему путь к трону, к цели его жизни, какая разница сколько населения погибнет, бабы ещё нарожают. Ценна только его жизнь и больше ничья. Ни одного царя или короля, султана или шейха, генерала конфедератов или армии юга и прочих властителей такие мелочи, как сотни или тысячи, десятки и сотни тысяч людских жизней не волновали, сна не лишали, потому их великими и запомнила история, а значит и ему не следует о таких мелочах печалиться. Жаль, что на взорванной станции метро его жены не оказалась среди жертв, так бы заодно и от неё избавился, надоела хуже горькой редьки. И надо же такому было случиться в его жизни, что именно с этим недоразумением без рожи и кожи приходилось ему соответствовать образу любящего мужа и отца, хотя блевать хочется от одного её запаха вечно вонючих подмышек и пропотевших платьев. «Тьфу,дЯревня!», мысленно повторил он за героиней нашумевшего фильма, который его клуша смотрела уже раз сорок на видеокассете и один раз заставила посмотреть и его.
Витёк выполнял скрупулёзно советы мордоправов, как мысленно называл он имиджмейкеров, и его душещипательная речь в военной палатке заставила рыдать в умилении полстраны, как минимум. При такой «артподготовке» его фактически внесли на руках на царский трон, подтасовав слегка результаты, чтобы не споткнуться на втором туре с грамотным оппонентом. Уже влюблённый в Витька электорат отмахнулся от воя оппозиции о нечестности выборов, и Витёк уютно устроился на троне тритреклятого государства и приступил к осуществлению своего личного плана.
Созданная под Витька и его избрание Еловским партия быстро стала пополняться китежскими, которых полностью контролировал Степаныч, и, сначала они ощутимо щелкнули Евгения Александровича по его задранному носу, так сказать, по партийной линии, а потом на него со всех сторон стали сыпаться обвинения в торговле оружием, наркотиками и людьми. Петруша, занявший сразу после Витька пост руководителя всесильного ведомства , не только организовывал, так сказать, «огневую поддержку» выборов Витька, но и собрал немало дополнительной информации о деятельности Еловского и его подельников. Ушлый еврей сразу просёк фишку и удрал в Англию, откуда уже только бессильно тявкал, а караван Витька мерной поступью продолжил намеченный им путь.
Всё было просто замечательно, спокойно и величественно, но через пять месяцев после того, как Витёк уверенно взгромоздился на престол, случилась неприятность на учениях с одной подводной лодкой. Кланяться партнёрам и просить их о помощи было не по пацански, и моряки остались на глубине в братской могиле, пока лодку не притащили и их останки не разложили уже по индивидуальным урнам. Это происшествие Витёк личной бедой не посчитал, накладочка и только, но на надоевший ему уже вопрос , что именно случилось с подводной лодкой, он не сдержал эмоции и ответил с язвительной улыбкой этой иностранной бестолочи: «Она утонула». Огрёбся он и за фразу и за ухмылочку от Степаныча таких «люлей», что несколько лет подобных промахов уже не допускал, а, наоборот , усиленно старался соответствовать месту и должности, исправляя допущенный косяк и набивая до отказа пакет народной любви. Витёк без устали мотался по стране, устраивал прилюдную порку губернаторам и решал проблемы одного или максимум десятка людишек, пуская пыль в глаза всем остальным.
Напутствие тренера Витёк соблюдал неукоснительно, применяя всё чаще и чаще принцип Самого: «Нет человека- нет проблемы». При чём, окружив себя с самого первого дня людьми, ловящими каждый его жест и слово, внимательно отбирал он и пополнение, поэтому Витьку достаточно было лишь пару раз, не больше, высказаться в адрес досаждавшего или реально опасного ему оппонента, как подчинённые «секли фишку» и проблема ясным соколом летела в тюрьму или колонию и это в лучшем случае. Некоторым так не везло и их хоронили с почестями, народной скорбью, морем цветов и, конечно, обещанием властей всех мастей и волостей непременно найти и строго покарать убийцу. Одновременно с его частными разборками, жизни граждан от десятков до тысяч использовались для поддержания образа спасителя отечества и борца с террором, ведь что бы было с чем бороться, его надо было сначала предъявить в натуре и как можно страшнее…
Давно распался, рассортировался по заграницам, кладбищам или колониям круг Еловского, а общаг и богатства страны были перераспределены между командой тренера, но Витьку всё ещё спокойно не сиделось на троне. Не тот человечек был Еловский, чтобы смириться с таким унижением, да и у нескольких деловых из его круга срок осуждения подходил к концу, и Витёк почувствовал пятой точкой, что в его анус нацелилась арматура с приваренными по кругу гвоздями.
Начав свой третий, а по факту четвёртый срок царствования, Витёк решил не просто вырвать зубы у беснующегося старого, но ещё саблезубого тигра, а швырнуть его шкуру себе под ноги. И плевать он хотел на покаянное и такое жалкое письмо Еловского, которое ему передали через дипломатов. Он не поверил ни его раскаянию, ни фальшивым извинениям, совсем не поверил. Задумал жид пархатый, как есть задумал гнусь !
Ребятки Петруши исполнили всё четко и красиво, деловым добавили сроки по новым сфабрикованным обвинениям, и Витёк уже собрался расслабиться, как получил нокаутирующий удар в солнечное сплетение. Умер Степаныч, и одиночество, гулкое и звенящее, отгородило его от всего мира. Тишина страшная и ватная навалилась могильной плитой. Витёк до боли и беспросветного отчаяния ощутил себя полным сиротой.
Он вдруг с ужасом осознал, что со смертью тренера в этом мире больше нет ни рядом, ни около, ни в дали не единого существа, которое его любит, просто любит, ничего не только не требуя, но даже не прося взамен. Всем, абсолютно всем от него было что-то надо. Степаныч подарил ему не только отцовскую заботу, но и вылепил из чахлого и запуганного заморыша, сильного, хитрого, умного и успешного Витька, нет, не Витька, а Виктора Викторовича, отца народа и уважаемого мирового лидера.
Братаны с него ждут постоянных даров. Жена боится до дрожи и тихо ненавидит, для дочерей он лишь спонсор их бесконечных хотелок, не более. Рудик меняет его на первого встречного при каждом удобном случае и только фантастическим везением можно было объяснить то, что он в своей неразборчивости, не подцепил ещё срамной или смертельной болезни. Ну и всё.
Ушёл от него Степаныч, как некогда ушла мать, не попрощавшись даже.
Проводив тренера Витёк ,неожиданно для самого себя, вдруг загрустил по матери и ,когда тоска вынудила буквально завыть на луну, он подумал, что теперь может попытаться хотя бы узнать где она, не нуждается ли. Ему захотелось сделать что-то хорошее от себя, по своему желанию, а не для показухи или потому что так надо. Мать, если была жива эти тринадцать лет, не могла его не увидеть. Он искренне не понимал, неужели она не узнала его в новостях и на разворотах журналов и газет, ведь имя и отчество стались прежними, а фамилию не мог не помнить её муж. И мать всегда утверждала, что Витёк очень похож на отца-подлеца, так почему она даже не попыталась с ним связаться ?
Для начала он запросил в архиве списки всех выехавших в Канаду по приглашению в том проклятом году, когда его, как вещь с рук на руки , передали на пироне вокзала. Он нашёл в списках и мать, и её мужа-хохла, которого Витёк без труда узнал на фотографиях. Там же было указано, что выезжает пара на ПМЖ, т.е. на постоянное место жительства к родственникам мужа и что согласие принимающей стороны получено.
Значит мать знала, что не вернётся, знали это и приёмные родители, а дядя Витя тогда в сквере врал и пугал его расстрелом, что бы заставить принять их с мамой Светой ,как родителей и считать таковыми. Витьку стало обидно, но на отца он сердиться не мог, потому что давно ему всё простил за то спасение из подвала. А вот с мамой Светой стоило бы пообщаться, да уже не получится, померла она ещё до его переезда в столицу.
Витёк вызвал к себе Петрушу и попросил подобрать ему толкового офицера для приватного поручения.
Через месяц он получил полный отчёт, который поверг его в ещё большее уныние. Мать умерла буквально два месяца назад и, если бы Витёк вспомнил о ней чуть раньше, то мог бы сам с ней поговорить или хотя бы повидаться и проститься.
Впервые Витёк возненавидел и это тритреклятое государство и царскую свою участь, которая погоревать и поплакать по-человечески не позволяет, да и на могилу матери с цветами не пускает. Он погрузился в размышления что теперь ему со всем этим делать, как отнестись к информации. Именно в этот момент его тяжких раздумий и борьбы желания сделать что-то хорошее для уже не нуждающейся ни в чём женщины, которая подарила ему жизнь, и поднять по-еловски повыше правую руку, ему принесли прошение его заклятого врага, самого любимого народом делового из круга почившего по весне этого самого Еловского.
Витёк лично знал этого гордого и очень толкового мужика и, если бы смог ему доверять, то приблизил бы непременно и доверил бы министерство или даже правительство. Однако Матвей Осмоловский был слишком опасен как конкурент и не скрывал своих претензий на власть, считая Витька и его команду полными бездарями, разваливающими страну. Витёк не был уж совсем дегенератом, чтобы не понимать, что во всем проигрывает с разгромным счётом этому еврею, начиная с ума и грамотности, до импозантной внешности и просто фонтанирующей харизмы. На его ярком фоне ничтожность личности и серость Витька высвечивалась даже для «особо одарённых» и вопрос с Осмоловским был решён быстро и по всей строгости закона. Совсем ликвидировать угрозу Витёк не посмел, слишком заметен был в мировых деловых кругах этот молодой бизнесмен и слишком популярен в народе. Его смерть могла взорвать страну. Кликни его, оставшиеся на свободе, пусть и за рубежом, друзья-соратники, с их капиталами и связями народ на баррикады, полыхнуло бы почище оранжевой революции хохлов , и от Витька с его вертикалью власти пошли бы клочки по закоулочкам. Только поэтому сменил английский костюм на робу зэка Матвей Осмоловский ещё в первый срок царствования Витька. И вот теперь его враг, отсидевший уже более 10 лет, но по- прежнему не только внутренне не сломленный, но и внешне мало изменившийся, просил о милости, но не для себя, а для умирающей в германской клинике матери, чтобы проститься с ней, пока она ещё жива. Матвей готов был вернуться в зону после смерти матери, и Витёк не сомневался, что он именно так и поступит, но это было ещё страшнее. Откажи он сейчас сыну проститься с умирающей матерью, весь мир завоет и заулюлюкает, склоняя его, как труса и бессердечного подонка. Витёк повертел в голове все варианты и решил, что, проявив милость к врагу и, подав её максимальной гласности, с упором на причину снисхождения к явному конкуренту, он поступит с максимальной пользой для себя. Исходя из этих рассуждений и, лишь слегка, под влиянием момента Витёк подмахнул прошение резолюцией удовлетворить, несказанно удивив своё окружение. Для себя он мысленно поставил галочку в перечне совершённых добрых дел, посвятив это памяти матери, тем самым, закрыв долг и перед ней.
В вечерних новостях в спецвыпуске, который транслировали не только все свои каналы, но и мировые, он проникновенным голосом, который был отработан до оттенков полутонов «мордоправами», поделился со всем миром принятым им решением не просто отпустить оппонента и преступника, но и помиловать его, освободив от половины ещё не отбытого наказания, выказав своим указом дань уважения его больной маме, позволив провести отпущенные ей Господом дни рядом с любимым сыном.
Витёк говорил подготовленный ему текст и верил сам себе, представляя как рыдают от умиления с той стороны экрана его верные избирательницы, и, прикидывая, на сколько вырос его рейтинг. Оперативно проведённый социологический опрос показал со всей убедительностью, что его благородство оценено высоко, и граждане страны гордятся своим самым человечным и, несомненно, лучшим в мире правителем.
Насладившись своим неожиданным милосердием и благородством, Витёк вдруг понял, что возвращаться к рутине государственного управления, в котором он ни хрена не понимал, сидеть с умной рожей на скучнейших отчётах, выслушивать очередные прожекты, за которыми были прекрасно видны не только коррупционные схемы, но и банальнейшее воровство, у него нет и капли желания.
Смотреть на опостылившие рожи сил больше не было, и Витёк , неожиданно для самого себя, позвонил недавно введённому в ближний круг уроженцу малой народности. Новоиспечённый министр оставил хозяйство на заместителя, и они с Витьком на пару улетели в тайгу.
Эта поездка была сказкой. Наверное их охраняли, но на глаза не лезли и в своих вылазках от лагеря они с Укулымычем уходили далеко в невысокие горы, поросшие ягодами, которые можно было есть без опаски не мытыми. А грибы, растущие из земли, с листочками и хвоёй, прилипшими к клейкой щляпке, а не приготовленными на блюде, Витёк видел вообще впервые в жизни. Они набирали грибов целые корзины и, вернувшись в лагерь, варили их и жарили на большой сковородке с картошкой. Уплетая за обе щеки эту жарёху прямо со сковороды, Витёк понял со всей отчётливостью, что ничего вкуснее он в жизни не ел. Ему впервые в жизни было легко и спокойно и никуда не хотелось уезжать из этого земного рая, где всё просто, понятно, доступно и очень приятно. Витёк засыпал счастливым и просыпался в прекрасном настроении. Ему ничего больше не хотелось, потому что здесь и сейчас для счастья было всё и так каждый день.
А какая здесь была рыбалка !
Две недели пролетели как пять минут и, покидая сказочный край, Витёк искренне поблагодарил Укулымыча за прекрасное приобретение. Теперь он знал, куда рвётся его душа и где он может оказаться, как только это ему захочется.
Вернулся Витёк в свой царский терем отдохнувшим, загоревшим и помолодевшим. Он сразу поручил журналистскому пулу готовить на случай его отлучек «консервы», т.е. дежурные записи его встреч с министрами, губернаторами, артистами, учёными и прочими допущенными к его персоне лицами и выкладывать их в новостные выпуски по мере необходимости, что бы электорат был постоянно уверен, что его президент не спит, не ест и, конечно, не отдыхает даже в загородной резиденции или у моря, а днём и ночь, как каторжный, вернее как раб на галере, служит благу народа.
А тут и Алуся порадовала сыном. На роды пришлось загримированным и на частном самолёте одного из бывших братанов, а теперь олигарха с верхних строчек списка Форбс, инкогнито слетать в швейцарскую клинику, пожить несколько дней с молодой мамочкой в соседней спаренной палате, чтобы принять своего первого сына в отцовские руки. Ему было уже прилично за пятьдесят, и он едва сдержал себя, чтобы не разрыдаться от нахлынувших чувств, когда ему на руки передали истошно орущего новорожденного.
Однако, когда эйфория прошла, Витёк вспомнил наказ Степаныча, что тайна должна сохраняться свято, что бы не портить безупречный образ народного любимца, образца для подражания. Вот только шило в мешке не утаить. Кто слил информацию и где протекло, выяснить не удалось, но пошла гулять по сети информация о его новорожденном сыне и фотки появились. Как не старались перевести стрелки на некоего футболиста, друга Алуси, но никто уже не поверил. А тут и счастливая мамаша начала конючить, женись да женись, я тебе сына родила, ты обещал.
Пришлось развод со старой женой затеять, ведь не султан он и даже не дружок Салым, фактический смотрящий за горами, которому как правоверному мусульманину четыре жены положено иметь ,и плевать он хотел, что многожёнство в этой стране вне закона, ему можно, а Витьку нет. Ну и где справедливость ? У него сейчас денег на миллион жён хватит, а положена только одна. Чего проще, принять ислам, делов-то на пять минут, и заводи гарем, как турецкий султан или арабский шейх, хоть из тысячи наложниц, так опять же нельзя, народ не поймёт, царь может быть только православным. Вот и приходится под вспышками фотокамер некрещённым к иконам в храме прикладываться и со свечкой до ломоты в ногах и пояснице стоять на пасху каждый год, благо, что святейший сам «анафема» ещё та, на котором клеймо поставить уже негде, всё затыкано и верит он в Господа нашего так же, как и нехристь Витёк. Хорошо, хоть расписались с Алусей в книжке окраинного отдела записи актов тихонечко, без лишних глаз, прямо в её спальне, а то столь скоропалительная замена старухи на молодуху запросто могла части электората его лишить. Да и приятно Витьку, чего уж греха таить, когда длинноногие девки в строгих офисных костюмах на его встречах с народом, в усыпанных стразами стрингах с экрана из каждого утюга с придыханием выдают под нехитрую мелодию или без неё, что хотят выйти замуж только за него, мачо мачистого и самого завидного жениха во всём мире. Тьфу, куда не кинь, всюду клин!
От тяжёлых дум о несправедливости этой жизни Витька оторвал пресс-секретарь Глинкин и, как всегда выпучив свои «чихуахуашные» глазки- маслинки, выдал очередную гадкую новость, с которой приходить к Витьку разрешалось только ему. Он и сам не мог объяснить с чего вдруг пожаловал этому внешне неприятному и глупому даже на вид существу, сообщать ему гадости, которые пишут или говорят о нём, о случившихся в стране и мире неприятностях, но позволял. Другого мог уничтожить под горячую руку, а на этого «чихуахуёнка», как с его лёгкой руки в аппарате прозвали Глинкина, она и не поднималась никогда.
– Виктор Викторович, хохлы бузят! – начал, заглядывая ему в лицо блестящими от возбуждения глазками начал пресс-секретарь.
– Они всегда бузят, чего ты прискакал не свет не заря? – поморщился Витёк, отрываясь от созерцания бассейна в его новом дворце, который в онлайн-режиме демонстрировался на экране плазмы.
– Так на сей раз ваш кум передаёт, что дело серьёзное, пиндосы башляют немеряно и сами лично прискакали целым десантом. – продолжил тараторить «чихуахуёнок».
– Ну так собирай братанов, будем базарить по-взрослому, раз пиндосы реальный кипиш замутили, – отмахнулся Витёк и продолжил любоваться интерьерами своих новых владений. Если бы он знал тогда в какой блудняк встрянет в оконцовке, послал бы всех истериков и дристопшонников в наидлиннейшее сексуальное путешествие.
Подними Витёк тогда правую руку вверх и кинь её вниз со слегка изменёнными словами покойного Еловского: «Хер с ней с Хохляндией!» всё было бы ровно и теперь. Наигрались бы пиндосы в демократию, успокоившись на ежегодных гей-парадах и выкачивания долларов из своего кусочка от раздела Хохляндии, а его понты и байки с мультиками обеспечили бы ему и братанам непыльную жизнь ещё лет на дцать. Правильно говорил один сатирик : тупые пиндосы, ох тупые. Но тогда, ступил Витёк и встрял по самое не балуйся, а теперь, похоже, полный абзац уже не за горами. Он устало откинулся на спинку рабочего кресла и вернулся на восемь с лишним лет назад, в позднюю осень 2013 года, когда Укулымыч после базара на толковище, которое ни к чему конкретному не привело высокое собрание, предложил Витьку спросить совета у духов. Духи и их мнение ему были, конечно, по-барабану, но, возможности удрать от этого базара на свободу в тайгу, Витёк обрадовался как дитя, и уже утром они с Укулымычем катили вдвоём на вездеходе, сопровождаемые только придворным фотокорреспондентом и четырьмя охранниками, которые держались в поле зрения для их с Укулымычем спокойствия, остальные, как всегда, на глаза не лезли.
