Читать книгу: «Город больной совести Книга 1»
Все события и персонажи вымышлены
автором, любые совпадения случайны.
Глава 1.
Серые грязные стены странных домов, державших узкую улочку в цепких объятиях, словно и ее сковали навалившейся со всех сторон непомерной тяжестью. Матильда со страхом смотрела на эти стены с мертвыми окнами, на нависающие прямо над головой крыши, как будто подпирающие упавшее на них серое мутное небо, и не могла тронуться с места. Кричать и звать на помощь почему-то не хотелось. Она просто стояла на будто вросших в грязный булыжник ногах и тупо озиралась по сторонам. На странной улице не только не было ни души, казалось, что здесь не жил ни один звук. Но и тишина была какая-то ватная, непроницаемая. Последнее обстоятельство вселило в Матильду просто панический ужас, но и он не смог подвигнуть ее на какое-либо действие, раздирая животным страхом все изнутри. Боль в висках стала невыносимой, но даже сжать голову, готовую взорваться, она не могла, руки, как и все тело, отказывались подчиняться.
Внезапно боль исчезла, и Матильда отчётливо почувствовала, как кто-то сзади невесомо толкнул ее в спину, и она послушно побрела по скользким от грязи и сырости булыжникам. Ей было абсолютно все равно, кто идет сзади и направляет ее, странный город будто лишил ее воли и способности к сопротивлению. Впервые в своей долгой и активной жизни Матильда узнала чувство безысходной покорности в сонном безразличии к собственной судьбе. Ей было все равно кто, куда и зачем ее ведет, что с ней будет через минуту или через час, она просто брела, спотыкаясь и скользя по узкой серой улочке, и ни о чем не думала. Впервые в жизни Матильда Исааковна Таборная ни о чем не думала!
Невидимый спутник легонько толкнул ее в левое плечо, и Матильда ввалилась в темный дверной проем. Снова невесомый толчок спину, несколько вялых шагов в темноте и тусклый огонек в углу высветил несколько предметов, составлявших убранство помещения. Справа от Матильды у стены стояло что-то наподобие грубо сколоченной длинной скамьи, и она боязливо обернулась на спутника, как бы прося разрешение присесть. Ответом был очередной легкий толчок, и Матильда с облегчением рухнула всем своим дородным телом на плохо струганные доски. Она хотела прикрыть глаза, но веки не слушались. Мимо проскользнула огромная тень и на Матильду пахнуло крепким запахом давно не мытого мужского тела. Первое осознанное ощущение было весьма неприятно, но и чувство брезгливости было каким-то ватным. Она проводила вонючую тень тупым взглядом и увидела, стоящий на изящном маленьком столике, красивый светильник старинной работы. Слабый огонек освещал не более полуметра вокруг, но этого было достаточно, чтобы разглядеть сидящего в роскошном антикварном кресле огромного мужика неопределенного возраста. Матильда вдруг отметила вернувшуюся способность к мышлению и восприятию. Ватное оцепенение отпустило, и она решила прояснить ситуацию в привычной ей манере допроса. Но едва Матильда открыла рот, как обнаружила, что язык вовсе не намерен ее слушаться. Вместо отработанных властных ноток изо рта вылетел жалких хрип.
Повторив попытку и получив тот же результат, Матильда втянула голову в плечи и испуганно посмотрела в сторону мужика. Слабое пламя высветило его колючий взгляд, играющую на тонких губах усмешку, и Матильда просто вжалась в сырую стену позади лавки на которой сидела.
Мужик смотрел на нее тяжелым взглядом. Матильда почувствовала, как сырость стены пропитала её одежду на спине, но даже не пошевелилась. Выступивший на лбу пот ледяными струйками стекал по её лицу, но желания стереть его хотя бы с глаз так же не появилось. Внезапно где-то внутри ее головы словно загудела заводская труба, и кто-то заговорил с ней. Потом словно повернули ручку регулировки звука и Матильда стала различать слова. Не понятным образом она догадалась, что с ней говорит сидящий напротив мужик. Губы его не разжимались, но она понимала, что это именно он задает ей вопросы. Странно, но и это обстоятельство ее даже не удивило. Таборная попыталась понять, что именно он ей говорит. Через минуту все стало предельно ясно. Этот мужик зачем-то ведёт её по давно и прочно забытым эпизодам прожитых лет, которые были основой её успешности и материального благополучия на зависть многим, но именно их Матильда стёрла из своей памяти, ибо гордиться в них собой не получалось никак. Ей и сейчас совсем не хотелось этих воспоминаний, но, словно под действием «сыворотки правды», Матильда, с присущей ей обстоятельностью, стала не просто вспоминать детали, но и переживать давно прошедшие события, но в этот раз не отстранённо, как это всегда бывало раньше, а отчего-то остро и очень болезненно. Первая в жизни исповедь далась ей не только с трудом, но и с нестерпимой, раздирающей и изматывающей тело болью, и она сразу поняла, что за первым приступом будет следующий и только от этого, сидящего напротив её мужика, зависит, когда и чем закончится эта пытка. Болели не душа или совесть, нет. Выворачивало суставы и остатки мышц, вытягивало сухожилия, вены и даже самые мелкие сосуды. Матильда и не силилась понять как, но она видела своё потрёпанное прожитыми без малого восьмидесятью четырьмя годами тело изнутри во всех деталях, видела и чувствовала одновременно, как струнами или тетивой лука натягиваются её жилы, готовые лопнуть в любой момент и в крике срывала голос от нестерпимой боли и ужаса . Боль прекращалась так же внезапно, и Матильда как робот продолжала выполнение заданной программы.
В послужном списке самого дорогостоящего и авторитетного адвоката провинциального сибирского городка Холмск-5, «Заслуженного юриста России» Матильды Исааковны Таборной, этот обвинительный приговор, как и само уголовное дело, были по счету где-то в третьей тысяче, а то и больше, за долгие 45 лет верной службы сначала советскому, а затем и российскому право или не право, но судию. Что и как будет написано в этом вердикте суда, Таборная знала почти дословно, ведь они созванивались с судьей не один раз, уточняя детали и формулировки, поэтому Матильда откровенно скучала, переминаясь с ноги на ногу в ожидании завершения действа. Она детально рассматривала брюссельские кружева на выглядывающих из-под рукавов изящного английского костюмчика манжетах своей кофточки и вспоминала, как выбирала их в маленьком магазинчике, недалеко от фонтана с писающим мальчиком. Воспоминания были настолько приятными, что Таборная погрузилась в них, как в теплую ванну, и даже прикрыла глаза. В лицо словно пахнуло свежестью утреннего воздуха и свежевымытой брюссельской мостовой. Первые этажи уютных невысоких старинных домиков светились аккуратными витринками с чудными товарами. В одних были выставлены изумительные вышивки, в других фантастические ювелирные украшения, в третьих восхитительные фигурки ангелов всех размеров, в четвертых изделия с обожаемыми Матильдой кружевами. Она всегда ныряла в эти магазинчики и подолгу перебирала руками тончайшую паутину кружев с причудливыми узорами, всегда находя что-то для своего гардероба или постельных наборов.
Томные воспоминания адвоката Таборной грубо прервал глухой грохот, который означал, что очередной чувствительной дамочке стало плохо в душном зале, и она свалилась на лавку, перед которой стояла. Матильда, не открывая глаз, с досадой поморщилась от перспективы. Сейчас судья объявит перерыв, чтобы вынести всех из зала и вызвать скорую, а значит домой она попадет на полчаса, а то и на час позже, рискуя опоздать к началу любимого сериала. Обреченно вдохнув, Таборная открыла глаза и стала оглядывать зал суда от двери. Народ стоял молча и плотными рядами. Матильда перевела взгляд на судью и краем глаза зацепила что-то большое и темное, лежащее у противоположной стены. Слегка сощурив свои близорукие глаза, она разглядела на полу крупное мужское тело в военном мундире. Матильда удивленно вздернула тонкие бровки и вопросительно посмотрела на судью.
Несколько секунд судья еще размеренно зачитывала приговор и в зале стояла тишина. Пронзительный крик осужденного впился в гнетущее оцепенение и все как-то сразу пришло в движение. Несколько человек подскочили к неподвижно лежащему полковнику и, подхватив его за плечи, положили на переднюю скамью. Паренек в клетке опустился на колени и смотрел в бледное лицо отца широко раскрытыми глазами, медленно наполняющимися влагой. Судья спокойным голосом объявила перерыв, велела судебному приставу освободить зал и вызвать скорую помощь, после этого удалилась.
Матильда Исааковна Таборная, проводив судью взглядом, так же удалилась в комнату адвокатов и заварила себе чашечку любимого кофе, банка которого всегда стояла в шкафчике рядом с ее белоснежной чашечкой из тонкого китайского фарфора. Сервиз она привезла еще в конце пятидесятых из командировки в Китай, когда две великих державы не просто дружили, а были братскими и постоянно обменивались делегациями и опытом управления доставшимся им народцем.
Китайцы обучались в советских вузах, китайские термосы, полотенца, фарфоровые сервизы тоже можно было достать, но уже не всем. Свой чайный сервиз Матильда купила в Пекине в первый свой визит в Китай, когда в составе сибирской делегации обменивалась каким-то опытом с китайскими товарищами. Тогда, в пятьдесят седьмом, она в свои двадцать пять добывала себе место в таких делегациях далеко не опытом или выдающимися знаниями, а другими своими качествами. Красавицей Матильда не была никогда. Редкие волосенки золотистого цвета, доставшиеся в наследство от мамочки, ей постоянно приходилось закручивать сначала на бумажки, а потом на самые мелкие резиновые бигудёшки, что бы на утро голова выглядела прилично. Маленькие глазки и тонкие губы надо было четко подводить, чтобы выделить их на круглом бледноватом лице. Пухлая невысокая фигура так же не привлекал мужской взгляд, но зато у Матильды Прозоровой с детства был волевой и целеустремленный характер. Она всегда была лидером, начиная со школы, и заставляла себя уважать, а если требовалось, то и бояться. В студенческие годы Матильда часто засиживалась в архивном отделе научной библиотеки, где за дефицитную коробочку конфет можно было добыть запретную литературу, просветившую её в искусстве сладостных утех.
В 1957 году в городскую коллегию адвокатов Прозорова поступила в июле, но когда в августе выбирали кто поедет в Китай в составе сборной делегации, на это место не рискнула претендовать даже заведующая, ведь Матильда сразу тихо, но внятно заявила, что поедет именно она. Все давно были в курсе, что ее не просто так частенько видят в приемной первого секретаря горкома партии, вплывающей к нему в кабинет, после чего секретарь не менее часа обещала позвонить всем желающим попасть к первому, как только он освободится от переговоров с Москвой. Матильду так заглазно и звали: «Москва золотоглавая», но даже спорить с ней никто не пытался, понимая, что очередной ее визит к первому может стать концом карьеры спорщика, в лучшем случае, или началом больших проблем и бед, если Матильда рассердится всерьез.
Ровно через восемь месяцев, после возвращения из Китая, Матильда Прозорова, а теперь Таборная, родила сына своему первому и последнему мужу Таборному Василию, руководителю той самой, сборной делегации. Поговаривали, что Вася получил повышение по службе в городском отделе КГБ сразу после женитьбы на «Москве златоглавой» именно за то, что узаконил рождение сына Матильды и первого, но эти разговоры, появившиеся ниоткуда, туда же быстро и растворились, а вместо «Москвы» в кабинет первого зачастила новая пассия, что никоим образом не пошатнуло позиций отставной любовницы, за которой теперь стояло ещё и всесильное ведомство. Все это было далеко в прошлом, но наработанные годами связи и авторитет давно и ,практически без сбоев, верно служили Матильде, помогая без труда выигрывать в суде дела, за которые благодарные и далеко не бедные клиенты всегда щедро платили, а на тех, кто не мог себе позволить услуги Таборной, она не разменивалась даже будучи дежурным адвокатом. Нищего «клиента» брал себе следующий по очереди коллега.
Матильда тратила все гонорары исключительно на себя любимую. Годами перед ней стелились в стремлении угодить самому «классному» адвокату Холмска-5 все заведующие магазинов с дефицитными товарами. Она, одновременно с жёнами «отцов» города, выбирала новые наряды и в её коллекции, наверное, было не многим меньше шикарных и дорогих костюмов, чем у королевы Великобритании Елизаветы второй, которую Таборная копировала внешне до мелочей. Единственное, чего она не могла себе позволить в гардеробе, это шляпки, статус адвоката не позволял. Ещё в лихие девяностые, обогатившие её за счёт защиты бандюганов всех мастей, до почти королевских доходов, в очередном, оплаченном государством, визите в Китай, она прикупила себе три изумительного качества паричка из натуральных волос, тоном совпадающих с её натуральным цветом и теперь проблема причёски отпала. Она периодически отдавала своей парикмахерше парички на обновление причёски, и её голова, со своими почти полностью вылезшими волосиками, с утра всегда была безупречна, как и строгие костюмы пастельных тонов и отделанные неизменными тончайшими кружевами блузки, украшенные дорогими брошами с самоцветами чистой воды.
В судах Холмска-5 и областного центра у Таборной давно авторитет работал на неё и отнюдь не по её знаниям и опыту. Таборная, как старая цирковая лошадь, привыкшая ходить по кругу арены, до последнего печатала все судебные бумаги на печатной машинке, игнорируя компьютерные текстовые программы. Она освоила компьютерный текстовик только после нескольких вполне наглых, и прямо озвученных в заседаниях, претензий развязной дочки её давнышней знакомой замихи директора самой старой школы города. Эта зараза решила вдруг заняться правовой защитой, да ещё и в свободном плавании, оформив предпринимательство. И всё бы ничего, мало ли всяких в судах подвизается, если бы Мирка всё и всегда не делала, явно страдая комплексом отличницы, а упрямства ей было не занимать. И в кого только пошла эта зараза ? Мать Миры Стариковой самый компромиссный и внушаемый человек из всех знакомых Матильды, отец жене поперёк слова сроду не сказал наверняка, был добряк-добряковский, сын пошёл, и в мать, и в отца, а вот дочка у них выросла ведьма-ведьмой. Она с детства была ещё той оторвой и атаманшей, на что ей не раз жаловалась её мать, хотя училась всегда легко и была круглой отличницей. Без труда закончив университет, между учёбой успев после второго курса выйти замуж, после третьего родить дочку, а после четвёртого развестись с красавцем-спортсменом, работящим, непьющим, восходящей звездой дзю-до, Мирка укатила в Москву со свободным дипломом. От её матери, как страшно гордившейся успехами дочери, так и переживающей за эту бунтарку, вечно ввязывающуюся в бой с ветряными мельницами, Матильда знала о Мирке всё, ну или почти всё. Девка хлебнула лиха со своим непростым характером и непоколебимой уверенностью, что все должны быть честными, и в жизни, и в работе, но и не думала меняться, только закаляясь в боях и находила новое место, где требовалось навести , с её точки зрения, порядок. Получала Мира Старикова каждый раз крепко, но она всегда добивалась своего и это подтверждалось фактами. Её мать и отец, приехав от дочери, рассказывали как хвалили их чадо и коллеги, и друзья, как их на красивых машинах встречали и провожали начальники, благодаря за то, что вырастили такую замечательную дочь, просто Жанну ДеАрк.
В одной такой схватке Мирка лишь чудом осталась жива и долго проходила лечение в Москве. Что там, на Украине, произошло на самом деле, она, похоже, родным не рассказала, но в отпуск приезжала с этого времени почему-то в темных очках. И вот эта воительница вернулась в город после восьмилетних гастролей, да ещё и с новым мужем – красавцем, моложе её аж на семь лет и возомнила себя императрицей, не меньше, всея Холмск-5 , намереваясь потеснить на этом пьедестале саму «Москву златоглавую». Таборная гордилась этим некогда прилипшим к ней прозвищем и уступать своё первенство никому не собиралась, тем более этой балбеске с завышенным самомнением. Будучи по первому образованию программистом, Мирка, естественно, владела компьютером в совершенстве, и нагло заявила уже второй раз в судебных заседаниях, что может бесплатно позаниматься с мадам Таборной, что бы та не мучила суд и представителя другой стороны пляшущими буквами разбитой печатной машинки. Вот прямо так и сказала, да ещё и с такой говорящей ухмылкой, явно за текстом намекая на то, что и сама Таборная, по её мнению, старая разбитая рухлядь, которой пора сидеть на печке, а не шастать по судам, мороча людям голову. Матильда в ответ промолчала, поджав губы, потому что ей уже именно эти слова невоспитанной двумя педагогами халды добросовестно передал не один доброхот. По сравнению с недавно брошенным прямо ей в лицо толи проклятием, толи предсказанием, Мирка была сейчас корректна. После тех миркиных слов Таборная упустила процесс и проиграла суд.
Перед этим заседанием, вывернув от лифта, Матильда увидела, как Старикова Мирка обрабатывает её клиентку в коридоре суда и подлетела к ним с приказом клиентке прекратить разговор. Мирка встала с лавки, на которой они сидели с бывшей заведующей одним из отделений местной медицины, а теперь умирающей от тяжёлой болезни одинокой пенсионерки, брошенной и мужем, и сыном, которую они с помощью Таборной подбили выписать из её великолепной трёхкомнатной квартиры единственного внука с бывшей невесткой, которая одна и ухаживала за старухой. Мирка всё это уже поняла и, окатив Матильду волной презрения, тихо, но очень отчётливо произнесла:
– Я, в отличии от Вас, Матильда Исааковна, сейчас действую в интересах вашей доверительницы в первую очередь. Моя клиентка и её сын молоды, здоровы, у них есть любящая семья, в отличии от Людмилы Григорьевны, которую Вы, именно Вы, по заказу нанявших Вас мерзавцев, обрекаете на одиночество в последние дни её жизни. Я знаю, что уже нанята сиделка, что бы Нюточку больше не подпустить к Людмиле Григорьевне и ,возможно, убыстрить её уход в мир иной с освобождением вожделенной двумя скотами квартиры. Да, да, город у нас слишком маленький для тайн мадридского двора, неужели Вы не в курсе, Матильда Исааковна? Не стоит быть дешевле денег, заслуженный юрист России ! ВЫ толкаете больного человека, злоупотребляя её доверием, к окончанию её дней без радости и в муках совести, а ведь вашей доверительнице и без того тяжко. Ради чего Вы так с ней мне понятно, Вас кроме денег никогда и ничего больше не интересовало в этой жизни, но Вам давно пора о душе подумать. Я предлагаю Вам задуматься, сколько жизней Вы уже погубили и сколько судеб уже сломали своим поганым языком, потому что Вам на том свете предстоит им вылизывать раскалённые сковородки, вот и посчитайте на досуге, сколько тысяч их уже накопилось и стоит ли к ним добавлять и сегодняшнюю! – звенящим от возмущения голосом закончила Мирка и пошла в приёмную к секретарю судьи.
Гадюка попала в точку и была права во всём. Муж клиентки, укативший на Алтай, подальше от больной супруги, который не был зарегистрирован в не приватизированной квартире супруги, нанявший Таборную, намеревался с её же помощью провернуть афёру, кинув пасынка- конченного алкоголика , через свою регистрацию после выписки конкурентов и смерти ответственного квартиросъёмщика, прибрать квартирку к рукам и щедро платил за это. Бывшую жену и сына, муж и отец вынудил съехать постоянными пьяными дебошами и избиениями. Отчим больше месяца щедро поил пасынка и науськивал его на жену, пока старуха лечилась в стационаре, и девчонка не выдержала издевательств. Она ушла к родителям, забрав сына и свои вещи.
Когда Людмила Григорьевна вернулась из больницы, муж поначалу со всем старанием изображал заботу, но через неделю ему это надоело, да и пасынок опять свалился в крутой запой, украв у матери всю пенсию, и быстрая на расправу супруга и мать, несколько десятилетий державшая в кулаке крупное отделение офтальмологии в госпитальном комплексе, выгнала обоих мужиков из квартиры взашей и позвонила невестке. Нюточка пришла, но вернуться с вещами и сыном не рискнула, помня недавние издевательства на глазах малыша, поэтому формально, хоть и с большой натяжкой, основания для признания утратившими право были, хотя в случае снятия с учёта несовершеннолетнего, имели место и нюансы, но и они не составляли проблемы для Таборной. Не составляли бы в случае любого другого представителя. Эта мелкая засранка Мирка, похоже рассказала её клиентке почему ушла невестка, кто и что задумал с помощью Матильды, потому что клиентка упёрлась в своём решении и заявила, что этот иск она отзывает или как там надо отказаться, а вот иск по признании утратившим право её сына, требует подать и выиграть непременно. Людмила Григорьевна так же заявила, что после неё смерти квартира целиком достанется только снохе и внуку, согласившись с торжествующей Миркой, что лишаться квалифицированной помощи невестки, операционной сестры по образованию и профилю работы, в её состоянии не разумно, да и лишить себя радости общения с единственными верными и искренне любящими её Нюточкой и Максимкой просто глупо.
Это был первый в её жизни и просто оглушительный проигрыш. Матильда, не сумевшая отделаться от навязчивых образов и, мысленно пересчитывающая в уме сковородки, выпала в астрал, и от такого заявления клиентки, вогнавшего и судью в ступор, на её удивлённый и вопросительный взгляд, смогла только пожать плечами, мол хозяин- барин. При помощи довольно улыбающейся Стариковой, секретарь внесла всё необходимое в протокол, и судья удалилась для вынесения определения о прекращении дела в связи с отказом истицы от исковых требований. Матильда решила не дожидаться оглашения определения и, как побитая собака, плохо справляясь с задачей держать спину прямо, тенью просочилась в дверь зала суда и побрела вниз. В новом здании суда Холмска-5 не было привычной комнаты адвокатов, где можно было бы спрятаться сейчас, пока она сможет справиться с эмоциями и прекратить навязанный ей Миркой подсчёт сковородок. Матильда спустилась в холл к гардеробу и, надевая пальто, вспомнила как эта балбеска прилюдно и громко выдала перл в переполненном публикой холле суда, что в этом здании весьма мирно уживаются сразу два Дворца Правосудия и Кривосудия со своими служителями и нагло уставилась на Таборную, на которую тут же дружно посмотрели и остальные. К какому дворцу приписала Матильду Мирка ни у кого вопроса не возникло, и Таборная поёжилась от направленных на неё презрительных взглядов.
– Ведьма, точно ведьма! – подумала Матильда и решила, что больше в одном зале суда ей с этой халдой встречаться не резон, так можно выйти в тираж, так сказать. Постаравшись забыть первый и последний процесс, где они встретились с Мирой Стариковой, она вернулась на свой привычный круг. Единственным новшеством, привнесённым в её жизнь, был приобретённый ею компьютер, который и правда оказался для набора и исправления текста куда удобнее пишущей машинки, но даже мысленно она не поблагодарила Старикову за подсказку, демонстративно игнорируя её приветствия в коридорах суда.
Быстро начавшее меняться с начала 2000 годов законодательство как будто проходило мимо Матильды Таборной, и монотонным голосом она продолжала зачитывать в суде получасовые выступления, усыплявшие даже судей своей пустотой и ссылками на давно утратившие силу постановления и нормы закона. Всё вернулось на круги своя и жизнь снова потекла в привычном русле. В судебном процессе с её участием всегда было просто представление для непосвященных, потому что решение или приговор оговаривались с соответствующими заместителями председателя суда и фактически принимались сразу после поступления дела в суд , направлялись нужному судье для формального проведения действа и оплачивались суммой, соответствующей степени сложности правовой эквилибристики. Конечно, некоторые коллеги Матильды, так же решали дела в суде, но к Таборной обращались с делами, требующими особого мухлежа на грани приличий, для вердикта и рядом не лежащего с законом, когда требовалась железобетонная гарантия, что нужное устоится в любом случае.
Вот и сегодня Таборная закончила вовсе не простое уголовное дело в пользу своего подзащитного, переведённого из подозреваемых в ранг свидетеля ещё на следствии, хотя по нему тюрьма рыдала весьма горькими слезами. Но мальчику посчастливилось родиться в семье городского прокурора, старшего советника юстиции Кошелева, в скором времени прокурора Холмской области, и поэтому он не мог сесть в тюрьму по определению. Вместо этого садиста и мерзавца долгий срок в строгаче потянет ни в чём не повинный водитель, нанятый по несчастью сын отставного полковника, инвалида-афганца. Вся эта суета в зале и коридоре суда Матильды уже не касалась. Отец осужденного с ее помощью парнишки мог сколько угодно биться оземь и изображать сердечный приступ, но изменить он уже ничего не сможет, она, как всегда, блестяще провела процесс по подчищенному местами, с добавленными фиктивными доказательствами уголовному делу о двойном убийстве, и теперь оставалось только получить от папаши, выведенного ею из под удара гадёныша, свой гонорар, сумма которого нежно согревала, готовясь перевоплотиться в очередную эксклюзивную шубку. Матильда заказала новый наряд по каталогу еще месяц назад и уже завтра получит его в салоне. Мысленно кутаясь в пьянящий невесомостью мех, она блаженно прикрыла глаза и откинулась на спинку уютного кожаного кресла.
– Матильда Исааковна, оглашение приговора переносится на завтра! Вера Викентьевна просто в шоке, читать дальше не может! Не каждый день такое случается! – прервал ее сладкие ощущения визгливый голос Леночки, секретаря судьи Мучкиной.
– Лена, ну что ты всегда визжишь, как бензопила! – недовольно буркнула, оторвалась от приятных ощущений, адвокат Таборная.
– Простите, Матильдочка Исааковна, я не нарочно! Представляете, тоже мне боевой офицер, афганец, душманов крошил, как яйца, да и мужик еще молодой, а умер! Правда, правда. Прямо как свалился там,в зале суда, на глазах у сына. Бедненький осужденный, ему и так в зону, а тут еще и отец… Интересно, его на похороны отпустят, как Вы думаете, Матильда Исааковна?– еще громче заверещала Лена, плюхнувшись на диван напротив Таборной.
Матильда быстро разложила ситуацию, ведь смысл сказанного был прост и понятен. Отец осужденного, услышав обвинительный приговор суда, выбыл из борьбы и это хорошо. Неприятно, конечно, что это случилось в суде, при полном зале. Пересудами и домыслами город будет жужжать, как растревоженный улей. Десятки глаз будут пристально наблюдать и за ее реакцией. Черт побери, поход в салон придется отложить на неопределенное время или вызвать управляющего с шубой инкогнито на дом. Презентацию обновы так же придется отложить. Неприятно, но и только, ведь есть и положительный момент. У осужденного, кроме друзей – студентов и бабки- пенсионерки никого нет, а, значит, оплачивать далее услуги платного защитника будет некому. Толик, с которым некогда они вместе служили местной Фемиде в госколлегии, за каждый чих взымает дополнительную оплату и апелляцию сочинять за красивые глаза не станет. Он, правда, в процессе и так не особо мешал, но дежурный адвокат, которого предоставит осужденному сиротке суд, накарябает просто формальную жалобу и приговор устоится без всяких сомнений и дополнительных усилий с её стороны.
–Ладно, Леночка, до завтра! Комнату закрой за мной, что-то я устала сегодня. Вызову такси и домой, на отлежку, а то сама ненароком разболеюсь от таких переживаний! -нарочито медленно и с придыханием произнесла Таборная и вышла в коридор.
На ступеньках у суда стояли несколько групп, и Матильда вполне реально ощутила, как впились в её лицо несколько десятков глаз, пылающих гневом и злым презрением. Толпа юнцов молча проводила ее взглядом до подкатившего к входу такси и, только захлопнув за собой тяжелую бронированную дверь квартиры, Матильда смогла перевести дух.
На следующий день безучастному ко всему осужденному вручили приговор и умница Толик, подсунув ему заявление об отказе от его услуг, незамедлительно переключился на другую платную защиту, оставив нищего подзащитного на дежурного адвоката. Машенька Суворина, назначенная вместо него судом, вымучила из себя три странички формального текста и приговор без труда вступил в силу через две недели. Прокурорский сынок отбыл на учебу и перевоспитание к лондонской родне, а осужденный стараниями Матильды вместо него парнишка отправился на долгие пятнадцать лет в колонию строгого режима. Город постепенно успокоился, и Матильда обновила шубку, купленную на прокурорский гонорар. Тогда, двадцать лет назад, она и подумать не могла, что это рядовое дельце еще напомнит о себе, да ещё и так страшно.
Старший советник юстиции Кошелев был мужчиной видным. Его густые черные волосы благородно подсвечивала седина на висках, грубоватое лицо украшали красивые карие глаза и волевой подбородок, статную фигуру выгодно подчеркивал прокурорский мундир. Кресло городского прокурора он занял совсем недавно и был «варягом» из области, поэтому адвокат Таборная и не была еще с ним знакома. Когда помощник Кошелева попросил ее по телефону подъехать к новому прокурору, Матильда слегка сдрейфила. Буквально накануне по договоренности с начальником ОБЭП было прекращено уголовное преследование в отношении ее клиента и там далеко не все было сделано законно и чисто. Дело как раз находилось в прокуратуре на утверждении. Что если новый хозяин прокуратуры углядел откровенные подчистки и следы изъятых из дела документов? Надо, надо было подождать пару недель и приглядеться к «варягу», черт его знает, куда он пометет своей метлой и кого выметет в запале!
Матильда решила держать лицо и уже по обстоятельствам подтянуть для решения вопроса связи и, если потребуется, «тяжёлую артиллерию». Она твёрдым шагом зашла в кабинет нового прокурора Холмска-5 и, не дожидаясь приглашения, решительно плюхнула на столик, примыкавший к рабочему столу, свою брендовую сумку-портфель, резко отодвинула стул и уселась с прямой спиной напротив внимательно наблюдавшего за ней брутального красавца. Несколько минут они как бы изучали друг друга, а потом прокурор достал из ящика стола знакомую ей подшивку и, положив дело на стол, похлопал по верхнему тому уголовного дела крупной ладонью.
