Читать книгу: «Дай нам Бог», страница 2

Страшно и больно было видеть представителя сильного пола в состоянии прострации и отрешённости. Я почувствовала, как спазм сдавил мне горло, стало нечем дышать. Захотелось срочно покинуть душный зал. Я, как могла, выбралась из рядов, плотно прижавшихся друг к другу, людей. Заметив соседку по столу, шепнула ей, что я пошла на пароход, и вышла на улицу.

Бегом спустившись вниз и подойдя к реке, я присела на большой камень, отполированный любителями полюбоваться красотами полноводной реки. Было тихо; пахло травой и полевыми цветами. На пустынный песчаный берег, едва не касаясь моих ног, с тихим плеском набегала прозрачная вода, перекликались птицы. Время, далеко оставив позади полдень, потянулось к вечеру. Неожиданно лёгкий ласкающий ветерок стал крепчать, прошелестев по листьям дремавших под солнцем деревьев, взвился вверх и принялся гонять по небу кудрявые, как барашки, небольшие облака. Сталкиваясь друг с другом, они превращались в высокие, тёмные, пугающие тучи.

Возможно, смена погоды вызвала у меня чувство жалости к талантливому красавцу – вдовцу. Это плохое чувство, и я его ненавижу – оно унижает человека. Я приемлю: сострадание, сочувствие, только не жалость. Но в тот момент, как я не противилась, оно наполнило моё сердце.

«Почему я? – рассуждала я про себя, – неужели правда, что подобное притягивает к себе подобное? Ведь на пароходе есть красивые молодые девушки… Так почему же не они?».

Мои размышления постепенно привели меня к убеждению, что ранее я всё правильно поняла. Его не интересовали молоденькие длинноногие красавицы – ему нужна была мать его ребёнку. Конечно, она должна была быть чем-то похожа на маму малыша. Но, как я понимала и чувствовала, речь не шла о внешнем сходстве. Претендентка на роль жены и матери должна была быть одинокой, не уродиной и, самое главное, чтобы от неё веяло добром и надёжностью. Вероятно, всё это его друзья увидели во мне. Не знаю, насколько я была права, но интуиция измученного горем человека подсказывала, что – права. Такой вывод не порадовал меня, а привёл в смятение. Стон непонятной обиды вырвался у меня из груди, а на глазах выступили слёзы.

Не понимая, у кого просить защиты, я подняла глаза к небу. К моему изумлению, солнце уже было закрыто тучами. Поднявшийся сильный ветер стал бесцеремонно трепать мои волосы. Когда же на лицо упало несколько редких холодных капель, я решила не испытывать судьбу; и поспешила на пароход.

V

…Вскоре мы благополучно прибыли в город Мышкин. Там я как-то совсем расклеилась. На душе было муторно. Угнетало то, что это была последняя остановка – после неё пароход поворачивал назад, в Москву, а там меня ждала наша с мужем квартира с той же мебелью, но без любимого; те же улицы, дороги, люди, но… без него.

Итак, в Мышкине пассажиров разделили на группы, и я смогла отдохнуть от угнетающих меня взглядов. Скажу тебе по секрету – я очень брезгливо отношусь к мышам. Когда вижу живую мышь, то визжу так, что пугаю всех, кто находится в тот момент со мной рядом. И никакая легенда о доброй мышке не могла поменять моего отношения к ним. Так что, ни о каких сувенирах с изображением этого существа речи быть не могло и я…– оборвав себя на полуслове, Лариса Валентиновна, смущенно улыбнулась и, порозовев лицом, проговорила: – Я опять отвлеклась. В общем… дальше и рассказывать – то особенно нечего, – уставившись на цветы, дразнящие своей яркой красотой, с загадочной улыбкой изрекла бывшая учительница и умолкла.

Калерия, только что со слезами на глазах слушавшая исповедь истерзан-

ной горем женщины, от удивления высоко подняла брови, поразившись тому, как круто изменилось выражение лица Ларисы Валентиновны. Теперь перед ней сидела спокойная, всё понимающая классная руководительница, которую любили все ученики. Лера же, разом утратив присущую ей сообразительность, широко открытыми глазами полными непонимания смотрела на неё, не отводя взгляда.

Осознав её растерянность, рассказчица, чуть заметно усмехнувшись краешком губ, вновь продолжила говорить, круто поменяв тему, тем самым сильно удивив бывшую ученицу.

Она стала вспоминать совсем о другом человеке и разговоре с ним. Этим человеком оказалась её пожилая соседка по столу. А разговор с ней состоялся в городе Мышкине, когда они оказались рядом в пешей экскурсии по городу.

«Ольга Ильинична, – повествовала Лариса Валентиновна тихим грудным голосом,– устав от долгой ходьбы и жаркого солнца, крепко держащего всех нас в своих жгучих объятиях, стала спотыкаться и замедлять шаг. Тогда я взяла её под руку и предложила присоединиться к экскурсантам, когда они повернут назад.

Обнаружив пустую лавочку под раскидистым деревом, такую же, как и эта (Лариса Валентиновна похлопала рукой по лавочке, на которой они сидели), и решили ждать своих именно там. Ольга Ильинична поначалу чувствовала неловкость от того, что лишает меня интересной экскурсии. Но сдалась, когда я с честными глазами заверила, что здесь уже была и всё видела, а сейчас и сама очень устала.

Скользнув по моему лицу быстрым, всё постигающим взглядом, бывшая фельдшерица (так в первый день знакомства представилась Ольга Ильинична) согласно кивнула. А мне вдруг пришло в голову, что соседка ничуть не устала, и идти ей было легко, но зачем-то ей непременно понадобилось поговорить со мной . Позже моя догадка подтвердилась.

Некоторое время мы молча отдыхали, радуясь большому старому дереву, закрывающему нас от палящих лучей солнца. Это благостное молчание первой прервала Ольга Ильинична:

– Знаете что, Лариса… – начала женщина таким тоном, что мне подума-

лось, что она видит во мне не педагога со стажем, а сопливую курсистку.

Себя же мнит человеком, давно прошедшим все жизненные университеты.

Обижаться я не стала (у всех есть свои причуды) и кивком головы выразила

своё согласие. А Ольга Ильинична тотчас объяснила причину своей прось –

бы:

– Я, всё–таки, намного старше вас,– провозгласила она,– 85 лет, знаете ли, это вам не тридцать с хвостиком.

У меня тогда от удивления чуть глаза не вылезли из орбит, потому как

более 60 лет, сидящей рядом со мной даме, трудно было дать.

Ольга Ильинична, видя мои округлившиеся глаза, заговорщицки подмиг-

нула и шепнула мне на ухо: « Прошу вас, никому ни слова».

И мне вновь пришлось согласно кивнуть, так как от изумления у меня

даже голос пропал. А она продолжила говорить: «Мне не нравится, что вы

постоянно грустите. Неужели вы думаете, что наш с вами мир – это есть всё,

рядом с нами на самом деле? Вы плачете здесь, а ваш муж мучается там. Я

ведь сразу поняла, что вы вдова. Не удивляйтесь. Просто я кое с кем имела

встречу, и они меня многому научили. В общем, не буду сотрясать воздух

пустыми словами, а расскажу вам одну историю, и тогда вам многое станет

понятно. Её мне рассказал сам герой этой истории, за которого я впоследст-

вии и вышла замуж. Начну со свадьбы».

Вероятно, по выражению моего лица она поняла, о чём я подумала,

потому как тут же запротестовала: « Нет, нет, не с моей свадьбы». Далее её

рассказ протекал спокойно и рассудительно, как тихо журчащий ручеёк.

Если бы рассказывала эту историю я, то мои эмоции зашкаливали бы.

«Вы, как я полагаю, вряд ли знаете, что такое деревенская свадьба,– начала она рассказанную ей историю с этой обыденной, часто звучащей фразы. ( Кстати, на протяжении всего повествования, лицо её было спокойно и не выражало никаких эмоций). Это, когда гуляет вся деревня, включая стариков и детей. Итак, в один из жарких летних дней случилась такая очередная свадьба у нас в деревне с много- обещающим названием «Рассвет». Было шумно, весело, пока пятеро наших молодых деревенских бездельников, изрядно выпив и получив замечания от односельчан за слишком буйное поведение, заскучали и решили покататься на машине. Не на своей – таковой у них ещё не было, но имелась у родного дядьки одного из них. Спрашивать разрешения они не стали. Зная, что ключи хозяин всегда оставляет в машине, сами потихоньку выкатили Жигули со двора. Настроение у парней было приподнятое – и не только от количества уже выпитого спиртного, но и от того, что вместе с приятной прогулкой их ждали ещё три бутылки водки и одна – самогона, которые они утащили с праздничного стола.

Незаметно подкрался вечер. Птицы стали готовиться ко сну. Одни заспешили в гнёзда, другие расселись на облюбованные ими ветки деревьев. Где-то пискнула птичка и смолка. Вскоре небо опустело. На нём стали одна за другой появляться яркие звёзды.

Жигули, прозванные в народе «Копейка», на полной скорости мчались по пыльной просёлочной дороге, пролегающей вдоль леса. Вихляя задком, подобно пьяной женщине, возвращающейся с гулянки нетвёрдым шагом, машина заезжала на засеянное поле, безжалостно подминая колёсами несмелые ростки молодой пшеницы. Из её окон, нарушая хрупкую тишину ночи, неслось громкое пение пьяных мужчин, больше похожее на дикие вопли.

В это время старая бездомная вислоухая овчарка по кличке Дези, уснувшая посреди просёлочной дороги, заслышав рёв мотора в столь позднее время, удивленно приподняла голову с повисшими ушами и седыми бровями. В следующую секунду, поджав усеянный колючками репейника хвост, она, собрав все силы, едва не сбитая машиной, отскочила с дороги.

Когда рёв машины стал отдаляться, Дези, дрожа всем телом, чихая от покрывшей её пыли, села на обочину и обиженно завыла, глядя на крупные звёзды на тёмном небе. Она дожила до того времени, когда никто её уже не боялся и не любил. Ей стало казаться, что даже далёкие звёзды, издеваясь над её немощностью, перемигиваются друг с другом, а одна, оторвавшись от них, стала стремительно падать на неё. Яркий луч света, исходящий от падаю- щей звезды, дотянулся до собаки и замер на ней.

Закрыв глаза, псина приготовилась к скорой смерти. Но время шло, и ничего не происходило. Устав ждать, Дези устроилась на краю поля, свер- нувшись калачиком. Её грязного цвета уши, когда-то гордо торчащие вверх на зависть всем собакам, уныло поникли. Согревшись на тёплом, нагретом за день песке, Дези уснула.

Во сне овчарка увидела себя молодой и сильной. Она физически ощутила, как грозно лая, легко бежит вровень с едва не задавившей её машиной, пугая обидчиков.

В это время, добавив ещё спиртного, деревенские лоботрясы про – продолжали свою бесшабашную поездку вдоль леса.

Неожиданно всё вокруг осветилось ярким светом, и с неба – как им показалось – что-то стремительно упало в лес. Любопытство взяло вверх над страхом перед неизведанным. Оставив машину, дружно, покачиваясь из стороны в сторону и постоянно спотыкаясь, они двинулись в лес.

Выйдя на поляну, замерли: перед ними стоял огромный дом, круглый, как тарелка, светящий яркими огнями. Вдруг к ним потянулся луч. Молодые люди попятились назад. Луч исчез. Стало светло как днём. Парни, плохо соображая, увидели рядом с собой очень высоких приветливых людей. Там были и мужчины, и женщины. Женщины обладали белоснежными лицами, яркими миндалевидными глазами и длинными светлыми густыми волосами.

Один из великанов спросил, не хочет ли кто – нибудь из них полететь на их планету. Говорил с ними чужак, не открывая рта, но они отлично слышали его. В ответ все дружно отрицательно закрутили головами. «Не хотите?– усмехнулся он.– Тогда предлагаю выбрать себе невесту, и она останется здесь, с вами».

Парни оцепенели от такого предложения.

«Девушки у вас, конечно, очень красивые,– ответил за всех самый храбрый из них – демобилизованный солдат – черноглазый парень только как два дня назад вернувшийся из армии. – Но, как я понимаю, вы слышите наши мысли. Какая же это будет жизнь, если жена будет знать обо всём, что ты думаешь?».

В ответ инопланетяне улыбались, дружески похлопывая парней по плечам.

А вот, что было дальше – они и не помнят. Помнят лишь, как раннее летнее солнышко разбудило их, крепко спящих в машине. Первым проснулся демобилизованный солдат, сидящий за рулём. Сначала он тупо смотрел в окно машины, пытаясь понять, каким образом они могли попасть в птичье гнездо немыслимых размеров. В голове блеснула глупая мысль: колдовством их превратили в очень крупных птиц. Храп, спящих рядом друзей, заставил парня признать себя полным идиотом. И ребёнку было понятно, что они находятся внутри копны сена. Успокоившись, он стал вспоминать, как их сюда занесло. Картинки из прошедшей ночи быстро пронеслись перед глазами: «Вот они мчатся на машине по безлюдной пыльной просёлочной дороге; вот чуть не задавили любимицу всей деревни овчарку Дези, пожелав ей при этом поскорее сдохнуть и не путаться под ногами». Здесь его воспоминания оборвались. Но парень не сдавался. Он, во что бы то ни стало, хотел вспомнить, как они оказались в копне сена, и что происходило с ними в период между встречей с Дези и нынешним положением. Напрягаясь, юноша почувствовал страшную, раскалывающую пополам голову, боль. С трудом, но стали всплывать отдельные фрагменты произошедших с ними событий: «Поляна в лесу, очень высокие красивые люди или не люди, говорившие с ними, не открывая рта. Потом… потом животный страх, охвативший его с друзьями, а вслед за ним, точно такая же, как и сейчас, раскалывающая голову нестерпимая боль. Схватившись за головы, они бросились прочь из леса. Кое-как ввалились в машину и помчались назад, в деревню. Перед самой деревней откуда-то выскочила собака с серой, блестящей под светом луны шерстью, с торчащими вверх ушами. Она бежала вровень с машиной, скалила зубы, сверкала налитыми кровью глазами и так лаяла, что кровь от ужаса застывала в жилах».

Активное шевеление приятелей прервали его воспоминания. Словно испугавшись их пробуждения, головная боль у бывшего солдата так же внезапно исчезла, как и появилась. Его внимание переключилось на товарищей. Дабы они не пережили те же эмоции, что и он сам, юноша открыл рот, чтобы предупредить о случившейся с ними оказии, как один из приятелей сонным, придушенным голосом испуганно спросил: «А мы… это… в чьём гнезде? Мы теперь кто: орлы или вороны?». И тут же получил такой же сонный ответ от приятеля, который ответил ему с всё ещё закрытыми глазами: «Ты, может, и ворона, а я, точно, орёл».

«Мужики, спокойно – мы в копне сена. Давайте думать, как выбраться», – поспешил успокоить их демобилизованный солдат. Он ждал от приятелей шуток, ругани, но они молчали. Наконец один из двух белокурых двойняшек спросил водителя:

–Завести пробовал?

–Да, но безуспешно. Вообще-то просвет сзади есть, значит, мы в начале копны. Думаю, что весь задок остался на поле.

– Ваня, открой окно и попробуй разгрести руками сено, – попросил второй близнец своего брата – копию, сидящего рядом с ним на заднем сиденье, возле окна. Тот, без обычных пререканий, принялся за дело.

–Есть!– доложил Ваня через несколько минут.– Володька прав – мы в копне только наполовину. С моей стороны дверца заблокирована снизу, а окно я освободил.

– Вот и лезь в него,– продолжал командовать брат, – аккуратно! Мы за тобой.

Вскоре все пятеро благополучно покинули Жигули. Молча, без привычного балагурства, они руками откопали машину и вытолкали её на дорогу. Переведя дух, вытащили из машины спиртное. Но тут случилась ещё одна странность: поднося спиртное ко рту, они морщились, чувствуя позывы рвоты, и отводили руку. Не сговариваясь, молодые люди стали выливать всё оставшиеся спиртное на землю

Наблюдая столь диковинную для деревни картину, рядом с ними остановился дедок – местный пастух, гнавший на пастбище коров. Видя такое кощунство, дед, боясь что- либо сказать молодым деревенским хулиганам, только жалко шмыгал носом, и из глаз его текли слёзы обиды и разочарования. От расстройства он не заметил, как к нему подошёл демобилизованный солдат. Увидев рядом с собой молодого мускулистого парня, он попробовал улизнуть от него, двигаясь боком к своим коровкам. Но Володька, которого дед знал ещё бесштанным пацаном, схватив его за рукав, сунул ему в руку толстую шоколадку и назидательно проговорил: «Хватит тебе, дед, в бутылки заглядывать. Смотри, узнаю – накажу».

Пастух приниженно закивал и поспешил ретироваться от сошедших с ума молодых людей

Как только он отошёл на приличное расстояние, один из приятелей – худой парень с нездоровыми мешками под глазами, спросил: «Мужики, а что вчера было-то, что мы сегодня совсем никак?».

Вместо ответа, те, к кому он обращался, во все глаза уставились на него – впервые за свою сознательную жизнь первый матершинник в деревне (по словам деревенских острословов, начавший ругаться сразу, как только стал говорить) сейчас не произнёс ни одного неприличного слова. «Чего уставились?– продолжал тот, не понимая их ошалевших взглядов,– не хотите говорить – не надо. Сам виноват – напился так, что ничего не помню. Тогда, хоть, давайте решим, что с машиной – то будем делать? Нам-то что… а Володьке перед дядькой отвечать придётся. До деревни-то мы её дотолкаем, а чинить-то, кто будет?».