Читать книгу: «По грибы. Рассказы», страница 6

Белки-бабочки

Лесные белки пугливы, их не сравнить с белками, живущими в городских парках, – те даже орешки с руки не боятся брать. Однажды угораздило такую лесную белку поселиться в дупле высокой раскидистой сосны, прямо напротив нашего дачного дома. А дача наша стоит обособленно, в настоящем лесу. До отпуска мы бываем там только по выходным, – вот белка и обосновалась здесь в наше отсутствие, не разобравшись в обстановке и соблазнившись тишиной и хорошей «квартирой».

Дупло, в котором она поселилась, располагалось на солнечной стороне ствола и было удобным и глубоким. Раньше в этом дупле каждое лето жили стрижи; целыми днями с весёлыми свистами носились они у нас над головами к своей сосне. Прилетели к родному гнезду и этим летом, но с белкой у них силы не равные. Пометались-пометались, посвистели-посвистели и убрались искать себе новый дом.

Белка же принялась обустраивать свою квартиру. Мы подсмотрели, что она нашла применение отжившей овечьей шкуре, без дела валявшейся на дровах под навесом сарая. К вечеру, когда двор пустел, белка забиралась на поленницу и драла из шкуры шерсть, запихивая её в рот передними лапами. Когда щёки раздувались до невероятных размеров, и пучки шерсти, как усы Бармалея, торчали изо рта с двух сторон, она спускалась на землю и прыжками, длинным окружным путем, чтобы сбить с толку возможных наблюдателей, относила ценную добычу в дупло. Мы догадались: она утепляет гнездо своим детенышам, а тут ей такое богатство подвалило – настоящая овечья шерсть! Однако вся суета неожиданно закончилась, белка пропала, и мы решили, что она всё же решила перенести место жительства подальше от людей.

Прошло недели три, мы успели забыть эту историю, но однажды я заметила в отверстии дупла какое-то движение. Подошла поближе – никого. Однако любопытство моё разгорелось, и я, набравшись терпения, встала напротив и замерла «столбом». Стояла так, не шелохнувшись, несколько минут и дождалась, чего хотела: в «окошке», появилась овальная, как яичко, беличья мордочка с большими миндалевидными глазами и торчащими вверх ушками с кисточками на концах. Белка увидела меня и мгновенно скрылась в глубине дупла. Я обрадовалась: наша белка вернулась! Но, как потом выяснилось, она никуда и не убегала.

Я заметила, что каждый день белка подолгу и внимательно оценивает обстановку из своего «окошка». Мы строили догадки и, стараясь её не беспокоить, обходили сосну стороной. После нескольких дней своих наблюдений белка, видимо, решила, что никакой опасности нет – всё спокойно, и однажды, среди дня, из дупла высунулась совсем миниатюрная головка: мы поняли – бельчонок! Судорожно цепляясь за кору и дрожа всем телом, крошечный зверек выкарабкался на ствол дерева. Распластавшись по сосне вниз головой и пушистым рыжим хвостиком кверху, он замер от страха перед ослепляющим пространством, развернувшимся вокруг. Сил у него хватило ненадолго, и он поспешил назад, в спасительную темноту родного гнезда, – первая прогулка оказалась совсем короткой. На следующий день история повторилась: бельчонок снова вылез наружу, он уже так не дрожал и отполз от дупла гораздо дальше, чем в первый раз. И тут мы заметили, что из окошка выглядывает еще одна мордашка. Второй бельчонок оказался трусоватым: он не стал целиком выбираться наружу, а только высунулся наполовину и быстро скрылся. На третий день мы уже с нетерпением ждали их выхода. Сначала резво появился совсем осмелевший первый бельчонок, за ним – второй, а потом (мы, затаив дыхание, стали считать) – третий… четвертый… пятый… шестой! Они расползлись по сосне, окружив дупло, и замерли, крепко вцепившись в кору. Пообвыкнув немного в таком положении и отойдя от «полуобморока», бельчата с видимым облегчением, по очереди, нырнули назад в гнездо. И только самый «опытный» еще некоторое время в одиночку изучал сосновый ствол со всех сторон, хотя далеко не забирался.

Бельчата крепли и смелели день ото дня. Скоро они уже все вместе шустро бегали по сосне вверх и вниз, шумно скребя по коре коготками; а потом выбрались и на верхние, раскидистые, ветви, по которым «летали», словно бабочки, вздымая кверху прозрачные, воздушные хвостики.

За всё время наших наблюдений мы ни разу не заметили, чтобы мама-белка помогала им осваиваться в окружающем пространстве, всему они постепенно учились сами.

За месяц мы привыкли к их беготне и уже не так часто обращали на них внимание; и бельчата как-то незаметно выросли, освоили ближний лес, а потом и совсем скрылись, перестали возвращаться в родной дом.

Жаль, но почему-то в последующие годы никто так и не поселился в этом дупле. Сначала мы грешили на то, что белки засорили его, и как-то собрались и почистили, воспользовавшись длинным проволочным крючком. Вытащили много сопревшей трухи и зеленую магазинную сетку из-под картошки – не помогло – дупло так и осталось пустующим.

Зимой, на досуге, я прочитала, что бельчата рождаются голыми и слепыми крошками массой около восьми граммов. Глаза они открывают только через месяц после рождения. За этот месяц они, питаясь материнским молоком, вырастают в крепких, покрытых шерсткой зверьков с пушистыми хвостиками, и их непреодолимо начинает тянуть из гнезда – знакомиться с окружающим миром.

Тогда-то я и поняла, что наша белка, натаскав овечьей шерсти в свое гнездо, не убежала от нас, как мы думали, а затаилась. Почти месяц, выкармливая своих детенышей, она вела себя настолько скрытно, что мы не догадывались о её присутствии в дупле, ни разу не засекли, как она выбирается наружу на собственную кормежку. А ей нужно было хорошо питаться, чтобы у нее было достаточно молока: кормить-то надо было шестерых бельчат. Она кормила и терпеливо скрывала своих детей до поры до времени: ждала, когда они, наконец, подрастут, прозреют, чтобы можно было выпустить их, живых и здоровых, на белый свет…

Маленький ужастик

Как-то в мае перекапывала я огород. День был солнечный, жаркий. Дело продвигалось медленно: много сорных корней в прошлом году наросло – всё надо было чистить. Я часто останавливалась передохнуть. И вот, разогнувшись в очередной раз, я вдруг с ужасом увидела, что в одном месте вскопанная земля стала медленно… медленно… медленно… приподниматься. Я сжалась как пружина, готовая отпрыгнуть и бежать прочь. В голове мелькали картины детских страшилок: мёртвая голова… чёрная рука… и ещё бог знает что! А земля, как в замедленной съёмке, продолжала ворочаться и подниматься. Сердце стучало как бешеное, и, когда из земли показалось «НЕЧТО» – большое, серое, уродливое – нервы мои сдали, и из груди вырвался непроизвольный крик ужаса! Парализованная, я неотрывно смотрела, как новоявленный бородавчатый монстр выбирается из земли. Но когда остатки почвы свалились с него, я громко и облегчённо выдохнула: да ведь это земляная жаба вылезла на свет божий после зимней спячки! И как это я не зарубила её лопатой, когда копала грядку!

А жаба медленно поковыляла прочь от опасного места.

По грибы

Как я люблю собирать грибы! Уже зимой начинаю мечтать и вспоминать. Пристрастила меня к этому занятию мама, большой знаток по этой части. Она начала водить меня в лес рано, лет с пяти, и увлечённо передавала мне все секреты бывалого грибника: показывала, какие уголки леса, какие деревья, какие кустики, какие заманчивые полянки для каких грибов годятся, – и их надо обязательно обыскать, а куда – и соваться бесполезно.

Каждый раз, придя из леса, мы садились на лавочку, раскладывали грибы в кучки по сортам и принимались их чистить – это было продолжением удовольствия. Мама оглаживала каждый гриб, сметала мусор, скоблила ножку, вспоминала, где и как мы нашли самые красивые из них. С тех пор я самозабвенно влюбилась в это занятие, стала страстным грибником – как становятся страстными охотниками или страстными рыболовами, а они, как известно, любят прихвастнуть своими успехами. Грибникам это тоже не чуждо. Когда-то я с молодым азартом заявляла, что и зимой из леса с грибами вернусь, – так была уверена в своём грибном нюхе! Азарт и теперь при мне, но я давно уже не бегаю по лесу с непременной целью набить корзину и удовлетворить самолюбие, а стараюсь брать только молоденькие и крепенькие грибочки – пусть их будет немного. Хожу по своим маршрутам от места к месту, каждый раз знаю, за какими грибами сегодня пошла, и очень радуюсь, когда нахожу их там, где полагается.

***

Год на год не приходится. Бывает грибное лето – убору нет, а бывает – и до сентября не дождёшься. Конечно, если стоит жара и засуха – грибов не жди. Но не только обильные дожди и тепло влияют на появление грибов – что-то ещё влияет, а что – никто не знает. Грибы – таинственные существа, и поведение их часто бывает загадочным. Без «свистка» – команды «строиться» – они и не подумают вылезать из земли. А уж как им «свистнут» – так в одночасье по всему лесу, как в одной большой семье, начинается рост и шевеление. А вот кто им свистит – неизвестно. И вот ещё загадка: почему команда «на выход» бывает не всегда вовремя, по правилам? Бывает, она по совершенно непонятным причинам задерживается (ждёшь-ждёшь!), хотя уж давно и мокро, и тепло. А бывает, ни с того ни с сего, «свисток» поступает намного раньше обычного срока.

Вот был как-то год, белые грибы выскочили у нас на полтора месяца раньше обычного – в первых числах июля – да так много, да такие красавцы увесистые! Шляпки – светло-коричневые с бледно-лимонным или сливочным подбоем; «ножищи» – белые, дородные, словно на дрожжах распухшие. Были они первозданно чистыми – видно, выросли так стремительно, что никто не успел их даже надкусить: ни белки, ни слизни, ни грибная муха. Этот календарный сбой – загадка, как и многие другие грибные явления, которые я наблюдала на своём веку.

Замечала я, например, что у каждого вида грибов раз в пять-десять лет случается «эпидемия»: все другие грибы растут в тот сезон как обычно, а этот, «ненормальный», вылезает на белый свет в неимоверных количествах – пучками и толпами, часто не выбирая места. Картина эта вызывает у грибника восторг. Сначала метёшь всё подряд в корзину, а потом опомнишься – когда она уже через край – вывалишь осторожненько все грибы на траву, да отберешь только самые крепкие, а то и вообще одни шляпки оставишь.

Так, бывало, приходилось мне собирать бледные болотные подберёзовики, толпами растущие на мягких одеялах мха-сфагнума в сырых ложбинах леса; ножки у них вырастают длинными – на всю глубину рыхлого мха. Их молоденькие шляпочки очень хороши для маринования, а взрослые, «целлюлитные», лучше и не брать: пока до дома донесёшь – размякнут в корзине, спрессуются друг с другом – хоть выбрасывай. Но где-нибудь в походе покрошить и сварить такие переростки в общем котле с картошкой и лучком – самое милое дело, варево получается сытное и вкусное.

Лучшая разновидность подберёзовиков – черныши, собирать их одно удовольствие. Эти замечательные грибы не в пример другим собратьям-подберёзовикам знатные крепыши: ножки у них толстенькие шершавые, словно одетые в серый вязаный чулок, шляпки твёрдые угольно-чёрного цвета с белым мраморным рисунком – отпечатками травинок и листиков, прикрывавших шляпку во время её роста. Черноголовики – грибы осенние, сентябрьские, растут в сыроватом смешанном лесу, но совсем в болото не лезут. Грибы эти вкусны в супах, в жарёхе; вкусны и красивы в маринаде (плотная белая мякоть с тёмной шкуркой). Очень хорош суп из сушёных чернышей: хоть бульон получается тёмноватый, но вкус и аромат – отменные. Кстати, обычно черноголовики не очень плодливые грибы – пять-шесть штук найдёшь за ходку, но выдавались годы, когда мы таскали их из леса корзинами.

Помню также воистину небывалый урожай розовой волнушки. Ни до того, ни после я такого не видела и приблизительно. Волнушки тогда толпами росли везде, не выбирая места: в лесу, по опушкам, по обочинам дорог и чуть ли ни в поле; они выросли даже у ступенек нашего крыльца, где сроду не росли никакие грибы. Мы «косили» их в немыслимом количестве. Ночью невозможно было заснуть: перед глазами продолжали вереницами бежать волнушки, волнушки, волнушки… Скоро мы устали и бросили это занятие, да и за другими грибами перестали ходить: от невероятного количества волнушек сильно расплодилась грибная муха, – все лесные грибы стали поражаться червяком и превращаться в труху, едва успев вылезти из земли.

Шляпки молоденьких волнушек похожи на разнокалиберные розовые пуговицы с яркими концентрическими кругами и лохматой бахромой по краю, загнутой вниз и плотно прилегающей к пластинчатой изнанке. У волнушек, как и у других пластинчатых грибов-солонушек (рыжиков, чёрных и белых груздей, гладышей, горькушек и т.д.), на срезе выделяется горьковатый млечный сок, от которого избавляются, вымачивая их сутки-двое в чистой воде. Используют солонушки только на засолку – отсюда и название.

Я всю жизнь солю солонушки маминым способом – самым вкусным и безопасным. После вымачивания обязательно варю их в слабо кипящей воде, пока они не начнут опускаться на дно. Слив отвар, грибы остужаю, перемешиваю с резаным чесноком и крупной солью (30г на один литр отварных грибов) и выкладываю в кастрюлю, послойно перемежая листом смородины, вишни и зонтиками укропа. Прикрываю сверху чистой тряпицей, подоткнув её по стенкам, кладу на неё перевёрнутую тарелку и устанавливаю булыжник. Чтобы плесень в процессе квашения не проникала в грибы, создаю «затвор», доливая в кастрюлю подсоленной воды на два-три пальца выше тарелки. В течение нескольких дней не возбраняется пополнять кастрюлю новыми грибами, не забывая оставлять борта для водяного затвора. Квасятся мои грибы недели три-четыре на прохладной веранде, и, как наступит срок, – пожалуйста – можно приступать к дегустации. Заправленные репчатым лучком и подсолнечным маслом грибы едим с горячей молодой картошкой, – вкусно! – не оторваться. Вот она (кто не пробовал) – классика русской кухни. Кстати, чтобы приспособить куда-то лишние грибы, мама, бывало, пускала в засолку всё подряд: и сыроежки, и подосиновики, и подберёзовики, и белые, и даже лисички. Пестрота в ведре получалась необыкновенная, хоть рисуй!

Конечно, главным деликатесом среди солонух считаются сосновые рыжики – нарядные оранжевые крепыши с хорошо «прорисованными» концентрическими кольцами на крутобоких шляпках. Рыжики солят сырыми, бывает, даже не моют, чтобы не повредить красоту, а только обтирают влажной тряпочкой и укладывают в посуду слоями, пересыпая крупной солью. И не дай бог использовать при засолке какие-либо пряности! Консервативные знатоки считают, что те безвозвратно забьют истинный вкус рыжика. Однако многие хозяйки пренебрегают этим жёстким советом и рыжики перед засолкой моют и ошпаривают. И все обычные пряности в засол добавляют, а для особого эффекта даже веточки можжевельника сверху кладут. И вкус, говорят, получается преотличный! Но своего опыта у меня по части сосновых рыжиков нет – в наших местах они не растут. Изредка, по нескольку штук, встречаются еловые рыжики – и всегда червивые. Еловые рыжики, в отличие от сосновых, имеют тонкую плоскую шляпку и невзрачный серо-зелёный окрас, через который намёком просвечивает охра. В народе их называют синяками, – они действительно очень похожи по «палитре» на отцветающий фингал, и только на разломе имеют яркий морковный цвет. В ведре с готовыми солёными грибами несколько-то еловых рыжиков у меня всегда отыщутся, правда, вкус у них в общей массе получается «усреднённым по ведру» и индивидуальностью не отличается.

Очень хорош в засолке белый груздь, его называют царским грибом. Даже в соленье он сохраняет свою парафиново-белую красоту, а вкус имеет отменный. Белые грузди встречаются не повсеместно, не в каждом лесу; выбрав себе когда-то достойные места обитания, они растут на них десятками лет, никуда не переселяясь. Однако даже в этих редких излюбленных местах их с годами становится всё меньше и меньше. Объяснить это можно и ухудшением экологии, и постоянными теперь сезонными катаклизмами.

Чёрные грузди называют так по контрасту с белыми груздями. На самом-то деле они не чёрные: шляпка и ножка у них болотного цвета (цвета хаки), а пластинчатая изнанка светлая. Мякоть на разломе белая и плотная. Но в засолке чёрные грузди, словно осенние листья, меняют цвет, приобретая удивительную сине-вишнёвую палитру.

Когда идёшь за чёрными груздями, ориентироваться надо, как правило, на отдельно стоящие ёлки и искать вокруг них. Конечно, лучше, когда знаешь и помнишь места, где они из года в год растут, – не будешь тратить своё время впустую, бегая по лесу в поисках.

Очень любят чёрные груздочки лепиться на разных приступочках, по стенкам неглубоких ямок и канавок. Собирать чёрные грузди всегда увлекательно: они так маскируются под опавшей хвоёй, что надо долго топтаться на известных местах, присматриваясь к силуэтам палого лесного мусора, чтобы заметить торчащий из-под покрова краешек груздя. Бывает, и раздавишь ненароком! Но какое удовольствие выгребать из-под иголок сразу по нескольку штук крепких коренастых грибов в «защитных гимнастёрках», подрезать им ножки и аккуратно укладывать в корзинку. Шляпки их с тёмными кольцами напоминают ржавую крышку от консервной банки. Но случалось и наоборот – ржавую банку, торчащую из земли, за груздь примешь!

И, наконец, самые распространённые в наших местах солонушки – это гладыши, которые я числю в ряду самых своих любимых грибов. Когда в лесу появляются гладыши, моё внимание почти полностью переключается на них. Я обхожу, не считаясь с расстоянием, все известные мне берёзово-ольховые куртины, в которых они растут из года в год; и когда нахожу их целыми семействами, испытываю истинное удовольствие. Молодые гладыши с крепкими серо-фиолетовыми шляпками очень хороши. И хотя с возрастом шляпки у них расправляются и выцветают, становясь бледно-жёлтыми, привлекательности своей для меня они не теряют.

В засолке гладыши превосходны – эластичные, пряные, вкусные!

***

Первые июньские грибы в народе называют колосовиками (в это время рожь начинает колоситься), чаще всего – это подберёзовики или подосиновики. Они обычно немногочисленны: два-три найдёшь в случайных местах. Выскакивают колосовики вроде как на пробу, подразнят и тут же пропадут. А вот лисички уже с июня могут регулярно радовать полноценным урожаем и вкусной жарёхой. Как подходит время, начинаю бегать на известные мне полянки, проверять, не проклюнулись ли из-под хвойной подстилки маленькие рыженькие кнопочки. Если проклюнулись – то через неделю можно идти собирать. Лисички имеют свой «фирменный» аромат, который ни с каким другим не спутаешь даже с закрытыми глазами. Кроме того, они никогда не бывают червивыми. Однако лисички быстро надоедают, и, увы, перестаёшь их брать, когда появляются более привлекательные грибы.

Сыроежки – тоже ранние грибы, всё лето они путаются под ногами, семафоря красными шляпками. Но я их не люблю и не беру. Грибы эти безвкусны и крошливы, да и червивость у них всегда зашкаливает. Однако некоторые хозяйки квасят их вместе с солонушками и бывают очень довольны результатом: в пряном рассоле они остаются крепкими и набираются вкуса.

За лисичками выскакивают в июле и мои любимые маслята! Я с большим удовольствием собираю их весь сезон, и это удовольствие не тускнеет даже поздней осенью, когда приходится выискивать последние грибочки в отошедшей от утреннего инея траве. Я ценю их не меньше белых грибов – уж больно они хороши!

Чтобы маслята пошли, нужны дожди, и лучше, если тёплый моросящий дождик нудит несколько дней подряд, глубоко промачивая почву и грибницу. Такая погода бывает сигналом для того, чтобы сбегать на разведку, – я так и делаю – и очень радуюсь, когда не ошибаюсь.

Маслята предпочитают открытые места: опушки, обочины лесных дорог, чистый сосновый бор с солнечными полянами на лысых взгорках. Собирать грибы в таком лесу только в радость. Устанешь – сядешь отдохнуть где-нибудь на ветерке, заодно и грибочки переберёшь: ножки подрежешь, червивые отбракуешь. В таких местах, кстати, и белые грибы растут, но они появляются обычно позже, в августе.

Идёшь и встречаешь иногда на обочине семейку сковырнутых чьей-то ногой крепеньких маслят, – кто-то явно принял их за поганки и забраковал: белая плёнка под шляпкой часто вызывает у новичков сомнение. Ну и ладно, думаю, мне больше достанется! Подберу их, аккуратно отрежу ножки и положу в корзинку. А неизвестного грибника похвалю за осторожность, он правильно поступил: не надо трогать неизвестные тебе грибы, – можно испачкать руки и рабочий нож сильнейшим ядом, которого хватит потом для смертельного отравления.

Как хорошо захватить самое начало сезона маслят в лесу! Пока грибочки молодые, непереросшие, и грибная муха ещё не успела разгуляться. У крепких молоденьких маслят небольшие покатые шляпки, затянутые снизу белой плёнкой. Под плёнкой прячется нежная сливочная изнанка, часто усыпанная «маслянистыми» капельками. В зависимости от вида и условий произрастания цвет у маслят бывает разный – от рыжевато-бурого до тёмно-коричневого; но встречаются и сероватые, почти белые маслята. «Резиновая» кожица отделяется от шляпки очень легко, – достаточно подцепить её острым ножичком и стянуть в один-два приёма. Однако совсем маленькие грибочки, которые скользят и крутятся в щепотке, чистить трудно, – лучше такие вовсе не брать, пусть сначала подрастут.

Вкус у маслят нежный, слегка отдающий хвоёй. Из них можно и суп варить, и жарить; отварные маслята можно заморозить в пакетиках, а зимой использовать их точно так же, как свежие. Маринованные же маслята – это классика! – беленькие, вертлявые, не сразу-то вилкой подцепишь. Для этой цели берутся только небольшие, крепенькие грибочки. А маринад простой: вода, соль, сахар и уксус. Пряностей лучше не добавлять, они перебьют собственный аромат маслят.

Храниться маринованные грибы в закатанных банках могут до трёх лет. Когда зимой откроете банку, слейте маринад, заправьте репчатым лучком, подсолнечным маслом и хотя бы час дайте настояться в холодильнике. Успех вам обеспечен, – эта закуска по праву считается изысканной!

***

Расскажу, как однажды маслята, словно в благодарность за особое к ним отношение, преподнесли мне необыкновенный сюрприз на окончание дачного сезона. Случилось это много лет назад, в конце ноября. Осень тогда продержалась необычайно тёплая и сухая, ночных заморозков почти не было, и мы, пользуясь этим, до упора продолжали ездить на дачу по выходным, – дел там всегда много. Однако пришла пора, и сезон поневоле пришлось завершать: дни стали слишком короткими и тоскливыми, солнце, если появлялось, ползло низами, а к четырём часам и вообще проваливалось за лес; погода сломалась, задул сырой, противный ветер, бессмысленно гнавший по небу грязные клочья. Ждать, кроме снега, было уже нечего, – наступила пора забираться в берлогу. И это был наш последний выезд на дачу. Вдруг среди дня прибегает запыхавшаяся соседка и возбуждённым голосом кричит через калитку: «Маслята пошли!» Я решила, что она шутит, – декабрь на носу! Но Ольга возбуждённо поведала, что, будучи по каким-то своим надобностям в лесу, неожиданно наткнулась в молодом сосняке на поляны маслят, пришлось домой за корзинкой бежать.

Что тут говорить о чувствах сумасшедшего грибника, которые вздыбились в моей душе. Я плюнула на все оставшиеся до отъезда дела – схватила ведро и ринулась в лес. Надо было торопиться: через два часа темнеть начнёт, а ведь только дорога до нужного места занимала около получаса. Пришлось почти бежать напрямую по кочкам, по черничнику, прыгать через канавы, продираться сквозь прутья давно облетевших кустов. Наконец я добралась до своей цели – широкой лесной дороги, на которую уж и не предполагала попасть до следующего лета. И почти сразу, на широких обочинах, усыпанных сосновой хвоёй и поросших мелкой травкой, увидела бегущие вдоль дороги вереницы маслят, неизвестно как появившиеся здесь глухой осенью. Не теряя времени на размышления, я стала шустро таскать грибы из подстилки и, отрезав мусорную пятку, кидать в ведро. Маслята были уже взрослыми, с развёрнутыми шляпками, слегка поеденные слизнями, но крепкими и чистыми. Подгоняемая наступающими сумерками, я быстро продвигалась по обочине всё дальше и дальше. Когда ведро наполнилось, я наконец-то угомонилась. С трудом распрямившись, сунула ножик в грибы и удовлетворённо ухнула. Подступал скудный ноябрьский закат, и на дороге, под высокими соснами, было уже сумрачно. Мне оставалось всего полчаса, чтобы добраться домой до темноты.

На следующий день, уже в городе, я сварила из этих маслят суп. Он получился божественно вкусным – шедевром в своём роде. Наш приятель, зашедший в тот вечер на огонёк, примолк и не мог оторваться от тарелки. Да и все домашние, привыкшие к моей грибной стряпне, ели да похваливали. Даже летом не получалось такого изысканного блюда. Выросшие в холодной осенней сырости, без летнего солнца, маслята оказались нежнейшими на вкус.

Рецепт супа до крайности прост: порезать и отварить маслята; добавить в кастрюлю луковичку, морковинку, несколько небольших картофелин и лавровый листик. Уже в тарелку каждому едоку надо обязательно покрошить по целому крутому яйцу, положить ложку сметаны и щепотку укропа. Яйцо делает суп сытнее, а, главное, подчёркивает и усиливает вкус варёных маслят, которые, кстати, при варке скручиваются улитками и сами проскальзывают в рот, – чудо!

Вот такой сюрприз преподнесли мне маслята поздней осенью на отъезд. И эта история, к слову, ещё один удивительный пример непредсказуемого поведения грибов – совершенно необыкновенных живых существ. А сколько ещё историй бывалый грибник может рассказать!

***

За долгие годы увлечения грибной охотой появились у меня некоторые «хитрости» в этом деле. Лес свой я знаю давно, и грибные маршруты мои – хоженные-перехоженные. До сих пор помню ямки и канавки, где я находила грибы ещё в годы своего знакомства с лесом, – на иных они давно уже не растут, а другие плодоносят до сих пор. Новые же места, бывает, отмечаю крепким сучком, воткнутым в землю и прислонённым к сосне, у которой нашла породистый белый гриб впервые. Эти палочки стоят у дерева по многу лет, и каждый раз служат мне точным ориентиром грибного местечка. Чтобы мои секретные кочки не стали всеобщим достоянием, никогда не оставляю рядом с ними резаные червивые грибы, а отбрасываю их подальше, чтобы не давать наводку смекалистым грибникам и не разводить на своих заимках грибную муху. А старые крупные шляпки, бывает, закладываю под моховую подстилку в подходящих местах для разведения новой грибницы.

***

Когда начинается долгожданный грибной слой, тут уж, считай, недели две «живёшь» в лесу, не хочется терять и дня отпущенного природой удовольствия. Я не бегу в лес с раннего утра, чтобы опередить всех, но, тем не менее, как охотничья собака нервничаю и «принимаю стойку», когда, не успев выйти из дома, уже встречаю грибников, выходящих из леса с полными корзинами. Правда, зачастую в корзинах у них громоздятся длинноногие переростки, даже не проверенные на червивость, – довезут до дома и, как пить дать, выбросят половину. Я припускаю шагу и тешу себя надеждой, что мои-то заветные грибочки дожидаются меня в положенных местах.

Однако, скажу вам, случаются в лесу кроме «чайников» и настоящие, ушлые, грибники, которые «компасом» чувствуют грибы и с успехом обставляют всех. Выходят такие охотники с рассветом, в одиночку, и методично, не расслабляясь, прочёсывают все подходящие лесные квадраты; обносят и мои потаённые места, оставляя после себя только свежие обрезки. Вот уж у кого в корзинах полный порядок! И тут уж ничего не попишешь, – снимаю, как говорится, шляпу.

Отмечу, всё-таки, что мне совершенно не близок такой «десантный» подход к этому многогранному удовольствию.

***

По лесу хожу я долго, бывает, часов по пять, ведь цель моя не только грибы: в лесу я – дома, в лесу душа отдыхает, лечится, отступают все хвори. В лесу я питаюсь ни с чем несравнимой энергией природы и запасаю её впрок. А глухой, тёмной зимой пользуюсь этими запасами: закрываю глаза, и передо мной один за другим в самых мелких деталях возникают любимые пейзажи: солнечный день, широкая песчаная дорога, рыжие сосны, шумные осины; короткая оглушительная гроза в лесу, ливень стеной. Вижу, как перед грозой лес испуганно замирает, – и немудрено: из-за деревьев, быстро заполоняя небо, выдвигается чёрная туча. Через минуту налетевший шквал уже рвёт берёзовые ветви и истово раскачивает стволы сосен. От раската грома трескается небосклон от горизонта до горизонта.

Но с особым замиранием души я вспоминаю серенькие дни с моросящим дождичком, обочины с побуревшей, обвалившейся набок травой, себя на осенней дороге с ведром мокрых грибов в руке. В сиротливой тишине позвякивают в кустах, как монетки в кармане, невидимые пичужки. Эти неяркие картины невыразимо прекрасны своим зыбким спокойствием и благословенным безлюдьем…