Читать книгу: «По грибы. Рассказы», страница 9

Клюквенное болото

Есть у нас с друзьями заветная традиция – ежегодный сентябрьский поход за клюквой. Уже за месяц начинаем созваниваться и выбирать подходящую дату. Начало сентября недаром называют «бабьим летом»: погода, на радость нам, выдаётся в эти дни почти всегда замечательная, солнечная, придающая особенную ауру всему нашему предприятию. Клюква на болоте к этому сроку как раз поспевает, полностью краснеет, да и первые ночные заморозки успевают её «пощипать», отчего ватная мякоть ягоды наливается алым соком и приобретает свой истинный, клюквенный, вкус.

На болото идём вдвоём с подругой, а раньше и мужей своих привлекали, но те со временем отказались от этого «бабьего» занятия. Кто-нибудь из них подвозит нас по грунтовой дороге от дачи до нужного места на берегу Ладоги, а дальше добираемся уже своим ходом. Обширное болото тянется вдоль озера в полутора километрах от берега, – идём к нему напрямую, пересекая около десятка узких приладожских грив, по которым можно посчитать сколько раз за прошедшие тысячелетия озеро безвозвратно отступало, оставляя на берегу одну за другой гряды намытых камней и песка, давно заросших сосновым лесом.

Но скоро сухие гривы кончаются, лес спускается к болоту, редеет; ноги начинают месить тяжёлую подстилку, шоркать жёсткими листьями морошки, – а там и опушка видна! С великим трудом, пыхтя, выбираемся наконец на бескрайнее, залитое солнцем болото и с облегчением присаживаемся на пустые вёдра передохнуть. Ветра нет, тихо. Заметно припекает солнышко. Скромная сентябрьская синь над головами чиста, и только вдалеке, над горизонтом, клубятся светлые облака. Раскинувшееся перед нами болото устлано мягким одеялом мха-сфагнума, густо проросшим волосатой, выгоревшей за лето осокой. Ходить по такому одеялу нелегко: ноги, обутые в резиновые сапоги, засасываются в глубокий, напитанный болотной водой мох.

***

Клюкву мы собираем, двигаясь вдоль опушки. За много лет эти места хорошо изучены нами: нет здесь тех коварных полян, на которые ступишь – и вся поверхность метров на пять перед тобой неожиданно начинает колыхаться, словно плот на воде, а тебя охватывает дурной страх. Был у меня когда-то случай, после которого я стала относиться к болоту с большой опаской. Наткнулась я тогда в болоте, среди сплошных кочек, на необычайно гладкую и круглую, как озерко, поляну, выстланную изумрудным мхом, по которому была густо рассыпана алая клюква. Я замерла от восхищения, а мне бы сразу сообразить: что-то здесь не так! Но нет – я, как муха на приманку, с размаху ступила на ядовито-зелёную подстилку и молниеносно ухнула в трясину по колени. С трудом развернувшись торсом к «берегу», я в ужасе поняла, что не могу вытащить ноги наружу: трясина быстро засасывала их всё глубже и глубже. Лихорадочно ища спасения, рухнула грудью на бережок и потянулась рукой к двум тощим кривым берёзкам, торчащим изо мха поблизости. Первая из них рассыпалась в моей руке на гнилушки, а до второй – не помню как и дотянулась, но она-то и спасла меня: ухватившись за стволик и почувствовав его крепость, я с усилием начала вытягивать ноги из смертельной трясины. Слава Богу, мне как-то удалось это сделать, даже сапоги на ногах остались, благо были тесными в голенищах! С тех пор не заходим мы далеко в болото, не ищем «счастья» на свою голову, а собираем клюкву среди чахлых сосёнок по краю опушки – на «шельфе».

***

После короткого передыха разбредаемся, нам не терпится выяснить, какая же нынче уродилась клюква? Скоро начинаем постукивать первыми ягодами по дну пустых вёдер, там-сям «клюём» крупные клюквины и медленно двигаемся вперёд – ищем своё «эльдорадо» – такую россыпь, чтоб дух захватило. Далеко не расходимся, иногда перекрикиваемся, обмениваясь впечатлениями. И вот кто-то из нас восхищённо охает, встретив, наконец, первую кочку, доверху набитую кроваво-красными ягодами, как драгоценными камнями, а за ней – вторую, третью, четвёртую!.. Вот же оно – то самое «эльдорадо»! Объединившись, мы удовлетворённо затихаем на какое-то время, быстро наполняя вёдра отборными ягодами.

***

На болоте встречаешь самую разнообразную клюкву по форме, цвету и размеру. Форма ягод бывает и круглая, и приплюснутая, и овальная, и каплевидная; а цвет – от светло-красного до тёмно-фиолетового. Не всякую клюкву хочется взять. Недолюбливаем мы мелкий фиолетовый сорт (надоедает изо мха выковыривать!) и розовый – он выглядит недозрелым. Ну а если уж ягода понравится – собираем тщательно, проверяя поляну по всем направлениям, ведь клюква – растение ползучее. На поверхности мха прежде всего видишь ягоды, а самого растения почти не замечаешь, настолько оно неприметное. Длинные, тонкие плети с мелкими кожистыми листочками стелются и расползаются по мху во все стороны, прорастая в него и выпуская на поверхность россыпь ягод на стоячих черешках. Со стороны кажется, что и вправду на кочке кто-то невзначай рассыпал ягоды. Станешь вытягивать такую плеть изо мха – конца не найти – с соседней кочки мох за ней тащится.

***

Бывает, выпадет и неурожайный год, месишь тогда сапогами болото полдня в поисках ягоды, взмокнешь, а клюквы в ведре – кот наплакал. Тяжело! Приходится часто передышки делать, пристроившись на ведре. Сидишь и наблюдаешь, как утки летят над болотом, звучно, как пропеллер, рассекая воздух крыльями: «вить-вить-вить-вить»; или неторопливо летит куда-то ворон, оповещая о себе редкими басовитыми криками: «Крру!.. Крру!..» А раз неожиданно увидела за сосёнками бегущую лошадь и оторопела: откуда лошадь на болоте?! И какая рослая! Несётся по вязкому мху, словно Пегас на крыльях. И тут до меня дошло: да это ж испуганная лосиха сорвалась с места, заметив меня! Лосям ведь болото нипочём: ноги у них высокие и сильные, а копыта широкие и раздвоенные, чтобы легко было и по болотной топи, и по глубокому снегу ходить. Лоси болото любят; здесь часто встречаешь их помёт (горки крупных бурых орешков), примятый лёжками мох, глубокие, протоптанные на их привычных маршрутах тропинки во мху. На болото они выходят отдохнуть, спокойно поваляться под ветерком, на мягкой подстилке. Люди не беспокоят их здесь, появляются только осенью, когда клюква поспевает.

А как-то, не заметив, спугнула я стаю пасущихся на клюквенной поляне глухарок. Оглушительно взорвав воздух крыльями, они взлетели почти из-под ног и скопом рванули прочь, сверкая на солнце своим великолепным буро-белым оперением. Не знаю, кто из нас тогда больше испугался!

***

При ближайшем рассмотрении видишь, что и растительность на болоте не такая уж бедная. На особо крепких высоких кочках, покрытых шерстистым жёстким мхом, растут карликовые берёзки – стланик – низенькие кустики, прибитые ко мху и совсем не похожие на любимую белую берёзу. Листочки у стланика круглые и мелкие, как монетки, жёсткие и зазубренные по краю; не поверишь, что это берёзка, пока не разотрёшь листочек пальцами и не понюхаешь, – сразу вспомнишь банный веник! В обнимку со стлаником соседствуют и дурманный багульник, и ярко-зелёные лапки шикши, облепленные мелкой чёрной ягодой. Веточки шикши часто путаются под руками, когда собираешь клюкву, и, как не избегай, в ведре потом всегда находишь её чёрные ягодки. Попадается на гладких, свободных от осоки пятачках и растение-хищник – росянка, которая питается мошками, угодившими в её липкие подвижные реснички. Этими ресничками покрыты её листочки, похожие на маленькие ложечки с длинными черенками, розеткой разложенные на мху.

***

Когда родится много клюквы, собирать её быстро и нескучно. Да и по болоту меньше рыщешь: клюква везде, куда ни глянь, – разных сортов, на любой вкус – только выбирай какая больше нравится. Тут уж не грех и «капризничать» – выбирать только лучшую из лучших. При должной сноровке часа за четыре ведро можно набрать.

Но однажды повезло нам особенно: попался нам редкий (не каждый сезон и встретишь!) и самый замечательный из существующих «сорт» – не клюква, а вишня: и формой, и цветом, и размером. Возьмёшь в руку несколько штук – и ладонь заполнена. Случилось это (как всегда такое бывает), когда уставшие уже, с полными вёдрами, выползали мы из болота. Солнце за день так разогрело мхи, что выгнало наружу множество мелких комаров, которые назойливо липли и кусали нас на прощанье, и мы были рады выбраться, наконец, из этого распаренного рая. Но тут, у самой опушки, неожиданно обнаружили длинную вереницу высоких кочек, на которых, словно предметы в великолепном натюрморте, были обильно разложены крупнющие тёмно-вишнёвые ягоды-репки. Ну что тут скажешь?! Забыли мы и про комаров, и про полные вёдра – и своего не упустили: достали припасённые в карманах полиэтиленовые мешки и вцепились в кочки, непрестанно охая и ахая, пока не опустошили их. И про усталость забыли, – вот что делает нечаянная радость!

С трудом выбравшись из болота, ступаем мы наконец-то на земную твердь. Шумно ухаем и садимся передохнуть у высоких ёлок – теперь уж перед обратной дорогой. Косое солнышко припекает лица. Сидим благостные и довольные – день прошёл не зря: и погода не подвела, и вёдра полные, и такой приятный подарок напоследок от болота получили. Впечатлений – на целый год, а то и всю жизнь вспоминать будем. Кряхтя, встаём, подхватываем тяжёлые вёдра, – надо потихоньку двигаться, нас уже ждут на дороге…

Осень

К концу октября вдруг замечаешь, как резко сдала обороты природа, и как трудно теперь после безрадостного рассвета приходит в себя очередное квёлое утро. Если повезёт, из-за леса на том берегу выползет солнышко, на ходу прожигая лучистой дырой частокол чёрных сосен; подогреет на обмелевшей речке илистые проплешины, и те закурятся вялым туманцем. Редкие чайки подолгу сидят на камнях, заляпанных белым помётом, сушат крылья, а потом, распушив клювом перья, беззвучно снимаются и улетают по неведомым делам. Стоишь на берегу и высматриваешь остатки летней жизни, которая ещё недавно шумела на разные голоса.

По утрам, пока мы ещё спим, к дому за поживой прилетают сороки – трещат, прыгают по садовому столу, расклёвывают оставленный у порога мешок с мусором. На шум слетаются вороны, – а тут часто и до драки дело доходит!

После завтрака одеваюсь и иду в лес – прогуляться, поискать последние неказистые грибочки, которые тебе и не нужны вовсе, – принесёшь домой и выбросишь. Но глаза сами бегают по опустевшим грибным обочинкам: вдруг какой запоздалый выскочил?

Лес почти облысел, только на верхушках берёз ещё желтеют облачка последней листвы, да мелькнёт иногда среди голых стволов золотой, словно залитый ярким солнцем, неосыпавшийся ивовый куст. И только под ногами всё зелено: и нетронутый тленом пухлый мох, и прихотливая вязь оголённого черничника, и разбросанные куртинки вечнозеленой брусники.

Бредёшь неспешно и с грустью оглядываешь присмиревший лес, ждущий уже и зимы, и снега. Стоит отрешённая тишина: ни одна пичужка не свистнет, только лесная подстилка похрустывает под ногами. Наткнёшься случайно на лесную бочаженку, залитую водой, упрёшься глазами в чёрный омуток и оцепенеешь на время, задумавшись неизвестно о чём. А когда с трудом сдёрнешь с глаз пелену – вздохнёшь, да и повернёшь к дому – к уютным звукам человеческого жилья.

В оформлении обложки использована фотография автора