Читать книгу: «По грибы. Рассказы», страница 7
Страшная ночь
Сколько белых грибов уродилось в то лето – сказка! На две недели, пока шёл этот «сказочный» слой, дом наш превратился в настоящую заготконтору. С утра до глухой ночи я собирала, чистила, мариновала и сушила драгоценную добычу. Дом пропах маринадом и хлебным духом сохнущих над горячей печкой грибов, а на полках выстраивались батареи банок с готовой продукцией – маринованными грибочками необыкновенной красоты и аппетитности.
Так уж сошлось, что в разгар этой страды все мои домашние уехали на несколько дней в город, и я осталась на даче в одиночестве, чему была даже и рада: не надо было отвлекаться на готовку, обеды и ужины по расписанию. Едой я не заморачивалась – «клевала» на скаку что придётся. В лес уходила надолго – хотелось обойти все заветные места – и домой, в результате, возвращалась перегруженная, неся тяжесть в обеих руках и валясь с ног от усталости. Но грибы долго не хранятся, их надо было сразу переработать: крупные – нанизать на шампуры и расставить сушиться на печку, а шляпки небольших грибочков – отварить, замариновать и закатать в банки. В кровать я падала заполночь и засыпала, едва успев накрыться одеялом.
Один из таких дней выдался сильно ветреным, а к вечеру на Ладоге и вовсе разыгрался шторм. Прибрежный лес метался и выл под шквалами. Тяжёлые беспросветные тучи, только что не с грохотом, катили по небу. Не умолкая, бушевал прибой, перекрывая яростью вой леса, – его было слышно даже у нашего дома, в километре от берега.
Мне, однако, было не до стихии. Потея мелким бисером от пышущей печки, уставленной грибами, от электрической плиты с четырьмя конфорками, работающими на полную мощность, я крутилась как заведенная, собрав в кучку последние силёнки и терпение. Кипящая ведёрная кастрюля извергала к потолку клубы густого грибного пара, пыхтели и стерилизовались над бидоном перевёрнутые банки, а в бурлящем кипятке брякали сложенные рядами крышки. И вдруг(!) – погас свет. От такой неожиданной подлости я на какое-то время безвольно окаменела в наступивших потёмках. Всё. Точка. Плита не горела, брякающие крышки в кастрюле постепенно затихли.
Когда я выбралась на улицу и увидела вдали, за мятущейся листвой, привычные огоньки в соседских домах, стало ясно: не ураган оборвал линию, а наша собственная электропроводка с самодельными «жучками» вместо предохранителей не выдержала многодневного насилия четырёх работающих на полную мощность конфорок. В новом доме, где мы жили первое лето, электрощит ещё не был установлен, и электричество в дом подавалось по кабелю-времянке от нашей старой избёнки, в которой, похоже, и надо было искать источник аварии, – туда я и потащилась.
Под навесом избушки сильно разило горелой пластмассой. Чтобы отключиться от сети, я немедля опустила вниз ухватистую пластмассовую ручку на старомодном чёрном рубильнике, громоздящемся на подпорном столбе навеса. Причина аварии обнаружилась сразу: прогорела и сильно оплавилась розетка, в которую подключался кабель-времянка. Я дёрнула на себя вилку, и она рассыпалась вместе с покорёженной розеткой.
Подступала темень. Ветер, истово рвущий забытое на верёвках бельё, не собирался стихать. Помощи в такое время искать было негде. От безвыходности, не надеясь на успех, я самостоятельно взялась за ремонт. Долго в полутьме, под вой шторма, я лихорадочно и неумело зачищала, скручивала и заново привинчивала провода; верёвочкой, найденной тут же на гвоздике, по-бабьи скрепляла половинки развалившейся вилки (рассмотрела я потом, на свету, что это за верёвочка!). У меня постоянно что-то падало из рук, и я подолгу искала потерянную деталь на мусорном полу. Процесс затягивался…
Когда в результате, измученная, я воткнула вилку в розетку и с замиранием подняла кверху набалдашник рубильника, – окна в доме (какое счастье!) вспыхнули ярким светом. Я ухнула с облегчением…
Вернувшись в дом, подбросила дров в прогоревшую печку и снова обречённо захлопотала вокруг банок и кастрюль.
Глухой ночью, когда последние банки с грибами были закупорены и поставлены в рядок остывать, я вышла на веранду и открыла дверь, чтобы глотнуть перед сном свежего воздуха, – в дом, как из разверзшейся чёрной преисподней, тут же ворвался ветер – шторм продолжал бесноваться! На мгновение показалось, что бушующая тьма поглотила всё живое, но на другом берегу реки вдруг проклюнулся мерцающий огонёк…
После изнурительного, растянутого почти на сутки, напряжения сил резко накатила усталость, глаза закрывались сами собой, и я собралась уже захлопнуть дверь, как вдруг услышала, или скорее почувствовала, невдалеке от дома что-то неладное. Напрягая слух и зрение, стала вглядываться в темноту, пока сквозь шум ветродуя снова явственно не прорезались те самые странноватые звуки, которые насторожили меня перед этим. Звуки явно были человеческими: то ли кто-то скулил, то ли пьяненько напевал какой-то неверный мотивчик. Сердце заколотилось, я замерла на пороге, лихорадочно соображая, как и зачем этот «кто-то» смог пробраться к дому в полной темноте, минуя забор и запертые ворота (что и днём не так-то легко сделать), да ещё в такой шторм, когда и собаки-то все по домам сидят. Меж тем «пение» прекратилось, и первой мыслью было, что меня засекли на фоне светящегося проёма, – я тут же захлопнула дверь и накинула крючок. Крючок был хиловат, и при желании, сильно дёрнув дверь, его несложно было оторвать. Врезного замка тогда ещё не было, дом при отъезде запирался на висячий. Я судорожно оценила ситуацию: дверь открывалась наружу – не подопрёшь изнутри, да и окна, хоть и высокие, можно разбить, чтобы пробраться в дом. Страх нарастал: я поняла, что оказалась в западне, и защиты у меня нет никакой. Единственное, что пришло на ум, это нашарить в тёмной кладовке топор – оружие, которым я и воспользоваться-то никогда бы не смогла. Пристроившись у двери с топором в руках и приложив ухо к щели, я ждала, когда угроза приблизится вплотную.
Время шло, а преступник не торопился. Переминаясь с ноги на ногу, я изнемогала от усталости, но страх не разрешал мне покинуть пост. Долго ли, коротко, но что-то лопнуло у меня в груди: «Хватит бессмысленно ждать, надо что-то предпринимать!» Я откинула крючок и резко открыла дверь: «Кто здесь?!» – громко рявкнула я, но шквал с лёгкостью проглотил звук. «Кто здесь?!!» – рявкнула ещё раз, срывая голос, – никакой реакции. В голове промелькнула нездоровая мысль: «Затаился гад!» Это ещё больше взбудоражило мой страх. Захлопнув дверь, я в изнеможении опустилась на пол с топором в руках: «Буду сторожить хоть до утра, спать нельзя». Сидеть на полу было тяжело, а ноги уже совсем не держали. Притащив табуретку, я уселась рядом с дверью и, прислонившись к стенке, отчаянно приготовилась ждать неизвестно чего. Ничего тем временем не происходило, и, теряя выдержку, я несколько раз приоткрывала дверь, чтобы оценить ситуацию: пение не прекращалось, – мне даже казалось, что я различаю отдельные слова. Поющий, однако, к дому не приближался – почему? Какая у него цель?
«Долго ли, коротко ли» я так сидела, но силы мои иссякли: «Всё, больше не могу! Надо лечь! Прихвачу топор и буду, лёжа, не закрывая глаз, ждать дальнейшего развития событий». Так я и сделала. Свет не погасила, чтобы злоумышленник знал, что в доме «бдят».
…Очнулась я от яркого солнца, заполнявшего дом. Стояло безмятежное тихое утро, а под потолком горела бесполезная лампочка. Рёбра ныли: сунув руку, я вытащила из-под себя топор, неведомо как там оказавшийся, встала и поплелась на улицу, растирая на ходу занемевший бок.
После изнурительной ночи в природе наступил полный штиль, вокруг всё отдыхало, сверкая тихой солнечной радостью. По всему двору, как на поле битвы, были раскиданы тазы, вёдра, дачные стулья. Бельё, пережившее шторм, было или сорвано с верёвок, или намотано на них самым немыслимым образом.
Больше всего меня, конечно, интересовали следы ночного пребывания невыясненного лица. Проведя тщательный осмотр территории, я так ничего и не обнаружила: разбойник исчез бесследно. Да и ладно! Главное – жива осталась, а вечером мои приедут, до них ещё и за грибами сбегать успею. Но прежде, чем пойти позавтракать, заглянула под навес избушки, проверить на свету, как выглядит моя отремонтированная электрика. Всё вроде было терпимо, но тут я рассмотрела верёвочку, которой были скреплены две половинки развалившейся вилки, – это была снятая чулком высохшая змеиная кожа! Меня коротко передёрнуло от запоздалого ужаса. А происхождение шкурки я сразу вычислила: Коля, наш «мастер-универсал», года полтора живший в избушке пока строился новый дом, повесил сушиться на гвоздик заготовку для какой-то своей поделки, да и забыл про неё.
***
Тайна незабываемой ночи неожиданно раскрылась через год. Следующим летом случился у нас на Ладоге подобный же шторм (грибы, правда, не уродились в тот сезон, да и во время шторма была я на даче не одна – вся семья была в сборе). Выйдя поздним вечером за какой-то надобностью из дома на клокочущий ветер, я неожиданно услышала в темноте знакомое гнусавое «пение» – не раздумывая, направилась прямо на звук, благо в доме у меня было полно защитников…
…Посредине двора, перед крыльцом, стоят у нас рядышком две сосны; между ними установлен самодельный турник – отрезок водопроводной трубы, намертво закреплённый с двух сторон вбитыми крючьями. С годами деревья «растолстели», крючья окончательно вросли и почти затянулись сосновой плотью. Когда штормовой ветер с неистовой силой раскачивает деревья, труба начинает с усилием ёрзать по вросшим крюкам и – петь, петь, петь – скрипуче, жалобно, пьяненько и так по-человечьи, что даже слова какие-то чудятся…
Деревня Гадюкино
Свою любимую дачу на Ладоге мы иногда в шутку называем «деревней Гадюкино», и недаром наши знакомые после отпуска первым делом спрашивают: «А как там ваши змеи поживают?» «Поживают, – отвечаем, – и очень даже неплохо!»
А что им не поживать? Усадьба наша расположена в лесу, на берегу речки, а слева, вдоль забора, ещё и ручей в речку течёт в тенистом овражке, заросшем густой травой и кустами, – рай для гадюк. Спустилась я недавно в этот овражек с серпом, чтобы осоки нарезать, нагнулась – а там торчит «красавица» в позе кобры, на изготовке в мою сторону! Меня как ветром сдуло, и осока сразу разнадобилась. Кормовая база у гадюк здесь богатая – лягушек полно: вечером сойдёшь с крыльца, а они так и шарахаются из-под ног, иногда и в дом запрыгивают. Вот так уже много лет мы и соседствуем со змеюшником, а куда денешься?
Как только снег по весне сойдёт, солнышко припечёт, так гадюки и начинают то там, то сям выползать из своих зимовищ на нашу светлую поляну, как на пляж, греть свои хладнокровные тела. Не подумайте, что змеи только и делают, что путаются у нас под ногами, – нет, и ещё раз – нет! Они слышат присутствие человека, и сами его опасаются, а при встрече стараются сразу же скрыться с глаз долой. Слышат гадюки не ушами (ушей и барабанных перепонок у них нет), а очень хорошо чувствуют вибрации земли от человеческих шагов. Поэтому кричать: «Змеи! Расходись!!» – бесполезно – не услышат. Надо просто сильно топать ногами, приближаясь к заведомо змеиным местам.
Топать-то мы топаем, но надоедает это! Приходится, чтобы не дёргаться, ходить всё лето по закоулкам своего огорода в резиновых сапогах. И всё-таки однажды потеряла я бдительность и получила «своё».
***
Змей я боюсь как обезьяна! Это чувство атавистическое, и с ним трудно справиться. Даже книжную страницу со змеёй на картинке стараюсь скорее перевернуть. Не понимаю людей, которые могут взять змею в руки, – я и ужа пальцем потрогать не смогу. Раньше я никогда не встречала змей в живой природе, ну а как поселились на Ладоге, невольно пришлось с ними познакомиться. Долго привыкала, чтобы, по крайней мере, судороги не случались при встрече. А то ведь поначалу как в лесу увидишь змею, так забываешь про грибы-ягоды – и поворачиваешь к дому. Всё. Настрой сбит. А чего боишься – на то и напорешься.
Как-то приехали к нам на дачу друзья, и повела я подругу смотреть огород, да забыла сапоги надеть – пошла в шлёпках на босу ногу. Около грядки с раскидистыми кабачками я вдруг почувствовала, что уколола большой палец ноги какой-то колючкой, – нагнулась посмотреть и с ужасом увидела, что под ногами крутится гадюка, угрожающе виляя рисунчатыми петлями! Я просто взорвалась воплем: «Змея-я-я!!! Меня укусила змея-я-я!!!» Крик мой, как оказалось потом, даже соседка слышала, которая не близко живёт. В смятении все собрались вокруг меня, хотели в больницу везти, но я наотрез отказалась, а муж мой Юра, врач, стал немедленно оказывать первую медицинскую помощь – выдавливать из пальца яд вместе с кровью. Он так старался, что под ногтем возникла чёрная гематома, которую, в свою очередь, тоже пришлось удалять, прожигая ноготь раскалённым на огне гвоздиком. Все тридцать три удовольствия! От этих процедур мне стало худо, весь день я лежала и постанывала от боли в пальце и накатившей дурноты. Однако медицинские мероприятия, как ни странно, помогли: хватило дня и ночи отлежаться, и уже на следующий день я «побежала» за грибами вместе с гостями, а о змеином укусе напоминала только припухлость ноги от ступни до коленки.
Змею Юра потом выследил (там же, под широкими листьями кабачков) и «приговорил», чтобы, не дай бог, следующий раз, когда я нагнусь за кабачком, она не укусила бы меня уже в руку!
***
Змеи выбирают себе подходящие «угодья» и живут на одном месте годами, и убежище там же имеют постоянное: нору какую-нибудь, щель под гнилым пнём, груду камней или старую кучу валежника. Не один год подряд, собирая в лесу грибы, мы встречали в поросшем осокой песчаном карьере, рядом с замшелой кучей битых кирпичей, большую седую змею с чёрным узором, гревшуюся на осеннем солнышке после холодной ночи. Как старой знакомой мы даже имя ей дали – Мариванна, а потом и карьер её именем стали называть. Несколько лет прошло, а нынешней осенью я опять заметила её на том же месте: свернулась старушка кольцами и мертвецки спит на виду у всех. Да и смешно в её возрасте бояться кого-то! Смотрю и думаю: а жива ли? На обратном пути снова заглянула: солнце уже не было, а её и след простыл.
Как-то напала я в лесу на богатые брусничные кочки; ягоды были недозрелыми, и пришлось отложить их сбор. Но уже через две недели прибережённая брусника обрадовала меня восхитительной лакированной спелостью. Полюбовавшись, я принялась аккуратно обирать увесистые гроздочки. Но радость моя в мгновение ока испарилась, когда среди брусники я увидела чёрную змеищу, вальяжно расположившуюся на солнышке, – я резко отпрянула, – ну что ты скажешь! Потопталась я, потопталась да и ушла, а через несколько дней снова туда заглянула. И что вы думаете? И брусника была цела, и змея – на прежнем месте! То-то никто до меня не позарился на такие замечательные ягоды, хотя место было не глухое, грибники постоянно ходят. Рядом я заметила полусгнившую, заросшую травой, кучу валежника – логовище змеиное – и поняла: никуда она отсюда не уйдёт!
Так и оставалась брусника необобранной, хорошо её «стерегли». Наверняка потом, в один из пасмурных деньков, кому-то и повезло собрать это богатство, избежав встречи со «сторожем», а я больше туда не заходила.
Опыт показывает: не стоит бояться местной гадюки – это вам не кобра и не гюрза. Но поглядывать, что у тебя под ногами, когда за грибом наклоняешься или ягоды собираешь, надо. А главное – ходить по лесу в резиновых сапогах. И, смельчаки, сами не задирайте гадюк из любопытства – не лезьте на рожон!
Птицы, птички и пичужки
Живём мы на дачах среди птичьего гама и щебета и часто не подозреваем, что вся эта голосистая мелкота тут же рядом тайно и гнездится. И только осенью, когда опадёт листва, обнаружишь ненароком отслужившие ладные гнёзда-корзиночки то в кусте чёрной смородины, то в зарослях малины, да и в других самых неожиданных местах. Прячут пичуги свои домишки от многих хищников, которые не против поживиться их яйцами и птенцами: кошек, белок, ворон, ястребов; да и человеку не доверяют. Однако внимательный наблюдатель всегда может выследить, куда парочка неугомонных родителей таскает всяческую снедь: то, смотришь, мотылька в клюве держит, то гусеницу упитанную, – и так целый день. И не дай бог подойти к птичьему гнезду слишком близко – такой переполох устроят! И всё для того, чтобы отвлечь ваше внимание от птенцов; ну а те, услышав заполошные родительские крики, приникнут мгновенно к донышку своей люльки – и молчок…
Таская своим детишкам корм, птицы не сразу ныряют в гнездо: присядут сначала где-нибудь недалеко, держа добычу в клюве, тщательно осмотрятся, а если надо – и подождут, пока опасный объект скроется из поля зрения. Услышав прилетевшего в гнездо кормильца, птенцы как по команде вытягивают навстречу широко разинутые жёлтые глотки и начинают громко, наперебой, верещать: «Мне! Мне! Мне! Дай мне!» За день заботливые родители всех накормят, никого не обделят. Недели три – и, смотришь, уже выросли и из гнезда выпорхнули! Сидят неуклюжие слётки на жёрдочках, покачиваются неуверенно (хвостики-то, балансиры, ещё как надо не отросли) и непрерывно подают голос родителям: «Фюить-фюить-фюить!» – мол, я здесь, дай есть! И родители ещё какое-то время за ними присматривают и кормят.
***
Какие только «соседи» рядом с нами не живали. Конечно же, никогда не изменяющие нам жильцы – трясогузки. Их излюбленные места для гнёзд – лазейки под шиферной крышей, но однажды, в наше недельное отсутствие, парочка трясогузок устроила гнездо в приоткрытом парнике – прямо на земле, по соседству с огурцами, – и даже успели отложить туда штук пять симпатичных пёстрых яичек. Мы смирились с таким неудобством и старались без дела их не тревожить. Но те быстро управились: высидели, выкормили своих птенцов и освободили территорию.
Целыми днями бегают трясогузки по тропинкам, потряхивая длинными хвостиками («тряся гузками»), ловят мошек и высматривают в траве всяческих огородных вредителей. Очень любят свежевскопанные грядки: стоит отойти от лопаты – они тут как тут – выклёвывают червячков и личинок, прежде хоронившихся в земле.
Было, правда, одно лето, когда трясогузок и другую птичью мелочь словно ветром сдуло с нашей территории. А не рискнули птахи поселиться на своих давно обжитых местах потому, что перед домом на высокой сосне, в старом вороньем гнезде, устроилась семья грозной пустельги – небольшого сокола с опасным крючковатым клювом. Крик у неё резкий, звонкий, металлический, как звук циркулярной пилы: «Ций-ций-ций-ций…» – далеко по округе слышен. Мелко трепеща крыльями, пустельга зависает в воздухе, высматривая на земле добычу. Ловит она и мышей-полёвок, и птенцов, и мелких птиц. И кто же после этого захочет поселиться рядом?! Однажды я была свидетелем погони сокола за какой-то птахой, которая, к удивлению, оказалась большой умницей: не имея никаких шансов удрать от преследователя, пичуга целенаправленно, с лёту, проскочила через ячейку забора, а догонявший её хищник с размаху врезался в сетку, распластав крылья. Обошлось без травм. Был как-то подобный случай со мной и в лесу: такая же сообразительная птичка, «улепётывая» от пустельги и ища спасения, кинулась мне на грудь, – слава богу, что пустельга успела затормозить в воздухе и не ударилась в меня когтями! Умеют, оказывается, даже небольшие птахи стремительно оценить и найти выход из патовой ситуации.
***
Жили у нас под крышей сарая и ласточки, лепя свои гнёзда в стыках стропил, но соседские кошки, привлечённые их бесконечным шмыганьем туда-сюда и громким верещанием птенцов, не однажды умудрялись добираться до гнёзд и ронять их на землю.
Любят ласточки большими компаниями сидеть на проводах, опустив вниз раздвоенные хвостики, и упоённо щебетать. А мы радуемся, слушая их счастливую песню: лето в разгаре! Когда-то в моём детстве бабушка скороговоркой подражала их удивлённому щебетанию: «Улетали – молотили, прилетели – па-а-шут! Улетали – молотили, прилетели – па-а-шут!..» С давнишних времён люди пашут, сеют и убирают хлеб, а ласточки и поныне не устают удивляться…
***
В дупле большой и толстой сосны рядом с домом каждый год селились стрижи. Целыми днями чёрными стрелами с весёлым свистом мелькали они над нашими головами, таская мошек своим птенцам. Но как-то по весне их дупло заняла белка с выводком, и стрижам, прилетевшим позже, пришлось ретироваться. В последующие годы они так и не вернулись в опустевшее гнездо, видно, привыкли к новым местам, а наше дупло забыли.
***
Расскажу ещё интересную историю, связанную с птичьим гнездом. Стала я однажды замечать, что где-то под навесом крыльца то и дело верещат невидимые птенцы; а как ни выйдешь на крыльцо – рядом, на ближнем кусте, начинают суетиться и паниковать две серенькие славки – родители. Никак не могла я выследить, куда залетает кормить отпрысков эта парочка, пока в поисках не забралась на стул и не открыла дверцу электрощита, установленного на крыльце. Заглянув внутрь, не сразу и заметила, что на дне его буквально распластались и замерли, слившись с подстилкой из сухой травы, несколько испуганных птенцов. В дверце щитка имелось круглое отверстие для проветривания – оно-то и служило птичьим летком.
А через несколько дней, не успела я и глазом моргнуть, птенцы добрали нужную кондицию и покинули отчий дом – у них это быстро!
***
Одним летом поселилось у нас под боком семейство чёрных дятлов. Чёрный дятел, или желна, значительно крупнее обычного пёстрого дятла, оперение у него угольно-чёрное с ярко-красной шапочкой на голове. Прямо за нашим забором, в стволе старой высокой осины, они буквально вырубили большое, размером с мужскую ладонь, овальное дупло. У пары появилось пятеро птенцов, которые скопом высовывались наружу и начинали громко верещать, заслышав несущего корм родителя, издалека сигналящего своим детям: «Ррю-ррю-ррю-ррю!..» – мол, приготовьтесь, открывайте рты. А тем и готовиться не надо – от нетерпения все глотки уже давно разинуты.
Для пропитания чёрный дятел рьяно потрошит трухлявые пни, выклёвывая их них залежи муравьиных яиц; выковыривает из-под коры поражённых сосен смачных белотелых личинок жуков-короедов.
***
По одной из стен нашей баньки густо разросся посаженный когда-то древогуб, обвив деревянными жгутами установленные ему подпорки. Упёршись в стреху крыши, лиана за много лет намотала под ней причудливый ком ветвей, зарастающий летом густой листвой. Внутри этого укромного, сухого местечка и построили однажды своё гнездо чёрные дрозды. Но не тут-то было. Выследила их кладку хитрая кукушка и стала ежедневно дежурить поблизости, чтобы сделать своё чёрное дело: незаметно подкинуть дроздам в их короткие отлучки из гнезда собственное яйцо. Дрозды неоднократно с шумом прогоняли её, но она не отказывалась от своего умысла и каждый раз снова появлялась на своём посту. Конец этим поползновениям положил гостивший у нас приятель: достал пневматическую винтовку и сделал несколько предупредительных выстрелов по земле, рядом с караулившей «нахалкой». Та сорвалась с места и в панике улетела – уже навсегда.
После дроздов их основательное прутяное гнездо под стрехой год пустовало, а на третье лето, подновив подстилку, его с удовольствием заняли уже знакомые нам серенькие славочки.
***
Увидела я как-то на покатой крыше сарая, засыпанной сосновыми иголками, небывалую птицу, удивительно похожую на попугайчика: ярко-оранжевую, с пёстрыми крылышками, с чисто попугаистым массивным клювом на крепкой голове. Не успела я надивиться, как она упорхнула. Раньше не приходилось мне встречать в наших скромных северных краях птах с таким «тропическим» оперением, но очень скоро (и совершенно случайно) узнала я, что это за «жар-птица».
Дом наш стоит среди старых высоких сосен, дающих каждый год большой урожай шишек а на каждый товар, как говорится, есть свой покупатель. В природе уж точно ничего съестное не пропадает. Семенами, созревающими в шишках, круглый год питаются клесты – и очень сытно живут, ведь семечки содержат калорийное масло, дающее энергию и согревающее в холод. Птицы ловко и быстро вылущивают семена из-под жёстких чешуек своим сильным клювом, кончики которого крестиком загнуты в разные стороны: верхний – налево, нижний – направо. Очень удобно орудовать такими острыми «крючками» – отличный инструмент создала природа!
Клесты постоянно кочуют в поисках богатых шишками деревьев. Каждое лето посещают они и наши сосны, – вот когда наступает настоящий «шишкопад», только голову береги! Беспрерывно, одна за другой, летят шишки с большой высоты, ведь клесты кормятся большой компанией. За два-три дня выпотрошат все сосны и улетят искать новые угодья.
Мне никак не удавалось разглядеть мелькающих в высокой густой кроне клестов – слышишь только их беспрерывный щебет да от шишек уворачиваешься. Решила я посмотреть фотографии клестов в интернете – и что же? На картинках в разных видах, во всём своём экзотическом оперении, красовалась та самая птичка с «попугаистым» массивным клювом, которую я недавно видела на крыше своего сарая! Тут уж я смогла рассмотреть этот клюв во всех подробностях. Как и у многих других птиц, яркое оперение у клестов имеют только самцы, а самочки – серенькие. Оказывается, клеста в народе называют северным попугаем за совершенно очевидную схожесть, которую и я с одного взгляда заметила.
***
Не так часто встретишь в лесу осторожную сойку – птицу довольно крупную, размером с галку, с нарядным оперением. Туловище у неё буровато-розовое, а крылья разрисованы чёрным, голубым и белым цветом. А тут сойки целой колонией поселились на деревьях за нашим забором, выгнав ворон, которые гнездились на этом месте много лет. Пока сойки растили птенцов, в воздухе рядом с нами шла непрерывная война. Вороны хоть и уступили свои дома, но не давали о себе забыть: ежедневно наведывались к обидчикам, кружили над их гнёздами, покушаясь на птенцов, приставали и подначивали. Сойки же при их появлении поднимали такой гвалт – хоть уши затыкай! Орут они надорванными, хрипатыми голосами, да так громко – куда там воронам! – тех и не слышно было за этими децибелами. В результате оглушённым воронам каждый раз приходилось ретироваться.
Как мы были рады, когда наши скандальные соседи поставили, наконец, птенцов на крыло и убрались восвояси.
***
Вороны – птицы очень умные, по сообразительности их даже сравнивают с шимпанзе. В наших местах ворон много (а где их мало?). Они всеядны и пищу находят везде: и в природе, и на помойках. С удовольствием и в большой компании пируют они на различной падали, но с успехом разоряют и чужие гнёзда: расклёвывают яйца и таскают птенцов. Сколько раз наблюдала я, как они покушаются на кладки чаек, устроенные в осоке на речном островке напротив нашего дома, и не всегда чайкам удаётся отбить своё потомство, хоть кидаются они на преступницу с пронзительными криками всем коллективом.
А однажды видела, как две вороны гонялись за семейкой молоденьких бельчат, но те ловко избегали неминуемой смерти, шустро носясь по сосновым стволам и вовремя прячась за них. В стеснённых условиях, среди частых сосен, вороны маневрировали довольно неуклюже и в результате отказались от своих намерений.
Вороны сооружают свои гнёзда на высоких деревьях в развилках ветвей. Эти гнёзда из грубых прутьев могут служить им не один год.
Как-то заметила я, что за корытом, прислонённым к дереву, кто-то есть. Заглянула, а там ворочается крупный, почти взрослый, воронёнок. Наверное, впервые вылетел из гнезда и не рассчитал своих сил – пришлось ему срочно приземляться. А увидев меня, спрятался за корытом. Я ушла с глаз долой, – тогда только он выбрался из своего убежища и, нескладно балансируя крыльями, поскакал прочь. Уверена, что вороны сверху наблюдали за моим поведением, готовые в любую минуту придти на помощь своему птенцу, – а клювы у них мощные!..
***
На травянистом островке посередине речки – как раз напротив нашего дома – устраивают свои кладки не только чайки, но и утки. Забавно смотреть, как они, поощрительно покрякивая, выгуливают свои выводки вокруг острова, далеко от него не отплывая и стараясь держаться рядом с густыми зарослями осоки.
А в августе, когда вода в речке спадает, на обнажившуюся у берега отмель изредка прилетает серая цапля, поковыряться своим длинным острым клювом в иле, поискать съестное. Цапля пуглива, и наблюдать её приходится очень осторожно, из-за куста. Прежде чем приземлиться, она некоторое время планирует над речкой, высматривая, нет ли какой опасности. Размах крыльев у неё впечатляющий, а длинные лапы смешно вытянуты назад в струнку. И вот на эту с виду неповоротливую птицу напал как-то орёл-беркут. К сожалению, высокие деревья по берегам речки существенно ограничивали нам обзор небесного пространства, и мы не смогли наблюдать это событие в подробностях, но в какой-то момент увидели, что неуклюжая цапля уже сама «догоняет» грозного хищника! Воздушный поединок происходил довольно продолжительное время, и за ним следило множество крылатых зрителей – ворон, которые слетелись на происшествие со всего леса и устроили гвалт, как на стадионе! Болели они за цаплю, и, похоже, помогали ей всей стаей. Вороны не любят орлов и сов, и при случае не прочь устроить им коллективную обструкцию. Думаю, что исход поединка был «ничейный», орлу пришлось убраться. Цапля, во всяком случае, не пострадала.
А с недавних пор (чудо чудное!) на речке стала появляться куда более крупная – белая цапля, которая в наших местах раньше никогда не водилась. Впервые увидев парящую над водой белоснежную птицу, я на секунду решила, что соседский гусь взлетел ненароком!
Бродя по отмели, белая цапля время от времени задирает клюв в небо и, вытянув свечкой свою длиннющую шею, настороженно прислушивается.
***
Вот какую богатую птичью жизнь наблюдаю я, не отходя от дома! Присмотритесь и вы к своим пернатым соседям – много интересного узнаете, а потом тоже кому-нибудь расскажете.
