Читать книгу: «Межлуние. Том II», страница 3
– Карен приехал! – охнула Марина.
Заметив девушек, возничий приподнял видавший виды цилиндр.
– Мое почтение, дамы.
– Есть новости?
– Конечно! – усмехнулся он. – Скоро все узнаете.
Карета проехала мимо, оставляя две узкие колеи в занесенной песком дороге. Девушки поспешили за ней, чтобы узнать первыми, что происходит в большом мире. Они заметили, как экипаж остановился у добротного дома Смотрительницы и пока Карен заботился о лошадях, наружу вышел неизвестный пассажир. Он размял ноги и принялся расстегивать ремни, удерживающие багаж. Марина машинально сделала еще один шаг вперед, и встала как вкопанная. По ее лицу, быстро сменяя друг друга, промелькнули глубокое отвращение, неподдельный страх и искреннее отчаяние, застывшее в глазах цепенеющей от ужаса девушки.
– Это может быть почтальон. Помнишь, однажды… – дава запнулась, увидев, как из кареты выбрался второй мужчина.
– Аня, – прошептала Марина, – их двое.
Подруги переглянулись.
– Надо выяснить, – с ожесточением вызвалась дава.
– Нет, подожди… – задохнулась Марина.
От нервного напряжения у нее перехватило дыхание.
– Я вижу припасы. Они прибыли к нам надолго.
– Так и есть, – присмотревшись, подтвердила Анна.
– Нам надо все продумать.
Подруга неохотно согласилась.
– Может быть ты права. И все-таки меня не перестает беспокоить мысль, что мы отдаем Смотрительнице инициативу.
– Пойдем отсюда, уйдем в сторону! – взмолилась Марина. – Пока нас не заметили!
Дава поддалась уговорам, и девушки поднялись по ближайшему склону, проваливаясь в песок и постоянно оступаясь. Перешагнув песчаный гребень, и оказавшись на другой стороне дюны, где их уже не было видно с дороги, они повязали на лица платки.
Продолжив обходной путь, подруги поддерживали начатый разговор:
– Ольга мне обязательно все расскажет. Вот увидишь.
Ее спутница лишь вздохнула, но не так, как делают скорбящие плакальщицы, а скорее как уставшие от детей родители.
– Время работает против нас. Ты не знаешь Смотрительницу также хорошо, как я.
Дава замедлила шаг перед полузанесенным домом. Обращенную к морю сторону уже поглотили неумолимые пески, и поэтому сохранилась лишь половина строения. Открытая настежь дверь удерживалась вездесущим песком, добравшимся до уровня дверной ручки, и ветер деловито шумел в рассохшихся стропилах.
– Я не рассказывала тебе об Ирине?
– Нет, – отозвалась травница.
Анна нахмурилась.
– Это случилась около пяти лет назад. Сюда поселили новенькую. Молодую и красивую женщину. Иришка была секретарем Круга и ошиблась в каких-то важных документах. Она всегда говорила, будто оказалась здесь из-за ревности одной из замужних архидав.
Дава погладила ребро дверного полотна и прислушалась, повернув голову, будто стены рассказывали ей о событиях, произошедших под этой крышей.
– Так что с ней случилось? – напомнила о своем присутствии подруга.
– Она умела запасать на зиму все что угодно. Мне стыдно признаваться, но я таскала у нее сушеную рыбу.
Анна грустно улыбнулась, вспоминая те дни.
– В конце весны я пришла к ней, чтобы отблагодарить. Наверное, Ирина догадывалась, кто виновен в воровстве ее запасов, но она никому ничего не говорила. Я испекла пирог, и мы сидели за столом, когда заявилась Смотрительница.
Дава повернулась к Марине.
– Она пришла не одна. С ней был мужчина. Ира спрятала меня в чулане, и я услышала все, что происходило дальше.
– Ее убили? – охнула травница.
– Нет. Хуже. Что там происходило, я поняла значительно позже.
– Так что с ней случилось? – замирая от тревожного предчувствия, спросила подруга.
– Повесилась. Не выдержала позора, – был ответ.
Девятипалово не было единственным неприятным районом Петра. Если подумать, то кварталы бедняков имели не менее дурную славу. Все та же извечная грязь, гнетущая нищета и безрадостное будущее. Приличные горожане держались от трущоб как можно дальше. Пусть тут не показывают нож средь бела дня, и в тоже время, руки в карманах что-то сжимали. Угроза не была явной до последнего момента. С наступлением сумерек все менялось. Поскольку многие отдали бы душу за порцию дури, опиумные притоны процветали. Там охотно меняли деньги на кратковременное помешательство, позволяющее забыться. В этих местах можно было встретить даже иностранцев, осевших на земле Вэда по разным обстоятельствам.
Когда-то и человек в пальто, стоящий у ограды длинного доходного дома проживал в этой части столицы. Его восстановление не было мгновенным, а путь наверх куда сложнее, чем падение. Ему никогда не забыть, каково это, терять абсолютно все, к чему привык. Что любил. Что хотел сохранить и приумножить. Ему никогда уже не сыграть на пианино, как в прежние времена. Ему отрубили белоснежные крылья и сбросили с блистающих небес умирать среди черни. Тогда он так называл простых людей.
Прямо перед мужчиной, во внутреннем дворике доходного дома играли дети. В обносках, разного цвета кожи, примерно одного возраста. Детство в этих кварталах заканчивается гораздо быстрее, чем хотелось бы родителям. В лучшем случае детвору ждет работа за копейки на фабрике. Нередко вредный воздух губительно сказывался на здоровье. Частенько пацаны девяти лет курили табак, выклянчивая его у рабочих. Бывало, их калечило. В худшем случае, их ждала стезя попрошаек. Вскоре наиболее смышленым объясняли азы воровского мастерства карманников, и вот юные щипачи выходили на большую дорогу. Наиболее увлекшиеся доживали до возраста, когда сбивались в стаи, промышляющие грабежом. Если на этом этапе их не арестовывали и не отправляли на рудники или лесоповал, то с большой вероятностью переходили на следующую ступень. Спуститься с этой лестницы можно лишь со сломанной шеей. Банды поглощали в себя все новые души и не давали взамен ничего кроме чувства мнимой важности. Иллюзорной значимости в узком круге лиц. Если твою кличку знали, то ты гордился. Значит, тебя боялись.
Вариантов дальнейшей судьбы было немного. Конец одинаков. Был ли то нож, воткнутый под ребро, проломленная голова, или удушение таким бесчувственным гигантом как Никола. В их истории последняя точка была написана собственной кровью. Взращенные безжалостной улицей, они редко умирали в своей постели.
Двинувшись вдоль ограды, мужчина вошел через раскрытые ворота и поднялся по приземистым ступеням к входу.
– Вы к кому? – обратилась к нему пышная тетка, стирающая белье в медном тазу.
По ее мокрым рукам, полускрытым под водой, стекала мыльная пена.
– Мия еще проживает здесь?
– На втором этаже, третий нумер.
Человек в пальто учтиво поклонился. Он не мог не уважать тех, кто завел детей в таком месте. Значит, они не убоялись. Это не то же самое, что смирились. Таким людям все по плечу. Они переживут его самого.
Поднявшись по скрипучей лестнице, он остановился и произнес вполголоса.
– Выйди из тени.
Блеснул убираемый под рукав клинок, и ему навстречу грациозно вышла коренастая женщина. Он давно знал ее. С их последней встречи она осунулась и остригла волосы. Теперь она больше напоминала мальчишку.
– Зачем явился? – прошипела она.
– Полегче, родная. У тебя то ко мне не должно быть претензий.
Мия наклонила голову на бок, и свет отразился от сетчатки, как у кошки.
– Милости прошу, – она смерила его взглядом с ног до верхушки шляпы, – Барин.
Последнее слово было произнесено со смесью зависти и презрения.
– Ты завидуешь мне, не так ли?
– А как ты думаешь? Идем вниз, я не хочу оставлять детей без присмотра.
Женщина бесшумно спустилась по ступеням лестницы. Ни одна доска и не подумала заскрипеть под ее ногами.
– Мне помнится, я полностью выплатил твою долю.
– Ты обманул меня, утаив истинную сумму. Я согласилась на меньшее, не ожидая такого большого куша.
– Сама виновата, – безжалостно отрезал Барин.
– Ты же узнал, да? – не обращая внимания на его слова, спросила Мия.
Они встали у края детской площадки.
– Год назад, – выдержав паузу, ответил мужчина.
Теперь, при свете дня, он смог рассмотреть ее лучше. Мешковатая одежда, перешитые мужские порты… И все-таки, в этом дешевом наряде чувствовалась неудержимая тяга выглядеть нарядно. Желание подчеркнуть свою женственность. Впрочем, от его взгляда не укрылись и обострившиеся скулы, и бледнота губ и тени под глазами.
– Долго же ты шел, – уже без обвинительного тона заметила она.
Не надо было быть давой, чтобы определить ее детей в толпе детворы.
– Мальчики-близнецы?
– Они, – улыбнулась она, на миг почувствовав нечто неописуемое.
Было так странно видеть улыбку на изможденном, сером от голода лице.
– У меня есть предложение. Оно столь же щедрое, как и опасное.
Мия задумалась, опустив взгляд на землю, а затем переведя его на собеседника.
– Каков куш? На этот раз ты скажешь мне правду, или я не отвечаю за себя.
Он ухмыльнулся.
– Мы с тобой все прекрасно понимаем. Вопрос в том, сколько достанется твоим сыновьям. Оплата червонцами. Не переживай, ты получишь деньги и сможешь оплатить пансион и положить в несколько банков крупную сумму. Они получат к ней доступ к своему совершеннолетию.
– Каков куш? – упрямо повторила она, и в голосе проскользнула нота раздражения.
Он повернулся к ней и слегка наклонился. Его тихий голос произнес:
– Я могу назвать сумму, только если ты согласишься. Обратного пути не будет.
Барин шагнул назад и продолжил наблюдать за детьми, давая ей время на размышление. В ее глазах он выглядел как ожившая смерть, которая предлагала ей сделку. Какой здесь выбор? Мия, так же как и он, знала о будущем тех, кто сейчас беззаботно играл в пыли.
– Я согласна.
Он кивнул, показав, что услышал.
– Сто тысяч каждому участнику.
Она бросила на него быстрый озабоченный взгляд. Такие деньги редко приходили к ворам.
– Что будем брать?
– Об этом при следующей встрече, когда я соберу всех. В твоем левом кармане адрес и небольшое лакомство.
Она неторопливо опустила руку и нащупала похрустывающие ассигнации и клочок бумаги. Барин провел пальцами по полям шляпы, прощаясь, и удалился за периметр ограды. Мия проводила его встревоженным взглядом, но стоило ей посмотреть на близнецов, и ее решимость дать им лучшую жизнь окрепла как никогда.
Это была самая тревожна ночь в ее жизни. Еще никогда прежде так не хотелось увидеть рассветное небо. Струящийся снаружи по стенам и крыше нескончаемый шуршащий поток создавал иллюзию, будто они находятся в нижней половине песочных часов. Начинало казаться, словно они вместе со всей деревней погружаются во мрак безысходности и кромешного отчаяния безлуния, где под гнетом всевластного времени им предстоит провести мучительную вечность ожидания.
Обе девушки не спали. Случалось, одна из них погружалась в дрему, но вскоре испуганно просыпалась. Им мерещились шаги под окном и разговоры за дверью. Когда ветер напирал на дом, и сухое дерево жалобно скрипело в ответ, они могли поклясться, что кто-то ударял плечом в забаррикадированную дверь.
Несколько свечей уже прогорело, но девушки зажигали новые. Только крохотное пламя, едва разгонявшее тьму и отражающееся в широко распахнутых глазах, отгоняло навязчивый страх. Прилипчивые и скользкие мысли не выходили из головы. То и дело подруги кидали взгляды на поспешно прибитые доски, перекрывавшие окна, и дверной засов, угадывающийся под многочисленной мебелью, громоздящейся одной кучей у входа. Это их немного успокаивало. Пробраться внутрь представлялось трудно выполнимой задачей.
Чуткий сон Анны прервался от кошмара. Она сбросила с себя воображаемые руки, и села на кровати, обхватив колени.
– Все спокойно? – шепотом спросила она.
– Да, – пролепетала Марина, следящая за затрепетавшим огоньком свечи.
Анна приложила ладони к лицу и помассировала скулы и виски.
– Мы не сможем так жить. Надо что-то делать.
– Предлагаешь нанести визит Смотрительнице?
– Конечно. Лучше так, чем ждать.
Марина подперла кулачком подбородок. Ее длинные волосы рассыпались по плечам и спине, почти полностью закрыв шею.
– Если все так, как я предполагаю…
Она не договорила и отвернулась.
– Не хочу, – сказали ее губы.
Анна легла и уперлась невидящим взглядом в потолок.
– Признаюсь тебе. Моей первой мыслью было убить их обоих. Подсыпать снотворное в вино и сбросить тела в море.
Подавленная Марина молчала. В этот момент такое предложение не выглядело чрезмерно жестоким или необоснованным.
– Не получится, – вздохнула она. – Мы с тобой не убийцы.
Анна в очередной раз получила подтверждение того, что подруга оказалась здесь по наговору. В ином случае, Марина не стала бы отрицать такую возможность.
– Они рано или поздно нас схватят. У колодца, когда пойдем за водой, или подкараулят у Ольги. Нас могут выманить пожаром, или просто выбьют дверь. Мы обречены, – констатировала травница.
– Так просто они нас не получат, – усмехнулась Анна, и в ее зрачках вспыхнул огонь ненависти.
В ее голове медленно созревал план побега. Вся сложность была в том, чтобы спасти Марину, а не только себя.
– Что ты задумала? – попыталась выяснить подруга.
– Я планирую задать Смотрительнице пару вопросов. Они ей точно не понравятся.
Она прищурилась, просчитывая дальнейшие ходы, и спустив ноги на пол, взяла лист бумаги и, сняв крышку с чернильницы, обмакнула перо.
– Кому ты пишешь?
– Это не важно, – со стальным блеском в глазах отвечала дава.
Наскоро набросав текст письма, девушка схватила одну из свечей и отправилась на кухню, где принялась звенеть склянками и баночками.
– Готово, – злорадно улыбнулась она, возвратившись в спальню.
Сложив бумагу, Анна поместила ее в конверт, который немедленно запечатала.
– Посмотрим на ее реакцию.
Указав адрес и отправителя, дава преисполнилась решительности. Чтобы не обидеть Марину, мучающуюся от любопытства, последовало объяснение:
– Однажды ты показала мне одну увлекательную реакцию, и теперь я повторю ее.
Дава бросила взгляд на окно и привстала.
– Что там?
– Рассвет, – облегченно выдохнула девушка.
Марина тут же вскочила и убедилась в правдивости сказанного. Над горизонтом действительно появилась полоса света.
– Надо поспать хотя бы час, а потом собираемся.
Так и сделали.
И когда Ольга постучалась к ним, девушки уже не выглядели усталыми или измотанными бессонной ночью.
– Вас зовет Смотрительница, – сообщила она.
Выполнив поручение, женщина потеряла к ним всякий интерес и ушла.
– Не будем заставлять ее ждать? – уточнила Анна, следящая за тем, как посыльная пробирается между дюнами.
Марина нервно сглотнула и ответила утвердительным кивком.
– Отлично, – сообщила она всему миру, рывком захлопывая и запирая дверь.
Убежденная в своей правоте, Анна решительно выступила в сторону дома Смотрительницы. Травница семенила следом, опустив взгляд и вздрагивая от каждого шороха.
Карета все еще стояла перед входом, но багаж уже был полностью перенесен внутрь. Ступив на крыльцо, дава настойчиво постучала, и им отпер загорелый и обветренный Карен.
– Доброго утра, дамы, – прохрипел он и прокашлялся.
Он впустил их и устроился в кресле у камина, зажав мундштук дымящейся трубки во рту. К слову, здесь явственно чувствовался запах табака.
– Хозяйка просит вас обождать в гостиной, – выглянула Лиза, бывшая в добровольном служении у Смотрительницы.
Не только Ольга избрала путь молчаливого согласия. Мало кто мог позволить себе перечить старшей в деревне. Еще меньше было тех, кто подавал голос безнаказанно, и слабые давы старались, как могли, приспосабливаясь под суровые условия проживания и непререкаемую волю Смотрительницы.
Посетительницы были столь взволнованны, что даже не думали присесть на диван.
– Вы скоро уезжаете? – обратилась Анна к возничему.
– Как всегда. Завтра на заре.
Карен затянулся и выпустил струю дыма.
– Случайных попутчиков не беру, ты же знаешь. Только отмотавших срок.
– Я свободна, – холодно поправила его Анна.
Возничий лишь пожал плечами, поскольку его не волновали судьбы других людей. Позиция равнодушного обывателя надежно защищала его от профессионального выгорания.
– Идите за мной, – шепнула вновь появившаяся Лиза.
Служанка провела их в кабинет, где Смотрительница, стоя к ним боком, разбирала свои записи, разложенные на столешнице секретера. Высокая и невероятно худая дава была отринута собственным родом, чтобы сохранить столичную квоту. Они откупились от Круга, не рассматривая иные варианты, и обрекли ее на жизнь вдали от родной земли. Обученная прежней Смотрительницей, и привыкшая к тяготам и лишениям, она отдалась своему делу без остатка. Кроме работы у нее ничего не было.
Хозяйка дома повернула вытянутое лицо к вошедшим, и прекратила перебирать бумаги.
Почувствовав на себе ледяной бесчувственный взгляд, Марина мелко задрожала.
– Нам прислали новое распоряжение из Каристоля. Ознакомьтесь.
Сообщив об этом, словно сделав им одолжение, она сунула им в руки распечатанный пакет. Разумеется, в деревню прислали несколько распоряжений, объединенных одной бандеролью. Речь шла не только об экономии средств, но и, – в первую очередь, о дополнительной власти Смотрительницы, непосредственно контролирующей корреспонденцию.
Развернув официальное письмо, девушки прочли следующее:
«Составлено от имени председателя Круга Махаши из рода Маболо, направлено по запросу касательно «Марины» и «Анны».
Поручение.
Принимая во внимание достижение осужденными совершеннолетнего возраста, настоящим поручаю уполномоченной удаленного поселения для отбывающих наказание произвести необходимые действия по поиску субъектов для создания семей и их регистрации на территории удаленного поселения. Решение обжалованию не подлежит, и вступает в силу с момента ознакомления в пункте назначения.
Ответственную за выполнение поручения назначаю С. из рода К.»
В самом низу, как и положено, шла роспись председателя, перекрытая чернильной печатью с гербом рода Маболо.
Мгновенно нахмурившаяся Анна присмотрелась к письму. Руки девушки задрожали от гнева, в то время как Марина, зажав рот, издала пронзительный вскрик. Ее самые страшные опасения подтвердились.
– Без соплей, – не повышая голос, и, тем не менее, жестко пресекая всякие попытки разжалобить, произнесла Смотрительница.
Анна оторвалась от письма, которое прочла, по меньшей мере, восемь раз, вчитываясь в каждое слово.
– Здесь ошибка. Я не нарушала законов Каристоля. Мне не выносили приговора.
Дава тяжело дышала, удерживаясь от того, чтобы сорваться в крик.
– Меня это не касается.
– Я совершенно свободна в месте пребывания и своем выборе, – четко сообщила она, возвращая письмо.
– Решение принято и обжалованию не подлежит, – отчеканила ответственная.
– И все-таки, я хочу получить ответ из Каристоля исключительно на свое имя.
Анна протянула свое письмо, слегка наклонив голову и изучая Смотрительницу. Хозяйка дома взяла конверт и секунду, не более, равнодушно ознакомилась с адресом доставки.
– Твое право. Карен заберет его.
– Это означает, что я получаю отсрочку выполнения поручения, – не смотря на угнетающий страх перед авторитетом Смотрительницы, заметила Анна. – Кроме того, поскольку в письме указана не только я, но и Марина, отсрочка предоставляется нам обеим.
Смотрительница пронзила ее взглядом и будто неосознанно положила руку на Каф в виде дубинки, висевший у нее на поясе.
– Ставя под сомнение решения Каристоля, ты лишь ухудшаешь свое положение. На этом все.
Анна кивнула своим мыслям, не рассчитывая на другую реакцию. Поддерживая вцепившуюся в ее руку Марину, полностью раздавленную случившимся, подруги выбрались на свежий воздух. Не желая оставаться рядом с проклятым домом, они побрели от него прочь, куда их несли ноги.
Достав маленькое зеркальце, Анна подняла повязку, закрыв нижнюю половину лица, и пригладила непослушные волосы.
– Не оборачивайся, – прошептала она. – На балконе двое мужчин. Они следят за нами.
Вздрогнувшая Марина послушно склонила голову.
Только отойдя на достаточное расстояние и скрывшись за ближайшей дюной, Анна освободилась от объятий подруги и вскарабкалась по песчаному склону, ползя по стогу на животе. Приподнявшись на руках на самом верху, дава пристально всмотрелась в дым, исходящий из печной трубы дома Смотрительницы. Спустя считанные минуты его цвет изменился на темно-синий.
Съехав вниз, к ожидающей ее Марине, Анна резко выдохнула. Сжав кулаки, она сердито пнула ближайшую к ней торчащую из земли доску, тут же с хрустом сломавшуюся.
– Тварь! Теперь я точно знаю, что все наши письма были сожжены!
– Так значит… – проблеяла Марина, и побоялась закончить фразу.
Она закусила губу и с ужасом смотрела на охваченную яростью Анну.
– Отсрочки не будет, – прошипела дава, смачно сплюнула попавший в рот песок и вытерла губы рукавом.
