Читать книгу: «Межлуние. Том II», страница 2
– Если помнишь, я не отказывался от своей цели.
– Это мечта, – мягко, словно разговаривая с ребенком, но, не оскорбляя собеседника, произнесла девушка.
Она гладила его лицо ладонями.
– Мои девочки тоже не узнали бы меня сейчас, – вздохнула девушка. – Я… – она сглотнула и отвела взгляд. – Мне так хочется, чтобы все стало на свои места. И я не наивна. Я переросла желание вернуться. Это прошлое. Прости, однажды его надо отпустить.
– Что мне еще остается? Я борюсь за то, во что верю.
– А что ты предлагаешь мне? Ты помнишь?
– Да, я знаю, ты не сможешь вернуться в балет, – с горечью в голосе ответил он, оставаясь бесстрастным лицом. – Все деньги мира не погасят мой долг перед тобой. Ты пожертвовала ради меня своим талантом. На моих крыльях твои лебединые перья.
Это обстоятельство давило на него гораздо сильнее, чем собственные неудачи.
Они замолчали. Две искалеченные судьбы, поддерживающие друг друга.
– Есть надежда. Я тоже не мальчик, но эти деньги подлинные. Будут и еще.
– Ты…
Она взмахнула руками, не найдя слов, выражающих ее эмоций.
– Ради моей цели стоит рискнуть. Я уже не смогу отказаться от сделки. Либо я верну себе имя, либо, – он мотнул головой в сторону могил.
– Ты же не думаешь, что я потрачу их на твои похороны? – ее брови изогнулись вверх, а глаза лукаво сощурились.
Вдруг она осознала всю опасность его нового дела.
– Прости… Ты серьезно? Все настолько плохо?
– Таковы условия. Лучше рискнуть, чем остаться безымянным изгоем.
Он глубоко вдохнул.
– Я мало кому могу доверять.
– Вот почему ты встретился со мной?
Она прикоснулась к ключу, висящему на нашейной цепочке.
– Да, – признал он очевидную правду.
– Чем я могу тебе помочь? – тихо спросила девушка. – Тебе нужен Черный Лебедь?
– Без него ничего не получится, – с неохотой, тяжело обронил он.
– Pas de deux? – игриво прильнув к нему на мгновение, уточнила девушка.
Она тихо вздохнула, и, повинуясь порыву, они слились в долгом поцелуе.
Сложно передать ощущения, когда смотришь на джунгли с высоты птичьего полета. Еще труднее не отвлекаться на очертания купающихся в солнечном свете крон, виднеющихся сквозь легкий настил из палок под твоими ногами, и запоминать то, что говорит твой отец. Шаман рассказывал Тапиве о ритуале Красного Черепа, а она, тщательно растирая в ступке порошок, повторяла за ним слово в слово и боялась пропустить хотя бы одно из них, или заменить другим. Малейшая ошибка может привести к гибели обратившегося к Лунам, или бесплодности таинства. В лучшем случае ничего не произойдет. В худшем… В племени помнили песни о людях темнее угля, подчиняющихся Черному Древу. Людях, вызвавших гнев невидимых сил, таящихся в глубинах зарослей и избегающих яркого света. Тапива боялась умереть и превратиться в одного из них, скитаясь в безрадостном мраке, где нет светил и ярких красок.
Девушка поглаживала новые бусы, переливающиеся бледным светом под ее ладонью, – уже третьи, заслуженные упорным трудом. Ей нравилось учиться и добиваться результатов.
А где-то внизу к деревне приближались те, кого никто не ожидал здесь увидеть. Прорубаясь сквозь душные джунгли и обливаясь потом, несколько человек прокладывали себе путь. Они целенаправленно двигались к виднеющимся в просвете листвы хижинам на деревьях, и в их разговорах слышалось некоторое облегчение.
– Добрались?
– Я же обещал вам, сэр, – обернулся переводчик и проводник, отмахиваясь от мошкары.
– Генри, вы видите?
Тот к кому обратились, поправил очки и поднял голову, придерживая светлую шляпу из пробки.
– Ого, сколько домов! Они так высоко! Их не укачивает?
– Совершенно нет, сэр, – доложил переводчик, – они привыкают с детства. Самиру не живут на земле.
– Вот видите, доктор, а вы не хотели идти.
Генри кивнул.
– Мне показалось, они находятся слишком далеко… Не ожидал увидеть такую крупную деревню. Эй, Нао – обратился он к переводчику, – что дальше?
– Приготовьте подарки, и ни при каких обстоятельствах не делайте резких движений, и не кричите. Эти каннибалы могут вас убить, если почувствуют угрозу.
– Мы знали, на что шли, – усмехнулся он, – все ради того, чтобы испытать несравненное чувство никем неизведанного. Быть первым из белых людей в этих местах!
– Кристофер, лучше идите следом за мной, – предложил доктор.
– Еще чего! – воспротивился тот.
– Милорд, предложение вполне разумно, – вклинился в разговор подоспевший миссионер, осматривая окрестности с задумчивым видом.
– О, святой отец, и вы туда же!
Повернувшись спиной к своим спутникам, Кристофер поравнялся с переводчиком.
– Что поделать. Он любит рисковать, – вздохнул Генри.
– Пойдемте, друг мой. Не оставим же мы его на растерзание дикарям?
Улыбка осветила лицо доктора.
– Возможно, они съедят только его одного, а нас отпустят.
– Господа, я все слышу! – донеслось до них, и джентльмены рассмеялись.
Впрочем, в их голоса вкралась нота напряженности, вызванная ожиданием контакта. Цивилизация только прикоснулась к побережью Южного Полумесяца, и такие экспедиции позволяли узнать, что же скрывается вдали от возведенных колонистами фортов. Мода на все экзотичное всколыхнула Далон, и многие коллекционеры и состоятельные господа жаждали заполучить привезенную из-за морей диковину. Очень часто покупка совершалась теми, кто совершенно не понимал искусство или истинную ценность приобретаемой вещи. Кое-кому и вовсе хотелось окунуться в новый мир, манящий своей необычностью. Именно таким и был Кристофер. Его не интересовала выгода, и он искал только впечатления от путешествия.
Многие не разделяли его страсти. В первую очередь – его семья. Бриаты не привыкли рисковать своей жизнью и чаще всего предлагали эту роль кому-то не столь титулованному и обеспеченному.
То, что их заметили, они скорее почувствовали, чем осознали или увидели. За ними наблюдали. За каждым деревом мерещился смутный силуэт с копьем и по спине пробегал холодок. Никто не знал, чем закончится эта встреча, и кровь бурлила от смеси страха и щенячьего восторга.
С громкими предупреждающими криками и подняв луки, народ самиру преградил им путь. Резко натягивая тетиву с наложенной стрелой, они имитировали атаку. В глазах охотников можно было увидеть удивление и… такой же страх. Изображая агрессию, едва одетые охотники, держали дистанцию и не приближались к незнакомцам.
Переводчик начал подбирать слова, успокаивая племя, и по его сигналу Кристофер и Генри поднесли небольшие дары, задабривая хозяев этого леса. Оставаясь настороженными, охотники опустили оружие. То была проверка, являются ли вторгнувшиеся к ним чужаки врагами.
Бриатов и следовавших за ними нанятых носильщиков повели в деревню. Последнее слово оставалось за вождем самиру, и он долго выслушивал Нао.
– Они в первый раз видят белых людей, – объяснил он им. – Самиру верят, что бледные люди,… – Нао изобразил руками нечто непонятное и продолжил, – белый цвет, имеет отношение к смерти. Для них вы были призраками из безлуния.
– Любопытно, – прокомментировал Кристофер последнюю реплику переводчика и посмотрел на стоящего рядом с ним дикаря, уступающего ему ростом в полторы головы.
Смуглое обнаженное тело цвета горького шоколада давало очевидную подсказку: белый цвет встречается здесь крайне редко.
– Где разобьем лагерь?
– Вы можете достать палатки, но… Крепитесь духом, вам придется заночевать на дереве.
Эта перспектива не обрадовала джентльменов, однако какой у них был выбор? Они попали в самое сердце джунглей, куда не вела ни одна тропа, и тем более – дорога.
– С ними лучше не спорить, да? – уточнил миссионер.
– Преподобный Браун, здесь в каждой хижине хранятся несколько человеческих черепов. Думайте сами.
– Позвольте, мне только что пришел в голову вопрос, а сколько человек не вернулись из экспедиций?
– Почти все возвратились, – последовал жизнеутверждающий ответ. – Двое потерялись, но нашлись позже. Не беспокойтесь, с ними все в порядке. Пропали четверо эспаонцев и мы больше не слышали о них.
– Я узнаю об этом чертовски вовремя, – пробормотал милорд.
Тем временем, доктор Генри, воспользовавшись суматохой и отвлеченными разговорами, а также, не желая упускать высоко стоящее солнце, вооружился секстантом и пером. Он записал широту, на которой обнаружилась деревня, добавил несколько слов описания, и незаметно передал записку носильщику. Припасов было в обрез, и за белыми людьми должны были вернуться через неделю.
Повторно обмакнув перо в чернила, доктор раскрыл походный журнал и, улыбнувшись обступившим его любопытным дикарям, склонился над бумагой. Занятый работой, мужчина не заметил внимательный взгляд девушки, на чьей шее покачивались деревянные бусы. Это был особенный, понимающий взгляд, на который стоило обратить внимание.
Ссутулившись на краю отвесного берега и обхватив колени руками, Марина отрешенно смотрела на линию горизонта над морем. Тяжелые волны врывались в расщелину меж камней и с гудящим всплеском взметались ввысь пенными брызгами. Дава не обращала на них внимания. Ее волнистые блестящие волосы развевались на ветру, вызывая у расхаживающей поблизости подруги тихие вздохи зависти.
Памятуя о досаде матери за неженственные манеры дочки, засунув руки в карманы портов, Анна рассматривала гальдраставы под ногами. Вырезанные в скалах древние знаки несли в себе какое-то послание. Очень жаль, что никто не знал, как оно расшифровывается.
– Ты помнишь Каристоль?
– Смутно. Мы жили в пригороде.
Марина задумалась над ответом.
– Сколько тебе было?
– Мне исполнилось девять. Наверное… Я хорошо понимала происходящее.
– Ужасно, – выдохнула травница. – С каждым годом корни уходят все глубже… К переменам становится сложнее привыкнуть.
Перепрыгивающая по камням девушка, издали похожая на юношу, чувствовала настроение собеседницы, и не пыталась шутить. К сожалению, у всех появляются временные трудности, которые надо перетерпеть, и время от времени возникают идеи, которыми надо переболеть. Ограничение свободы воспринималось девушками по-разному. Скучающая по дому Марина погрузилась на самое дно уныния, где вяло барахталась, поднимая горький осадок. Ее подруга, напротив, смело смотрела в будущее. Она была уверена в своем возвращении к нормальной жизни, и при этом искренне желала матери здравия и долгих лет в подлунном мире.
– Я помню слезы Сестер, как прощалась с Родом, – всхлипнула Марина. – Я встречу совершеннолетие вдали от близких…
Анна с тревогой посмотрела в спину травнице. Эти слова напомнили ей самой о неизвестной сестре, погибшей от руки анонимного убийцы. Разлука, какая бы долгая она не была, не сравнится с потерей близкого человека.
– Это ужасно, – повторила несчастная дава.
– Ты вернешься к ним, – постаралась убедить ее Анна. – Представь, как они тебя встретят?!
Сидящая на берегу через силу улыбнулась, глубоко вздохнула и резко сменила тему, пытаясь отвлечься:
– Ольга говорила, что каждая дава, живущая здесь, принимает гейс.
– Она приняла обет из-за дочери.
– Думаешь, нам не станут их навязывать?
Анна по-мужски пожала плечами.
– Да какая разница? Временные запреты для изгнанниц.
Так и не найдя ключа к разгадке таинственных знаков, она позвала Марину.
– Пора возвращаться.
Травница неохотно выпрямилась и мелкими шажочками приблизилась к подруге. Девушки неторопливо направились в сторону видневшихся изломов темных крыш.
– Чем ты будешь заниматься? После того, как уедешь отсюда?
Анна с удовольствие отметила про себя перемену в интонации.
– Прекрасный вопрос. Знаешь, мне бы очень хотелось устроиться в мастерские.
– Погоди, но ведь Каристоль… Они запрещают…
– Ну, конечно! Но ведь никто не может помешать мне мечтать? Правильно?
Марина кивнула.
– Или, например, встретить статного кавалера, – с лукавой усмешкой предположила дава, поглядывая на спутницу.
– Как же прекрасно быть свободной, – протянула Марина. – У тебя миллион вариантов! Один лучше другого. Ни перед кем не отчитываешься, никому не докладываешь. Уходишь, когда пожелаешь, и возвращаешься, когда захочешь.
– Или не вернешься, потому что так решила, – поддержала Анна. – Представь, как мы бы сейчас прошлись по Неавской першпективе!
Они помолчали, думая о своем.
– Все равно, чем заниматься, – нарушила тишину травница. – Лишь бы не здесь.
– Не самое унылое место. Есть и похуже. Мне говорили, что есть тюрьма в горном ущелье, куда никогда не заглядывает солнце. Ее перестроили из замка горцев. Только Смотрительница и ее помощницы живут на самом верху, откуда виден свет. Там вечная тень, сырость и холод, пронизывающий до костей. Многие умирают от кашля или попросту замерзают за ночь.
Девушки ступили на тропинку, петляющую между дюнами. Из-под толстого слоя песка то и дело выглядывал какой-нибудь обломок доски или обтесанный конец бревна, выпавшего из венца. Неумолимый ветер незаметно заносил строения. Не успеешь заметить, и на крыше твоего дома целый бархан! Если же дюна приближается вплотную к стенам и наваливается сверху – пиши пропало. Под исполинским весом прогибаются балки, ломаются стропила и скрипит сруб. В одно мгновение все может рухнуть, и брошенные дома, стоявшие в ближайшем к морю ряду, пали первыми жертвами стихии.
Самое страшное произошло в тот день, когда песок добрался до кладбища. Пройдя по небольшому погосту, дюна перемолола оградки и подняла из стылой земли кости. С тех пор покойников хоронили в огне, а пепел или закладывали под валунами у скал, или, если не осталось родственников, развеивали над морем.
То и дело теряющаяся под наносами песка тропинка вывела к границе поселения, где им навстречу пробиралась Ольга.
– Девочки… – замялась женщина, отводя взгляд. – Я зашла к вам, когда вас не было. Аня, твоя мама…
Анна бросилась к дому. Марина едва успевала за подругой и догнала ее у входной двери. Ввалившись внутрь, дава с надеждой позвала:
– Ма-ам?
Вбежав на кухню, девушка упала на колени у лежащего на полу тела. Весь мир перевернулся перед ее глазами, и она отчаянно не хотела верить в произошедшее.
Потрясенная Марина застыла в проеме, мгновенно позабыв о своих неудачах и страхах, теперь казавшихся мелочными.
Ощущая душевную боль подруги, травница осмотрела кухню, ибо у нее не было сил смотреть на убитую горем Анну. Какое-то сомнение, сравни наваждению, коснулось ее сознания. Что-то не давало ей покоя. Что-то настораживало во всем произошедшем. Нет, не смерть, заглянувшая сюда, была причиной. Нечто иное.
Осматривая знакомую по каждому сучку, до последней царапины комнату, Марина заметила пустой пузырек, откатившийся в угол и застывший над щелью между половыми досками. Наклонившись, травница осмотрела его со всех сторон и осторожно понюхала.
– Аня, – позвала она, и было нечто такое в ее голосе, что та повернулась.
– Ты когда-нибудь видела его у матери?
Дава отрицательно мотнула головой – говорить она не могла.
Марина еще раз поднесла к носу пузырек и резко отстранилась. На ее лице застыла гримаса ужаса.
– Это яд, – прошептали ее побледневшие губы.
Девушки долго смотрели друг на друга, медленно приходя в себя от потрясения.
Человек в пальто рассматривал неприглядное здание перед собой. То был обычный кабак на одной из грязных улиц Девятипалово. Хотя назвать улицами сеть изломанных проездов, протискивающихся между накренившимися в разные стороны домами нельзя в полном понимании этого слова. Прорезающие в разных направлениях печально известный злачный район, они выходили к порту, заболоченной пойме и складскому кварталу. Зажатый между естественными преградами к росту, находящийся на отшибе, район был внебрачным уродливым ребенком, от которого поспешно отказался город.
Его словно не замечали. О нем старались не говорить. Воспринимали как ужасную опухоль, что нельзя отрезать. Приходить сюда считалось рискованным мероприятием. Оставаться на ночь было смертельно опасно. Это было дно, отхожая яма, куда рано или поздно стекались все отбросы общества. Они боролись здесь за выживание, и те, кто смог остаться на ногах, становились самыми отъявленными мерзавцами и негодяями.
Человек в пальто не был порождением этого ужасающего места. Однако, ему пришлось попасть сюда. Он не только выжил. Более того, поднялся с колен. Увы, на пути к нормальной жизни ему приходилось пройти через все неизбежные испытания пристанища изгоев, убийц, насильников, проституток и бандитов. Здесь не важно, как сильно ты бьешь. Гораздо важнее уметь подниматься после полученных ударов. В этом горниле беззакония закалялся характер. Выплавлялась и выковывалась стальная воля.
Молить о помощи равносильно просьбе о милосердном уходе в безлуние. Жалеть себя не имеет смысла. Прошлые неудачи нужно забыть, будто скинув с плеча мешок с песком, иначе они погрузят тебя в зловонную жижу сточных вод еще глубже. Вот что он понял, попав в эту топь разврата и беззакония, само существование которой бросало вызов Лунам, Ликам и прочей святой дребедени. Он больше не верил в мистические символы и тайные ритуалы. Признавая могущество дав, человек в пальто опирался на достоверные сведения. Его заставили поверить. В конечном счете, именно из-за проклятия, наведенного сглаза, его вышвырнули из сверкающего шиком светского бомонда. С тех пор он презирал дав, уважая их способности. Вероломная хитрость и грубая сила правили балом Петра. Он не подал виду, но внутри него, рядом с огнем надежды, тлел уголек мести. Как же ему хотелось вернуть себе имя! Как мучительна мысль о появившейся возможности отплатить за унижение!
О нет, демоны не появляются просто так. Иногда они живут в тебе, пока однажды обстоятельства не позволяют им вырваться наружу. Иногда их создаешь сам. Постепенно растишь, словно детей, мечтающих пожрать тебя в ночи. Иногда они являются миру как орудие возмездия, как ответ тирану, возомнившему себя неприкосновенным. Они приходят, словно из ниоткуда, но если разобраться, и вытянуть на свет их прошлое, оно пугает тебя больше чем любые угрозы. Узнав о заказе, он пришел именно из-за этой возможности отомстить. Какая ирония. Ковен сам создал условия для появления такого человека, как он. Человека, которому поручил ослабить себя. Теперь ему предстоит доказать, сможет ли он быть тем самым проклятием, что обрушит их жизни во мрак отчаяния, где безлуние кажется единственным способом избавления от страданий?
Обходя лужи и комки навоза, он вдыхал зловоние, доносящееся со всех сторон. К нему он привык. Оно словно было приветствием этого королевства нищих, обращенным к блудному сыну.
Для вечерних драк еще было слишком рано, однако в открытой двери угадывался массивный силуэт вышибалы.
– Игорь, – кивнул человек в плаще, снимая шляпу.
Тот посторонился, освобождая проход. Здесь его еще помнили.
Мужчина прошел к барной стойке и скинул головной убор, освободив пальцы. Простая мера предосторожности, не более того.
– Водки? – тут же спросил хозяин заведения.
– Мух не ловлю, – отозвался посетитель.
– Привычка, – пожал плечами собеседник, – что привело ко мне Железные Кулаки?
– Ты же знаешь, Влад, мне не нравится эта кличка.
Толстый владелец кабака вытер руки полотенцем.
– Она принесла тебе славу.
Человек в пальто кивнул, соглашаясь.
– А теперь к делу. У тебя еще работает этот верзила?
На стойку легло несколько мятых ассигнаций. Давать недавно полученные, чистенькие, было бы слишком опрометчиво. Могут появиться вопросы. Они, как резкая вонь от разложения, привлекут ворон. Кружащаяся стая обратит на себя внимание падальщиков покрупнее.
Хозяин ухмыльнулся.
– Чертов пьяница, но когда он трезв и в кольчуге, его обходят стороной. – Он обернулся и крикнул куда-то внутрь кабака: – Никола!
Какое-то время была тишина, а затем из темноты выглянул рослый бородач в просторной рубахе.
– Звали? – спросил он низким голосом.
– Да, дело к тебе есть. Идите в подсобку, – распорядился хозяин.
Мужчины прошли в захламленную комнату, заставленную ящиками. Массивный вышибала присел на бочонок, поджав ноги и сложив на коленях тяжелые руки. Темные волосы, покрывающие их, не могли скрыть многочисленные шрамы.
Человек в пальто закрыл за собой дверь, и они остались в пыльном полумраке, разрезаемом тонкими полосами света, просачивающегося меж напольных досок второго этажа. У визитера не было ни малейшего желания опуститься на ящик или прислониться к стене.
– Как жизнь?
– Бывало лучше.
– Тебе я больше известен под прозвищем Барин. Что ты можешь сказать о моем слове?
Никола молчал несколько секунд.
– Ты не обманываешь.
– Так вот, я предлагаю тебе сделку. Ты сможешь безбедно прожить до старости, если окажешь мне услугу. Никого калечить не придется. Только нести на спине груз две сотни шагов.
Никола нахмурился, погладил бороду и изрек:
– Какой?
– Двенадцать пудов стали.
Он кивнул.
– На арене я носил якорь. Двадцать пять пудов.
Человек в пальто выдержал паузу.
– Есть одно условие. Если ты дашь свое согласие, отказаться не получится.
Никола медленно повернул к нему свою голову. Он как медведь, был до поры обманчиво медлительным.
– Лучше так, чем гнить заживо.
Вышибала подумал еще и добавил:
– Я согласен.
– Я не пожимаю рук, ты знаешь. Я даю тебе свое слово, ты получишь обещанное мной.
Странные бледные люди, покрывающие кожу тканью, покидали деревню, и собравшиеся племя смотрело им вслед, пока джунгли не поглотили силуэты уходящих бриатов. Некоторые самиру рассматривали оставленные им на прощание подарки, обсуждали, как использовать дары, и делились впечатлениями последних дней. Никто, включая вождя или шамана, не смог истолковать причину, по которой они появились здесь и так же бесследно исчезли.
Древо не давало подсказки, а жизненный опыт стариков оказался бесполезным. Ничего подобного не происходило раньше, и не понятно, повторится ли такой визит. Зачем им приходить к самиру, если они не собирались торговать и не искали себе жену?
Такое количество сложных вопросов прежде не возникало перед ними. Многие положились на вождя, предпочитая вернуться к прежним занятиям. Пожалуй, это был наилучший вариант.
Самиру неторопливо расходились по сторонам, и предоставленная сама себе Тапива, разлеглась на наклоненном стволе пальмы и беззаботно свесила руку, дразня тявкающего щенка. Ее отец хотел поразмыслить, и терпкий запах табака, разносящийся по ветру, говорил о том, что он зажег выменную у бледных людей курительную трубку.
Из плотных темно-зеленых зарослей, окружающих деревню, долетел резкий звук выстрела. Девушка насторожилась, но она уже видела в действии оружие визитеров. Возможно, их запасы провианта истощились, и они добыли себе дичь, – думала она.
Почти одновременно грянуло еще два щелчка с другой стороны, и с ветвей снялась стая испуганных птиц.
Тапива рывком села, сжав коленями ствол, и упершись в него обеими руками, завертела головой. У края деревни началось какое-то движение, и послышались пронзительные крики. Как завороженная, девушка смотрела на мелькающие в траве темные фигуры, приближающиеся к поселению самиру. Не останавливаясь ни на минуту, они ворвались в деревню и принялись хватать разбегающихся во все стороны жителей. Пойманным тут же связывали руки, и одевали ошейник, а сопротивляющихся немедленно избивали.
Один из моментов этого кошмара особенно ярко запомнился Тапиве. Молодой охотник успел выпустить стрелу, ранив врага, но тут же рухнул навзничь, остановленный меткой пулей.
Вскрикнув, будто это попали в нее, и, спрыгнув на землю, девушка побежала к своему дому. Она не до конца понимала, что происходит позади нее, но боялась услышать рукотворный гром, почувствовать горячую струю вонючего дыма, и раскаленный металл, впивающийся в спину.
Тапива не была одинока в своем бегстве. Едва живые от страха, многие самиру бросились в джунгли. Кое-кто надеялся сбежать на лодках, однако большая часть все-таки искала спасение в густых зарослях. Каково же было их удивление, когда прямо из земли взметнулась поднятая сеть, и из засады на них накинулись темные, почти черные представители племени нирей.
Их мгновенно окружили и сбили с ног. Кто-то грубо заломил Тапиве руку, и она с ужасом закричала. Через мгновение ее связали, а горло сдавил ошейник. Та же судьба постигла остальных пленников.
– Сюда, – поторапливал верзила двух головорезов, следующих за ним.
Они подбежали к сухому дереву, на котором был сооружен дом Тапивы.
– Это он! – осмотревшись и сверившись с клочком засаленной бумаги, заявил верзила, и трое мужчин принялись рубить ствол. С каждым ударом звенящего топора, вонзающегося острым лезвием в неподатливую древесину, девушка непроизвольно вздрагивала.
В обители шамана мелькнула красная вспышка и в сердце Тапивы появилась надежда. Ее отец обязательно успеет провести ритуал, и захватчики получат по заслугам.
Через многочисленные щели хижины замелькал красный свет. С каждым мгновением, наливаясь силой, он стал пульсировать, будто живой, наполняя мрак под крышей.
– Быстрее! – прохрипел верзила, с отчаянием всаживая топор.
Загнав орудие лесоруба глубже прежнего, ему пришлось навалиться всем весом, раскачивая рукоять, чтобы высвободить лезвие.
Стук топоров не смолкал, истязая Тапиву. Ее сердце бешено колотилось в груди, и она тянулась к отцу, не зная, как ему помочь. Мучительная беспомощность подрывала желание бороться, и только надежда на отца еще удерживала на краю пропасти отчаяния.
Хижина погрузилась во тьму, но лишь затем, чтобы в ней затеплилось, уже не угасая, багровое сияние.
Один из подручных верзилы уронил топор и со стоном схватился за голову. Его соратники остановились и вновь принялись за рубку, заработав быстрее прежнего. Тем временем несчастный издал нечеловеческий вопль и скорчился на земле, катаясь по траве и продолжая обхватывать свою голову. Пылающие алым кости проглядывали сквозь плоть и приносили ему неописуемые страдания.
Вздрогнув всем телом и задохнувшись от ужаса, верзила обратил внимание на свои руки, сжимавшие рукоять топора. Сквозь темную кожу начали проглядывать первые пятна света.
Нанеся два чудовищных по силе удара, он согнулся пополам и взвыл, прижав к телу ладони.
Не успела Тапива насладиться его болью, как раздался громкий треск. Лишившись необходимой прочности, сухая древесина надломилась и хижина покачнулась. Оцепеневшая и боящаяся вздохнуть девушка увидела, как надломился ствол, и ее дом, из которого так и не успел выбраться отец, накренился, отчего вниз посыпался мусор, и сорвались несколько вязанок, покрывающих крышу. Спустя один удар сердца, цепляя раскидистую листву соседних пальм, и распадаясь в воздухе на куски, хижина с хрустом рухнула на землю. Шум падения не смог заглушить пронзительный крик осиротившей Тапивы.
Одна из женщин прижала к себе девушку и закрыла ее рот рукой.
Вмиг выздоровевший верзила вскочил на ноги и с ликованием грязно выругался, сделав неприличный жест в сторону обломков, под которыми покоился шаман. После чего он наклонился над мертвым телом, все еще закрывавшем ладонями лицо.
– Соберите всех в одном месте! – скомандовал он и направился к центру деревни.
Дожидаясь, пока выживших самиру сгонят на поляну, верзила утирал пот, струящийся по голому торсу и ругался вполголоса.
– Это все, – произнес один из нирей, бросив к остальным избитого юношу.
– Обыщите хибары. Стариков кончайте на месте.
Верзила брезгливо осмотрел сидящих на земле пленников и задал волновавший его вопрос:
– Кто у вас король?
Самиру переглянулись, но никто не проронил ни слова.
– У вас был главный. Вождь. Где он?
– Вот он! – воскликнул стоящий неподалеку нирей, оставшийся охранять связанных самиру, и указал на него пальцем.
– Тащи его сюда! – прорычал верзила.
Приказ был немедленно исполнен. Прикрикивая и подкрепляя свои слова палкой, нирей вытащил вождя племени из плотных рядов и подвел к своему командиру.
Верзиле хватило лишь одного взгляда на прическу пленника, чтобы согласиться с выводом подчиненного. Выхватив из-за широкого пояса пистолет, он выстрелил в упор. Смерть наступила мгновенно.
– Теперь ваш король я.
Украдкой поглядывая на вооруженных бойцов, пытаясь не шуметь и не делать резких движений, Тапива медленно стянула нашейные бусы и обернула их вокруг бедра под юбкой. Она очень быстро поняла, что лучше не привлекать к себе внимания. Девушка сбросила с кисти браслет синего стекла – подарок одного из бледных людей и, стиснув зубы, затаила гнев. Сердито сморгнув слезы, дочь шамана пообещала себе вернуться к Черному Древу и жестоко отомстить обидчикам.
Найдя, как ей показалось, наиболее подходящее место для глиняной урны с прахом, Анна опустилась на колени и несколько минут держала в руках асун, слегка поглаживая гладкую поверхность. Стоящая в двух шагах позади нее Марина не вмешивалась в прощание и держала черный венок, вырывающийся из пальцев при каждом порыве ветра.
– Здесь заканчивается твой земной путь. Пусть тебе светят Луны, а земля будет пухом, – прошептала Анна.
Установив урну между валунами, она принялась укладывать камни, возводя маленькую стену, ограждающую прах от стихии и дикого зверя. Управившись с этим, дава встала и отступила назад. Подошла очередь Марины, установившей венок. Ей пришлось прижать его булыжником, иначе он бы обязательно упал.
Отдав дань почтения, Анна первой нарушила молчание:
– Не хочу здесь задерживаться.
Они отвернулись от скал и принялись отыскивать тропу.
– Нам надо решить, что делать дальше, – предложила дава.
– У меня есть подозрения, но я не знаю, как их превратить в доказательства.
Анна кивнула. Ее плотно сжатые побелевшие губы выдавали внутреннюю боль.
– Поделись со мной.
– Надеюсь, ты не станешь поддаваться эмоциям, – неуверенно начала Марина. – Такие пузырьки я видела только у Смотрительницы. Судя по ноте миндаля, этот яд привезен из Ланжи.
– В Каристоле другие ноты?
– Конечно. Чаще всего там северные ингредиенты или составы.
– Да, этого не достаточно для обвинений. К сожалению, мы не сможем обыскать ее дом.
Травница облегченно вздохнула. Она боялась, что Анна может сорваться и совершить какую-нибудь глупость. Например – пробраться ночью для тайного обыска.
– Пожалуйста, не давай ей повод. Ладно?
– Я же не дура!
Они замолчали. Прошло несколько минут, прежде чем Анна вернулась к разговору.
– Если допустить, что это не Смотрительница? Имеется ли мотив у Ольги?
– Сомневаюсь, – протянула Марина. – Только если на нее надавила Смотрительница.
Девушки обдумали такое предположение.
– Ради благополучия дочери… Да, Ольга могла согласиться… Знаешь, чем больше я ломаю над этим голову, тем больше сомневаюсь. Почему яд? Он совершенно не вписывается в нашу жизнь.
Их рассуждения были прерваны позвякиванием упряжи и лошадиным храпом. Раскачиваясь на ухабах и поскрипывая, к ним сзади приблизилась карета.
