Читать книгу: «А если снова с чистого листа», страница 8
Вообще с Вадимом Альбина чувствовала себя молодой: лёгкий бег, плаванье наперегонки, пикировка, разговоры о спорте, автомобилях и даже о моде. Она уже кое-что знала о нём, не выспрашивая, а вылавливая отдельные факты из разговоров. Он на три года моложе, недавно овдовел, детей нет. Вроде, всё прекрасно, и есть надежда на серьёзные отношения, но вот не цепляет. Бывает такое, что всем хорош ухажёр, но не то, что бабочки в животе не порхают, но и все предыдущие жизненные циклы этих бабочек отсутствуют: куколки не сворачиваются, да что там, даже гусеницы не ползают. Видно, предыдущие бабочки яйца не отложили. И как-то на работе, стоя в резиновых сапогах над душой сантехников, которые устраняли потоп из канализации в подвале пятиэтажки на улице Горького, и прикрывая нос медицинской маской, она стала анализировать, где же происходит разлом в их отношениях. Он сразу заявил о серьёзности намерений, намекнув, что пятнадцать лет состоял в стабильном браке и не хотел бы сменить образ жизни, заводя временные связи. Впрочем, он сказал это после того, как Альбина отбила его поползновения, так что заявку эту можно всерьёз не воспринимать. Вадим с первого визита стал налаживать контакт с детьми, и это ему удалось, хотя… а вот здесь первое но! Он отделял Игоря от её родных детей. То есть возможно, что планы у него по отношению к ней серьёзные, но принять Альбину он готов с её приплодом, но не с теми, кого она взяла под опеку. А она фактически усыновила няньку Варю, скрывающуюся за забором от буйного мужа, бабку Мафусаиловну, скрывающуюся здесь от самостоятельной жизни и расходов на неё, и Игоря, которого не смог обеспечить его блудный папаша. Игоря она давно считает родным и не отделяет от Ильи и Инны, Варю жалеет за её безволие и ценит за помощь, от бабки с удовольствием бы избавилась, но даже она воспринимается ею как родная, а Вадим чужой. И, стоя в подвале по щиколотку в дерьме, она поняла, что её планы на Вадима – дерьмовые. Надо их аннулировать!
Мысли материальны. Стоило проанализировать окружение, как оно стало рушиться. В этот же день, вернувшись с работы, Альбина сразу пошла в дворовую душевую кабинку, крикнув Варе, чтобы та принесла ей халат и полотенце и запустила одежду в стиральную машину с особо пахучим порошком. А она протарахтела взволнованно под дверью, что слегла Анисья Памфиловна. Впоследствии с этого момента Альбина отсчитывала новую страницу своей жизни. А сразу она не придала этому маломальского значения, слишком привыкли все к бабкиным причитаниям о близкой кончине. Но, конечно, пошла её навестить и сморщилась от смрада в заваленной всяческим барахлом комнате. И опыт работы в богадельне, увы, навёл её на мысль, что, судя по её состоянию, Памфиловне Мафусаилов век не дан. Пришлось вызвать скорую помощь.
Скорая приехала лишь через час. Пожилая фельдшерица отмахнулась от Альбининых извинений по поводу бардака в жилище:
– Я медик, мне эти старческие помойки не в диковинку. Синдром Плюшкина, или, как сейчас модно всё на английский переводить, хардинг. У вас ещё есть, куда бабку отселить. А сколько семей, которые с ними за этот мусор ежедневно сражаются! Обирается она уже. В течение часа отойдёт. Я бы ничего делать не стала, но для вашего спокойствия один укол впорю. Но это чтобы не сказали, что вы ей медицинскую помощь не оказывали. Вы больше нас не вызывайте, и полицию не надо, я им сообщу, сразу ритуальную набирайте.
Альбина проводила медичку до ворот и зашла в дом, чтобы переодеться. Посидела минут сорок, приняла последний вздох, отправила тело в морг и взялась за разбор завалов. Позже, уложив детей, к ней присоединилась Варя.
– Померла баба Ниса? – деловито спрашивает за завтраком Инна.
– С чего ты взяла?
– Баба Ниса сказала, когда мы из парка пришли. Завтра, сказала, помру.
Ого, это значит, позавчера. Знала или как всегда актёрствовала? А если всерьёз смерть чувствовала, почему не сказала ей или Варе, а вывалила на ребёнка? Ребёнок, впрочем, слишком мал, чтобы прочувствовать серьёзность момента, зато желает новых впечатлений:
– Мама, а ты нас на кладбище возьмешь, чтобы бабу Нису закопать?
– Нет, детям нельзя на кладбище.
– Жалко, – вздыхает она. – Баба Ниса сказала, у них там в Пружинске черти по кладбищу летают.
Не выпрашивает на удивление, обычно она отказ с первого раза не принимает. Но понятно, почему: ей есть сегодня чем поделиться с группой детского сада, маленькой сплетнице и фантазёрке. И Альбина честно предупреждает воспитательницу, что сегодня они все наслушаются историй о смерти, закопанных бабках и летающих чертях.
Ещё она звонит в Пружинск по номеру, оставленному бабкой год назад, сразу по прибытию.
– Неужели померла? – радостно удивляется абонент Валерий. – Ну, Мафусаиловна, обещала помереть в ближайший вторник тридцать восемь лет назад, а дожила всего до девяносто одного года! Да не племянник я, муж троюродной племянницы, но душеприказчик. Должен теперь от вас это ценное тело доставить на наше кладбище и похоронить между мужем и сыном. Привезёте, даже так? Ну и отлично!
Он излагает все наказы бабки на случай её кончины, и они договариваются выполнить их все, хоть на два города это весьма неудобно. Заскочив домой в обеденный перерыв, Альбина столкнулась у калитки с атакующими Варю двумя бабками и одной тёткой помоложе, настроенными весьма решительно. Альбина сразу догадывается, кто они, и отвечает на невысказанные претензии:
– Это с вами Анисья Памфиловна в баню ходила по субботам? Хотите проводить в последний путь? Нет, с катафалком поехать не получится, она пожелала, чтобы её тело постояло в родном доме. Её отвезут накануне, но на следующее утро я поеду и могу захватить вас с собой.
Это были самые эксцентричные похороны, которые можно было придумать только сценаристу юмористических концертов. Альбина подвезла бабкиных приятельниц к дому, зашла лишь на минуточку, познакомилась с Валерием, кругленьким пожилым мужичком с улыбающимся не по событию лицом и шепнула ему, что отъедет на часок на кладбище, чтобы навестить своих родителей. Вернулась она уже к выносу.
Когда Альбина подошла к могиле, чтобы бросить горсть земли, она случайно наткнулась взглядом на памятник за оградой. Знакомое лицо. Славка Веневитинов, ну и дела! Отошла в сторону и стала разглядывать ближайшие могилы. Мафусаиловну закопали в огражденном клочке земли, где покоились муж и сын, и в соседней ограде тоже все Веневитиновы, скорее всего, родственники. А вот по другую сторону длиннющая ограда, за которой в ряд шесть могил Поповых, и среди них один Веневитинов, её бывший фиктивный муж. Эх, и спросить не у кого, она ни с кем не успела познакомиться кроме Валерия, а он в хлопотах.
Поминки ему пришлось организовать в доме покойной, как того потребовала она, но угощенье, в основном, было заказано в ресторане, только кое-какие блюда принесли родственницы, тоже по заявке покойной. Началось застолье стандартно, но после второй рюмки за большущим столом то и дело стали вспыхивать смешки. Начал веселье интеллигентного вида старичок, который взял слово вторым после Валерия:
– Наша Анисья была оригиналка в жизни, но и с собственной смертью всех переплюнула. Какая эклектика! Ну где бы вы ещё увидели и священника с кадилом, и духовой оркестр!
– Всё по заказу, ни в чём не нарушил волю покойной, – сиял Валерий.
Альбина ждала, что мужиков за нарушение протокола окоротят бабки, но те одобрительно закивали головами, а одна откровенно хихикнула:
– Сплоховала Памфиловна, надо было ещё солдатиков заказать, чтобы над могилкой стрельнули!
Бабки опять закивали, да ещё и расцвели улыбками. Одна спросила:
– Валера, ты в смету-то уложился? Или скинемся по-родственному, чай, не впервой?
– Всё нормально, на сороковины приходите, и на полгода, и на год помянем. Мне ещё с Альбиной рассчитаться, скажите, сколько потратили.
– Да ладно, – отмахнулась она. – Анисья Памфиловна мне больше года мозги сушила, что же я, на гроб ей пожалею?
– А как она к вам попала, вы же ей и вовсе не родня?
– Мы с Димой жильём поменялись, вот вместе с домом она мне и досталась. Он сказал, что вывести его из него можно только вместе с тараканами: отключить отопление и уехать на зиму.
Родня закатилась смехом. Утятинская подруга покойной поджала губы:
– Как же, Анисья говорила, что вы её родная внучка.
– Ага, – кивнула Альбина. – Ко мне на днях ухажёр прибился, гостил он в доме, где я ремонт делала. Она сразу его родным признала и всё расспрашивала, как ей удобнее до его новогорской квартиры доехать.
– Узнаю тётю Нису, – под смех родни воскликнул Валерий. – Умела покойница уклоняться от расходов!
– У неё была очень приличная пенсия, – возразила Альбинина землячка.
– Точно, приличная, – фыркнула молодая девушка, единственная представительница молодёжи на этой тризне. – Приличная и такая стеснительная, что её никто не видел. Последний год вообще в другом городе жила, а пенсия здесь на книжечку капала.
– А где же она деньги брала?
«Да у того, у кого жила!», «А ещё говорила соседям, что голодом её морят». – кидали реплики родственники. В ходе разговора выяснилось, что именно так и было: Мафусаиловна еженедельно получала от Альбины двести рублей на баню, а потом просила товарок доплатить ей на билет, который стоил шестьдесят рублей. Все сгорали от любопытства, сколько накопила эта старая хитрованка и кому завещала свои богатства. И ещё немало дивились тому, что на жизнь бабка старалась не тратиться, а на смерть очень щедро оставила.
Под конец Валерий заявил, что имеет заявление. Ему как душеприказчику было покойной поручено зачитать сразу после похорон завещание, которое вступит в силу через полгода. И зачитал. После чтения все смешки прекратились, и родственники зло насупились. Оставила она свои богатства, а именно дом с приусадебным участком в Пружинске, однокомнатную квартиру там же и счёт в сбербанке внуку своего двоюродного брата Дмитрию Михайловичу Веневитинову. Имелось также дополнение к завещанию, по которому распределялись определённые суммы между прочими родственниками, и его было указано озвучить на сороковинах.
Когда гости услышали, что завещание было составлено почти пять лет назад, все взволнованно загудели, что не может быть этот документ последним, бабка ходила к нотариусу чуть ли не чаще, чем в баню.
Отдать должное утятинским подружкам Анисьи Памфиловны: на обратном пути они перед Альбиной извинились, что поверили старой карге. И по городу потом много делились впечатлениями о жизни и смерти старой Мафусаиловны.
При очередной видеосвязи Альбина рассказала Диме о грядущем наследстве, но сочла необходимым предположить, что слишком хитро издевалась над роднёй старуха, чтобы поступить так просто с наследством, и от неё после смерти следует ожидать ещё какого-нибудь издевательства. Но Дима был в эйфории: ну, выплатит какую-то часть другим, даже всё выплатит, но недвижимость-то денег стоит! И всё равно Альбина продолжала уговаривать его не спешить возвращаться на родину, в наследство ведь вступать только через полгода.
Дима приехал в Утятин через две недели после этого разговора, свалился как снег на голову. И приехал с невестой, красивой, очень скованной в поведении женщиной лет под сорок. Не предупредил, просто однажды в полдень у ворот остановилось такси, и из него вышла эта пара, сгрузив кучу сумок и чемоданов на тротуар. Ребятишки Диме обрадовались очень, он им тоже. Завалил подарками, таскал на руках, играл. А невеста Ольга повела себя точь-в точь как Вадим: сюсюкала с Игорьком и игнорировала Альбининых детей. Её игнор, конечно, был детям по барабану, а вот по поводу подарков возмутилась Инна:
– Ни фига себе у тебя игрушечек, Игорёшечка!
– На, Инна, – сразу стал отпихивать подарки будущей мачехи совсем не жадный Игорь.
– И мои на, – вздохнул Илья.
– А давай они все будут общие, – предложила Инна.
– Давай, – согласились простодушные братья, хотя, будь они чуть хитрее, сообразили бы, что в результате у горы игрушек будет одна хозяйка, которая с неохотой будет выдавать им по одной штуке. Кончилось всё большой дракой, потому что мальчики, получив в руки по маленькой куколке, пришли в недоумение, во что тут играть. И придумали: залезли в «пещеру» под стол и сыграли в дикарей-людоедов, погрызя у кукол ноги и носы. Дима давился хохотом, расставляя их потом по углам:
– Сюда людоеды, сюда драчунья!
А ещё через пару дней, вернувшись с работы позже обычного из-за очередного сантехнического коллапса, Альбина не обнаружила дома Варю.
– Вы что, её в магазин отправили? Ей же нельзя на улицу выходить, её муж бывший пасёт!
– Я её выгнала, – холодно заявила Ольга.
Дима при этом стыдливо молчал. У Альбины не в обычае скандалить, поэтому она вкрадчиво спросила:
– Дима, ты что, к Варе приставал? А твоя невеста за это её выгнала? Из моего покуда дома, Дима! А давай-ка я вас обоих отсюда к чёртовой матери отправлю?
– Аль, – жалобно протянул он.
– Оба нафиг!
Телефон Вари недоступен. Она позвонила по нескольким номерам общих знакомых, но ни с кем из них Варя не связывалась. Альбина, уже срываясь на истерику, набрала номер знакомого полицейского и попросила выяснить, где этот психопат, и не случилось ли чего с её нянькой. Спасибо, он не послал её по известному адресу, а сообщил, что как раз сейчас дежурит и доедет до Ветошников, чтобы узнать, дома ли Варин бывший муж. И уже через сорок минут доложил, что психа повязали, а Варю перевязали, и, если она не возражает, докинут дежурной машиной до ворот вместе с вещами.
Плачущую Варю пришлось уговаривать, чтобы она вышла из машины. Видно, очень зло гнала Ольга соперницу из дома.
– В бабкину квартиру пойдёшь?
Нянька облегчённо закивала головой. Полицейские затащили вещи во двор и клятвенно пообещали, что злодей теперь не скоро выйдет на свободу.
Назавтра Ольга затеяла разговор:
– Я знаю, что формально этот дом принадлежит вам, – надменно произнесла она. – Лично я тоже не в восторге от нашего совместного проживания. Поэтому я подобрала двухкомнатную квартиру в Новогорске. Вот…
Альбина полистала документы в планшете на эту маломерку в пригороде:
– А от меня вы что хотите?
– Перебирайтесь!
У Альбины лопнула вся её выдержка:
– Дима, ты специально поручил вести переговоры с этой дурой, чтобы у меня терпение лопнуло, и я уступила или прибила бы её насмерть, чтобы тебе жениться не пришлось?
Ольга действительно брала её измором. Она так старательно разделяла детишек, что Альбина как-то не выдержала, и высказала Инне, что не папа им Дима, а отец крёстный. Девочке это почему-то понравилось, она побежала к нему и попросила:
– Отец крёстный, почини велосипед!
Он обиделся до слёз. В общем, очень напряжённая обстановка сложилась в доныне мирном доме.
А на следующий день приехал Гена.
Когда он вошёл во двор, у Альбины засбоило сердце. Её корпусный босс уменьшился вдвое. Сильно похудел, отчего резко обозначились морщины на лице и шее, но главное – взгляд изменился. Он всегда излучал уверенность, в нём чувствовалась сила и умение доминировать. А сейчас он был какой-то погасший. Альбина, вовсе уже решившая, что их связь в прошлом, только что не заголосила над Геной. Кинулась к нему, обняла. Почувствовав ответное объятие, сдержалась от слёз, но спросила:
– Что с тобой, Гена? Ты болеешь?
– Не волнуйся, Аль, уже всё нормально.
Хорошо, что он зашёл, когда дома были только она с Варей. Дима детей в областной центр в кукольный театр повёз, и Ольга, естественно, с ним. Нормально они поговорили. Весной, когда Гена долго ей не звонил, он с инфарктом в больнице лежал. Было ещё что-то, о чём он сказать не хотел, и Альбина не стала выпытывать. Потом уже, несколько дней спустя, спросила, не связаны ли его волнения с денежными потерями. Он, видно, колебался, но всё-таки ответил, что отчасти да. Больше ни о чём она спрашивать не стала.
Проживание такой разношёрстной компании в одном доме было нелёгким, и Гена через несколько дней собрался домой. Она не стала возражать, но заявила, что за руль его не пустит и сама отвезёт в Новогорск. Это удивительно, как он сюда решился ехать.
Альбина вывела машину за ворота и вернулась в дом. Она поглядела на его обитателей и сказала:
– Слушать всем сюда! Уезжаю не неопределённое время. За старшего тут Варя, в моё отсутствие она за хозяйку. Дети, слушаться беспрекословно! Взрослые, будьте как дома, но не забывайте, что вы в гостях! Дима, если ты позволишь своей невесте обидеть Варю ещё раз, я тебе третьего предательства не прощу!
Уже на полпути Гене стало плохо. Альбина остановилась, дала ему таблетку, покопалась в его бумагах и телефоне и позвонила лечащему врачу. Он сказал, что ждать скорую бессмысленно, она довезёт больного всё равно быстрей.
Никогда в жизни Альбина так не гнала, тем более, на незнакомом авто. Въехала она во двор областной клинической больницы, имея на хвосте патрульную машину. К счастью, врач встречал их на пандусе. Полицейские даже помогли вытащить из машины Геннадия Ивановича, хоть и похудевшего, но всё-таки очень тяжёлого. Она сунула им в руки свои паспорт и права:
– Я выйду позже!
– Да ладно уж, – вернул ей документы старший из них. – Давайте ключи, я за ворота машину отгоню, а то вы скорым путь перегородили.
В приёмном покое врач сухо изложил обстоятельства: без операции пациенту не жить, а он от неё отказался три месяца назад. По какой причине и не связано ли это со стоимостью операции? Сие медицине неизвестно, отказался и всё. И сейчас он в отключке, а без согласия пациента он его оперировать не будет. Нужно, чтобы родственники подъехали и дали согласие.
– У него две дочери, вы с ними знакомы? – спросила Альбина.
– С одной из них, той, что здесь живёт.
Альбина поняла:
– Значит, она тоже против?
Врач промолчал.
– Послушайте, я формально ему никто. Но назовите сумму, я заплачу. А согласие… я с Геннадием Ивановичем работала, подпись его знаю. Распишусь за него. Если… ну, мало ли… всегда можно сделать скидку на болезненное состояние, мол, руки дрожали.
– А вы ему кто?
– Не знаю, он не говорил. А мне он любимый человек.
Врач сел за стол и стал заполнять какие-то бумаги:
– Вот здесь распишитесь… а что, похоже! Вот квитанция, идите в кассу, мне чек отдадите потом, после операции.
Это было почти всё, что у Альбины было на счёте. Но она радовалась тому, что хватило. Потом ещё часа три сидела в коридоре, молясь и надеясь. Потом врач вышел к ней и сказал, что состояние тяжёлое, но надежда есть. Что как минимум три дня Гена проведёт в реанимации, и только потом его можно будет навещать.
Альбина позвонила Екатерине Семёновне, забрала свои вещи из машины и поехала к ней ночевать.
– Это тот самый, шкаф трёхстворчатый? – спросила старушка.
– Теперь, скорее, двухстворчатый, – вздохнула Альбина.
– Любовь, – в ответ и старушка вздохнула мечтательно. – Говоришь, не знаешь, кто ты для него? Мужики вообще на нежные слова скупы. Но мне кажется, что всё он для себя решил, иначе чего бы к тебе как верный пёс умирать приполз.
Утром, когда она разыскивала врача, ей сказали, что он на операции, а о состоянии пациента можно узнать только у него. Час она снова маялась в больничном коридоре, а когда врач вышел, оказалось, что оперировал он вновь Гену.
– Нужно что-то доплатить?
– Нет, что вы. А вот уход за ним после перевода из реанимации потребуется.
– Через три дня? Я приеду.
Она отправилась к выходу, и тут позвонил телефон. Она вытащила аппарат из сумки и некоторое время вертела его в руках, пока сообразила, что это, наверное, Генин. Звонила некая Мариночка, судя по тому, что в списке контактов без фамилии и прочих опознавательных знаков, дочь. Ответила. Сказала, что отец в реанимации, навестить его можно будет только после перевода в обычную палату.
– А его переведут? – вырвалось у этой Мариночки весьма скептически.
– Не стоит хоронить отца раньше времени, – обозлилась Альбина. – Операция прошла вполне успешно, и прогноз благоприятный.
– Операция? Он же отказался от операции! И кто будет платить?
– Наверное, скинулись близкие. А может, взял кредит. Спросите у него.
Пришлось вернуться и оставить телефон медсестре.
На работе оформила отпуск. Дима ходил за ней по дому хвостом и канючил, что нельзя ответственной родительнице бросать детей и ехать спасать постороннего мужика, пусть и любовника в прошлом.
– Ну, тебе это незнакомо, – обозлилась Альбина. – Если бы ты во имя спасения пожертвовал хоть рублём каждой из своих любовниц, а они скинулись, мне бы хватило на выкуп своей новогорской квартиры! А я вот по своей натуре верная, и ради любимого человека средств и сил не пожалею. И детей я с Варей оставляю, она тоже женщина верная.
– Ты что, Альбина, – испугался чуть не до слёз он. – Не подумай, что я свинья неблагодарная. Ты для меня судьбу поменяла дважды, квартиры лишилась. И детей я наших люблю. Поезжай, не волнуйся, всё будет в порядке.
Неделю Альбина провела с Геной в больнице. На третий день, выйдя в магазин за фруктами, по возвращении застала в палате Мариночку. Видно, она только зашла, потому что разговор шёл о плате за операцию.
– Кредит я в состоянии возместить, – говорил слабым голосом Гена. – У меня ещё дача не продана.
– А где будут отдыхать твои внуки?!
– Ты считаешь, что я уже достаточно пожил?
– Пап, ну о чём ты! Просто надо было квоты дождаться!
– В гробу? Ты извини, дочь, но не ходи сюда больше. Мне ваши с Иришкой безразличие и корыстолюбие страшнее смерти.
Когда Альбина перевезла его из больницы на дачу, он ожил. Как ни странно, не продавая свою последнюю недвижимость, деньги за операцию перевёл Альбине на счёт ещё в больнице. Ходил по участку, с воодушевлением рассказывал, какие задумки у него здесь по благоустройству, показывал, что уже сделано. Она единственный раз была у него здесь, в тот вечер, когда они поругались, но то, что она запомнила, выглядело совсем иначе.
– То есть ты всё это после инфаркта делал?
– А что? Если труд в удовольствие, то это на пользу. Ты привези сюда своих ребятишек, я же понимаю, что ты меня боишься пока оставить, но и без них неспокойна.
Через несколько дней она поехала в Утятин, оставив присматривать за ним Екатерину Семёновну. Но отправилась она не за детьми, а только навестить их. И совсем забыла, что подошли сороковины. Альбина ехать не собиралась, но накануне Дима сломал руку, и пришлось ей садиться за руль. Поехала с ними и Ольга, опасаясь то ли за Димину телесную неприкосновенность, то ли за Веневитиновское наследство.
Поскольку приехали заранее, Альбина выгрузила пассажиров у дома, а сама съездила на кладбище. Поставив цветы на могилах родителей и, прополов там проросшие за месяц с небольшим сорняки, дошла до могилы Анисьи Памфиловны. Видно, что никто там за это время не побывал, что и неудивительно. Она вздохнула, поставила в сторону банку с букетом и взялась за венки: надо было поправить холмик, осевший после обильных дождей на одну сторону. Тут голоса послышались, и со стороны кладбищенской сторожки вышли Валерий и два рабочих:
– А тут уже работают! Ну и отлично, вчетвером мы живенько!
Мужики быстренько поправили холмик лопатами, уложили заново венки и поставили сверху банку с живыми цветами.
На поминках на этот раз не смеялись. Народу было даже больше, чем после похорон, хотя некоторые из бывших на них на этот раз не пришли. На Диму косились зло: ишь ты, богатый наследник! Выпили по первой, по второй, загомонили. Потом интеллигентного вида старичок, тот самый, который прошлый раз начал веселье, первым не выдержал и на этот раз:
– Валера, давай уже оглашать список! Как ещё поиздевалась над родственниками наша несравненная Анисья?
Валерий поглядел на часы и ответил строго:
– Позже! Ждите!
Дождались. Ровно в три часа Валерий получил какое-то извещение, глянул в телефон, выключил его, встал и огласил приложение к завещанию, по которому Анисья исключала из числа наследников тех, кто не явился на похороны и поминки, а также тех, кто пожелал оспорить волю покойной в суде. Да, трое подали заявление в суд, желая признать покойницу невменяемой и любые её завещания недействительными. Таким образом, из числа потенциальных наследников выбыло семь человек, включая главного наследника Диму.
– И что теперь? – спросил старичок. – А ведь Альбина сразу сказала, что слишком причудлива была наша покойница, чтобы не добить нас своим добром! Вот умница, знакома была с покойницей один год, а познала её до самой сути! Альбиночка, дай ручку поцелую!
Все с нетерпением глядели на Валерия, который после издевательского тоста одной ехидной старушки «Так выпьем за тех, кто отвалился!» с удовольствием закусывал селёдочкой.
– Тут ещё одно дополнение есть, – прожевав закуску и промокнув салфеткой губы, поднялся он. – Душеприказчику было поручено наблюдать за могилкой и следить до пятнадцати ноль-ноль дня сороковин, кто посетит могилу и прикоснётся хотя бы к могильному холму. До сегодняшнего утра могила была заброшенной. А утром, когда я уже договорился с коммунальщиками, чтобы они поправили холмик, мы увидели, что её уже поправляет Альбина. И цветочки в банке привезла. Вот так.
– И что теперь? – оживился старичок. – Альбиночка наследница?
– На данный момент получается, что так. Но в первоначальном списке Анисьиной родни Альбины нет. Так что мы выходим на нуль. Это всё, что мне поручено было огласить в сегодняшний торжественный день. Итак, дорогие родственники, встречаемся через четыре с небольшим месяца для оглашения окончательного приговора… тьфу, я хотел сказать, завещания. О дате и времени вас известят дополнительно.
– Так выпьем же за то, что все мы доживём до этого радостного дня, – хохотнул старичок. – Ну, родненькие, вздрогнули… так, закусываем. А Альбиночку, поскольку она за рулём и не пригубливает, я бы попросил высказать свои предположения. В прошлый раз она очень точно предсказала, что бабкиным добром нам придётся поперхнуться. Что нам предстоит ещё пережить, а?
Альбина прикрыла лицо руками и захохотала:
– Видит бог, я пыталась вести себя подобающе. Но это выше моих сил! Ну Анисья Памфиловна, ну проказница! Знаете, первое время, пока я ещё надеялась выпроводить её из дома, мы с ней разговаривали. Но теперь только сообразила, что сама я о себе много лишнего рассказывала, а вот о ней ничего не узнала. Что ни спросишь, уходит в глубокую древность с этим её зачином, – и её вновь скрючило от сдерживаемого смеха.
– «Когда я ещё в девушках была», – подхватили две тётки, прыснув.
– Да вангуйте уж, Альбина Васильевна, – сердито перебила их молодая девушка, выбывшая из числа претендентов на наследство как подавшая на пересуд.
И под взрывы сдавленного смеха родственников покойной Альбина повела свой рассказ:
– У меня есть опыт большого наследства, которым перед носом повертели, а потом оно другим ушло, так что я знаю, что относиться к посулам покойников надо с недоверием, иначе крыша поедет. После того, как Дима сорвался из Китая в чаянии озолотиться сокровищами мадам Петуховой, я пыталась расспросить дочь о том, что ей баба Ниса рассказывала. Бабка с ней много разговаривала, и та охотно разговор поддерживала. Но Инне четыре года! Она запомнила только чертей, летающих по кладбищу, и как деда Петя бабу Нису на «Гигантских шагах» раскручивал. Так что могу только предположить, что будет в завещании. Что-то я сомневаюсь, что наследство достанется кому-то одному. Уж согласитесь вы, что не было среди вас никого, кто её особенно жаловал, все вы её с трудом переваривали. И было ведь за что! Так что или она поделила наследство среди нескольких близких по крови, или завещала всё постороннему человеку… хотя нет, скорее, не человеку, а учреждению. Может, церковь завещает на месте этого дома построить, может, общественную баню, это дело она очень уважала… детдом тоже, возможно… ой, вот я вспомнила, она меня про дом-интернат для престарелых и инвалидов расспрашивала, где я перед декретом работала. Вот как-то так. Можете делать ставки.
На обратном пути Дима подавленно молчал. Пыталась вывести из себя Альбину Ольга, но Дима, доселе слушавший невесту беспрекословно, на этот раз цыкнул на неё, и она испуганно замолчала. После приезда Дима долго возился с ребятишками, разгуливая по первому этажу на четвереньках со всеми тремя на спине. Ужин прошёл в молчании, потом, когда малышей угомонили, Альбина осторожно заговорила с ним о дальнейших планах.
– Да не волнуйся ты, не тот я человек, чтобы от потери денег башку в петельку вправлять! Не впервой разоряться, да и деньги ведь не мои! Ну да, жила баба Ниса у меня по-родственному полгода перед рождением Игоря. Но ведь по чесноку маялась с ней прислуга, а не я, и от моих тогдашних доходов траты на неё были смешные. В общем, я с моим прежним компаньоном на прошлой неделе переговорил. Есть у меня задумки, как удешевить производство… да ладно, не буду тебя техническими подробностями грузить. В Китай мне путь заказан, и они зажмотились, и я себя неправильно повёл. Хотел я на бабкины деньги наладить собственное производство, а теперь придётся на паях строить. Потерпишь меня пару лет, если я попытаюсь раскрутиться?
– То есть те деньги, что ты за год заработал, ты в свои прожекты вбухаешь? – вскинулась Ольга.
– А я всю жизнь так: либо грудь в крестах, либо голова в кустах!
Альбина вышла после отпуска на работу, а на выходные уезжала в Новогорск. Узнав о том, что покупка квартиры откладывается минимум на два года, Геннадий Иванович сказал:
– Боюсь, это покажется для тебя не слишком заманчивым, но подумай. Я предлагаю тебе переехать с детьми ко мне. Этот твой Дима и его ненормальная Ольга… да оставь ты им дом на два года! Конечно, я больной и небогатый теперь, иначе по форме бы признался к тебе в любви и позвал замуж. Я ведь слышал, как ты в больнице сказала, что я твой любимый человек. И не выдумывай, что ты не знаешь, кто ты мне. Помнишь, как Аркадий Иванович сказал о любви с первого взгляда и симпатии с первого слова? У меня к тебе и то, и другое! Я просто не привык о чувствах говорить. Я пытался, когда тебе серёжки подарил, а ты мне о взаимозачёте пользования телами. Мы с тобой, как ты говоришь, специалисты по кирпичам, и словами пользоваться не умеем. Аля, давай жить вместе!
Альбина подумала и согласилась. Она легко вернулась хоть и не на прежнюю работу, а в контору поплоше, зато под начало Аркадия Ивановича, сменившего место, а детей удалось устроить в ближайший детский сад.
Дима был в шоке. Как можно уехать из собственного дома и от близких людей к какому-то больному и не очень знакомому мужику? По возможности деликатно, но без лишних сантиментов Альбина объяснила ему то, что он под собственным носом не видел: подчёркнутое разделение Ольгой детей. И с Ольгой она поговорила откровенно, убедившись, что женщина не столько глупая, сколько эмоционально незрелая. Она пыталась до неё достучаться, что Дима для Альбины как брат, но как мужика она бабника никогда не стала бы рассматривать, потому что в первом браке сама такой дурой была, и только на одиннадцатом году совместной жизни узнала-таки, что у него с первого года брака были любовницы. «Любовницы? У Димы? Неправда!» Альбина только руками развела. Если это так было с ним в Китае, то, может быть, у него ярко выраженная ксенофобия, и он к женщинам других рас свои Фаберже не подкатывал? А может, женщины этой расы все или порядочные, или умные и на кобеля не ведутся?
