Читать книгу: «Дети», страница 11
На следующий день перед нами встала новая задача: нужно было как-то помыться, потому что за четыре с лишним дня мы уже успели изрядно испачкаться и провонять запахом костра и собственного пота. Решение проблемы не заставило себя долго ждать. Мы проехали около восьми километров и свернули в деревню Относово, где и расположились на берегу небольшой реки Вязьма. Нам кое-как удалось помыться, постирать вещи и даже сполоснуть велосипеды, которые тоже изрядно запылились за столь длительное пребывание на шоссе.
Когда мы ушли с речки и продолжили путь, было далеко за полдень, поэтому, не преодолев и двадцати километров, мы снова устроились на ночлег, немного не доезжая деревни Якушкино.
Все последующие дни мы ехали мало, экономили силы, так как при изнурительной езде нам требовалось есть в два-три раза больше, чем обычно, что значительно повышало бы наши затраты на пропитание. Кроме того, почти каждый день проходили кратковременные ливневые дожди, которые вынуждали нас делать остановку в лесу. Остановка эта могла затянуться на несколько часов, если после ливня дорога была залита водой, и нам приходилось ждать, пока она высохнет. Иначе бы многотонные грузовики окатывали нас брызгами с головы до ног, что лишало бы всякого смысла наши старания укрыться от ливня в лесу. А если остановка затягивалась до вечера, мы просто-напросто оставались в лесу на ночлег, потому что не видели никакого смысла покидать насиженное место и искать новое ради каких-нибудь дополнительных десяти километров по направлению к Минску, до которого мы даже не пытались добраться своим ходом.
Утром двадцать третьего июня мы достигли города Ярцево, где планировали остаться до конца дня, чтобы вечером сделать новый звонок армейскому товарищу Валеркиного отца. Мы не удержались от того, чтобы не отведать нормальной еды в одной из столовых маленького города, и потратились на внушительный сытный обед, как сделали это в Вязьме и Гагарине. К вечеру у нас оставалось уже около двухсот рублей, преимущественно мелочью, которая копилась в наших карманах и рюкзаках в течение всей поездки в качестве сдачи.
Около восьми вечера мы отправились на городской вокзал, откуда было возможно позвонить в столицу Белоруссии. Валерке пришлось запомнить номер наизусть, потому что ни бумаги, ни карандаша у нас с собой не было. На сей раз я попросился стоять рядом и слушать весь разговор – мне было крайне любопытно узнать все подробности будущей жизни Валеры. Помимо этого, дядя Антон должен был сообщить свой точный адрес, на который Валера должен был прибыть в Минск. В отсутствии возможности что-либо записать мы посчитали необходимым прослушать адрес вдвоём, чтобы каждый из нас его запомнил.
Когда часы на вокзале показали ровно полдевятого, мы с Валерой уже стояли в телефонной будке, он набирал номер. Я успел отсчитать пять гудков, когда услышал из трубки хриплое «Алло».
– Алло, Антон Алексеевич? – встрепенувшись, ответил Валерка. – Это я, Валера. Помните меня? Вы сказали, что я могу позвонить Вам сегодня.
– А, Валера! – раздался воодушевлённый ответ. – Конечно помню! Как твои дела? Ты где сейчас?
– Мы с другом находимся в Ярцево. Вы говорили, что переезжаете в Минск, сказали, что я смогу у Вас остаться на какое-то время.
– Да-да! Я помню. Валера, ты знаешь, мы с женой с радостью примем тебя, но буквально вчера моё начальство сообщило, что отправляют меня в отпуск с завтрашнего дня. Я должен был идти с первого августа, но у них что-то там стряслось и в августе им будет нужен работник. Поэтому пришлось брать отпуск прямо сейчас.
– Вы уезжаете? – с ужасом в глазах спросил Валера, понимая, к чему вёл разговор его собеседник.
– Да, мы вылетаем к родственникам в Сочи ночным рейсом, через десять минут за нами приедет такси. Хорошо, что ты успел позвонить, а то бы вовсе нас не застал!
Валера ничего не отвечал, он был сражён наповал тем, что и в этот раз ему не удастся остановиться в городе и прекратить бродяжничать.
– Валера, ты здесь? – продолжал дядя Антон. – Побудь пока дома это время. Справишься? Позвони мне через месяц, я сам за тобой приеду. Заодно зайду на могилу к твоему отцу. Алло, слышишь?
– Слышу, – подавленным и полным безразличия голосом ответил Валера.
– Вот и славно. До скорого! Удачи тебе!
И собеседник повесил трубку, не дожидаясь ответа.
Я отчётливо слышал весь разговор и видел, насколько мой друг был раздавлен его результатами. Трубка выпала из его руки и болталась в воздухе на длинном проводе, он безучастно смотрел в пол, не шевелился и не моргал, точно был парализован страшным ядом и лишился всяких чувств.
Потом он всё же быстро опомнился, и мы вышли на улицу на свежий воздух в надежде, что там будем в состоянии трезво оценить ситуацию. Но как только мы подошли к велосипедам, которые оставили на лужайке неподалёку от вокзала, Валера рухнул на землю и испустил резкий мучительный стон, после чего слёзы хлынули из его глаз рекой, словно копились там все одиннадцать дней, прошедшие с момента смерти его отца. Он рыдал, сжимал руками траву и отрывал её от земли, хватался за голову, бил по земле, потом снова принимался рвать траву – он был в истерике. Я даже не пытался его успокоить, это было бессмысленно; видимо, для него настало время дать волю своим чувствам, которые не могли копиться вечно даже в таком сильном и могучем сердце, как сердце Валеры.
Когда измученный душевными терзаниями парень успокоился, он сел на землю и облокотился на ствол старого вяза. Я не решался заглянуть ему в глаза, потому что боялся увидеть в них мрачное отражение всех тех страданий, которые сломили бодрый дух моего друга. Я лишь сидел возле него и прочно упёрся взглядом в землю, как бы стараясь показать Валере, что я рядом и в любую минуту готов заговорить, но совсем не тороплю его и не испытываю невежественного любопытства от вида его мук.
Так я ждал, пока Валера заговорит первым. Только это могло означать, что он успокоился и готов обсудить наши дальнейшие планы.
– Сколько у нас осталось денег, Ефим? – такой была первая фраза, произнесённая Валерой.
– Сейчас скажу точно! – поспешил ответить я и постарался проявить особую учтивость, желая показать, что не безучастен и готов помогать.
Я достал всю мелочь из карманов, после чего вынул несколько монет из рюкзака, потряс его и подобрал ещё две выпавшие из него пятирублёвые монетки.
– У меня сто двадцать четыре рубля, – гордо произнёс я, когда посчитал и сложил в одну кучку все деньги.
Валера выгреб из кармана горсть монет и, небрежно и даже как-то брезгливо окинув её взглядом, сунул назад.
– У меня около семидесяти, – сухо прокомментировал он.
– Итого сто девяносто четыре. Это как минимум два хороших обеда! – живо ответил я, стараясь придать какую-то добрую иронию своим словам, чтобы ободрить друга, но сам прекрасно понимал, насколько бедственным становилось наше положение.
– На эти деньги ты можешь купить билет на электричку и поехать домой или поймать машину и заплатить, чтобы тебя подбросили, – сказал мне Валера ровным холодным тоном, совершенно не выдававшим никаких человеческих чувств.
– Равно как и ты, – ответил я, желая намекнуть, что и для Валеры единственным выходом было отправиться назад в нашу деревню.
Валера замолчал. Лицо его сделалось сдавленным и поникшим, будто мой ответ вызвал у него приток новых горьких переживаний, которые на этот раз он попытался проглотить, а не выплёскивать наружу.
Немного помолчав, Валера всё же ответил уже твёрдым решительным голосом:
– Ефим, мне в деревню никак нельзя. Мне там жизни нет! Я лучше помру где-нибудь в лесу от голода, и мучения мои закончатся!
Когда раздавленный страшными мучениями человек говорит, что он устал и больше не может, у каждого, кто это слышит, невольно возникает опасение, что его собеседник помышляет о том, чтобы свести счёты с жизнью. Но я бы никогда не поверил, что за подобными словами, произнесёнными устами столь сильного духом Валеры, может скрываться такая крайняя степень отчаяния. Однако Валера даже не сказал, что слишком устал и не может дальше страдать, а прямо заявил, что готов умереть; это показалось мне ещё более страшным, чем косвенные намёки на желание расстаться с жизнью.
От такого поворота и мои нервы лопнули. Я стал бессознательно и невнятно отговаривать Валеру от таких радикальных мер.
– Валера! – воскликнул я дрожащим голосом. – Ну что ты такое говоришь? Даже не думай о таком! Никогда так не говори! Давай вернёмся в деревню, будешь жить у нас! Мы тебе поможем всем, чем сможем, и никогда не оставим! Ну хочешь, ты будешь жить в моей комнате? Я могу и на кухне спать! Да что там, хоть в гараже! Мне не трудно. Всё образуется, вот увидишь. Мы должны бороться! Нельзя сдаваться!
– Тебе, Ефим, легко говорить! – воскликнул обиженным голосом Валера. – У тебя родные есть, девчонка, которая тебя любит, тебе в Сосновке не жизнь, а рай. А у меня кто там? Ни-ко-го! Только горькие воспоминания о погибших родных!
– Валера, мои родные и о тебе позаботятся! Вот увидишь! А Настя… Если она тебе нравится, можешь начать с ней встречаться.
Я, конечно, не был готов делить свою Настю с кем-либо и понял, что сказал нечто нелепое. Но в этот момент мне важнее было утешить Валеру, а не обещать ему что-то хоть сколько-нибудь объективное.
– Ефим, да пойми ты. Нет мне места в Сосновке, – ответил уже более рассудительным тоном Валера. – Я хочу забыть её раз и навсегда. Мне нужно искать другое место для жизни.
То, что Валерка стал мне доказывать необходимость найти новое место проживания, было хорошим знаком. По крайней мере, он уже не настаивал на том, чтобы покончить с собой, как единственно возможном выходе.
В душе я с облегчением вздохнул, но пока ещё не сообразил, как дальше построить диалог с Валеркой, чтобы совсем успокоить его.
– Мне надо найти работу. На оставшиеся деньги мы больше двух дней не продержимся, – начал озвучивать более светлые мысли мой друг.
– Но где нам её тут найти? Ты знаешь что-нибудь об этом городе? – поинтересовался я.
– Думаю, в городе нет смысла искать. Даже если возьмут какие-нибудь коробки разгружать или на шиномонтажке помогать, жильё не дадут. Да и высок риск на ментов где-нибудь нарваться. Надо нам в деревню податься. Там и милиции нет, и работа летом найдётся, и в бане или сарае разрешат пожить первое время. И питаться есть чем без денег.
Такая цепочка доводов явно свидетельствовала о том, что к Валерке вернулся рассудок и в море его бесчисленных страданий утихла буря печали, едва не потопившая его желание жить.
– А ты дело говоришь! – охотно подметил я, стараясь явно выразить своё хвалебное отношение к предложению Валерки. – Давай тогда выедем из города и разобьём лагерь, пока не стемнело.
Валера дал согласие, и через час мы уже встречали очередную ночь под жёлтым тентом старой учебной палатки.
У нас было не более двух дней, чтобы найти деревню, в которой мы могли заработать хотя бы на первое время. В противном случае нас ждал голод и необходимость начать попрошайничать, что довольно скоро привело бы нас к конфликту с милицией, которого нельзя было допускать. Поэтому, не теряя времени, мы отправились с утра в путь, планируя заезжать во все деревни подряд, пока не найдём работу. Так начался двенадцатый день нашего затянувшегося путешествия.
Глава пятнадцатая
ШКОЛЬНЫЙ УЧИТЕЛЬ
Всё утро мы действовали по одной и той же схеме: как только видели поворот на какую-нибудь деревню, сразу сворачивали; когда достигали самого селения, спрашивали в сельпо или у встречных о любой имеющейся в деревне работе. Но такой подход совсем не приносил результатов. Частенько нам попадались дачники или постоянные жители, которым просто-напросто не требовалась помощь на участке. Иные искали строителей, но наши с Валерой кандидатуры скорее вызывали у них ироничную насмешку. Так продолжалось до тех пор, пока конструктивные недостатки отечественного авто, а может быть и неграмотность самого водителя не сыграли нам на руку.
Когда мы ехали по Минскому шоссе в ожидании нового поворота в очередную деревню, нам представилась следующая картина: на обочине стояла бежевая «шестёрка» с включённой аварийной сигнализацией, а около неё высокий худой мужчина в очках пытался что-то разглядеть под открытым капотом. Решением Валерки было остановиться и узнать, что случилось. Я, конечно же, не стал этому противиться. Мы проехали немного вперёд и оставили велосипеды в нескольких метрах от машины. Мужик, пристально разглядывавший мотор, не обратил на нас внимания.
– Что случилось? Вам чем-нибудь помочь? – спросил Валера, когда мы подошли ближе.
Мужчина обернулся и сильно удивился, когда увидел за спиной двух совсем молодых парней.
– А вы разбираетесь? – спросил он нас мягким голосом с заметным оттенком пренебрежительного недоверия.
– Смотря в чём проблема. Что у Вас случилось? – твёрдо и свободно без какого-либо смущения задал вопрос Валера.
Я же стоял в стороне и просто наблюдал за происходящим. Все эти автомобильные вопросы были явно не моего ума дело – я совершенно ничего не понимал в машинах, в отличие от Валеры.
– Да вот, завести не могу. Есть тут место одно грибное, я машину оставил, а сам в лес. Возвращаюсь – машина на месте, цела, невредима, а вот завести не могу.
Валера подошёл ближе к машине и стал вглядываться в двигатель. Мы же с незнакомцем продолжали молча стоять и ждать его вердикта. Валерка с серьёзным видом осматривал то одну часть мотора, то другую, что-то едва слышно нашёптывал себе под нос, просовывал руки к разным деталям, но не решался их трогать.
Неожиданно лицо его смягчилось, он улыбнулся и шутливым голосом заключил:
– Так у Вас клемма с аккумулятора слетела. Видите? Отсюда и контакта нет.
Валера показал пальцем в какое-то место; я не мог видеть, куда именно. Затем он ловко стал орудовать руками, принялся что-то закручивать. Парень работал так шустро, что хозяин машины едва успевал следить за его движениями и, перешагивая с ноги на ногу и крутя головой, пытался запомнить ловкие отточенные действия Валерки. Судя по всему, этот зрелый мужчина был полным дилетантом, когда дело касалось ремонта автомобиля.
– Готово! – заявил Валера и парой звонких хлопков отряхнул руки. – Если дадите ключ, затяну потуже.
Около машины стоял небольшой железный чемоданчик с инструментами. Горе-незнакомец спешно и суетливо вынул оттуда несколько ключей, видимо желая поскорее угодить Валерке. Он подал их всех, так как, судя по всему, не знал, какой из них должен подойти. Валерка беглым взглядом окинул охапку ключей и тут же выхватил один из них.
Он проворно сделал им несколько оборотов и повторил:
– Готово! Можете заводить!
Мужик сел в машину, провернул ключ, и мы тут же услышали рёв мотора.
Затем он вышел, судорожно пожал Валере руку и, заикаясь от волнения, произнёс:
– Ребята! Спа… Спасибо!
– Спасибо! – повторил он, подойдя ко мне и, как и Валеру, наградил меня рукопожатием.
– Спасибо Валере! – ответил я. – Он Вам помог, а я тут ни при чём.
Тогда хозяин авто повернулся к моему другу и снова выразил ему слова благодарности.
– Рад был помочь, – ответил Валера. – Странно, что у Вас клемма слетела. Видимо, плохо закреплена была, вот и оторвалась на каком-нибудь ухабе. Но это пустяки. Мне удалось поставить её на место.
– Ребята, спасибо вам! – широко улыбаясь, повторил дядька, при этом попеременно окидывая взглядом то меня, то моего друга. – Я должен вас отблагодарить. Я таких маслят собрал, просто объеденье! Сейчас моя жена приготовит из них жаркое! Хотите попробовать?
Мы с Валерой переглянулись, как бы желая прочитать в глазах друг друга одинаковый ответ.
– Да тут работа-то пустяковая. Неудобно как-то Ваши грибы поедать, – первым отреагировал на предложение Валера.
– Пустяки, ребята! Я буду только рад видеть вас за нашим столом. И жена моя будет очень рада, если вы разделите с нами обед. Екатерина Ивановна замечательная женщина! Вот увидите! Поедемте за мной, тут недалеко. Через два километра поворот на нашу деревню.
Сказав это, незнакомец уставился на нас с выжидающей улыбкой, очки его заблестели на солнце.
– Ну, раз такое дело… – уклончиво ответил Валера, всё же постеснявшись принять такое лестное предложение более твёрдым ответом.
– Конечно, ребята! Поехали. Вы, наверно, очень голодные с дороги, – ещё радостнее воскликнул мужчина и захлопнул капот.
Он отнёс ящик с инструментами и сел за руль, затем высунулся из окна и добавил:
– Я буду ехать впереди помедленнее. Двигайтесь следом за мной. Тут минут десять езды до поворота.
Мы были совсем не в том положении, чтобы отказываться от бесплатного, если не считать затраченного Валеркой труда, обеда. Поэтому нашим решением стало не противиться судьбе, а отправиться вслед за незнакомцем. Да и не настолько же невежественными мы были, чтобы отказать человеку в желании выразить свою искреннюю благодарность.
Незнакомец оказался прав, и по шоссе нам пришлось проследовать за ним не больше двух с половиной километров. Мы частенько отставали, тогда наш новый приятель останавливался на обочине и дожидался нас. Зато, когда мы свернули на просёлок, дорога сделалась ухабистой и извилистой, и тогда уже машина не имела перед нами никаких преимуществ, мы без труда могли следовать за «жигулями» и не отставать.
Мы повернули в деревню Зайцево, которая была где-то в тридцати километрах от покинутого нами вчера города Ярцево. По просёлочной дороге пришлось ехать тоже недолго, довольно скоро мы въехали в саму деревню.
Участок, возле которого мы остановились, представлял собой довольно ухоженное местечко на окраине деревни. Старый деревянный забор уже давно выгорел на солнце, и едва ли было можно заметить, что когда-то давно он был покрашен в жёлтый цвет. Зато стоял он крепко, ни одно прясло не сгнило и не покосилось. По всему периметру трава была тщательно скошена, возле забора с внутренней стороны уютно расположились кусты шиповника и смородины. На одном краю участка теснилось несколько строений: одноэтажный дом, выкрашенный в рыжий цвет, с искусно сделанными наличниками на окнах, небольшой сарайчик и бревенчатая баня. Основную же площадь занимали многочисленные грядки и зелёные дорожки, по обе стороны окутанные красивыми цветами. Рядом с домом, почти соприкасаясь с ним, располагался железный гараж, возле которого мы и остановились, как только въехали через ворота, которые, кажется, никто не запирал.
Все втроём мы отправились в дом, оставив машину и велосипеды на улице. По двум крупным ступенькам мы поднялись на крыльцо, а когда зашли внутрь, нас встретила женщина, тёплая улыбка которой подчёркивала маленькие морщины на её приветливом лице.
– Ребята, знакомьтесь: Екатерина Ивановна. Моя дорогая супруга, – представил нам свою жену наш новый знакомый.
– Здравствуйте, ребята! – мягким бархатным голосом ответила женщина.
– Меня Ефим зовут, а это мой друг Валера, – решил я представить нас.
– Очень приятно! – тут же воскликнула хозяйка.
– Ребята, я же забыл вам представиться! Простите меня. Пётр Сергеевич, – сказал наш приятель и повторно пожал нам руки.
– Катя, – обратился он к своей жене, – ребята мне очень помогли на дороге. Машина заглохла, когда они проезжали мимо. Они остановились и тут же её починили, представляешь! Не знаю, что бы я делал без их помощи. Я пригласил их к нам на обед. Ты не возражаешь?
– Милости простим, – не меняя своей ласковой улыбки, ответила супруга.
Пока готовился обед, мы с Валерой и Петром Сергеевичем вышли на веранду и завели дружескую беседу. Сначала хозяин дома принялся рассказывать нам о себе и своей работе. Мы узнали, что они с женой приезжают в эту деревню на лето, а в остальное время года живут в Москве. Пётр Сергеевич преподавал математику в одной из столичных школ, а его жена вела там уроки биологии. Любимая дача была для них желанным райским уголком, где можно было отдохнуть душою после утомительного учебного года. Но вскоре наш диалог перешёл в другое русло – Пётр Сергеевич стал расспрашивать нас с Валерой о нашем путешествии. Это потребовало от нас немедленного решения. Мы могли бы сказать правду, что сбежали из деревни и уже почти две недели бродяжничаем. Тогда было возможно два исхода: либо наш новый товарищ согласится оказать нам помощь в сложившейся ситуации, либо он заявит в милицию, и нас отправят обратно в Сосновку, или же, что ещё хуже, моим родителям придётся приехать за нами. Но, как и всегда, была альтернатива: мы могли что-нибудь солгать и тем самым оградить себя от лишних вопросов, но тогда у нас точно не оставалось бы надежды на то, что наше положение как-то изменится благодаря нашему знакомству с Петром Сергеевичем.
Пока я размышлял о недостатках и преимуществах правды и лжи, Валера, кажется, выбрал первый путь и на вопрос нашего друга о том, как давно мы едем, ответил, что мы в пути с двенадцатого июня.
– С двенадцатого июня! – воскликнул с изумлением школьный учитель. – Это так долго! Откуда же вы, ребята, держите свой путь?
– Можете считать, что от Можайска, – ответил Валера.
– И вы путешествуете одни? Неужто родители отпустили вас так далеко? – тотчас возникли естественные вопросы у нашего собеседника.
Тогда Валера рассказал нашему товарищу о том, как умер его папа и как мы вдвоём сбежали из деревни, вовсе не подозревая, что наше путешествие затянется так надолго. Валера упомянул и про переехавшего в Минск дядю Антона, покровительство которого являлось для него последним шансом провести остаток уже омрачённого детства в нормальных условиях.
– Нууу, дела, – протяжно ответил учитель и, сняв свои очки, начал тщательно протирать их тряпочкой.
Линзы и без того были абсолютно прозрачные, но Пётр Сергеевич принялся тереть их с таким упорством, словно хотел себя от чего-то отвлечь. Казалось, история Валеры поразила его, задела за что-то живое, и он тянул время, чтобы обдумать свой ответ.
Вдруг лицо нашего собеседника выдало недоумение, и он спросил нас робким голосом, будто стеснялся своего вопроса:
– И вы, ребята, хотите добраться до самого Минска на велосипедах?
– Нет, что Вы! – поспешил разубедить его Валера. – Об этом и речи быть не может. Антон Алексеевич попросил позвонить ему через месяц, а до тех пор мне нужно переждать это время.
– И чем ты планируешь заняться? – продолжил расспрашивать моего друга школьный учитель.
– Мне нужно найти работу. У меня закончились деньги, а запасов еды хватит разве что до завтра, – отвечал Валера, описывая всё в единственном числе, словно меня эти проблемы не касались вовсе.
Я так и не понял, зачем он это делал; скорее всего, он просто стыдился того, что втянул меня во все эти неприятности, но я, разумеется, не считал его виновным, потому что сам вызвался ехать вместе с ним.
– Нужно найти работу, нужно найти работу, – принялся тихо повторять Валера, вцепившись руками в свои волосы.
– А ты, что же получается, тоже сирота? – обратился ко мне Пётр Сергеевич, оставив Валеру в своих раздумьях.
– Нет, у меня родители остались в Сосновке, – ответил я.
– Как же они тебя отпустили? – спросил учитель и нацелился на меня испытующим взглядом.
Я невольно вздрогнул от нарастающей пытливости нашего собеседника, но всё же ответил ему как есть:
– Родителей не было дома, когда мы уезжали, и я оставил им записку.
– Мы думали, что уезжаем только на четыре дня, никто и не предполагал, что эта поездка так затянется, – поспешил я добавить в своё оправдание.
Мой ответ породил всеобщее молчание, и какое-то время мы продолжали сидеть на веранде, обременённые глубокими раздумьями.
От безмолвия нас отвлёк характерный скрип – это открылась входная дверь, за ней показалась голова Екатерины Ивановны.
– К столу. Обед готов! – торжественно и кратко объявила хозяйка.
Не знаю, как для остальных, но для меня её слова стали настоящим спасением, так как моё воображение уже давно было занято жарким с грибами.
Обед, приготовленный супругой Петра Сергеевича, показался мне на редкость изысканным, и при помощи довольного взгляда и хвалебных реплик нам с Валерой два раза удалось получить добавки. Когда мы закончили есть, Пётр Сергеевич попросил нас вернуться на веранду и подождать его там. Мы сделали, как он велел.
День выдался знойным, и веранда была в тот момент для нас райским уголком, где можно было спрятаться от солнечных лучей и, уютно расположившись в кресле, наслаждаться лёгким дуновением ласкающего ветерка.
– Да уж, Валера. Небось, последний раз мы с тобой так плотно покушали, – пошутил я и тут же ощутил досадную горечь в горле от того, насколько большой в моей шутке была доля правды.
Валера ничего мне не ответил, а лишь искривил на лице ту улыбку, которой обычно подтверждал, что мои слова отражали горькую правду.
Скоро к нам вышел Пётр Сергеевич и сел рядом с нами.
Затем он окинул нас добродушным взглядом и спросил:
– Стало быть, ребята, вы работу ищете?
– Да, – ответил Валера и тут же оживился, видимо полагая, что школьный учитель не просто так задавал нам этот вопрос.
– Мне бы как раз в помощники надо пару хороших ребят, таких как вы, – ответил наш новый товарищ.
– А что за работа? – с ещё большим любопытством спросил Валерка. – Мы на всё согласны!
– Да баня у нас уже старенькая, крыша поизносилась. Надо бы новую стелить. Забор покрасить нужно, выгорел уже весь, да и гараж тоже покрасить не помешает – облезлый он какой-то стал, весь вид портит. Мастерскую хорошую отстроить требуется, а то устал я в сарае ютиться за старым верстаком. Дрова у нас заканчиваются, новых бы наколоть не мешало. Да и в доме по мелочи всякая работа требуется. Катька просит на кухне две новые полки прибить, лестница на чердак совсем расшаталась, было бы здорово новую смастерить. В общем, работа есть, не переживайте. Только заплатить я вам, конечно, не смогу, но вы можете жить вместе с нами – места хватит на всех. Кушать будете сколько захотите. Можете оставаться тут на месяц или хоть до конца лета, пока у Валеры вопрос с жильём не решится.
– Мы согласны! – в один голос ответили мы, не веря в свою удачу.
– Спасибо Вам, Пётр Сергеевич. Я Вам очень признателен, я Вас не подведу, вот увидите! – добавил Валера.
– Не беда, ребята, – ответил Пётр Сергеевич и махнул рукой. – Вы меня на дороге выручили, теперь и я вам помогу. Да и опять же, это взаимовыгодное сотрудничество у нас с вами получается. Одному мне со всеми этими делами и к концу следующего лета не управиться, а втроём мы за месяц очень многое успеем, сами увидите! Но для тебя, Ефим, если решишь остаться, одно условие – позвони родителям и спроси у них разрешения. Но если они скажут тебе ехать домой, я тебя отвезу.
– Хорошо, – послушался я.
– Таксофон на центральной улице, – пояснил Пётр Сергеевич и вручил мне несколько монет, чтобы заплатить за звонок. – Беги туда и позвони им прямо сейчас. А потом возвращайся, и мы затопим для вас с Валерой баню. Навряд ли у вас была возможность нормально помыться во время вашего путешествия.
От такого замечания я тотчас смутился. Мы с Валерой и впрямь давно не мылись, и от нас, должно быть, уже сильно воняло. Я ощутил себя особенно неловко, как только представил, насколько неприятно было Петру Сергеевичу и его жене находиться рядом с нами во время обеда. Я скорее побежал к телефону в надежде оторваться от этих противных мыслей.
Немного пробежав, я перешёл на шаг – всё же не так легко было бегать с животом, полным жаркого. Тогда была среда, и я подумал, что ещё успеваю позвонить отцу на работу и сообщить о своих намерениях. Я бы мог позвонить и маме на её рабочий номер, я очень по ней соскучился и страшно хотел услышать её родной голос, но подумал, что не выдержу и заплачу прямо во время нашего разговора. Кроме того, я даже не мог вообразить, насколько ей было бы больно слышать, что она не увидит своего сына ещё месяц. Поэтому я всё-таки решил поговорить с отцом – так было лучше для всех. Но в одном я был твёрдо уверен: несмотря на желание скорее вернуться в Сосновку, чтобы увидеть родителей и мою очаровательную Настю, я всё же буду просить разрешения остаться с Валерой. Помимо этого, грядущий месяц в Зайцево обещал быть интересным, я был очень вдохновлён перечнем работ, которые нам предстояло выполнить.
Когда я дошёл до телефонного автомата, я не сразу принялся набирать номер отца, а ходил какое-то время взад и вперёд, не решаясь сделать звонок. Я мысленно воспроизводил наш разговор, представляя то как отец кричит на меня и обещает всыпать ремня за всё, что я сделал, то как он отвечает, что безумно рад меня слышать, рассказывает, что нового у нас в деревне, и разрешает остаться мне ещё на месяц с тем условием, чтобы я не забывал звонить им иногда.
В конце концов я собрался с духом, сделал глубокий вдох и принялся набирать номер отца. С каждым гудком, доносившимся из трубки, моё сердце начинало колотиться всё сильнее и сильнее.
– Алло, – раздался серьёзный голос на другом конце провода.
Отец всегда отвечал таким тоном, когда был на работе.
– Папа, – едва слышно ответил я и чуть не заплакал, потому что в этот миг осознал, как сильно истосковался по своей семье.
– Ефим, это ты? – голос отца заметно переменился.
– Да, папа, – ответил я и замолчал, так как не знал, с чего начать разговор, который уже несколько раз прокручивал в голове – все мысли мои словно смыло волной нахлынувших чувств.
– Как у вас с мамой дела? – бессознательно пробубнил я рядовой вопрос.
– У нас всё хорошо, только за тебя сильно переживаем, особенно мама. Где ты сейчас?
– Настя сообщила вам новости от меня неделю назад?
– Она говорила, что вы с Валерой укатили в Смоленскую область. Что вы там делаете?
Я насколько мог кратко, но ёмко описал отцу всё, что с нами происходило, начиная с того момента, как ровно двенадцать дней назад я оставил им на кухонном столе записку. Потом я спросил, могу ли остаться в Зайцево ещё на месяц, чтобы поддержать Валеру и помочь Петру Сергеевичу выполнить работы на участке.
Отец внимательно выслушал меня, не перебивая, после чего сделал паузу, которая показалась мне вечной, и ответил:
– Ефим, ты уже взрослый и сам способен принимать решения. Но никогда не забывай о матери, которая за тебя очень волнуется. Не давай ей ни малейшего повода проливать горькие слёзы – звони нам почаще. Я передам ей наш сегодняшний разговор, позвони ей завтра – она будет рада тебя слышать. Кроме того, не забывай, что с сентября у тебя начинаются уроки. Это означает, что в конце августа ты должен быть дома как штык при любых обстоятельствах.
Очевидно, что ответ отца и был разрешением остаться. Такая степень доверия и уважения с его стороны превзошла все мои ожидания, и я ещё не раз с улыбкой вспоминал наш разговор. Я пообещал ему завтра же позвонить маме и, самым ласковым образом поблагодарив его, попрощался. Я был беспредельно рад тому, с каким пониманием он относился ко всем моим беспечным действиям.
