Читать книгу: «Последним был не я», страница 4

Часть 2

20 ноября 2012 года

"Для всего есть конец?"

Утро встретило меня яркими солнечными лучами. Тихий, прохладный ветер трепал голые кроны деревьев, сбрасывая с них пушинки снега и создавая безмятежность и покой позднеосенней природы. Глаза щурятся от яркости солнца и снега, а ноги норовили нарушить равновесие и заставить упасть в белую холодную перину. Кристаллы снега, словно алмазная пыль, тысячами иголок врежутся в красные щёки. Холодный воздух сворачивает в спираль падающие снежинки и создаёт смерчи, в центры которых хочется встать.

Мне необходимо встретиться с Александром Леонидовичем, так как сегодня я вновь иду в поход по близлежащему небольшому пригород. По уставу лагеря Кирибеевского: один из глав лагеря должен участвовать в походе, так как это профессионально обученные люди. (Я не спрашивал кто их профессионально обучил этому). Мне не терпелось опробовать ланкастер (охотничье ружьё), хотя я не думаю что он пригодится. В основном мы справлялись одними ножами, но, как говорит Александр Леонидович, бывали случаи, когда без стрельбы не обойтись. Однако такого дня мне ещё не попадалось испытать. Неудивительно, почему у меня всё время только десять патронов. Зато у меня два больших острых ножа с советских времён. Когда мне их выдали, пришлось целый день простоять у станка, чтобы очистить их от ржавчины и заточить. Ланкастер мне выдал лично Александр Леонидович, говоря что он может мне пригодится во время походов. Но брать с собой его каждый раз – утомительно, особенно когда ничего серьёзного не предвещает.

Слава тоже иногда участвует в зачистке, но не так часто как я. Он обычно ходит с ружьем за спиной и охраняет внутренний участок лагеря, ради безопасности. Жизнь в Кирибеевском сказывалась на его настроении. Он становился всё более задумчивым. Мысли уносили его куда-то далеко за пределы лагеря. Никита занимается распределением продовольствия и почти не выходит из школьной столовой, которая перестала быть школьной. Утром и вечером там едят большинство кирибеевцев, но некоторые питаются на посту или дома.

Школа больше не походит на школу, на первом этаже окна укреплены решётками и досками. Некоторые окна второго этажа переделаны в бойницы. На крыше ходят два охранника с биноклями и рациями. Откуда это оборудование у здешних людей мне неизвестно. Александр Леонидович говорит, что когда-то военные скинули спецгрузы недалеко в лесу, чтобы до них была возможность добраться, не встречаясь с кордицепсом, но я не припомню шума самолётов над моей головой. Я спрашивал у главы западного сектора, но он промолчал.

Я закинул на спину ланкастер и в правый карман положил свои неистраченные десять патронов. В кожаные ножны, креплящиеся за ремень, я вонзил пятнадцатисантиметровые лезвия. Заряжать ружье я не видел большой необходимости, вероятнее всего можно будет без шума расправится со стригоями ножами. Также я взял фонарь и часы. Пятеро человек стояли у решётчатых ворот и ожидали приказа Александра Леонидовича выдвигаться. Наш маршрут был составлен по той части местности, где наши отряды ещё никогда не ходили – мы пойдём первые. Наша задача – обезопасить путь от школы до близлежащей лесополосы. Когда мне предложили участвовать в этой однодневной экспедиции, я не раздумывая согласился. На собраниях нам говорили, что за усердный труд получают награду. Какую награду можно получить за усердие Александр Леонидович не уточнял, но всё равно интрига была. С того самого момента я не пропускал почти ни одного похода, но никакой награды до сих пор не получил.

Глава выходит из школьного здания и приказывает открыть ворота. Два ключных замка и четыре металлические задвижки слетают, и массивные ворота распахиваются. Когда мы вышли, ворота тут же закрыли охранники. Я услышал щёлканье замков и скрип задвижек. Мы повернули направо.

Большую часть дня мы ни на что интересное не натыкались, лишь встретилась, лишённая шерсти и кожи, кошка, вышедшая из какого переулка. Она была небольшого размера и легко утонула в сугробах снега. Кто-то из нас встретил её свистящим ножом в голову. Каким бы способом не происходило уничтожение стригоев, всегда приходилось долго стрелять или резать. И несмотря на такие увечья, немногие из них могли через некоторое время снова встать.

Нам рекомендовалось сжигать большие кучи трупов на открытых пространствах. Но заниматься этим никогда желающих не находилось. Требовалось следить за огнём, а значит вдыхать запах горящих стригоев. Бывали случаи, когда люди падали в обморок от этого запаха. Один из следящих почему-то стоял слишком близко к огню, потерял сознание и упал в пламя, но его успели спасти. С тех пор за огнём следят по два человека. Останки мертвецов оставляли прямо на месте кострища. Но когда выпал снег, костры сжечь перестали – часто шли снегопады, и стригои исчезали в белой простыне. Откопать и найти их требовало большого труда, поэтому этим никто не занимался. Да и нужды не было.

Я взглянул на часы. Ровно в пять часов вечера мы подошли к границе леса, так никого кроме кошки не встретив. Небо заволокло облаками, и запорошил мелкий снег, резко ставший крупным. Северо-восточный ветер заносил снежинки прямо в глаза, и обратная дорога стала довольно сложной. Но мы увидели на горизонте снова чистое вечернее небо и решили переждать кратковременную бурю в одном из домов. Внутри никого не было. Я сел на широкую лавку, покрытую множеством грязных ковров, и стал смотреть на небо. Предполагалось, что северо-восточный ветер унесёт тучу вдоль поперечного сечения по отношению к нам. Однако ветер сменился и теперь она двигалась вдоль оси, тем самым она продолжала покрывать поверхность земли новым слоем снега. Уже начинало темнеть, снежный покров увеличился почти на три сантиметра, а снег не переставал падать, делая обзор всё более ограниченным. Выходить наружу было опасно, риск потерять хотя бы одного человека был велик, но у нас собой не было еды, и я чувствовал, что избушка давно не отапливалась. Кончики пальцев на руках уже онемели от холода; пробыв здесь ещё час мы бы замёрзли. Было принято решение идти к лагерю. Дверь на ржавых петлях долго не поддавалась, а когда её верхняя часть надломилась, мы поняли что через неё нам выйти не удастся. Высота снега достигала почти половины двери, и открыть её изнутри было невозможно. Гораздо быстрее выломать окно и выйти через него. Один из нас ногой выбил раму и благополучно вылез.

Последним покинувшим избу был Александр Леонидович. Он указал дальнейшее направление. Мы проваливались по колено в снег. Я чувствовал его в рукавах куртки, в штанах и в обуви. Видимость была крайне малой, и я совсем не узнавал нашу дорогу. Когда мы вышли на относительно твёрдую тропу, наше продвижение несколько увеличилось, однако уже начинались сумерки. Я боялся, что ланкастер соскользнёт и потеряется в сугробах, поэтому я крепко держал его в своих объятьях. Мне приходилось дышать через рот по причине усталости, и я чувствовал, как мне начинает драть горло. Двое из нас, в том числе и Александр Леонидович начинали кашлять. В лагере есть лекарства против простуды, но туда нужно было ещё добраться. По своей памяти мы повернули в переулок между домами, где через один поворот должна показаться школа.

Вой ветра заглушал всевозможные звуки. Торопясь добраться до лагеря, мы стали неосмотрительными, и за поворотом нас встретила толпа стригоев. Двое людей и собака, видимо недавно погибшая, потому что она была очень похожа на обычную. Её выдавали бледные, ещё не туманные глаза, и покрытая плесенью третье веко. Это был лабрадор крупных размеров. Обычно все стригои были резкими, но медленно ходили, а собака, завидев нас, сразу кинулась на кого-то шедшего впереди. Тот не успел среагировать и повалился на снег, моментально скрывшись в нём. Собака яростно грызла несчастного, и кто-то другой вонзил в неё свой длинный нож. Пострадавший больше не вставал, а прямо с поворота, из которого мы только что вышли, по снегу перебирался, почти плавал, стригой. Неизвестно сколько он нас преследовал, но это было не важно. Я понял, что это тот случай, когда нужно использовать не ножи, а ружьё. Но Александр Леонидович приказал бежать к лагерю, огни которого уже виднелись в конце улицы. Я послушался его и поспешно отправился к лагерю. Александр Леонидович тщетно пытался спасти второго пострадавшего, который накинулся с ножом на собаку, но его утащили под снег остальные стригои. Наш главный лишь опустошил обойму своего пистолета, а стригои продолжали грызть человека. Я понял, что завтра мы должны сюда прийти и забрать всё оружие у двух членов похода, погибших при исполнении приказа. Заодно добить пока ещё неожившие трупы.

Таким образом, нас осталось четверо. Никто не ослушался приказа главы, и мы бегом направились к воротам. Из-за приступов кашля я начинал задыхаться. Добежав до ворот, я думал, что сейчас потеряю сознание, но всё обошлось. Замки ворот под шум ветра слетели, и нас затащили силой внутрь, хотя мы не сопротивлялись. Быстрые руки часового безошибочно дёргали толстые шпингалеты, а ключи метко вставляли в замочные скважины.

Видя в каком состоянии мы вернулись, нас на улице раздели и осмотрели на наличие укусов или царапин. Одного из нас оставили около ворот, а меня, Александра Леонидовича и ещё одного составляющего наш отряд повели в медкабинет, о котором я уже упоминал. В августе мне лишь очистили и перебинтовали рану на кисти. Сейчас всем мерили температуру, заставили принять какую-то микстуру и дали банки лекарств. Давление у меня, к удивлению, было в норме.

Выйдя на крыльцо я услышал трепет толпы, собравшихся у ворот, и одного члена нашего экипажа. Какая-то пожилая женщина обнимала и целовала его. Я сначала обрадовался, что мать так встречает своего единственного сына, которого звали Андрей. Но тут я увидел на лице женщины слёзы. Она о чём-то умоляла охранника жалобным голосом. Подойдя ближе я увидел на животе Андрея царапину. Она была небольшая, и я не до конца понимал, почему его не ведут в медицинское отделение. Охранник о чём-то спросил у пострадавшего, ответ Андрея я не расслышал, но различил лишь слово "укус". Тут же подошёл глава западного сектора. Он поговорил с охранником и громко крикнул: "Что тут делает укушенный?". Также громко, чтобы слышали все, он приказал убить Андрея. У меня ёкнуло сердце, а мать залилась слезами и молила отпустить сына. Но глава был непреклонен и, даже не слушая мольбы старой женщины, ушёл. Укушенный робко прислонился к воротам и опустил голову. Люди отобрали у него ножны, ржавое ружье и патроны. Потом с него содрали верхнюю одежду, оставив в одной тонкой рубашке и нижней одежде. Он переминал ноги и кажется не чувствовал холода. Укус был совсем незначительным, и рана могла сама по себе зажить, если она не была бы получена от заразных клыков стригоев. Андрея поставили лбом к стене, а к затылку прислонили холодное дуло ружья. Все собрашиеся молчали. Волнение чувствовалось внутри каждого наблюдавшего, лишь у охранника был равнодушный взгляд. Через несколько секунд раздался выстрел. Бездушное и худое тело Андрея взяли двое человек с ножами и расчленили его конечности с туловищем. Это процедура служила, чтобы даже Андрей оживёт, он будет не опасен. После чего его выкинули за пределы школы. Мать увели какие-то другие женщины преклонного возраста, и я вскоре потерял их из виду.

Я первый раз видел, как убивают заражённого человека. Судя по историям укушенного выявляли ещё до того, как он добирался до лагеря. Во время похода их убивали и расчленяли. Меня смутила эта политика по устранению заражённых: на глазах матери убивают её сына, даже когда судьба поставила крест на его жизни. Теперь останки Андрея будут гнить в холодном, белом одеяле, а его мать будет убита горем.

Подойдя к своей палатке, я воткнул в удлинитель розетку от слабой воздухогрейной печи, вытащил из кармана упаковку таблеток от кашля и улёгся на кушетку. Под сопение печи у начали смыкаться глаза. Я спрятался в спальном мешке, лежавшем на кушетке подо мной и через несколько минут выключил печь. Закрыв глаза, я увидел очень подробный пересказ сегодняшнего дня.

21 ноября 2012 года.

Звон вчерашнего выстрела, кажется, запомнился гораздо яснее, чем хотелось бы. Скорее всего, из-за этого мне приснился жуткий сон: голова Андрея с дырой в затылке лежала на холодной снегу, теряя последние капли крови. Его бледная кожа от холода так натянулась, что казалось вот-вот оголит мёртвую плоть. С неба медленно падал снег. Вдали виднелись тёмные верхушки ёлок. Где-то завывал ветер. Снег забивался в уши и глаза Андрея. Неожиданно и быстро его левый глаз моргнул.