Читать книгу: «Последним был не я», страница 5
На улице была ясная погода. Выйдя из палатки, я встретил около ворот Славу, собравшегося в очередной поход. Рядом стояли ещё пара людей. Слава сказал, что у Александра Леонидовича был сильный озноб ночью, поэтому сейчас отряды будет возглавлять Алексей Владимирович. Я надеялся, что их поход окажется более удачным, чем наш, то есть без потерь. Мне же Слава посоветовал не выходить сегодня на улицу, чтобы не лечь надолго с простудой. Наконец, пришёл Алексей Владимирович и приказал открыть ворота. Я проводил отряд, состоящий из четырёх человек, среди которых был Слава, как и все, с двумя ножами и винтовкой. Слава шёл взади всех и тонул по колено в снегу.
Я захотел увидеть Никиту и направился в школьную столовую. За столами уже никто не сидел, так как завтрак давно кончился. Из глубины кухни я услышал шоркающие шаги. Какой-то мимолётный страх возник и тут же исчез. За хлипкой деревянной дверью доносились звуки падения консервных банок и шорох пластиковых пакетов. Я открыл дверь и увидел Некита. Он торопливо брал с полок металлические консервы и ложил в пакет. Когда он увидел меня, он вздрогнул. Двое пакетов, в которые он усердно складывал припасы, были наполнены банками и бутылками воды. На кухонном столе лежал "Макаров". Пистолеты полагалось носить только главным и людям, которым в качестве медали выдавали их за подвиги в походе. (Я не совершал подвигов, но продолжал надеяться, что мне вручат награду.) Некит никогда не участвовал в походе, поэтому пистолет, очевидно, украденный. Будто не догадываясь, я спросил что он делает. Неохотным голосом он сказал, что лагерю рано или поздно судьба принесёт уничтожение, а он же решил сразу нахватать всего необходимого, чтобы быть готовым к радикальным переменам. Также он мне объяснил, чтобы я взял что-нибудь полезное, когда Александр Леонидович поведёт меня на оружейный склад, так как я состою в более близких кругах главы, чем Слава или он. Я знал, что Кирибеевский когда-нибудь перестанет существовать, но воровать я не намерен. Некит заботился о будущем, но мне нужно мнение Славы, который сейчас ушёл. Я не знал, что предпринять: вместе с Некитом подумать о дальнейшем выживании или быть на стороне правил лагеря и выдать Некита, иначе меня примут за соучастника. Тем временем, Никита завязал ручки пакетов и положил вместе с едой пистолет. После чего он вышел через запасной выход, находившиеся в столовой, а я продолжал стоять. Я решил, что дождусь возвращения Славы (если он вернётся) и спрошу его мнения насчёт планов Никиты.
Слава, как предполагалось, вернулся к вечеру. У них поход был куда удачней нашего – без потерь, и они даже в каком-то гараже нашли канистру бензина. Я решился рассказать ему, что замышляет Некит. Немного подумав, он сказал, что это должен знать Александр Леонидович. Я несмело поддержал его точку зрения, думая что ничего страшного не должно произойти. В тот момент я очень переживал, так как понимал, что предаю друга. Из-за этого я больше беспокоился о себе, чем о ком-то другом. Я был эгоистом.
На больничной койке лежал глава. В отличие от меня, ему было намного хуже. Слава заставил меня рассказать. Видимо, я невольно оказался главным свидетелем. После услышанного Александр Леонидович приказал привести к нему Некита. Слава тут же рванулся за подозреваемым. Я тоже поплёлся за ним, но глава сказал мне остаться с ним, и я сел на стул. Никита воровал из склада лагеря, значит воровал у всех Кирибеевцев, в том числе и меня. Эта мысль заставила меня волноваться ещё сильнее, чем прежде. Наконец, Слава и ещё двое человек привели испуганного Некита.
Александр Леонидович долго разговаривал с вором. Слава сидел рядом со мной и как бы презирая смотрел на лазутчика. Некит опустил голову, отвечал на вопросы, тяжело дышал и всё время переставлял ноги. В конце концов он признался, где спрятал наворованное. С видимым недовольством, Александр Леонидович приказал изгнать Некита из лагеря, сказав что на вора жалко тратить даже один патрон. Эти слова меня, как пуля, ранили. Александр Леонидович передумал убивать Некита, хотя на это и был весомый повод. Некита увели, и мы поспешили за ним. Солнце закатывалось за горизонт, когда на улице перед воротами, как и с Андрея, с Никиты сорвали верхнюю одежду. Без церемоний, открыли врата и его вытолкнули. Сидящий на вышке грозился выстрелить в него, если он не уйдёт.
Тревога сверлила мне сердце. Слава же в полголоса говорил, что Некит мог также и у друзей своровать, но меня это не успокаивало. Крик совести ел меня изнутри, но я знал, что сделал правильно. Некит заботился, в первую очередь, о себе, и меня хотел использовать в своих целях. И он получил то, что заслужил.
На улице, тем временем, было темно, я попрощался со Славой и зашёл в свою палатку. Спать не хотелось, я принял лекарство и достал свой ланкастер. Я погладил шершавый деревянный приклад и представил, как стреляю в голову проснувшемуся стригою. Моя тёплая ладонь обняла холодный ствол ружья. Мне не терпелось нажать на курок и услышать оглушающий звук взрыва патрона. В следующий раз, будучи в походе, я возьму уже заряженный ланкастер и убью хотя бы одного стригоя. Я понял, что уже почти дал клятву. Я взял пять патронов и зарядил магазин ружья. Щелчки приятно щекотали слух. Положив ланкастер в надёжное место, я вышел из палатки и записался добровольцем в завтрашний очередной поход с Алексеем Владимировичем. Услышав, что я многократно отправлялся в походы, он с охотой записал меня. Я признавал, что опытен в вылазках. Я чувствовал, что завтра мне выпадет возможность пострелять. Вернувшись в палатку, я на всякий случай заранее положил остальные патроны в карман куртки. Включив свет, я достал из-под низкого складного стола стопку книг и перечитал названия. Выбрав какой-то детектив, я читал его до тех пор, пока не начали смыкаться глаза.
22 ноября 2012 года.
Примерно в восемь утра я единственный стоял у ворот и ждал остальных. По всей видимости, Алексей Владимирович последний раз пересматривает список участников нынешнего похода. Очевидно, он беспокоится, что новенькие пренебрегут осторожностью, которая в походах просто необходима. Однако бдительность временами покидает и меня. В последние дни эйфория становится частой гостью, к которой очень легко привыкнуть. Из-за этого я целый месяц не вспоминал Рому. Я даже целую минуту не мог вспомнить его фамилию. Он ушёл из нашей жизни, и мы его забыли, как вещь. Вчерашний случай напомнил мне о Роме и о том, что теперь Никиты тоже нет рядом. Я позволил его выгнать даже без нормальной одежды в опасный современный мир. Совесть снова разожгла жгучий огонь, истлевая меня изнутри, за мой эгоизм. Я думаю, что избегу наказания. Не факт, что Некит погиб, а значит я смогу его разыскать.
Алексей Владимирович подошёл ко мне с одним оставшимся членом отряда и приказал открыть ворота. Я и один охранник, стоящий недалеко, повиновались. Как и Александр Леонидович, глава западного сектора шёл впереди, я за ним, а наш новый сопутствующий замыкал. Как утверждал Алексей Владимирович, чем меньше людей, тем безопаснее. Мой бывший начальник говорил иначе, однако я прекрасно понимал, что он не прав. Я убедился в этом на личном опыте. А тем временем, мы свободно разгуливали по маршруту, неисследованность которого испытать довелось моему бывшему отряду. Редкий кашель не помешал мне отправится в поход снова. Я даже взял заряженный ланкастер, надеясь хотя бы один раз выстрелить.
Главная цель нашего похода состояла в том, чтобы окончательно убедится в безопасности данного маршрута. Лагерю давно нужен долгожданный доступ в лес. Следы предыдущих пешеходов по этому пути были хорошо видны. Иногда попадались трупы падших стригоев, которые не успели утонуть в снегу. Чистое голубое небо не предвещало никаких изменений погоды. Но видимость была неидеальной, лучи солнца били в глаза и с небес, и отражались от сверкающей поверхности пластов снега. Но всё же вдали виднелся лес, до которого нам и следовало дойти. Голые стволы деревьев, словно тысячи копий, устремляли свой взгляд на безмятежное небо. Впрочем, горизонт был неразнообразен, справа – бескрайнее поле, на котором летом росла пшеница, слева – заваленные сугробами снега дома, а спереди – лес.
Как и в прошлый раз, мы дошли до края леса, который был не так густ, как казалось вдали. Осмотревшись мы развернулись и пошли обратно. Было около полудня, когда мы решили передохнуть в каком-то доме. Погода не переставала радовать своей ясностью, поэтому совершить ту же ошибку, что и в прошлый раз, казалось невозможным. Но оставаться внутри стен я все равно отказался. Выйдя на улицу, я посмотрел на дома на противоположной стороне дороги и зачем-то пошёл к ним. Забор отсутствовал, будто его вообще здесь никогда не было. Отсюда, где я стоял, был хороший обзор на всю улицу. И ни единого стригоя. Стрелять без команды противопоказано всем, но я продолжал мечтать, что сегодня я убью с помощью пули.
Около одного из многочисленных рядов забора, наклоненного из-за сугробов, я увидел углубления, похожие на следы. Они вели к ухоженному дому, обитому железом, и с уцелевшей крышей, но тем не менее она всё равно была ненадёжной. В районе, где мы сейчас находились, было много брошенных несколько лет назад домов, и здесь редко можно увидеть подобную хижину. Из любопытства я подошёл к дому, куда вели следы, похожие на человеческие. Из ножен я вытащил ножы и аккуратно открыл дверь. Я ожидал, что на меня вылетит стригой, но приятная обстановка внутри меня успокоила. Но окна были выбиты, поэтому сюда проникал холодный воздух и было ничуть ни теплее, чем на улице. Я прошёл вглубь. Был небольшой беспорядок, на стенах висели картины и красивые старинные ковры. В прихожей раньше висела люстра, но сейчас её почему-то не было.
Зайдя в самую дальнюю комнату, где было чище, по сравнению с другими помещениями, я был шокирован, когда увидел, кто лежал на кровати. Это Никита. Он сильно замёрз и также был в одной спальной рубашке, в которой его выгнали вчера. Он лежал спиной ко мне. Я убрал ножи обратно и медленно подошёл к нему. Я дотронулся. Он, может быть, и был ещё живой, но очень холодный. Он с превеликим трудом повернул голову в мою сторону. Его лицо выражало только страдание и бессилие. Морщины усталости покрывали лоб и переносицу. Увидев меня, он нахмурил брови и продолжал немигаючи смотреть. Мне стало непомерно жаль его. Но что я мог сделать? Моя решительность, что я исправлю не до конца совершённую ошибку, умчалась прочь. Увидев его бы другие, они даже не обратили бы внимания. За помощь изгнаннику меня бы выгнали вслед за ним. Единственное, что я мог сделать, это прекратить страдания Некита. Я увидел на его волосах иней. Сегодня он замёрзнет насмерть, но неизвестно сколько ему осталось мучиться. Я взял в руки ланкастер и пересчитал патроны в магазине. Всего один я потрачу на него. Я был в толстостенном доме, поэтому меня никто не должен услышать, но я запамятовал о разбитых окнах. Холодный ствол ружья уткнулся в лоб Некита, у которого лицо блестело от слёз. Он боялся умереть, как и все живые. Но только так можно избавить его навсегда от морозной боли. На всякий случай, я взял лежавшую рядом подушку и аккуратно положил её на голову Некита и прислонил ствол, дабы не видеть его лицо и заглушить выстрел. Когда я решился нажать на курок, мне в спину будто ударили ледяным ножом. Жидкий лёд проник внутрь и вызвал самое сильное чувство – страх. Он оглушил меня так, что я не услышал взрыва патрона. Под подушкой растеклась лужа крови, которая тут же впитывалась в отвердевший от мороза матрас.
Меня передёрнуло от того, что первая мной выпущенная пуля, попала в Некита, а не стригоя. Я чувствовал себя так, как будто патрон попал в меня.
Я вышел из дома и направился к отряду, который успел меня потерять. Выстрела они не слышали. Но меня теперь это не волнует. Они собрали рюкзаки и отправились в дальнейший путь. Физически я не уставал, однако я был в душевном напряжении. Я никогда не подумал бы, что окончательно избавлю от мучений своих друзей. Я не считал себя спасителем, но знал, что должен так сделать. Может конец моей истории будет таким же, как у Некита и Ромы? И кто сделает выстрел?
