Читать книгу: «Последним был не я», страница 6

Часть 3

31 декабря 2012 года.

"Я вернусь… сомкнув глаза."

Сегодня стемнело не от того, что солнце спрятались за горизонт, а того, что тёмные тучи пришли с севера и принесли с собой очередную метель. Налетел ветер, и снежные туманы спустились с облаков на землю. Горизонт под напором снега немного белел, но оставался сумеречным. Мелкие снежинки царапали лицо. В наветренные стенки палаток попадал снег, поэтому они прогибались. Плохо закреплённые палатки ломало ветром. Алюминиевые шесты прогибались, ткань рвалась, а колышки иногда выдёргивало. Однако никто не пытался починить свое убежище. Слышалась стрельба.

Упокоившийся Некит как-то мне сказал, что Кирибеевскому судьба преподнесёт уничтожение. Может, то что сейчас происходит он и имел в виду: выстрелы слышатся гораздо чаще, чем обычно, комната, где находился Александр Леонидович пылает в пожаре. Люди с криком покидают Кирибеевский через главные ворота, но убежать удаётся не всем.

Когда я вышел из палатки, совсем молодая девушка лежала около входа и держалась за живот. Её серая куртка покраснела, а из-под её руки ручьями текла кровь. Я взял её на руки и занёс в палатку. Она не сопротивлялась и просто смотрела на меня, не говоря ни слова. Когда я положил её на кушетку, то понял, что она уже умерла. Левая рука, которой она удерживала кровь, обмякла, а правая продолжала сжимать что-то в кулаке. Я раскрыл её ещё тёплую ладонь, и чёрная цепочка с бренчанием упала на землю. Сероватый перевёрнутый крест был прикреплён к тёмным кольцам. Я нагнулся, чтобы поднять выпавший предмет.

Сквозь стенку палатки я услышал у себя за спиной очередь стрельбы. Она несколько раз повторилась и затихла. Тряпичная стена моего "дома" порвалась под взрывами пуль, происходившими в автомате. Я успел лечь на землю и пополз на четвереньках к ланкастеру. Схватив его, я спрятался под кушеткой, на которой лежала девушка. Тем временем, ко мне зашёл стрелявший. Я увидел на его шее точно такой же крест, что и у девушки. На кресте красовалась звезда в красном кружке. Я зарядил ружьё. Он посмотрел на девушку и хотел подойти ближе. Дуло моего ланкастера слегка вылезло из-под кушетки, и раздался глухой звук попадания патрона куда-то в грудь вошедшего. Капли крови вырвались и попали на зеленоватую ткань палатки и снег. Я вылез из-под кушетки и оттолкнул автоматчика, у которого подкашивались ноги, и он упал замертво. Выйдя из палатки, я закинул за спину ланкастер и побежал в сторону школы. ОГонь распространялся по зданию школы и вообще по лагерю. Я слышал и видел огоньки выстрелов. Окоченевшие тела людей лежали на снегу. Метель заметала их. Откуда-то я услышал крик ребёнка, но его самого я не видел.

Я почувствовал, что что-то тёплое течёт у меня по руке, и сжал её. И тут боль оказалась громче пурги. Кровь начала впитываться во внутренний мех куртки. В тот момент я запнулся о что-то тяжёлое и упал лицом в снег. Боясь, что в меня попадут второй раз я быстро начал ползти на четвереньках к какому-нибудь укрытию. Я увидел недалеко перевёрнутую деревянную бочку, заметённую снегом так, что почти неотличимо от сугроба.

Я с большим трудом добрался до неё и облокотился. Теперь я не знал куда идти или бежать. Выстрелы вокруг поутихали, но все ещё порой раздавались. Я посмотрел на разодранные снегом руки. Тонкие царапины, словно сеть, оплели мои кисти. Я от усталости дышал через рот, отчего мне становилось хуже, но я не мог перестать глотать воздух. Мне казалось, что сейчас может выбежать человек с перевёрнутым крестом и убить меня. Я оглянулся. На белом снегу лежало что-то тёмное. Шапка слетела с головы, обнажая белокурые волосы и худое лицо. Я видел мальчика лет десяти или одиннадцати. Он лежал на боку, и на его пальто блестело несколько кровавых струек. Снег под ним окрасился в красный цвет.

Тут я слышу звук хрустящего снега, будто кто-то бежит по нему. Силуэт возникает прямо передо мной, и я уже тянулся за ружьём, как слышу голос Славы. Он хватает меня за раненую руку, и я вскрикиваю. Решив, что лучше остаться прямо здесь, Слава садится рядом со мной и говорит, что надо уходить из Кирибеевского. Я плохо слышал его слова, но понял, что глава восточного сектора, Александр Леонидович – сатанист. Кто-то увидел в его комнате кресты, звёзды в кружках и поднял тревогу. Главу сразу же убили, но его последователи принялись убивать всех, кто был не на их стороне. В ходе перестрелки убили Алексея Владимировича и многих других мирных людей. Кое-кто даже поджог комнату Александра Леонидовича. Никита знал, что так всё закончится. Я тоже знал, но не думал, что так скоро.

Слава помог мне встать, и мы пригибаясь пошли к воротам, через которые уже многие убежали. Снег заметал проход. Вот мы уже огибаем проём, как нам вслед свистят пули. Мы бежим прямо по дороге, которая ведёт в лес. Мы тонем в снегу, замерзаем до костей, но продолжаем бежать. Когда уже не слышно звуков выстрелов, мы сбавляем скорость. Мы шли до тех пор пока не доходим до окраины леса. Ветер был пронизывающим – прекрасная возможность замёрзнуть. Слава хотел идти дальше в лес, но эта идея мне сразу не понравилась. Я уговорил его остаться на ночь в каком-нибудь доме.

Старая избушка имеет в наличии печь, но разжечь огонь не удаётся из-за сырости. У меня почти текут слёзы, пока Слава вытаскивает пулю из моей руки и делает перевязку с помощью тряпок, которые мы смогли найти в доме. Чтобы согреться мы ложимся как можно ближе к друг другу. Я больше часа не чувствую пострадавшую руку, поэтому не смущаюсь. Слава говорит, что видел план местности, и что на другом краю леса лежит шоссе, ведущее к городу, куда мы должны направиться. Он уверяет, что там можно найти безопасное убежище. Я не вижу обратной дороги в Кирибеевский, хотя сейчас я пережил слишком много, чтобы думать в здравом уме. Ни я, ни Слава не знаем, что нас ждёт завтра. Сатанисты, оставшиеся в лагере, могут нас настигнуть и убить, пока мы спим беспокойным сном.

Ночь с 31 декабря 2012 по 1 января 2013 года.

Кто-то стреляет.

Я вскакиваю с постели и бужу Славу. Я говорю ему про выстрел, и мы берём рюкзак, который прихватил Слава, ружья и уходим из дома. Пригибаясь мы прячемся за сугробами и прислушиваемся. Метель утихла, но холод всё равно нас докучает, хотя в доме я смог согреться и, к счастью, снова чувствую руку. Стрельбы больше не слышно. Я думаю насчёт того, чтобы вернуться обратно в дом, но Слава даже не осматривается назад. Его глубокие следы ведут к лесополосе. Я последний раз смотрю на дорогу, по которой наши отряды ходили в лес, и догоняю Славу, переходящего границу между лесом и полем.

Мы долгое время идём в тишине, уже обогнули лесополосу и, наверное, час идём по лесной чаще. Здесь много густых ёлок, и из-за этого большая часть снега расположилась на иголочных ветвях. Но нога всё равно проваливается. Несмотря на то, что мы идём продолжительное время, наше продвижение очень небольшое. Почти жалкое.

Я спрашиваю у Славы, далеко ли идти. Он молчит. Я спрашиваю громче, и мне снова отвечает гробовая тишина. Я стучу по плечу друга, и он поворачивается ко мне лицом. Я повторяю вопрос, но вижу выражение ужаса. Он оглядывается и подаётся сначала в одну сторону, потом в другую. Он говорит, что немного задумался и, скорее всего, завёл нас не туда. Я переспрашиваю его, что он имел в виду, но он молчит и поворачивает направо. Я следую за ним.

У меня не выходит из головы мысль, что мы бродили по лесу больше двух часов и всё зря. Я верил Славе, ведь он видел где-то карту местности, видел шоссе, которое находится за лесом. Он видел какой-то большой населённый пункт, к которому это шоссе ведёт. А сейчас мы не пойми где. Я сжимаю от злости кулаки и толкают Славу. Он падает на ствол дерева и царапает о шершавую кору ели скулу. Его кровь размазывается по коре, но мне этого не достаточно и ударяю его ещё раз. Рана расширяется, и кровь забегает ему за шиворот. Слава охает. Я стряхиваю с руки его кровь. Я чувствовал, что терял рассудок. Аффект разрывает меня изнутри. Слава оглянулся и начал отползать. Он закричал на весь лес что я творю, но я его не слышал. Мне лишь хотелось, ещё раз его ударить, чтобы он больше не задумывался. Из-за его слишком задумчивой головы мы оказались посреди зимнего леса ночью. Слава отполз от меня, и я его уже почти не различал в темноте.

Мне пришла в голову опасная идея, но в гневе я не боялся её воплотить. Я достаю из-за спины ланкастер и заряжаю его третьим патроном. Нацелившись чуть правее головы Славы, я хотел выстрелить, чтобы напугать, но не успел нажать на курок, как что-то горячее попало мне в грудь. Такую же горячую пулю я чувствовал в руке и не мог поверить… Я не мог поверить в то, на что я спровоцировал Славу. Я увидел у Славы кобуру на ремне, а в руках он держал пистолет. Раздался второй выстрел, и вторая пуля опрокинула меня на спину. Я не мог вдохнуть. Что-то с огромной силой перекрыло мне горло. Я повернул голову и выплюнул струю крови. Я пытался вдохнуть воздух, но это было похоже на задыхающийся кашель. Тем временем, Слава встал, отобрал у меня ланкастер, который я до последнего держал в ослабших руках, и ушёл в глубину леса. Вскоре его силуэт стал не различен с темнотой. Я пытался позвать кого-нибудь, но не мог. Среди верхушек деревьев я увидел выглядывающую из за облаков луну. Мне показалось забавным, что плесень, из-за которой человеческий мир разбился на осколки, убила среди нас только Рому. Никита умер от моей руки, а я умру от руки Славы. Но Слава умрёт в этом лесу. Я не думаю, что он сможет найти шоссе и дойти до города. Его тонкая одежда подведёт. Никто не увидит, как он от усталости падает на снег и замерзает. Этот хвойный лес стал для нас гробом. Я чувствовал, как снег падает на моё лицо, но уже не тает. Вскоре, и это я перестал чувствовать.