Читать книгу: «Танец солнечных зайчиков», страница 4

Шрифт:

– Ну, она ваша сестра, да? Да! Конечно! Она заходила к вам, она обняла вас…– радостно выуживал из копилки воспоминаний Иван Андреевич эти картинки. Где она? Я должен с ней поговорить! Я должен, понимаете, Иосиф Владимирович!

– Вениаминович! – сухо поправил Еся и деловито добавил, – вы обознались, я не понимаю, о чем вы. У меня нет сестры с таким именем!

Поправив очки, Ёся поднялся вверх по ступенькам, врезавшись в большую пухлую грудь молодой и габаритной медсестры, которая шла с баулами грязного белья по своим делам. Женщина долго костерила Есю, однако, он этого уже не слышал, скрываясь за двумя тяжелыми больничными дверями.

Ивану Андреевичу даже трудно стало дышать. Еще более раздосадованный он побрел к киоску, купил выпивки и уже мало что помнил с того дня. Забывшись в пьяном бреду, он постоянно повторял ее имя, а потом перед ним всплыло обеспокоенное лицо Саши. Оно всплывало несколько раз. Проснувшись среди ночи, Иван Андреевич застонал от нестерпимой боли в голове. Но тут же ему под нос подставили стакан с чем- то шипящим.

– Лия? – простонал он.

– Нет, это не Лия… это Сан Саныч, и скажи спасибо, что Мойша снова удрал в неизвестном направлении, и я нашел его в твоем дворе! Это ж тебя угораздило купить водку в киоске?

Кто приходит в самые жуткие минуты жизни? Доказано на опыте – Саша!

Лия вышла на перрон. Разглядывая счастливые встречи родных и любимых, их теплые объятия и слезы радости на глазах, Лия немного приуныла. Грустно приезжать в город, где тебя никто не ждет. Тем временем город похожий на муравейник, своими миллионными утренними огнями, мерцающими в слабом осеннем тумане, готов был проглотить свою гостью, предлагая сотни, тысячи вариантов… Лия, не привыкшая долго грустить, схватила свой чемодан и пустилась на поиски квартиры или комнаты. В огромном городе с этим нет сложностей, если знаешь, как поступать. Лия же отличалась большой удачливостью, и уже спустя полтора часа раскладывала вещи в однокомнатной квартирке недалеко от вокзала.

Легко и воздушно она начинала новую жизнь. И даже в чем- =то совершенно не благоразумно. Отвлекаясь от уборки, натирания подоконников и чистки старых сковородок в новой квартире, она вдруг вспоминала об Иване Андреевиче, и в груди появлялось чувство ноющей тупой боли, до тошноты. Если спросить у нее, зачем она уехала? Она бы просто пожала своими тонкими плечиками, грустно улыбнулась и томно уставилась в окно. Сердце она оставила в руках Ивана Андреевича, оставила бездумно, и сильно надеялась вернуть его, уехав, заточив в памяти прошедшую ночь. Будто ничего не было.

Какой бы прекрасной не была Лия, каким бы очарованием и женской утонченностью она не обладала, в душе совсем еще юный ребенок она испугалась своего поступка. И вместо того, чтобы мчатся к своей любви в объятия и спрятаться за его спиной от всех вьюг, которые могли бы ей угрожать, она пустилась в бегство. Лия любила убегать, чувствуя перелом в жизни, просто убежать и начать все заново – это было в ее взбалмошном характере, пожалуй. С возрастом это обещало пройти, но разве она думала об этом в свои двадцать два? Любви этого ребенка своеобразные мужчины не научили. Дедушка и брат никогда не затевали подобных разговоров, очевидно, доверяя жизни эти непростые уроки.

И как только диковинное доселе чувство разбудил в ней Иван Андреевич, она поддалась ему жадно и искусно, словно очаровывать было в ее крови. А потом она решила исчезнуть. И спустя несколько дней, когда острая боль в груди прошла, а осталась тупая и ноющая по временам, она даже почувствовала трагический романтизм, в который они оказались втянуты.

На следующий день Лия после долгих раздумий, приняла решение подыскать работу, связанную с танцами. Ей без труда это удалось. Она попала в достаточно большой ансамбль, который, на ее счастье, только начинал свою творческую деятельность. Руководитель художественного коллектива после короткого Лииного экспромта в зале для занятия танцев, просто и громко сказала: «Конечно, берем!». И начались изнуряющие тренировки, в перерывах между которыми Лия гуляла по большому городу и пыталась исцелить крылья у той бабочки, которая когда- то в ней жила. Не выходило.

В письма Есе она не признавалась в своей тоске, а по-прежнему обещала брату золотые горы и прекрасное искристое будущее, передавала воздушные поцелуи дедушке. В ответ Еся коротко писал: «Погода – осень, дедушка – ворчун, я – скучаю».

Гостомыслов встретил Лизу у входа в школу. Она не ожидала, но с удовольствием взяла его под руку, и они медленно побрели к остановке. Внезапно карагачи скинули листья, березы покрылись лимонной желтизной. Лиза выглядела не важно. Беременность она переносила тяжело. И врачи посоветовали ей оставить работу ради собственного здоровья и ради здоровья будущего малыша. Но Лиза не прислушивалась, и скорее из-за того, что без занятости она сведет себя с ума своими же мыслями о будущем.

– А у нас вышел первый номер! – сообщил Иван Андреевич, всунув Лизе свежую, пахнущую типографской краской, газету.

– Спасибо, я обязательно прочту.

А потом они долго молчали, шли, шурша опавшей листвой.

– Ко мне в больницу заходил мой коллега Иосиф Вениаминович, так приятно. Ты знаешь, он сказал, что видел моего мужа, то есть тебя! Я даже немного растерялась.

Иван Андреевич молчал. Намеки Лизы становились невыносимыми.

– Ваня, ты должен принять какое-то решение. Либо оставь меня, либо…

– Лиза, сейчас не лучшее время для выяснения отношений.

– Неужели моя беременность так отразилась на твоем состоянии? Почему ты так холоден? Ты же сам не свой. Все вроде бы хорошо! ТЫ работу нашел, я не назойлива. Все как ты любишь! Ну, посмотри на вещи здраво! Тебе через три года сорок лет. Пора устраивать жизнь. Нас кренит, Иван! Нужно выравнивать корабль, хватит уже! – нервно сказала Лиза и ускорила шаг.

И снова воцарилось тягостное молчание. Лиза, вспомнив о своем положении, попыталась успокоиться. До кафе, где их ждал Александр, оставалось пару кварталов. Ей очень хотелось предстать на дне рождения друга в хорошем настроении. Саша решил не делать большого празднества, а просто угостить лучших друзей хорошим ужином.

Александра они застали за столиком уютного кафе в центре их небольшого городка. Он сосредоточенно читал новый номер газеты, в которой выпускающим редактором работал Иван Андреевич. После поздравительных приветствий и хорошего заказа мужчины стали обсуждать статьи, пока Лиза, не слишком вникая в скучные дебаты, разглядывала кафе. В небольшом помещении, где столики располагались так близко, что можно было услышать темы разговоров соседей, было довольно уютно. На маленьких окошечках стояли лампы с алыми абажурами, стены украшали фотографии из старых зарубежных фильмов. Особенно Лизе приглянулось фото Мэрилин Монро в метрополитене за колонной, на заднем плане за ней наблюдал мужчина. А красотка Мэрилин смотрела прямо в кадр, обворожительно и в то же время загадочно улыбаясь.

Иван Андреевич что-то растолковывал Саше, жестикулируя, и по временам криво улыбаясь. Лиза смотрела на него, и ее начала наполнять уверенность, что все непременно будет хорошо. Она с гордостью оглядывала его густые, непослушные волосы, которые он всегда зачесывал правой рукой, привычным, приятным жестом, следила за его ладонями с длинными красивыми пальцами. Она пыталась поймать его туманно-серый взгляд, и вот, он мельком посмотрел на нее, но тут же углубился в беседу. И Лиза поневоле вспомнила тот вечер, когда она, прогуливаясь, оказалась в его дворе, вспомнила его каменный силуэт в желтом квадрате окна, равнодушный взгляд. И еще вспомнила ту незнакомку. Она видела, как Иван Андреевич смотрел на нее в школьном коридоре.

Лиза удивлялась тесноте земного шара, узости его улочек, этих частых судьбоносных узелков и хитросплетений.

– Иван Андреевич, не уж то! Празднуете? – Лиза услышала у себя за спиной громкий суховатый тембр.

Гостомыслов отвлекся от увлекательного спора с другом. Перед троицей стоял директор, он же главный редактор новоиспеченной газеты. Он держал бокал, в котором оставалось вина на один глоток.

– Роман Алексеевич! Рад вас видеть! – Гостомыслов протянул руку своему начальнику, – знакомьтесь, это мой друг Александр – врач от Бога, а это Елизавета – педагог русского языка и литературы, – представил Гостомыслов.

– Приятно, приятно! Вы – учитель? – Роман Алексеевич устремил взгляд на Лизу, – послушайте, не сможете ли вы мне помочь с поиском хорошего учителя химии? Моя дочка плохо тянет предмет, а нам нужна золотая медаль. Моя домработница Лия обещала привести своего знакомого химика, но пропала! – директор развел руками.

– Лия? – переспросил Иван Андреевич.

– Да, Лия. А что такое?

Все посмотрели на Ивана Андреевича и определили, что тот заметно побледнел. Лиза насторожилась и дрожащим голосом произнесла:

– Я подумаю, Роман Алексеевич.

– Договорились! Счастливого празднования!

Троица молчала, сконфуженно смотря друг на друга, пока официант не принес поднос с ароматными блюдами. Оживился Саша:

– О, наконец- то! Тааак, самую большую тарелку мы ставим перед Елизаветой Сергеевной, ведь ей нужно есть за двоих…

Когда с ужином было покончено, и друзья вышли из кафе, их встретил спокойный и теплый сентябрьский вечер. Стало совсем темно, и тихую улочку освещали желтые высокие фонари. Свет их был восковым и мягким, пахло выпечкой из кулинарии. Саша быстро удалился, сославшись на то, что у него дома некормленый пес. Лиза и Иван Андреевич остались вдвоем. Гостомыслов решил отделаться молчанием, услышав предложение Лизы поехать к нему. Женщина отступать не стала и пошла на хитрость, сыграв в глупую мадам, которая принимает молчание за знак согласия. Она поймала такси и назвала адрес Ивана Андреевича.

В квартире царил холостяцкий беспорядок. Лиза окинула все взглядом хозяйки, сняла плащ, туфли, по своей обычно манере, дергая лодыжкой. Сейчас это дико раздражило Ивана Андреевича. Он устало оперся на стену в коридоре и стал наблюдать за тем, как Лиза собирает его разбросанные по квартире вещи.

– Ванечка, ну так же нельзя! Это полотенце уже пахнет! – она показала ему зеленое полотенце, и с цоканьем бросила его в корзину для грязного белья, – а что ты ешь? Так, тут пусто! Господи, Гостомыслов, почему в твоем заварочном чайнике перец? Это же не суп!

Иван Андреевич вошел на кухню, забрал из рук Лизы глиняный чайник, закрыл его крышкой и молча поставил на место.

– Что- то новенькое, – сказала Лиза, обиженно разглядывая узор на скатерти.

Гостомыслов тяжело выдохнул, а потом выдавил из себя тихое «прости».

– Ладно уж, – ответила Лиза и стремительно направилась в коридор, схватила плащ и уже собиралась закрыть за собой дверь.

– Постой, постой, уже поздно! – крикнул Гостомыслов. Он схватил Лизу за руку, она сделала шаг назад и оказалась в его объятиях. Все тело Лизы дрожало, слезы текли по ее лицу, началась одышка.

Иван Андреевич усадил ее на стул, порылся в женской сумке и щелкнул пластинкой из-под нитроглицерина. Лиза плакала и молчала, разжевывая таблетку, Иван Андреевич виновато смотрел на нее, сгорбившийся и унылый.

– Ваня, давай поженимся, а? Не мучай меня больше, пожалуйста, я не выдержу! Это пытка, невыносимая тягостная пытка! Ты не понимаешь! Восемь, ах, скоро девять лет как длится эта беспросветная история…

– Лис… Лиса моя, – Иван Андреевич подошел к окну, в фонарном свете целовалась молодая парочка, – Лиса моя…– повторил Иван Андреевич с тоской, а потом непринужденно добавил, – переезжай ко мне.

Лиза всхлипнула, но быстро утерла слезы, выпила стакан воды и прошла в ванную. Там она улыбнулась отражению в зеркале. Смех на кухне, гудение стиральной машины – все будет?

Гостомыслов грустно наблюдал за парочкой, он на мгновение представил, что в объятиях этого худенького паренька может оказаться Лия, и стало ему противно и горько. Но что он мог сделать? Легкий мотылек упорхнул из его жизни, возможно для того, чтобы выровнялся кораблик, а то ему через три года уже сорок лет. Зато Иван Андреевич хотя бы одну ночь был по-настоящему счастлив. Он будет помнить эту ночь всю жизнь.

– Тверже шаг! Отчетливей! Вот так! Резче! – по залу раздавались глухие резкие крики худрука, – Лия, тверже! Смелее!

Лиина фигурка приобрела еще более точеные формы, она летала по зеркальной комнате так, будто летала с рождения. Тянула ножки, улыбалась, отбивала самые сложные па. Крохотную девушку легко приподымал вверх могучий партнер, бережно опускал, а она словно птичка-колибри, заигрывала с ним, виртуозно ускользая от широких смуглых рук. Казалось, он вовсе ее не подбрасывает, не касается ее. Это она сама взлетает над ним ракетой, вьется вокруг очаровательной эльфийкой.

Музыка смолкла, и Лия, тяжело дыша, упала без сил на пол. Дыхание ее было частым и шумным, лицо взмокло от пота. Ольга Леонтьевна подбежала к ней, подбирая свое платье-балахон, пытаясь скрыть под ним лишний вес.

– Нет, девочка, если ты будешь так себя изводить, толку будет мало. Завтра не приходи.

– Нет, нет, я приду.

– Да что ты? А послезавтра выступление! У тебя сложное соло. Давай-ка отдыхай, это мой тебе приказ!

– Ольга Леонтьевна, я просто приду посмотреть на ребят.

– Ну, это можно. Главное, выспись! – Ольга Леонтьевна направилась к выходу, распоряжаясь насчет завтрашней репетиции. Женщина оставила за собой приторный ароматный шлейф вишни.

Растянувшись на полу, блаженно прикладываясь пылающими щеками к холодному паркету, Лия ждала, когда другие танцоры покинут зал. Грудь сжималась от сухости и жажды. Вдруг, совершенно неожиданно над ней склонилось лицо малознакомой в ансамбле девушки.

– Слушай, а ты где живешь? Пойдем вместе к метро, – девушка показалась Лие доброй и приветливой. Потому как все вокруг смотрели на нее с презрением и завистью, эта курносая девушка, очень порадовала Лию.

Они вместе вышли на свежий воздух. Тело ныло от переутомления, и Лия мечтала только об отдыхе. Было уже поздно. Путь к метро пролегал через дворы. В окнах уютно горел свет, кое-где мерцали огоньки от включенных телевизоров. Под ногами хрустели опавшие листья.

– У тебя имя необычное! – сказала девушка, а у меня вот, вполне обычное – Ирина.

– Очень приятно! – ответила Лия.

– И мне…

И вдруг Лии кто-то закрыл рот влажной тряпкой, она даже не успела крикнуть, как перед глазами все помутилось, окна домов стали кружится как в калейдоскопе, а после пропало все.

Очнулась, а кругом темнота и шум мотора. Попыталась встать, но ударилась обо что-то сверху, руки были связаны. И Лия поняла, что находится в багажнике. Началась паника, ей стало трудно дышать. Клаустрофобия у Лии была с детства, и она стала неистово молотить кулаками по багажнику и истерично визжать. Машина продолжала двигаться. Тогда Лия поняла, что лучший вариант – успокоиться, но дышать становилось все труднее, она успевала разглядеть сквозь щели мерцающие огни города, это придало ей сил. И она попыталась вдохнуть. Спертый, неприятный запах вонзился в нос, но все же воздух был, а это главное. Пришла мысль о своем страшном и непонятном положении, и Лия заплакала. Совершенно неосознанно она стала шептать: «Ваня, Ванечка! Помоги!». Вдруг машина остановилась, по- видимому, это был красный светофор. Лия снова стала колотить кулаком в металл багажника. Но тщетно. И вдруг, как яркая мерцающая картинка, из памяти вырвался странный, доселе не вспоминающийся эпизод из жизни Лии. Она стоит над кипой текстов и нот. Ее немного слепит настольная лампа.

«ре- фа- ля» – шепчет кто- то рядышком – «Ну, давай, сопранка… пробуй…»

– Господи, помииилууй… – поет Лия, и воздух наполняется каким- то тающим приятным теплом. А вокруг золотое марево и далекий мужской голос громко выводит бас: «паки и паки, миром Господу помолимся…».

– Боже мой, Боже мой! – стала шептать Лия, – Господи, помоги мне, пожалуйста, помоги!

Багажник открылся, и свежий ночной ветер окутал Лию, она вскрикнула, пряча заплаканное лицо в ладонях. Над ней склонились два милиционера.

Иван Андреевич вскочил в холодном поту. Рядом спит Лиза.

– Я слышал ее, я слышал ее голос!

– Ваня, что ты? – сонно произнесла Лиза, потянувшись к торшеру у изголовья.

– Спи, спи, все нормально, – Иван Андреевич укрыл Лизу одеялом, и обеспокоенный отправился на кухню. Приснилось, будто Лия звала его, просила о помощи.

Гостомыслов выпил воды, но понял, что заснуть у него не получится. Слишком душно в квартире и странно на сердце. Тоска вновь засвербила душу, рождая тревожные густые мысли. Натянув джинсы и свитер на голое тело, Иван Андреевич спустился во двор. Ночь стояла тихая и звездная. Замерцал в темноте двора огонек его сигареты. Иван Андреевич стал ходить по двору. Тело было напряжено от воспоминаний о давно минувшей ночи. Казалось, прошла вечность, но чувства были свежи, еще в памяти звучал ее смех, чувствовался аромат кожи. Иван Андреевич вздрогнул и остановился на месте, где когда-то Лия подвернула ногу.

– Нужно было не отпускать тебя тогда! – прошептал Иван Андреевич, – что я сделал не так?

Послышался звук мотора, мелькнула оранжевая шашечка такси. Желтые фары раздражил ночной мрак двора, выхватив Ивана Андреевича ослепляющим светом. Вскоре из машины вышла знакомая фигура, Иван Андреевич узнал директора.

– Ваня? – Роман Алексеевич был немного выпивший, – что ты здесь делаешь?

– Курю…

– А я вот, отмечал первый номер с друзьями. Дочка ждет! Волнуется, – Роман Алексеевич указал на зажженное окно третьего этажа.

– Роман Алексеевич, Лия работала у вас?

– Да, работала, – сказал Роман Алексеевич, – эх ты, Иван Андреевич, я ж раскусил тебя, ты влюблен в эту Лию, да? Эх, да! девушка что надо! Но, не твоего уровня, хы, и даже не моего, – самонадеянно и противно стал вести себя пьяный директор, – какая-то она не земная.

– Даа! – последние слова Романа Алексеевича как-то сгладили обостренную обстановку.

– А ты, Вань, узнай у ее брата, куда она делась?

– Я пытался. Он со мной не стал разговаривать.

– Как и со мной. Ну, тогда, смирись, друг…. Может быть, такие девушки появляются в нашей жизни, чтобы что-то у нас вдруг изменилось в лучшую сторону, а? Вот ты знаешь, когда она стала у нас работать, Вика – дочка моя, стала такая покладистая, а то раньше ежик какой-то, а не ребенок была! У меня, вот, дела в гору пошли.

– Правда?

– Ага…

– А я, вот, работу сразу нашел, и еще, еще у меня была самая прекрасная ночь на свете!

Мужчины уставились в небо, где им мерцали загадочно сентябрьские звезды. Наступила удивительная ночная тишина, где каждый из мужчин думал о своем. Нарушил молчание Роман Алексеевич:

– Так может, ее и не было вовсе. Может, она ангел? – сказал он и, похлопав Ивана Андреевича по плечу, направился к своему подъезду.

– Где же тогда мой ангел? – спросил Иван Андреевич у звезд, а они – проказницы все мерцали, и ни одна не захотела упасть. А Гостомыслов так ждал, он бы даже желание загадал.

Утро пришло пасмурное и холодное. Лиза, по- видимому, утешенная и довольная, собиралась в школу. Вела она себя так, будто никакой холодности в их отношениях не было. Гостомыслов же под видом рабочих встреч, планировал заняться личными делами. Лиза знала, что Иван не спал всю ночь. Зарывшись в одеяло, она прислушивалась к его шагам на лестничной площадке, к его тяжелым вздохам. Но вопросов никаких не задавала. Решила, что это лишнее. Она все также держалась стойко и ровно, считая, что это налаживается жизнь. Утренние хмурые сборы под говор хрипящего радио нарушил телефонный звонок. Иван Андреевич не без плесневелой тоски, вдруг пробравшийся в сердце, узнал голос Раисы Семеновны.

– Иван Андреевич, рада, очень рада! Вы знаете, нужно заехать за вещами Лизоньки. Вы сможете это сделать сегодня? Заодно поглядим, как можно устроить детскую в вашей однушке. У меня тут есть одна идейка!

– Да, Раиса Семеновна, доброе утро! Сейчас дам Лизу…

– Ну что вы! Зачем ей еще и об этом переживать?

– Да, вы правы, – со вздохом согласился Гостомыслов и, пообещав сегодня заехать, быстро отделался от Раисы Семеновны.

– Кто там? – прозвучал голос Лизы из ванной.

– Твоя мама. Я не успел сказать тебе о переезде, а она уже собрала твои вещи.

Лиза промолчала. Гостомыслов с грустью посмотрел на утренний беспорядок в зале, на расправленную, смятую постель, домашние тапочки, небрежно разбросанные по комнате, аккуратно сложенные вещи Лизы в кресле. Скучно ему стало даже от горстки шпилек на полу. Женщина продолжала что-то напевать, гундосило радио на кухне. Это создавало неприятный каламбурный диссонанс. Странно, но Иван Андреевич видел теперь иную Лизу, и не мог определить изменений, коснувшихся ее. Просто что-то было не так.

Иван Андреевич с минуту сидел в оцепенении, позже поднялся, всунул ноги в туфли и поспешил выйти из квартиры. Лиза перестала напевать, услышав, как хлопнула дверь. Она посмотрела на свое отражение в зеркале, а потом разжала кулак, в котором красовалась женская незнакомая ей серьга. Она подобрала ее вчера вечером, в зале, у дивана, когда разбирала вещи. Смотря на эту переливистую игру зеленого изумрудного камня, Лиза расплакалась. А радио вторило ей заунывной джазовой песней… «Нет, это налаживается жизнь. Непременно все будет хорошо!» – упорно твердила она, обхватив живот руками.

Адрес Иосифа Вениаминовича не сложно было раздобыть. У Гостомыслова было два варианта: узнать его в школе или понадеяться на то, что его знает Роман Алексеевич. И директор, порывшись в кипе крохотных бумажек в своем портмоне, отыскал домашний телефон и адрес семьи.

Иван Андреевич помчался к Иосифу Вениаминовичу, смутно надеясь, что Лия распахнет дверь. Но дверь (после долгих копошений за ней) распахнул, к его высочайшему удивлению, очень, надо сказать, импозантный старик с двойной бородой и трубкой в зубах. На нем был старенький брючный костюм, белая рубашка, поверх которой тесно сидел черный жилет. Из- под небольшой, по-видимому, домашней округлой шапочки, до самой шеи старичка свисали седые пейсы, являющие безоговорочное его отношение к ортодоксальным евреям. Старик с подозрительным прищуром глядел на Гостомыслова, выхлопывая из посиневших губ густые колечки дыма.

Мужчины смотрели друг на друга молча, и каждый ожидал первого вопроса. Иван Андреевич немного замялся, но решился:

– Простите, я, наверное, не туда попал, мне нужен Иосиф Ингершон.

– Он в библиотеке…– ответил старик, и потянул дверь на себя, желая поскорее отвязаться от нежданного гостя.

– А Лия? Лия здесь? – с надеждой спросил Иван Андреевич, пытаясь заглянуть в квартиру.

Прищур старика стал еще более подозрительным:

– Позвольте не без здорового любопытства поинтересоваться, кто вы? – пробурчал старик.

Иван Андреевич не нашел ничего лучше, как тыкнуть в нос суровому дедушке свое рабочее удостоверение корреспондента.

– Хм, надо же, красное, прямо-таки, знаете ли, как у следователей! Четвертая власть, значит?

Старик, ведя загадочно пышными бровями, переводил взгляд с фотографии Ивана Андреевича, на его персону, выпуская очень умелые колечки дыма, расплывающиеся над потолком и заполняющие прихожую своим горьким ароматом.

– Чем я вам могу быть полезен, Иван… тааак, Иван Андреевич?

– Мне нужна Лия?

– Зачем?

– Ээ…– замялся Гостомыслов, – ну, пару вопросов нужно задать. А можно я войду?

– А что вам плохо здесь говорится? Я вообще-то журналистов не люблю, особенно вот таких, вроде вас.

– А что со мной не так?

Старик хмыкнул.

– Слушайте, а вы не могли бы сходить за шоколадкой для немощного старикашки?

– А сами что?

– Ну так, шабат…– невозмутимо сказал дед и достал из кармана мятые купюры, – только прошу вас без орешков, где я возьму зубы?

– А вы обещаете, что мы потом поговорим? – взмолился Гостомыслов, спускаясь по лестнице. Но старик с шумом захлопнул дверь.

Позже, сидя на кухне, двое мужчин долго молчали. Дедушка, хмурясь, изучал состав шоколадки, а Иван Андреевич с умилением осматривал небольшую, но очень уютную кухоньку. На полках, на всевозможных выступах сидели маленькие фетровые куколки, стояли живые цветы в горшках, а холодильник венчала небольшая клетка с черной фетровой шляпой на макушке, в клетке сидел милый и крохотный желто-голубой попугай, смущенно наклоняя головку вправо.

– Так, значит, записывайте! – вдруг громко пробасил дед, разворачивая фольгу.

– Что записывать?

– Как что? Народные недовольства, вы же журналист, четвертая власть…– сказал старик, поджигая газ и ставя на всполохнувший синий огонек кастрюлю с водой.

– Чайник спалили, бездельники! Так, значит… во-ру-ют! Вы представляете? Воруют все, что лежит не под замком. Я уехал, оставил дом, так пришлось все драгоценности прятать, знаете куда… ой, лучше я вам говорить не буду. Чего доброго… Вот еще говорила моя бабушка, мол, Мойша, не болтай, сделай вид, будто во рту у тебя горячая картошка. Так что воруют! Силы небесные! Ёся забыл надеть шляпу! – старик уставился на клетку с попугаем и при последней фразе схватился за сердце.

– Простите, как вас зовут?

– Моисей Осипович! Пожалуйте, чай с перцем…

Иван Андреевич криво улыбнулся, почувствовав знакомый до боли аромат.

– Моисей Осипович, где Лия?

– А я знаю? – старик развел руками, – Ёся мне только передает от нее воздушные поцелуи! Уж приведите мне ее сюда, и я бы с ней разобрался. Дуреха! Вся в мать – в огонь, в воду, в болото, тьфу, стыдоба! Только и знала, как на сцене райклуба сверкать коленками! Единый Боже, вразуми! – взвыл старик, – а вы, постойте-ка, зачем ее ищете? Что она снова натворила?

– Да ничего, Моисей Осипович! Мы случайно познакомились на улице, я хотел отдать ей одну вещь, она обронила,– не краснея, врал Гостмыслов.

– Чегой-то она там обронила, отдайте мне! – оживился старик.

– Могу только лично, простите!

Моисей Осипович снова с прищуром взглянул на Ивана Андреевича, лицо его переменилось. И задорно-ироничный вид сменился строгим, сверлящим взглядом:

– Прошу вас, молодой человек, вы не обманете старого еврея, я прошел лагеря, ел отруби и молочай, я один поднял двух детей! Лия уехала. Иосиф говорит, что ей предложили хорошую работу…– старик рассмеялся, – нет, нееет! Ерунда! Я знаю свою внучку, она убежала. Не от вас ли, а, Иван Андреевич? Прошу вас, не ищите ее! Она – девочка, еще совсем девочка! Знаете, как ее называли в нашем городке – мотылек, росла прозрачная, вот такая! – старик показал на свой мизинец, и Иван Андреевич увидел в глаза старика столько любви и нежности, – А какая она добрая! Душа – алмаз! Зачем я их отпустил? В порыве эмоций! Она всегда вила из меня веревки.

Старик рассмеялся. И минуту молчал, а потом снова произнес:

– Приедет, и я тут же заберу обратно, домой. Смотрю на вас, Иван Андреевич, и все понимаю. Глаза тоскливые, а в них надежда! Любить Лию легко, она заслуживает, чтобы ее любили. Но она еще совсем ребенок!