Читать книгу: «Танец солнечных зайчиков», страница 6
И как только последние басовые аккорды протрубили финал, и пара приземлилась перед залом на колени, их осиял желтый привычный свет. Теперь Лия улыбалась, кланялась, и снова повторяла секундные па под громкие аплодисменты и крики «Браво!». Апофеозом приветствия стал вскочивший с перового ряда старик с криком: «Это моя внучка! Моя внучка!». А Лия, улыбаясь, послала своему дедушке воздушный поцелуй. Забавно повел себя Моисей Осипович. Он сделал вид, что поймал ее поцелуйчик в кулак и со смехом прижал этот сморщенный жилистый кулачок к щеке. Иван Андреевич поймал ее взгляд, но в ту же самую секунду в зале погас свет, наступила полная темнота. Гостомыслов растерялся.
Так затейливо режиссеры шоу-балета решили перейти к следующей части представления. Из мрака вновь выплыли фигуры танцоров.
– Лиза, мне нужно срочно выйти, – прошептал Иван Андреевич, заметив, что в следующем танце Лия не задействована.
Но женщина с невозмутимым видом, обмахиваясь элегантным веерком, прошептала:
– Разве ты не слышал, что во время представления покидать зал не стоит.
– Лиза, ну, а если мне очень надо?
– Ваня, не стыди меня! Мне будет неловко, если ты сейчас встанешь с первого ряда…
Но Иван Андреевич упрямо поднялся с места, и, зная всевозможные ходы и выходы (благо журналистика располагает к знаниям внутренностей всех зданий), проник за кулисы через другое крыло зала. Однако, охрана тут же преградила путь к гримерным.
– Вы – работник филармонии? – спросил огромный верзила в костюме.
– Нет, я – журналист… – Иван Андреевич достал удостоверение.
– Ольга Леонтьевна, пресса за кулисами, с левого входа! – сказал охранник в рацию.
Важная женщина в алом балахоне тут же предстала перед Иваном Андреевичем.
– Все вопросы после представления, – бросила она Гостомыслову и уже хотела удалиться. Но Иван Андреевич остановил:
– Простите, мне очень нужно, я без камеры и фотоаппарата. Я могу побыть за кулисами во время шоу?
– Вы издеваетесь? Посторонним здесь быть нельзя. Артисты и без того нервничают.
– Но я обещаю эксклюзив!
Ольга Леонтьевна пристально посмотрела на взволнованного журналиста.
– Не отходите от меня ни на шаг, с танцорами в диалоги не вступайте, это после концерта! И… материал согласуем.
– Без вопросов! – ответил Иван Андреевич, одарив Ольгу Леонтьевну обаятельной улыбкой. Женщина в ответ довольно хмыкнула…
Но Лии нигде не было, ни у самой сцены, ни в зале для прогонов, ни в гримерной. Тогда Иван Андреевич попросил Ольгу Леонтьевну отпустить его в туалет. В тихих мраморных уборных Лии тоже не оказалось. Поэтому три или четыре танца Иван Андреевич просто ходил за хореографом и слушал ее рассказы о танцорах…
– Но, безусловно, звездочка нашего ансамбля – Лия Ингершон!
– Как вы сказали? Лия Ингершон?
– Да! Удивительная пластика, чувство ритма. Природный дар! У нее восемь соло за все выступление ансамбля! Рекомендую вам пообщаться с ней после концерта.
– С большим удовольствием. А где она сейчас?
Ольга Леонтьевна исподлобья посмотрела на Гостомыслова.
– Я же сказала, никаких вопросов артистам…
– Да, я хотел просто посмотреть на нее! На вашу… звездочку.
Ольга Леонтьевна приподняла строгую вырисованную бровь и с улыбкой ответила:
– Она на сцене…
Иван Андреевич прошел к кулисам и отодвинул синюю, тяжелую портьеру. Лия была совсем рядом. Красные полоски ее бесформенного платья развевались от искусственного ветра. Она танцевала, и все ее движения выражали страдание и страсть – удивительно гармоничное сочетание. Гостомыслов чувствовал это страдание – в каждом движении ее тоненьких рук, в каждом изломанном четком и судорожном шаге. Она высоко взлетала над сценой и, казалось, в этом порыве мечтала ухватиться за воздух и больше не приземляться, никогда…
Иван Андреевич с радостью заметил, что Ольга Леонтьевна исчезла по каким-то более важным делам. Гонец из костюмерной принес весть, что не хватает одного костюма. Разгневанная хореограф умчалась прочь, оставляя едкий запах вишни и табака.
Видимо, режиссеру по свету очень нравится раздражающий эффект создания полной темноты после каждого танца. И когда этот черный как ночь финал наступил вновь, Иван Андреевич с трепетом ощутил, как из густой темноты прямо на него бежит задыхающаяся ловкая танцовщица. Лия метнулась за кулисы и тут же оказалась подхвачена Иваном. От неожиданности она вскрикнула.
– Лия…– прошептал Иван Андреевич, и девушка обмякла в его руках и нежно прижалась к широкой груди.
– Я танцевала для тебя! – прошептала Лия.
– Где ты была? Почему пропала? – причитал Гостомыслов.
– Прости… так надо. Так нужно было. Но теперь, теперь я все поняла…
Зал залило алым светом, и на сцену стал выползать театральный дым. Музыка из известной оперы уперлась в стены, и они задрожали. Лия и Иван смотрели друг на друга, не прерывая этого любования словом или действием. Но из глубины длинного коридора послышался голос хореографа. Женщина потеряла свою «звездочку». «Лия, Лия!» – раздраженный голос Ольги Леонтьевны звучал откуда-то из глубин.
– Я приеду сегодня вечером, ближе к одиннадцати, хорошо? Ну, все! Я побежала! – шепотом сказала Лия и с присущей ей легкостью метнулась в сторону костюмерной.
Иван Андреевич блаженно улыбался, и с такой же блаженной улыбкой вернулся на свое место. Лизы в первом ряду не оказалось.
– Иван Андреевич! – сухо произнес Иосиф, – вашу, гм, супругу увели под руки. Ей стало плохо.
Ивана Андреевича бросило в пот, и он испуганный выбежал из зала под раздраженные цоканья публики. Лизу он успел поймать у автомобиля, в который она садилась.
Бросив на него обиженный, мрачный взгляд, она сказала:
– У тебя что- то было с ней, Ваня?
– Лиза…
– Ну, какую ты байку начнешь придумывать теперь?
– Я не придумывал никогда никаких баек, ты же…
– Да? Твоя самая большая ложь – ложь, которой ты кормишь себя сам!
– Лиза, прошу, давай поедем домой, и поговорим спокойно. Без этих твоих эпитетов и метафор!
– Знаешь, я с радостью! Еле стою на ногах!
В машине пахло валидолом. И как назло, слишком разговорчивый водитель постоянно твердил по плохие дороги, чем раздражал пассажиров.
Когда на кухне Гостомыслова зажегся свет, а до обещанного прихода Лии оставалось около трех часов, обстановка в квартире становилась с каждой минутой напряжённей. Лиза сидела за столом, обхватив голову руками. Иван Андреевич бродил в коридоре от одной стены до другой, ожидая, когда сердце перестанет так бешено и испуганно колотиться. Лиза резко поднялась со стула, и стала нервными судорожными пальцами откручивать крышки у пузырьков с сердечными препаратами. В это время за окном бушевал сильнейший ливень, разразившийся с новой силой.
Гостомыслов вошел на кухню и с тоской стал наблюдать за обиженной женщиной.
– Лиза, послушай, ты только не волнуйся!
– Ненавижу Сашу! Я ненавижу Сашу. Это он подсунул эти паршивые билеты! Скажи, вы в сговоре, да?
– Лиза, перестань! Ты разве не видишь, что все идет к своему логическому финалу, ты разве не понимаешь, что у нас ничего не выходит?!
– Логический финал? То есть, там, где двое ожидают ребенка – это признак логического финала? Ты понимаешь, какой бред несешь!?
– Лиза! Ну, пойми ты, оставаться вместе ради ребенка – величайшая ошибка многих пар. Завтра этот малыш будет видеть наши немыслимые скандалы, его родители не будут любить друг друга! Это погибель! Я рос в такой семье, я знаю, что это такое. Лиза, да никто из нас не ожидал этого ребенка, ты говорила, что…
– Что? Что я говорила? Да! Меня обнадежили врачи, сказав, что я не смогу, но, когда это случилось! Боже, Ваня, моему счастью не было конца! А потом, потом ты с этой своей… танцовщицей!
– Лиза, пойми, я не думал, что это станет для меня настолько серьёзно.
– Ах, значит, серьёзно? Восемь лет – это ерунда, а с ней – серьезно! – Лиза недовольно хмыкнула, проглотив две желтые крохотные таблетки, – неужели, любишь? – она стала громко дышать, лицо ее приняло некрасивое выражение, ноздри широко расширялись при каждом длинном выдохе.
– Люблю, – прошептал Гостомыслов.
– Прости, пожалуйста, а ты сказал ей? – невозмутимо спросила Лиза, даже слегка посмеиваясь.
– Что? Что сказал?
– Ну, что еще совсем недавно заставил переехать к себе другую, беременную от тебя женщину? Сказал?
– Лиза, дело сейчас не в этом. Давай о нас!
– А разве это не о нас? Знаешь, что?! Я уйду, я уйду, и больше никогда ты не увидишь ни меня, ни моего ребенка! Знаешь, мне даже жалко эту девочку! – Лиза встала из- за стола и помчалась к двери. Распахнув ее, она замерла на пороге…
Лия стояла перед ней, обхватив руками букеты цветов. Из множества розовых и красных роз с белоснежными веснушками гипсофилов вырисовывалось ее красивое, лучистое лицо. Кудрявые волосы успели слегка промокнуть.
– Здравствуйте! – прошептала она, недоверчиво оглядываясь, чтобы убедиться, что не ошиблась с подъездом, – простите, кажется, я…
– Вы по адресу, мадмуазель! Проходите! – громко сказала Лиза, и Иван Андреевич вздрогнул. Он осторожно вышел в прихожую и замер. Лиза – обиженная и очень разгневанная Лиза с торжествующей улыбкой попросила Ивана Андреевича:
– Ну, познакомь нас!
– Лиза, я прошу тебя, – взмолился Гостомыслов, и с искаженной от боли гримасой смотрел на Лию. Сейчас он больше всего на свете боялся сделать ей больно. Ее испуганные, растерянные глазки вперились в него умоляющим взглядом, а он стоял перед ней жалкий и ничтожный.
– Видите ли, Иван Андреевич не удосужился объяснить вам, милая барышня, что у него есть любимая женщина, которая, к слову, ждет от него ребенка! И, собственно, это я! Хотя, вы знаете, вполне возможно, что я давно не являюсь любимой, но и по отношению к вам это чрезвычайно подло. Не так ли?
Лия застыла с букетами в руках, но спустя несколько секунд выражение лица ее окаменело, и она нервно бросила на пол цветы. Взгляд Лии, который обжег Ивана Андреевича, был суров и полон страдания. В ее янтарных глазах, обрамленных длинными черными ресницами, стояли прозрачные стеклянные слезы. И когда крупная слезинка покатилась по щеке, она с болью всхлипнула и покинула квартиру. Подъезд наполнился звуками ее быстрых шагов.
Лия – спортсменка, танцовщица, за ней невозможно было угнаться. По глубоким лужам, по слякотным грязным жижам она бежала пока были силы. Иван Андреевич бежал следом, видел впереди мерцающее белое платье, рыжую, как эта осень, курточку и кричал, что есть силы. Она слышала позади себя его голос, его умоляющие просьбы остановиться. Но вскоре разразившийся внезапно ливень заглушил эти крики.
Босой Иван Андреевич вернулся в квартиру подавленный и рассерженный – его костюм был в грязи. В прихожей суровым истуканом стояла бледная Лиза, ее душили слезы. Они не смели смотреть друг на друга. Алые, белые, оранжевые и фиолетовые цветы в прозрачных измятых обертках лежали на пороге и наполняли своим ароматом прихожую…
22
Семнадцатая весна была самой счастливой в жизни Лии. В эту весну дедушка и Ёся подарили ей маленькое золотое колечко. Теперь это кольцо с бирюзовым камушком служит просто напоминанием об одном из самых счастливых дней в жизни Лии.
Выехали в лес, над головой шумели высокие кедры, внизу, в голубой холодной реке плескалась рыба. День был прохладный, но ясный, лимонно-солнечный. Они с Ёсей бегали среди деревьев, играли в прятки. А дедушка рассказывал много забавных историй. Тот день стал словно эпиграфом всей весне, которая прошла в ощущении вечного блаженства и покоя. «Вот бы туда, к тем кедрам…» – думала Лия. Она промокла до нитки. Проказник-ливень и не думал стихать. По широкой проезжей части, разбрызгивая воду и грязь, мчались машины. Люди с сочувствием смотрели на промокшую девушку без зонта. В пробитом болью сердце, Лия еще несла крохотный огонек надежды, что сейчас вернется домой, и ее встретят теплые и родные объятия Ёси – своего ангела, и быть может, в грядущую весну они вместе с дедушкой снова поедут к тем кедрам, и все наладится…
Слезы уже перестали бежать, внутри колола до удушья обида, боль и какое- то тягостное ощущение тоски. У Лии забрали что-то очень важное, растоптали то, что дышало в ней, что было живым и счастливым. Теперь все приобретало насыщенные мрачные краски, и Лия в растерянности брела по городу. Ливень одевал ее в холодные одежды. «Таежник, меня надо спасать…» – вспомнила Лия, и рассмеялась. Тонкий женский смех привлек внимание редких прохожих. Она смеялась, задрав голову к небу, глотая крупные, холодные капли дождя, смеялась и плакала. Тонкая фигурка в промокшем белом платье даже слегка пританцовывала на тротуаре, под сенью ржавых мокрых деревьев. Лия кружилась, расправив руки, кричала, и в этом ее удивительном танце еще чувствовалась любовь, которую сердце не соглашалось отдать.
Вдруг Лия замерла, услышав жалобный плач. Она долго не могла найти источник странных рыданий, но наклонившись, разглядела под низкой деревянной скамейкой маленький, грязный, прилизанный комок шерсти. Протянув руку к этому комочку, Лиза нащупала дрожащее тельце. Вскоре в ее руках дрожал белобрысый пес породы чихуахуа.
– Эй, собака, ты- собака…– напевала Лия, прижимая скулящего пса к груди…– постой- ка у тебя медальон. Да ладно, пес! Ты живешь недалеко! Тут есть адрес, надо же! так ты Мойша? – прочла Лия на медальоне, – Пес, да тебя зовут также как моего дедушку. Представляешь! – Лия рассмеялась, разглядывая позолоченный медальон.
Она прижала собаку крепче, и, оглядевшись, пошла по указанному адресу.
– Ну что ж, пойдем к тебе домой, а заодно проведем лекцию с твоим хозяином на тему подходящих имен для таких милашек как ты, да?
Собака благодарно тявкнула. А ливень, начавшийся внезапно, также внезапно стих. Большие многоглазые дома сияли своими теплыми огоньками молодой жизнелюбивой девушке. Один из таких огоньков освещал одинокую кухоньку, где очень добрый и отзывчивый доктор очень сильно переживал за судьбу своего лохматого друга…
КОНЕЦ
