Читать книгу: «Большой план», страница 4
Глава седьмая,
в которой находится место любви, сельди и лососю
Диалог с Инной Седых давно следовало прервать, но она относилась к типу людей, про которых изобретено выражение: «Пристал, как банный лист». Их знакомство началось примерно так же. Она училась в другой группе, и пути их по-настоящему пересеклись только в аспирантуре. К кафедре истории средних веков отношение на факультете всегда было прохладным. В самом деле, где средневековая Европа с ее величественными замками, дворцами и соборами и где провинциальный российский вуз? Так что специализация Инны, на первый взгляд, выглядела странной.
Однако при внимательном рассмотрении определенная логика в ней обнаруживалась. Коллектив здесь был самым немногочисленным, а заодно возрастным. Так как упразднять предмет никто не собирался, потребность в свежих кадрах даже превосходила таковую на других кафедрах. Защита кандидатской железно гарантировала дальнейший рост и вполне вероятное профессорство. Из-за болезни научного руководителя процедуру перенесли на октябрь, что не мешало Инне уже вовсю преподавать.
К такому типу девушек Олег был равнодушен. Да, Инна не блистала красотой, в ее внешности и манерах проскакивало что-то простонародное, крестьянское, но не это сдерживало его. В конце концов, себя он тоже не считал писаным красавцем. Закавыка заключалась в другом: с нею, как и ей подобными, его охватывала скука. Слишком она казалась предсказуемой и правильной – прямой, как указка. В школе Седых, видимо, добивалась всего зубрежкой, ту же методику применила и в университете. Учеба была для нее скорее тяжким трудом с осознанием его тягот, нежели чем-то приятным и радостным.
«Так и будет окучивать свою грядку», – подумал он, обнаружив ее среди будущих аспирантов. Причем иного отношения к учебе Инна не знала вовсе и, кажется, не подозревала, что оно может существовать. Жила себе в той системе координат, которая была задана еще с детства. А то и с младенчества.
– Я слышала, Калачев тебя хвалил, – сказала она.
– Он никого за глаза не ругает, хоть и суровый на вид, – махнул рукой Лапшин.
– Скромничаешь.
– Мои лучшие годы позади, слабею рассудком.
– Ой, не надо. Ты мужчина в самом соку, – возразила Инна.
Ее комплименты тоже не отличались оригинальностью.
– Я не про соки-воды.
– А про что?
Вместо ответа Олег тихонько вздохнул.
– Чего вздыхаешь? Будете с Кошечкиным звёздами на своей кафедре.
– Пленительного счастья.
– В каком смысле?
Фильм про декабристов Инна, наверное, всё-таки смотрела, но забыла.
– Ни в каком, забудь.
Инициативу проявила она, вытащив его подышать. Случилось это ранней, еще теплой осенью. Они довольно долго бродили по парку за главным корпусом университета, наступая на желтые и бурые, уже опавшие листья. Разговор клеился плоховато, будто через силу. Потом спустились к домам частного сектора – на площадку, откуда была видна панорама реки с островами на ней и противоположным берегом.
Инна развивала свою очередную мысль, что, защитившись, следует без раскачки браться за докторскую, а к нему внезапно пришло осознание того, что она тоже придерживается Большого плана. И ее план почти не отличается от его, разница лишь в мелких деталях. Почему-то стало неприятно. Это ощущение словно перенеслось на, в сущности, ни в чем не повинную девушку.
Когда повисла долгая пауза, которая по законам жанра должна была завершиться чем-нибудь романтическим, Олег сухо сказал, что ему пора в читальный зал. Обратно шли в тишине. Впрочем, Инна не затаила обиду. Как-то раз впоследствии они выбрались на «Однажды в Америке». Шедевр Голливуда на нее совсем не подействовал – он же, наоборот, выйдя на свет, предался размышлениям о судьбах героев. Даже адски твердые откидные сиденья в кинотеатре не повлияли на восприятие.
– Грязь какая-то, – пренебрежительно отозвалась она об увиденном.
Инна, пожалуй, понравилась бы его родителям. Они не раз повторяли, что сами являются интеллигенцией в первом колене…
– Ты в каких облаках витаешь? Вообще не слушаешь.
Ее грубоватый голос оторвал Олега от воспоминаний.
– В каких? Да всё в тех же.
– Кончай волноваться. Не мы первые, не мы последние. Станешь кандидатом, – по-своему обнадежила Инна.
На любовном фронте всё могло сложиться по-другому. Если бы… Ах, это вечное сочетание слова «если» с частицей из двух букв! Олег время от времени задумывался о том, какой была бы его жизнь при сложившихся по-другому обстоятельствах. Одним из моментов, когда обстоятельства могли сложиться иначе, стал роман с Викой.
Впрочем, называть полноценным романом то, что между ними произошло, пожалуй, не имело смысла. Они четыре года ходили на одни и те же семинары в составе одной и той же группы, а по-настоящему познакомились только при обмывании диплома. Коллективное мероприятие состоялось на квартире у Вики. В трех ее комнатах гуляли до утра.
Вика Воробьёва была тихой и спокойной блондинкой, стройной и миниатюрной, с идеально белой кожей и голубыми глазами. Она никогда не повышала голос, а если сердилась или волновалась, ее аккуратные ушки начинали трогательно розоветь. К занятиям Вика стабильно готовилась, не проводя различий между основными и вспомогательными дисциплинами, однако не проявляла избыточного рвения в ходе самого процесса, не тянула руку и не лезла под нос преподавателям.
В отличницы она не выбилась и не имела такой цели. Об аспирантуре точно не помышляла. После университета планировала поработать офис-менеджером в торговом доме, для чего собиралась окончить компьютерные курсы. С торговым домом сотрудничала фирма, открытая ее родителями и занимавшаяся поставками продуктов питания. Родители жили в Мурманске, вблизи от границы с Норвегией, что облегчало взаимовыгодные сношения с этой страной.
Когда Лапшин вызвался пойти с ней на кухню, дабы помочь смешать коктейль, этих деликатных подробностей он не знал. О материальном как-то вообще не думалось. Было удивительно легко и весело на душе, силы и желание двигаться дальше прямо-таки переполняли его. Еще один этап на пути к цели остался позади.
Он сам не понял, как растаял, заглянув в ее глаза. «Почему я раньше ничего не замечал?» На очевидный вопрос не нашлось ответа. Мир вокруг сделался ярким, как праздничная открытка. Олега, подхватило, накрыло с головой и понесло доселе неведомое чувство. Впервые они поцеловались именно там, на кухне, пока за неплотно прикрытой дверью бурлило веселье.
– Я тебя обожаю и никуда не отпущу, – повторял он уже потом, во время их бесконечных прогулок по улицам и переулкам.
– Мой ты сочинитель, – ласково отвечала Вика.
Он рассказал ей о своих прошлых литературных опытах. Казалось, что ей это действительно интересно. Они болтали обо всём на свете, держались за руки и часто обнимались.
Их встречи продлились ровно месяц. Олег успел познакомиться с ее дедушкой и бабушкой, которые жили на другом конце города, и произвел на них весьма благоприятное впечатление. Вика не спешила с полной и окончательной близостью, а он не торопил ее. Был совершенно уверен в том, что всё у них впереди.
Первый предупреждающий звонок прозвенел, когда Лапшин узнал, что ее компьютерные курсы находятся в Мурманске. Слово за слово, и Вика поделилась другими подробностями относительно будущего места работы. Это был, строго говоря, не сам торговый дом, а его филиал, и тоже в городе за Полярным кругом.
– Ты уедешь? – спросил Олег внезапно севшим голосом.
– Понимаешь, здесь нет перспектив, – сказала она.
– А я?
Вика объяснила, что она хочет расти и развиваться, а там для этого есть возможности. Если всё сложится удачно, можно будет продолжить карьеру в Норвегии или Финляндии. Или в Швеции. Она и язык подтянет.
– Шведский? – машинально уточнил он.
– Нет, английский.
В последний раз они увиделись в обществе ее мамы с папой. Родители по делам прилетали в Москву, а потом завернули в их город. Инициатива пригласить Олега на совместный ужин исходила от Вики. Во всяком случае, так говорила она. Позднее он в этом усомнился.
Беседа за накрытым столом протекала вполне мило. Викин папа был еще совсем нестарым мужчиной за сорок, с приятной улыбкой и точно такими же голубыми глазами. Оказалось, что он учился в их университете, только на факультете геологии. Анатолий Петрович тепло, с ноткой ностальгии вспоминал студенческую жизнь.
Мама, Наталья Генриховна, держалась менее демократично. Положа руку на сердце, Олегу она сразу не понравилась. Ее глаза, серые и холодные, изучали его как товар на полке. Когда приступили к десерту, началось то, ради чего и были затеяны смотрины.
– Как думаете дальше жить? – осведомилась Наталья Генриховна.
– Нормально думаю. Аспирантура, потом диссертация.
– Я не об этом. Зарабатывать чем собираетесь?
Олег стушевался от ее северной прямоты.
– Ну, как… Наверное, как все. Преподавать буду, наукой заниматься.
Викина мама поморщилась, будто в чашечке с вареньем был уксус.
– Большие на вашей кафедре зарплаты?
Похвалиться было явно нечем.
– Может, в коммерческий вуз пойду, там часы возьму.
Один такой вуз, недавно открытый, крикливо зазывал абитуриентов, суля им все блага мира. Он же активно вербовал университетские кадры за повышенные оклады и единовременные выплаты. Название у заведения было претенциозным: «Межотраслевая академия менеджмента, маркетинга и современного образования».
– А бизнесом заняться не хотите?
– Не мое, – как на духу сознался Олег.
– Уверены?
– Да. Покупать-продавать не умею.
– Всему можно научиться, – обронила Наталья Генриховна.
– Если душа лежит.
Она совсем бесцеремонно оглядела его.
– Вика сама решит, что ей надо. Вы же меня понимаете, Олег?
Впервые за вечер Наталья Генриховна обратилась к нему по имени. Варенье из слив показалось Лапшину безвкусным. Вика молча смотрела на него своими волшебными глазами, в которых застыл то ли вопрос, то ли грусть. Олег допил чай, бережно поставил фарфоровую чашку на блюдце и мягко произнес:
– Поздновато уже. Мне пора, а то троллейбусы перестанут ходить.
– Не рано прощаетесь? – двусмысленно спросил Анатолий Петрович.
– Наоборот, вовремя.
Ответ невольно получился еще двусмысленнее. Он знал день и время отъезда Вики, но не стал провожать ее. В начале ноября из Мурманска пришло письмо. Его потерянная любовь рассказывала про учебу на курсах и погоду на Крайнем Севере, а также упомянула о своем желании навестить бабушку с дедушкой сразу после Нового года.
Сев писать ответ, Олег не сдержался и выплеснул на бумагу много лишних слов о том, что отродясь не посягал ни на чьи квартиры, капиталы, треску, лосося и атлантическую сельдь, и ему, человеку простому, хватит обычной зарплаты согласно тарифной сетке. В заключительных строках он попросил передать сердечный привет Наталье Генриховне.
Это эпистолярное сочинение он перечитал дважды – во второй раз уже перед тем, как заклеить конверт. Ему всё-таки хватило ума или такта не отправлять свое послание. Изорвав его вместе с конвертом и выбросив в помойное ведро, Лапшин поставил точку в той истории…
– Завтра увидимся, или послезавтра, – пообещал он Инне Седых.
Она скорчила скептическую гримасу.
– Ты куда-то спешишь всю неделю. Подрабатывать взялся?
– Так, дурака валяю.
– Ой, Лапшин…
– Нечего ойкать в реконструктивный период.
– Какой-какой?
Олег рассмеялся и бегом припустил по коридору университета.
Глава восьмая,
в которой на передний план выходит сумка-сундучок
– Пять минут отдыхаем, потом еще дубль! – скомандовал Костя.
Главным на площадке был он, и даже сама Шереметьева не спорила с ним.
Как назло, в день съемок воцарилась тропическая жара. Резервной даты не было: Шереметьевой предстоял еще один тур по районам и, кроме того, торопили на главном областном телеканале. Клип следовало сдать на эфир заранее. Олег как автор идеи упросил Сазонова взять его с собой, и тот отвел ему роль ассистента режиссера, то есть себя.
Обязанности были несложными: находиться в постоянной готовности к действию, ждать указаний. Операторы свои задачи знали, ответственный за музыкальное сопровождение тоже. Ирину Павловну, кроме персональной помощницы с сумкой-сундучком, сопровождала Елена. Ей досталась роль походного психотерапевта.
Шереметьева, с утра посетившая вице-губернатора, была на взводе. Возможно, требование оградить ее от нападок не встретило понимания. А, может, подоспели свежие рейтинги. В штабе шушукались, что их готовит стороннее социологическое агентство – для пущей объективности. Агентов тоже привезли из Москвы. Олег, прикинув сумму расходов на услуги этих достойных людей, начал осознавать, что его гонорар не очень-то велик.
– Сколько можно дублей? Давайте заканчивать, – недовольным тоном проговорила Ирина Павловна, обмахиваясь справкой о районе, куда лежал ее дальнейший путь.
Помощница в это время бережно припудривала ей левую щеку.
– Давайте еще немножечко потерпим, – ласково откликнулась Елена, откупоривая полиэтиленовую баклажку с водой. – Хотите?
– Нет, спасибо.
Елена не стала спорить и налила себе, а заодно Олегу.
– Пей, пока пьется.
Претендентка на избрание не успокаивалась.
– Я чувствую, как у меня начинаются хрипы.
Хрипы в данном случае не имели большого значения. При монтаже весь клип должны были озвучить заново, и пение Шереметьевой на камеру требовалось для правильной артикуляции. Фонограмма уже была записана отдельно. Елена договорилась с местной музыкальной студией – при этом, для экономии средств, Ирине Павловне аккомпанировал ее сотрудник из числа аналитиков. Он когда-то учился в консерватории. Ирина Павловна сочла, что бюджет проекта великоват.
– Надо будет отсмотреть всё видео. Я физически не успеваю, займитесь без меня и доложите потом, – продолжала Шереметьева.
Указание она адресовала главному аналитику. Он тоже прибыл на съемочную площадку и плавился в этом пекле. Один из всей команды, Есин остался при костюме и галстуке, даже Олег отступил от своего дресс-кода, сменив официоз на легкие джинсы с футболкой. Поэтому сейчас Игорь балансировал на грани теплового удара.
– Ирина Павловна, не переживайте. Сделаем, как вы сказали.
Шереметьева дернулась, и помощница чуть не уронила кисточку для ресниц.
– Да, Олег Андреевич, задали вы мне задачку, – следующая реплика предназначалась Лапшину.
– Вы уж меня извините, – сконфуженно ответил он.
Олег за неделю, проведенную при особе Ирины Павловны, более-менее разобрался в особенностях взаимодействия с ней. Титулованной даме было принято деликатно подыгрывать, потакая ее мелким капризам. Крупным капризам потакали, видимо, люди позначительнее. Видя, что окружающие безусловно признают ее правоту, Шереметьева слегка смягчалась. Так произошло и на сей раз.
– Ладно, не извиняйтесь, – милостиво молвила она. – Здесь такого не было пока. Всех удивим!
– Однозначно удивим, – поддакнул Есин.
Поначалу скептически воспринявший предложение попеть, он затем переменил свое мнение. Видя, что его подопечную не на шутку завела идея клипа, Игорь шустро подвел под нее обоснование: электорат, мол, тоскует по песням советской юности. Так что произведение для исполнительницы выбирали из соответствующего репертуара.
Предвыборная суета всё больше нравилась Олегу. В свои основные обязанности он погрузился с головой, проявив присущие ему качества – внимание к деталям, последовательность и усидчивость. Систематизация компромата напоминала сбор материала для диссертации. Из нескольких папок, хранившихся у Есина, он методично выбирал самое ценное – то, из чего должен был родиться подметный объект.
– Забабахаем зеркалку, – обозначил их совместную задачу еще один сотрудник столичного агентства Лёша Татаринов.
– Что забабахаем? – не понял Лапшин.
– Есть такой специальный термин, – стал объяснять ему новоявленный коллега. – Берешь за основу какую-нибудь популярную газету, лучше даже федеральную, при верстке один в один повторяешь весь дизайн, логотип, вставляешь статейки с картинками оттуда – а плюсом к ним наши забойные мульки. И всё чики-пики. Народ принимает зеркальную копию за оригинал. Успех обеспечен!
– А… закон?
– Тут, конечно, осторожнее надо. Печатать в проверенной типографии где-нибудь подальше, разносить по ящикам ночью. Но это уже будет не твоя забота.
Гвоздем поддельной газеты планировался фельетон. Объемный, на целую полосу, он решал главную задачу – жестоко высмеять конкурента. По оценке аналитической группы, такой ход стал бы самым эффективным в деле утопления кандидата Полищука. Разумеется, при условии, что текст будет ярким и доказательным. Чтобы усилить впечатление, Лёша готовил фотоколлаж.
– Чернуха – это всегда прикольно, – с удовольствием приговаривал он, водя мышью своего компьютера. – Слыхал, как на Сахалине пошумели в прошлом году?
– Вы пошумели?
– Ну, а кто еще?
– Я был далек от этого, – сказал Олег.
– Был далек, а теперь близко. Держись увереннее, в нашем ремесле по-другому не выживают.
– Да я ненадолго у вас.
– Не загадывай наперед, – посоветовал Татаринов, отпив из горлышка бутылки с этикеткой «Тархун».
На его узком, чуть вытянутом лице с мелкими чертами отобразилось блаженство. Разговор происходил в большом помещении кабинета 310, где никакие излишества не одобрялись. Но у Олега имелось подозрение, что в бутылку с ядовито-зеленой жидкостью Лёша добавил кое-что свое.
– До агентства я в банке работал, – с чувством произнес посоловевший специалист. – Бабок на рекламу давали завались. Можно было не париться и креативом заниматься.
– В каком банке?
– «Империал». Ролики видел про всемирную историю?
– Конечно.
– Я делал.
Лапшин посмотрел на Татаринова со смесью уважения и недоверия во взгляде. Тот, очевидно, что-то почувствовал и поправился:
– Не я один, естественно…
Константин допил свою порцию воды, выдохнул и крикнул:
– Перекур окончен!
Спустя еще минуту, после его отмашки, из колонок полилась музыка, операторы прильнули к камерам, а Ирина Павловна, выплыв на исходную позицию, приосанилась и запела:
– Гляжу в озера синие,
В полях ромашки рву,
Зову тебя Россиею,
Единственной зову…
Поле сельскохозяйственного техникума на окраине города пришлось очень кстати для съемок. Шереметьева брела по пояс в колосьях так, чтобы в кадр не попадали стоящие поблизости коттеджи «новых русских». Сторож получил небольшую мзду наличными, поэтому не мешал клипмейкерам.
