Читать книгу: «Большой план», страница 3

Глава пятая,
в которой звучит кровожадное слово «киллер»

– Удружил ты мне, – проговорил Олег, хлебнув джин-тоника прямо из банки.

Кошечкин то ли хмыкнул, то ли хохотнул коротко.

– Но любопытно же?

– Влипну я со своим любопытством.

Юлиан тоже сделал добрый глоток.

– Вспомни: жаловался, что тоска на нашей богоспасаемой кафедре? Ныл про однообразие?

Крыть было нечем. Приятели уселись на кухне у Юльки, прежде взяв бодрящего напитка в ларьке у дома. Валентина Сергеевна еще не вернулась из типографского цеха, куда поехала за пробными экземплярами какой-то листовки.

Беседу с Олегом несколькими часами ранее она мигом повернула в практическое русло. Писатель требовался под очень специфическую задачу. Ирине Павловне и ее штабу бросил вызов неожиданный и реально опасный конкурент. Сам по себе частный предприниматель Полищук вряд ли мог затмить титулованную москвичку, но у него вдруг обнаружились огромные деньги на кампанию. Занервничал даже губернатор, не предполагавший чего-то подобного. По словам Юлькиной мамы, он решил, что в процесс вмешался некто, желающий подорвать его позиции.

С Шереметьевой всё уже было договорено. Глава области пообещал ей безусловную поддержку и разместил ее сотрудников прямо в здании на площади. Афишировать этот факт, конечно, не рекомендовалось, и тем не менее он скоро стал секретом Полишинеля. Пока в резиденции губернатора пытались вычислить, чьи происки имеют место, Полищук со своей свитой развернул бурную активность. Его автопоезд колесил по дальним районам, а молодые люди в футболках и кепках с портретом кандидата раздавали гуманитарную помощь.

В ход шли пакеты с сахаром, мукой и гречкой, бутыли подсолнечного масла, консервированная тушенка и даже леденцы на палочке. Немудреная бакалея пользовалась ажиотажным спросом. Селяне, которым постоянно задерживали зарплаты с пенсиями, питались главным образом продуктами со своих огородов. Естественно, такие незапланированные дары приводили их в искреннюю радость. Ловить, вязать и карать раздатчиков пищи мелкие чиновники с милиционерами не собирались. С оплатой их труда тоже не всё было гладко.

Аналитики, привезенные Ириной Павловной из столицы, солидарно пришли к выводу: «Надо мочить». Прервать наглую поступь конкурента можно было, согласно их выводу, лишь вываляв его в грязи. При этом, само собой, и Шереметьева должна была удвоить усилия по продвижению своего позитивного имиджа.

На логичный вопрос, почему бы почетному академику не выписать еще одного специалиста из Москвы, Валентина Сергеевна ответила не очень убедительно.

– У нас мало времени. Пока специалист вникнет, будет поздно.

Олегу показалось, что она недоговаривает. Не став пытать ее в стенах государственного учреждения, он просто предложил:

– Пригласите тогда кого-нибудь из журналистов, профессионалов.

– Через пару-тройку дней об этом станут болтать во всех редакциях, – возразила Юлькина мама.

– Киллером, значит, предлагаете побыть?

– Олег, ну зачем такое кровожадное слово? Есть правильный термин: контрагитация. А подкупать избирателей разве хорошо, красиво?

Юлька, конечно, втравил его в сомнительную историю. «Но ты же пошел, ты же сам согласился попробовать. Тебя ведь никто не заставлял», – мысленно говорил себе Олег, вертя в руке алюминиевую банку с запахом можжевельника.

– Не бери в голову. Зато будет что вспомнить, – напутствовал его Юлька. – Деньги нормальные пообещали?

– Нормальные.

– Вот и ликуй-веселись.

Пообещали ему триста долларов, из них сто выдали авансом. Много это или мало за такую работу, он точно не знал. Аспирантская стипендия все три года была просто смехотворной, ее не хватало даже на элементарные потребности. Без родительской помощи Олег в прямом смысле протянул бы ноги от истощения. Всего себя посвящал учебе и подготовке диссертации и, помня про Большой план, никуда не устраивался и халтур не брал.

Когда заключили устное джентльменское соглашение и собирались покинуть переговорную комнату, Лапшин не выдержал, спросил Юлькину маму:

– Что за девушка у вас такая резкая?

– Какая девушка?

– Которая мне дверь открывала.

Валентина Сергеевна усмехнулась.

– Произвела на вас впечатление?

Олег смутился.

– Да нет, я другое имел в виду.

У профессора романо-германской филологии озорно заблестели глаза.

– Елена – эксцентричная особа. Не подбирает выражений, если спорит. Манеры у нее тоже своеобразные. Сами увидите.

– А кого она лесом посылала?

– Мы с ней немножко подискутировали перед вашим приходом.

– Что же дальше будет?

– Продолжим трудиться.

Видя недоумение во взгляде у Олега, Кошечкина добавила:

– Московские штучки. Относитесь к ним спокойнее…

Когда джин-тоник был допит, Лапшин всё-таки задал Юлиану еще один вопрос, крутившийся у него на языке.

– Прости, если не к месту. Эта Елена про духовность говорила. Твоя мама здесь при чем?

К его удивлению, самоуверенный Юлька чуть стушевался.

– Она в одном фонде подрабатывает – ну, кроме своей кафедры. Так, ничего особенного: брошюры печатают, на храмы жертвуют. Я не вникал, не моя епархия.

Врать друзьям-приятелям молодой ученый не умел совсем. Может быть, потому что его жизненный опыт был поменьше, чем у Олега. Как и бывший друг Сашка, он избежал лишений армейской службы, обзаведясь ценной справкой. Мама просто не пережила бы его попадания куда-нибудь на Землю Франца-Иосифа или в степи Забайкалья.

– Да мне всё равно, – натурально соврал Олег.

В этот момент у дверей квартиры загремели ключами, и Юлька стал заметать следы вечеринки. Валентина Сергеевна тоже не одобряла частых возлияний.

Глава шестая,
в которой разворачивается поиск эффектной точки

Олег украдкой поглядел на часы. Совещание в переговорной длилось третий час, и стрелки уже показывали без десяти одиннадцать. Но Ирину Павловну это не смущало и не останавливало. Примчавшись из очередного тура по районам, она учила сотрудников штаба жить и правильно выполнять свои обязанности. Лапшин был вынужден сидеть вместе с коллективом и пропускать через себя поток ее красноречия.

Согласно канонической биографии, Шереметьева начинала трудовой путь прорабом на стройке, и Олег решил, что это похоже на правду. Далеко не каждый мужчина в расцвете сил справлялся бы с такими нагрузками, как она. Отсутствие богатырского телосложения претендентка на депутатство компенсировала природной пылкостью и напором. Казалось, потоку ее слов и жестикуляции не будет конца.

В этот раз кроили и по чёрт знает какому разу перекраивали план телевизионной рекламы. Пиар-агентство, нанятое Шереметьевой, отошло от классической схемы с роликами, снятыми заранее. Всё лепили с колес – как серию сюжетов о встречах с народом. Требовалась максимальная живость и естественность.

– Ирина Павловна, фольклорный праздник – это хорошо. Будет хлеб-соль, потом на вас наденут венок, – ясно и членораздельно, как для детей с задержкой психического развития, объясняла Елена.

Она, как человек из агентства, отвечала за взаимодействие со СМИ. Шереметьева терпела ее за профессиональный подход и хватку, но, кажется, недолюбливала. Олега забавляла такая манера общения с кандидатом, но смешки и даже просто улыбки на совещаниях не приветствовались. Кроме того, у эксцентричной Елены была чудная фамилия: Медовик.

– Я не знаю, хорошо ли это, – передернула плечами Ирина Павловна. – Про меня и так пишут, что одни сплошные вручения.

– Кто пишет?

Оказалось, что сегодня газета, куда в девяносто втором приглашали Лапшина, довольно едко прокомментировала ход кампании. Она вполне резонно отметила тягу принимающей стороны дарить гостье то пряники, то бидон молока из-под коровы. Полищук в то же самое время не принимал подношения, а наоборот, материально поддерживал селян.

– Начальники на местах перегибают, хотят вам понравиться, – сказал Игорь Есин, главный аналитик, подтянутый мужчина лет тридцати пяти, с гладко выбритым лицом.

– Мне об этом сообщают посторонние люди, а где наш мониторинг? – возмущенно перебила его Шереметьева. – Газета вышла утром, скоро уже ночь.

Следующие пять минут были потрачены на бурное выяснение и без того очевидного факта, что никто не мог вручить Ирине Павловне обзор свежих публикаций, поскольку она металась со встречи на встречу, а затем пилила полторы сотни километров до города. Ксерокопию заметки пустили по кругу, и Олег увидел под ней подпись Женьки Бакулина.

– Напомните мне завтра с утра, я позвоню вице-губернатору, – велела Ирина Павловна, повернувшись к Юлькиной маме.

– Да, конечно, – невозмутимо ответила та, делая пометку в блокноте.

За два дня, проведенные в окружении кандидата, Олег успел узнать, что вице-губернатор, который курировал выборы, был далеко не всесилен в отношении прессы. Живых денег на прямые вливания отчаянно не хватало, а проявлять лояльность за спасибо мало кто жаждал. Поэтому в доме на площади предпочитали иной путь, суля редакциям налоговые поблажки или какие-то таинственные взаимозачеты. От финансовой премудрости Олег был далек и не совсем понимал, с чем это едят.

По выразительному взгляду Елены он догадался, что распоряжение Шереметьевой пустое. Женькина газета содержала себя сама, не кланяясь властям, и в малопрозрачные схемы по поддержке штанов предпочитала не встревать. Независимый статус позволял ей критиковать разных персон, порой даже включая всенародно избранных. Бакулин, кстати, за минувшие годы дорос до зама главного редактора.

Валентина же Сергеевна, которая обычно за словом в карман не лезла, на штабных совещаниях была сама исполнительность и лаконичность. Ее тактику Олег уяснил быстро: с капризной заказчицей не спорить, выполнять свои обязанности как можно тише и незаметнее.

– Ирина Павловна, предлагаю вернуться к нашей основной повестке, – сказала Елена.

– Завершающая неделя мне категорически не нравится, – перекинула ей мяч Шереметьева.

– Почему?

– Должна быть эффектная точка. Вернее, восклицательный знак! Я его пока не вижу.

«…твою мать», – прочел Олег по губам Кости Сазонова, координатора всей телевизионной активности кандидата. К счастью, Костя сидел на той же стороне стола, что и его подопечная, поэтому она не могла видеть его артикуляцию.

Операторы-монтажеры запарились сильнее прочих сопровождающих и обеспечивающих красивую картинку. Им каждый раз перепадала порция упреков и жалоб лично от Ирины Павловны на то, что она выглядит не по летам старой и страшной. Об этом Олегу поведала Елена во время общения в курилке. Равнодушный к никотину, он с умыслом составил ей компанию, дабы сойтись поближе – конечно, в служебном смысле. О чем-то другом ему в тот момент не думалось.

По мнению Олега, Шереметьева здорово сгущала краски: для своих сорока девяти она была в завидном порядке, а ее отдельные морщины скрывали мастерски налагаемые румяна. С кандидатом ездила специально обученная помощница, таскавшая сумку-сундучок с набором причиндалов. До окончания необходимых процедур камеру не включали.

– Опасный возраст, – подытожила Елена.

– Чем? – брякнул Олег и тут же понял, что сморозил глупость.

– Период такой, называется «Здравствуй, климакс». В числе признаков – повышенная нервозность.

– Все клиенты такие… нервозные?

Стриженая москвичка обдала его сигаретным дымом.

– Каких только нет.

Сейчас чувствовалось, что Ирина Павловна достала каждого.

– Думайте все. Нужен мозговой штурм! – объявила она.

«Действительно, как она не свалилась еще? Какой, на фиг, штурм? – подумал Лапшин. – Начало двенадцатого, домой приползу после полуночи, притом непонятно как».

– Ирина Павловна, вам эти праздники не нравятся? – спросил Костя. – Но там людей много, массовость видна. Движуха.

От молодежного сленга Шереметьева поморщилась.

– Наш конкурент не собирает таких мероприятий, – ввернул Есин.

Реплика от главного аналитика только завела ее.

– У него простое человеческое общение, а у нас мероприятия! Казенно подходим.

– Электорат в селах и малых городах нормально воспринимает такое. Опросы подтверждают…

– Про ваши опросы я ничего не хочу слышать! Слышите: ни-че-го!

Аналитик замолчал, пережидая бурю.

– Вы работаете по шаблону! Взяли типовой сценарий и применяете в очередной раз! Нет фантазии, куража! Драйва, как выражается Константин Михайлович!

Модное словечко «драйв» также часто использовал Юлиан. Человек всесторонне образованный, он разбирался не только в классической, но и в современной музыке, а на своем дне рождения недурно солировал.

Олега осенило. Он кашлянул и поднял руку, как в школе.

– Ирина Павловна, разрешите?

– Да, Олег Андреевич.

Кандидат Шереметьева прекрасно помнила имена и отчества всех, с кем контактировала. Это было ее сильное качество.

– Что, если вам спеть?

– В каком смысле?

– Не со сцены, конечно. В клипе, как артисты делают.

Одна бровь у Елены взметнулась вверх. Валентина Сергеевна подняла глаза от блокнота. Главный аналитик уставился на Лапшина, как на редкий образчик неземной фауны.

– В чьем клипе?

– В своем. Снимем музыкальный клип с вами в главной роли – и вперед, в эфир.

Тишину, которая наступила в переговорной, нарушил смех. Презрев негласное правило, смеялась Елена Медовик. Ирина Павловна вопрошающе поглядела на нее, потом на Олега. «Отберут аванс и выгонят в шею? Ибо нечего не в свои сани прыгать?» – успел подумать он.

– Я считаю, идея отличная, – уверенно оценила Елена.

Остальные участники бдения молчали, переваривая услышанное.

– Константин Михайлович, потянем? – подхватила Шереметьева.

Костя на секунду замялся.

– В принципе должны.

– Посчитайте расходную часть и в десять утра ко мне. На сегодня все свободны, – и председательствующая первой встала со стула.

Милиционеры на вахте не удивились позднему уходу штабистов: то был явно не первый случай в кабинете 310. Ирину Павловну с помощницей и главным аналитиком подхватила черная «Волга», другие загрузились в две белые. Широкий в плечах и талии Костя, первым взгромоздившись на заднее сиденье, вынудил Олега с Еленой довольствоваться крайне малым пространством. В результате ответственная за СМИ оказалась чуть ли не на коленях у Лапшина.

Ехали молча, говорить уже никого не тянуло. Дежурный водитель управлял машиной без рывков и суеты, и Олега начало убаюкивать. Елена, прижатая к нему, казалась разгоряченной, как после ванны, приятно дышала легким запахом табака и ментола. Она пользовалась той же жевательной резинкой, что и Шерхан.

Ее высадили раньше других, на улице Мира. Специалистка из пиар-агентства на прощание фамильярно потрепала историка-писателя за ухо.

– У тебя котелок варит.

Олегу неожиданно понравился ее жест.