Читать книгу: «Большой план», страница 5
Глава девятая,
в которой подчеркивается важность классового подхода
– Тебя на кафедре нагружают? – спросила мама за общим ужином.
– Товарищ обратился, неудобно отказать, – расплывчато ответил Олег, в общем, не особо греша против истины.
– Может, ну его, твоего товарища? Сейчас только защитой заниматься надо.
– Да, может, лучше не разбрасываться? – поддержал маму отец. – Ты объясни, человек поймет.
– Я уже пообещал.
Мама неодобрительно покачала головой.
– Другие делают, что им выгодно, а ты обещаешь и потом отказаться не можешь.
Олегу было крайне неловко. В то же время он понимал, что правда о его упражнениях в избирательном штабе вызовет грандиозный скандал. Вчера, пока шел монтаж клипа, он собирал недостающую информацию о поездках Полищука. Для этого ему пришлось предстать перед собранием из трехсот человек.
Собрание состояло из депутатов сельсоветов, работников социальных служб и служащих районных администраций. Их свезли в дом с голубыми елями у фасада, по официальной версии, для учебы. На деле перед ними выступил вице-губернатор, который доходчиво донес до всех и каждого, что Ирина Павловна Шереметьева – оптимальный кандидат для области.
Под нее, по его словам, могли дать денег из федерального бюджета, а под других – категорически нет. «Я вас ни к чему не понуждаю. Думайте сами!» – зычно провозгласил он с трибуны, после чего уступил место на ней главному аналитику штаба. Игорь Есин в культурной манере поведал о том, что люди на местах всегда лучше знают обстановку, а значит, им и карты в руки. Далее он представил присутствующим Олега, назвав его коротко «наш сотрудник», и тоже покинул трибуну.
Перед такой многочисленной аудиторией Лапшину стоять никогда не доводилось. К тому же в зале сидели далеко не школьники или студенты. Как обращаться к ним, он так и не придумал, пока занимал освободившееся место и поправлял микрофон.
– Друзья, нужна ваша помощь, – сказал он наконец.
По рядам гостей прошелестел шепоток. Друзьями их, кажется, здесь величали редко.
– Я не был у вас ни разу, и сейчас уже поздновато что-то исправлять. Но вы наверняка видели, как ездит по районам Полищук, в каком стиле общается с избирателями, что обычно говорит, как держится, кто с ним рядом. Нам важна любая мелочь. Вспомните, пожалуйста. У кого есть что рассказать, поднимайте руку, – Олег открыл лежавшую перед ним папку с зажимом и нажал кнопку диктофона.
Диктофон ему выдали в кабинете 310. Там же, на время, закрепили за ним компьютер, пользоваться которым он едва умел. Дома у Олега умной техники не было, на кафедре и подавно. Во студенчестве условия для обучения тоже отсутствовали, поэтому усвоить кое-какие азы удалось уже в аспирантуре. Хотя и там всё свелось к чтению популярной брошюры и паре часов неформальных занятий с лаборанткой Ларисой из деканата, в обмен на шоколадку с орехами. Лапшин толком сам не знал, когда и где это сможет пригодиться ему, а теперь мысленно благодарил себя и отзывчивую Ларису.
На призыв делиться впечатлениями зал сперва реагировал сдержанно. Вначале руку подняла женщина из первого ряда, чем-то похожая на Инну Седых.
– С ним охрана ездит. Стриженые такие ребята, в пиджаках постоянно, и в жару не снимают, – сказала она. – Вам зачем это нужно?
Олег улыбнулся своей самой широкой улыбкой.
– Знаете, обманывать не буду, а говорить не имею права.
Несколько человек засмеялись, холодок отчуждения пропал. Лапшин, не любивший публичных выступлений и, как правило, чувствовавший себя скованно перед аудиторией, вдруг понял, что способен устанавливать связь с незнакомыми людьми.
– Наши видели, как он печатку с пальца снимал, когда в ДК заходил, – подхватил эстафету мужчина с усами, как у наркома Ворошилова. – Прятал свое богатство как бы.
– В соседнем селе был слух, что он на джипе катается, а в «Волгу» уже садится на подъезде, рядом с селом. За что купил, за то продаю. Правда или нет, не знаю, – присовокупил другой мужчина, без особых примет.
Дополнительной информации, которой накидали Олегу, хватило бы не на один фельетон…
– Про будущую работу молчит твой шеф? – спросила мама.
– Шеф?
Олег поймал себя на мысли, что это слово не вызвало у него быстрой ассоциации с профессором Калачевым.
– А, Иван Трофимович… Нет, ни слова от него, – поспешно добавил он.
Калачева соискатель ученой степени в последний раз видел больше недели назад, на выходе из главного корпуса. Тот был не один, а с другим профессором их кафедры, Василием Афанасьевичем Юнцовым. Человек по-своему уникальный, Юнцов пережил несколько эпох. Он родился и вырос в Сибири, там же, в год заключения пакта Молотова-Риббентропа, поступил на истфак. Служил в армии на границе с Маньчжурией, доучивался уже после войны. Сюда попал по распределению и остался насовсем. Здесь же преодолел все карьерные ступени.
Как и Юлька Кошечкин, он взял себе тему из времен грозного царя. Дипломную работу защитил на ура, подчеркнув прогрессивную роль войска опричников. Когда засел за кандидатскую, повеяли другие ветры. Деяния Ивана Васильевича стали удостаиваться менее комплиментарных оценок, и то был явно не конец. Мэтры советской науки скрещивали копья ради установления истины, а Юнцов, уже перелопативший вороха летописей, грамот, синодиков и прочих источников, ради пущей надежности сменил предмет изучения.
С тех пор Василий Афанасьевич, шаг за шагом, приобрел репутацию знатока всех, вплоть до самых мелких, подробностей пугачевского бунта. Отношение к этому событию, благодаря классовому подходу, не менялось более четверти века. Устойчивым было и положение кандидата, а позднее доктора наук Юнцова. До заведования он не поднялся, не очень-то к нему и стремясь, зато регулярно заседал в приемной комиссии. Дал путевку в жизнь множеству молодых кадров и стал автором трех монографий, включая коллективную. В начале восьмидесятых из-под пера Василия Афанасьевича в развитие темы вышла книжка «Пушкин как биограф Пугачева».
После нее он уже ничего не публиковал и оставался на кафедре как живой памятник славного прошлого. Юнцов был человеком незлобивым, без тени высокомерия и спеси. Общался с каждым, независимо от статуса или возраста, доброжелательно. Никуда не спешил, не повышал голос и не суетился. Без него, пережившего всех корифеев минувшего поколения, факультет уже казался каким-то не таким. Нагрузка профессору выпадала символическая, поэтому в кругу коллег он в последние годы появлялся редко.
– О! Студент Лапшин, – блеснул памятью Василий Афанасьевич.
Его гладкое, почти без морщин, лицо озарила лукавая улыбка.
– Без пяти минут кандидат, – поправил его Калачев.
– Помню, помню. Доклад про Александра Второго.
– Третьего, – поправил Олег.
– Вы молодец, – четко, ясно, с расстановкой, проговаривая все гласные и согласные, прокомментировал Юнцов.
Олег почтительно склонил голову. Седовласый профессор в костюме-тройке и образцово повязанном галстуке еще раз улыбнулся.
– Готовитесь? – сурово спросил у Олега завкафедрой.
– Да, Иван Трофимович.
– Хорошо.
Калачев отрывисто кивнул Лапшину. Этот кивок одновременно явился прощанием, поскольку Иван Трофимович бережно тронул Василия Афанасьевича за локоток, и они вместе проследовали дальше в вестибюль с громадными окнами, именуемый в просторечии аквариумом. Студенты и студентки истфака почтительно приветствовали Юнцова. В давнюю пору он был научным руководителем аспиранта Калачева и, кроме того, имел успех у противоположного пола.
Лапшин смотрел им вслед через стекло, пока оба не скрылись из вида. Большой план Василия Афанасьевича был, хотя не без проблем в начальной стадии, выполнен. «Юльке проще. Даже цитат основоположников сейчас никто не требует», – подумал Олег…
Между тем, импровизированный семейный совет продолжался.
– Ты какой-то рассеянный, – сказал Андрей Викторович.
– У тебя ничего не болит? – с тревогой спросила мама.
– Нет, всё в порядке.
Прозвучало не слишком убедительно.
– После защиты надо будет отдохнуть.
На мамины слова Олег ответил усмешкой.
– Не заработал пока на отдых. Дорого нынче.
– Мы тебе оплатим.
– Да сколько можно оплачивать?
Он почувствовал, что заводится. Сознательная ставка только на учебу привела к тому, что мизерная аспирантская стипендия всё это время была его единственным доходом. Конечно, на широкую ногу Олег никогда не жил и, в общем, не собирался, так как его потребности были довольно скромными. Тем не менее, зависимость от родителей опротивела.
– Успеешь заработать, – заметил отец, – мы у тебя не вечные.
Олегу стало стыдно за свой выплеск.
– Простите. Нервничаю сильно.
– Я позвоню в профсоюз, – решительно заявила мама.
– Там дешевле, что ли?
– Может быть.
С профсоюзным санаторием имени Луначарского у него был связан еще один романтический эпизод из жизни. Когда Олег поступил на истфак, наградой ему стал индивидуальный тур на кавказское побережье. Раньше он в одиночку никуда не ездил. В отсутствие мамы с папой там, под знойным солнцем, произошло его, если можно так выразиться, боевое крещение.
Кульминация случилась, правда, при свете луны, в дощатой пляжной кабинке для переодевания. Невинности он лишился благодаря девушке по имени Надя. Она была на год старше Олега и, окончив училище, работала кассиром в гастрономе. Надя первой заговорила с ним в столовой, зазвала на позднее купание и, после откровенных ласк прямо в воде, отдалась новому знакомому.
Ни в какие отношения эта близость не вылилась, да и вряд ли могла. Мимолетная подружка укатила обратно в свой Могилев, а Лапшин, воротясь домой, переключился на учебу. Такими же мимолетными, без продолжения, были его редкие половые связи в последующие годы. «Ничего, тут каждое лето пополнение», – иронизировал насчет личной жизни Кошечкин, имея в виду родной факультет. Впрочем, он тоже не распылялся, бросая основные силы на решение научных задач.
– Спасибо, – сказал Олег, вставая из-за стола. – Пойду почитаю.
Глава десятая,
в которой внезапно появляется арабский след
– Зачитался? Заучился? Своих перестал узнавать?
Женька Бакулин возник перед ним, как из-под земли, заставив Олега вздрогнуть. Минуту назад он покинул дом рядом с голубыми елями, чтобы наконец попасть в парикмахерскую. Свободного времени, как и выходных, у него по причине штабной суеты больше не было, а прическу надлежало привести в порядок. Елена, в чьем подчинении он находился, дала добро: «Беги, я прикрою».
– Привет! – обрадовался Олег.
Женьке он, несмотря ни на что, был благодарен за то предложение и, вообще, не видел его ужасно давно и соскучился.
– Откуда путь держишь? Чем занят?
– Так, мелкие шабашки, – сказал Лапшин.
О работе на Ирину Павловну по понятным причинам говорить было нельзя.
– А давай в одно местечко занырнем.
– Времени маловато.
– Его никогда много не будет. Дуй за мной!
Одним местечком оказалась рюмочная за углом соседнего здания. На удивление чистенькая, опрятная, без характерных запахов такого рода заведений, она была почти пуста. Кроме них, в углу тихо переговаривались двое дедков совершенно пристойной наружности.
– Тут закуска, между прочим, тоже нормальная. Бомжей и алкашей не бывает, из администрации люди ходят, – сообщил Женька.
– Вице-губернаторы?
– Эти обедают в ресторане «Бубенцы».
– Никогда не посещал.
– Я тоже.
– Мало платят в независимой газете? – спросил Олег.
Вышло так, будто хотел уесть приятеля, но тот не обиделся.
– Раньше платили побольше. Или мне поменьше требовалось.
– Слышал, ты женился.
– Уже развелся, – уточнил Бакулин.
Себе он заказал две большие рюмки, а Олегу, по его настоятельной просьбе, маленькую стопку. На закуску взяли порцию соленых огурчиков.
– Всё там же, на кафедре? – поинтересовался Женька, выпив до дна первую рюмку и плотоядно крякнув.
– Да, защита скоро.
– Мои поздравления.
– Глумишься?
– Даже не думал. У тебя цель, ты к ней двигался.
С тех пор, как состоялась памятная беседа на лестничной площадке, Баулин заметно изменился. Подстригался он, судя по длине волос, гораздо реже Олега, отпустил бороду, за которой не слишком тщательно ухаживал, и одет был тоже небрежно – в мятый джинсовый костюм из грубой ткани и белую футболку не первой свежести. Только сумка через плечо была у него модная, кожаная.
– Что творишь? – задал вопрос Олег, пригубив свою стопку.
Глаза у Женьки, прежде мутноватые, ожили.
– Э, дорогой, я такое творю, что мало никому не покажется.
– Сенсация?
– Еще какая! Может, в Москву продадим.
Лапшин, хоть и не был журналистом, усомнился в услышанном.
– Нужны вы Москве… Там миллиарды пилят, триллионы.
Женька хрустнул огурцом, потом вытер руку бумажной салфеткой и запустил ее в сумку.
– Смотри! – тряхнул он перед носом у Лапшина кипой бумаг. – Полный расклад по госпоже Шереметьевой. Знаешь такую?
При всей нелюбви к прямому вранью Олег понял, что от него не уйти. Но зам главного редактора сам ответил на свой вопрос.
– Да откуда тебе ее знать. Шереметьева – дамочка из столицы с кучей должностей и званий. Идет в Госдуму от нас. Естественно, при поддержке первых лиц области.
– Миллионерша?
– Ха! Я тоже так думал сначала.
– А потом?
– Потом подсобили добрые самаритяне, подкинули информацию, – сказал Бакулин с довольным лицом и опрокинул в себя вторую рюмку.
– Какую информацию?
– Миллионы там точно есть, причем не рублей. Но не ее. Шереметьева руководит группой компаний номинально.
– Подумаешь, велика сенсация, – допив стопку, сказал Олег.
– Сенсация заключается в том, кто здесь, говоря юридическим языком, выгодоприобретатель.
– И кто?
Женька от избытка чувств аж погладил свою сумку, словно кота или другое домашнее животное.
– О таком деятеле, как Карим Ахмед, ты тоже ничего не слышал?
– Вроде нет… Постой-ка. Палестина?
Из глубин зрительной памяти Олега всплыла листовка, которую ему всучили, кажется, весной девяносто третьего, когда на площади голосил очередной митинг под красными флагами, а он пробегал мимо. В листовке содержались отборные проклятия в адрес сионистов и тех, кто пляшет под их дудку. Карим Ахмед был представлен там как лидер какого-то комитета за освобождение Иерусалима.
– Он из Ирака. Очень богатый человек, дружит с одним из сыновей Саддама, дает денег разным группировкам на Ближнем Востоке, – пояснил Бакулин.
– А в России что забыл?
– В России он владеет массой всего – от недвижимости в Москве до заводов в регионах. Его крышуют генералы из спецслужб. Понятно, что они в доле.
От таких новостей Олегу стало не по себе.
– Допустим. Но на кой чёрт ему Ирина Павловна в роли депутата?
Назвав Шереметьеву по имени-отчеству, он сообразил, что ведет себя крайне подозрительно, но Женька уже увлекся и не обратил внимания на прокол.
– «Фосфат-Синтез».
Лапшин по-прежнему не схватывал главное, и Женька по-быстрому разжевал суть.
– На территории ее округа есть комбинат «Фосфат-Синтез», выпускает минеральные удобрения. Крайне полезный и ценный товар, незаменимый в своем роде. Половину акций предприятия покупает компания Ахмеда – разумеется, через офшор. Избрание Шереметьевой, скажем так, послужит политической гарантией сделки.
Вторая стопка, а то и большая рюмка сейчас явно не помешали бы. Олег медленно дожевал огурец, избегая смотреть Женьке в глаза.
– У кого вторая половина?
Женька перед тем, как ответить, обернулся и оглядел рюмочную. Двое дедков расплатились и ушли прочь. Продавщица протирала посуду, не прислушиваясь к посетителям.
– Там тоже прокладка. По документам, офис в Питере, а собственник на Барбадосе.
– Где-где?
– В Карибском море. Учил географию?
– То есть, фамилий не знаешь?
– Почему? Знаю, – Женьку распирало от осведомленности. – Реальные хозяева – наш губернатор и его ближние замы, по экономике и инвестициям. Старинные кореша, с комсомола.
Лапшину захотелось спросить, кто же тогда стоит за Полищуком, но в таком случае он выдал бы себя с головой. Пришлось зайти с другого бока.
– Откуда тебе такую информацию носят?
– Прости, дал клятву молчать. Но, сам понимаешь, и в спецслужбах не все за Ахмеда.
– Твоя газета об этом напишет?
– Всё уже написано. В четверг – в печать, в пятницу – в массы. Закажем дополнительный тираж. За неделю от рейтинга Шереметьевой ничего не останется, – откровенно поделился редакционными планами Бакулин.
Перед этим он не утерпел и, удалив из бороды остатки тополиного пуха, оприходовал третью рюмку.
– Не опасаетесь последствий?
Женька беззаботно махнул рукой.
– Нам тоже кушать надо. Независимостью сыт не будешь.
После четвертой рюмки он принялся многословно рассуждать про многогранную деятельность Ахмеда, раскрывая его связи с российскими национал-патриотическими партиями, движениями и другими структурами. Лапшин слушал в пол-уха, пока не был упомянут общий знакомый.
– Кто-кто?
– Фирма этого араба открыла на паях фонд в нашем городе, – начал по второму кругу Бакулин. – Погоди, дай название вспомню, кондовое такое… А, «Возрождение духовности». Исполнительный директор – Кошечкина. Я сразу Юльку вспомнил. Может, родственница?
В отличие от Лапшина, Женька не был вхож в дом к Юлиану и не знал маму однокурсника.
Распрощавшись с ним, Олег для отвода глаз обошел квартал по кругу и лишь потом вернулся в кабинет 310. «Полищук за тираж платит, к бабке не ходи. Еще сверху накинет принципиальной прессе. Так-то, Женечка, могли бы сейчас вместе разоблачениями заниматься», – думал он, выйдя из лифта и отворяя дверь в тамбур.
– Что-то не вижу разницы, – недоверчиво сказала Елена по поводу его прически.
– Очередь была огромная. Постоял и плюнул.
– Днем во вторник очередь?
– Так совпало.
Чтобы пройти к компьютеру, он должен был миновать ее. Уловив что-то не то в словах Олега, ответственная за СМИ как бы случайно сделала шаг вперед, и он снова почувствовал запах жевательной резинки с табаком. А она при всех опять взяла его за ухо и прошептала:
– Кончай бухать в одно рыло.
