Читать книгу: «Норма II», страница 4

Головомойка во спасение

Их появление в прихожей безмолвно. Воспалённо-красная, сама едва держащаяся на ногах Ирэн, придерживает под локоть Норму, отрешённую и странным образом будто бы постаревшую, ведёт её назад в спальню. Держаться в позе «сидя» той не хватает сил. Она клонится прилечь.

– В ванной не было шампуня. Хотела купить, – еле слышно говорит Норма.

– У тебя же нет денег!

– Денег?.. – валится на постель, поджав ноги, и закрывает глаза.

Ирэн падает на стул рядом с кроватью Нормы, почти столь же обессиленная. Глаза заплаканы так, что пришлось снять очки. Как за спасение, хватается за графин с водой, что принесла сюда накануне не для себя.

Крис, войдя, не решается идти дальше дверной притолоки, подпирает её сгорбленной спиной.

– Я увидела её возле аптеки. Она везла коляску! Чужую детскую коляску с ребёнком везла по улице! Я выскочила… Я… не помнила себя! – старается говорить шёпотом, но голос срывается, пить из графина толком не удаётся, футболка на груди мокрая от пролившейся воды. – Догнала её, выхватила коляску, чуть ни с дракой, она крепко вцепилась, отвезла назад – у аптеки стояла ещё одна. Только поставила, выходит женщина… Как она не закричала, не знаю, видно голос потеряла. Только рот открыт и глотает воздух. Сразу к коляске, но ребёнок даже не проснулся. А я несу что-то… моя дочь, плохо видит, точно такая коляска… и бежать. Засунула Норму в машину… Еле-еле. Она была совершенно… как… не знаю кто. Как машина. Взгляд в одну точку, – Ирэн готова разрыдаться.

– Ну, всё. Прекрати! Тоже мне, скала! Она что-нибудь сказала про всё… Про коляску? – кивнув на Норму.

– Да. Что хотела только искупать ребёнка… хоть раз.

Скользнув по Норме виноватым взглядом, Крис опускает голову.

– А почему она опять спит? Ты всё-таки… Да? Ты дала ей транквилизатор? Говори! – он меняется в лице

– А лучше, по-твоему, что, в полицию? Она не хотела ехать со мной! – скала треснула окончательно, не сдерживая громкого вопля.

– Этого не будет! Я, кажется, уже говорил? Проклятье! Хватит твоей помощи! Хватит с меня тебя! Ты, т-ты… – он закашлялся, затрясся, став пунцовым.

Ирэн вскакивает, кинувшись было к своей спасательной сумке, но останавливается. Смотрит на друга без злобы, без укоризны.

– Кому надо бы успокоительного, так это тебе! Тройную дозу.

Решительным шагом идёт к двери, демонстративно оставив свой чемоданчик с медикаментами открытым. Крис было обернулся к ней, собираясь что-то сказать, но ничего не сказав, махнул рукой. Отрубив. Конец! В этом его жесте была конечная невозможность для кого-то другого вернуть его – в разговор ли, в нормальные ли отношения.

«Что теперь со всем этим делать?», – подавай ей ответ! «Задача не подлежит решению, если никто не знает, что делать с решальщиком». Крис в своей комнате за компьютером, на автомате опустошая пакет сухарей, изучает данные анализов, скинутых ему Ирэн. «В одном «лучшая подруга» права – нужен адаптационный период. Я всё объясню Норме, она умная девушка…»

Чья-то лёгкая рука ложится ему на плечо. Он вздрагивает, не скрывая испуга, оборачивается.

– Ну что ты? – голос из шёлка. – Когда же ты… Ты когда-нибудь спишь?

«Сплю ли?»

– Не знаю. Только знаю, что я ничего не успеваю и…

– Даже помыть голову. Ну, как так? У тебя даже нет шампуня в ванной!

«Опять! О, господи!»

– Да есть он, с чего ты взяла! Идём!

Из пыльной корзины подле ванны извлекается пластиковая бутылка с ядовито-зелёной жидкостью.

– Это? Но они же всегда были в стеклянных… – на лице Нормы недоумение, почти то же, что при виде смартфона. – А, ясно! Вот и хорошо. Раз уж мы здесь, теперь не отвертишься. Как я и обещала, устрою тебе наконец головомойку. Самую первоклассную.

– Ты не обещала, т-ты угрожала…

– Тем более. Снимай футболку. И бросай прямо в мусор.

Крис мнётся, собираясь что-то сказать, но вовремя спохватывается – сейчас лучше не перечить Норме. Она смотрит на него с нескрываемой иронией.

– Не бойся. Больно не будет. Садись поближе к раковине, у тебя тут и винтовой стул как раз.

С явным усилием он стягивает через голову свою замызганную футболку, под ней обнаруживаются на удивление не хилые бицепсы.

– Вот оно что… Понятно, почему тебе удалось поднять меня с пола.

Больше всего ему не хотелось остаться без очков и слухового аппарата, без которых это как будто уже не он – лицо его приобретает по-детски беспомощное выражение. Непроизвольно оборачивается раза два на дверь, затем, с оттенком страдания, к раковине. Наконец усаживается спиной к ней и запрокидывает голову. Душ на гибком шланге дотягивается до неё, Норма открывает кран, пробует рукой воду.

– Не горячо? Хорошо?

– Хорошо, – не слишком внятно, по-видимому, смирившись с неизбежностью.

Он закрывает глаза и… становится небольшим, но глубоким водоёмом. С тёплой, чуть зеленоватой водой. К его поверхности из глубины тянутся волнующиеся водоросли, сквозь которые неугомонно снуют дружелюбные рыбы, нисколько не раня. Все движения под водой плавные, ласкающие и разнеживающие.

Норма двумя руками вспенивает шампунь в его волосах… Его голова мягко наклоняется то немного вперёд, то запрокидывается назад, как в адажио несуществующего балета, под музыку бесконечно текущих струй. Ничего подобного Крис не мог представить. «Мыл ли кто-нибудь раньше мне голову? Может, это было совсем в раннем детстве?» Не вспомнил. При всей бережности рук Нормы в них чувствуется и сила. И ещё что-то странное для Криса – забота и… любовь.

– В салоне с тебя взяли бы двойную плату, одного намыливания мало. Чувствуешь, как промываются и светлеют твои мысли?

Крис молчит. Если бы не струи воды, падающие на его лицо, Норма различила бы на нём другие струи – блаженно текущих слёз.

– Когда-то, один раз всего, моя мама тоже мыла мне голову. Я просила, чтобы она это делала всегда-всегда, так хорошо это было. Но её вскоре забрали… от меня. И после уже никогда, – отклика от Криса так и нет. – Ну, уже всё, всё. Больше не мучаю тебя, – немного встревожившись, Норма выключает воду и закутывает его голову в полотенце.

Он ловит её руки, стягивает ими полотенце с головы и робко подносит их на мгновение к губам.

– Спасибо!

– Да нет же! Это наоборот, я тебе благодарна! Ты не вопил, что мыло попало в глаз. Хотя… оно попало? – испытующе смотрит в его лицо. Он торопливо ставит на место слуховой аппарат. Норма повторяет вопрос.

– Нет. То есть… совсем чуть-чуть, – старательно вытирая лицо краем полотенца.

– Я ведь давно хотела… сделать что-то такое, хоть что-нибудь нужное, приятное, – лицо Нормы расцветает радостью, почти гордостью. – Вот увидишь! Теперь всё пойдёт хорошо, – взъерошивает ему волосы полотенцем и прижимает ненадолго его голову к груди. – И у тебя, и у меня, – добавляет она,

Глаза его по-прежнему закрыты, черты лица смягчены, свободные от груза лет. Губы улыбаются, без намёка на осмысленность.

– Я ещё никогда… Вот только сейчас, с хорошо промытыми мыслями окончательно понял, что я, вообще, тупая скотина, грубиян. И мне так редко не хочется быть грубым. Но с тех пор, как ты… здесь, мне с самого начала… наоборот… помнишь, я хотел было расцеловать тебя, когда ты пришла из туалета…

– О, самое романтичное воспоминание! А я только сегодня утром хотела обнять тебя, когда ты спал…

– Но я, как дурак… не умею… Не научился этому.

– Да этому не научишься, просто нужен кто-то… кто-то такой, про кого ты знаешь, что он не расцепит и не отбросит твои руки, как что-то ненужное. Вот Ирэн, она такая…

Крис нехотя отстраняется от Нормы, встаёт и неуверенно направляется к двери, накинув на плечи полотенце..

– Нет, ты ошибаешься. Впрочем, конечно, она… поддерживала меня, подкармливала. И она не хуже меня разбирается в научных делах, а в медицине так и гораздо лучше. Но сейчас…

– Что сейчас?!

– Ну, мы с ней не сошлись в одном вопросе.

– Ох, Крис! Уж если с ней вы не… Ладно, не моё, наверно, дело. Я только собиралась приготовить ужин, я умею кое-что, и пригласить её. Подожди, вот научу её пользоваться косметикой, тогда заговоришь по-другому.

– Ну да, – хмыкнул он. – наверняка. Когда-нибудь… А пока, сама Ирэн, кстати, советовала тебе вот что: с большой осторожностью, вот именно, постепенно привыкать к среде и к общению… с кем-то новым. Что-то вроде карантина. И знаешь ещё что, – он глуповато-удивлённо смотрит на неё, проводя рукой по влажным волосам, – по-моему, я больше не заикаюсь.

Призрак Грушеньки

Это было не вполне заточение, скорее маленький мир, обособленный от мира большого. Дни, проведённые в нём, начали тяготить не сразу. Вначале время утопало и быстро растворялось в бесконечных разговорах – то воодушевляющих, то безжалостно пригибающих к земле. Невозможность побороть эту странность – ты есть в маленьком мире, но по законам мира большого тебя нет. И если тебя обнаружат без документов, то ты преступник.

Ирэн не показывалась. «В чём там они ещё не сошлись? О справедливости с его стороны нечего и думать. То-то у него такое огромное количество друзей». На звонок Нормы она ответила сразу, будто ждала его. По главному вопросу заверила, что вообще не стоит придавать ему значения: «Да хоть бы он сам верил, что ссорится со мной». Видно, не может простить, что сто лет назад она отвергла его из-за другого парня. Хотя, когда дошло до того предложения, возлюбленный Ирэн уже числился в без вести пропавших на войне на Балканах. Они были знакомы с ним ещё со школы и не разлучались до той войны. «Самый преданный мне человек», – и она продолжает ждать его. Прежде, чувствуя за собой какую-никакую вину, Ирэн первой делала шаг к примирению с Крисом, а сейчас не будет. «И так слишком его разбаловала».

«Ты ещё раньше его не знала – самый угрюмый и жёлчный тип. Это он с тобой ожил, даже вспомнил, что умеет шутить. Да что о нём, ты о себе лучше думай. Напомни ему: тебе нужен курс капельниц витаминов и аминокислот и физическая нагрузка. У него есть там беговая дорожка».

Крис помнил про капельницы, после них у Нормы вроде бы появлялись силы, проходили сонливость и вялость, она по примеру «учителя» могла часами просиживать у компьютера. Тем более, что каких-то других занятий у неё не было. Правда, начинала она с вопросов: «Ты не боишься? Что он утянет вас туда… неизвестно куда. Туда, где я часто оказывалась одна. Совсем. Пустота, гладкая немая пустота, ты в центре, и она разбегается от тебя во все стороны. Что за ним стоит, за этим вашим Интернетом? Или кто? Он живой?» И какое-то время отказывалась коснуться и взять в руку эту мерзкую мёртвую – мышь! «С детства их не терплю!».

Однако многое из того, что обрушилось на её голову из научных журналов ещё в первый вечер, было настолько не поддающимся пониманию, попросту фантастичным, что хотелось найти какие-то зацепки, доказательства, что всё это не выдумки, понять, к чему ведут шокирующие открытия.

Неисчерпаемость глубины, если копать вот именно вглубь… Какая из этих глубин больше – внешняя вселенная, или внутренняя? Никому не известно. В нас самих творится такое, что делает любого человека – галактикой. Как это осмыслить, если в клетках человека происходит что-то со скоростью в миллионы раз выше скорости света!

Наоткрывали такого, что после сами признавались в неспособности постичь до конца то, что открыли. А если открывателям удастся доказать правильность догадок, то всей привычной вековой физике – конец! Бедные Ньютон, Фарадей, Бор. Жаль будет их, старичков. Да и Эйнштейна тоже!

Непонятность. Несовершенное определение сознания. К нему с недоверием относится само наше сознание – смешно? Серьёзные сомнения в том, что реальность реальна. Да что там! Никто толком до сих пор не может ответить на детский вопрос, что такое электричество! Откуда берётся гравитационное поле?

Воображением Нормы овладело Неведомое. Она пыталась тянуть то за одну нить, то за другую, нити перепутывались, обрывались… Не давали покоя эти малопонятные кванты: квантовая механика, квантовый эффект сознания…

Это был настоящий голод. То, как она набрасывалась на новое, смахивало на попытку наверстать упущенное за годы… Выуживала из паутины статьи и об искусственном интеллекте, и о новомодных роботах, очеловеченных порой до… безобразия. Этого Норма понять не могла. Слишком точная идентичность приводила её в ужас. Она начинала соотносить себя с последними моделями, внешне совершенными красавицами, и ясно ощущала угрозу. Что если они превысят их «служебное положение» удачной имитацией личности? Есть ли гарантия того, что их упорное совершенствование не приведёт к тому, что они самостоятельно овладеют таким умением. Впрочем, эти опасения преследуют не её одну. Посему есть надежда, что «её родичи» не захватят планету.

В Интернете был мир, пусть и упакованный в чьи-то мнения разной ценности, но в целом ошеломительный мир. Он и восхищал и ужасал. Засасывал и держал. Заставлял забывать обо всём другом, даже о еде. Не заметила, как перешла на пакетики со снеками, которые они теперь уничтожали наперегонки с Крисом.

Из нагромождения статей и видео можно было добыть и что-то по-настоящему ценное. А уж такая чепуха, как изготовление фальшивых ID… Этого было на любой вкус и цвет. Однако Крис не шёл ни на что из такого, так и не придумав, как обзавестись настоящим. Идти законным путём – значит, открыть свою тайну. Выставить Норму на ярмарочное обозрение.

«Изменить её внешность? Кощунство! Я же собирался дать ей шанс. Сделать то, чего ей не дали сделать тогда. Надо сказать ей сегодня же».

Невиданная для его дома картина. Девушка стоит у окна. И вся комната будто бы погружена в задумчивость, в зыбкую поэтическую мечтательность. Девушка, обессиленная передозом информации, решила, пока не поздно, остановиться. И поняла, как хорошо, что она это сделала.

– Никогда не видела таких деревьев. Оранжевые, золотые… Смотри! Найдутся ли такие краски у художников? – не оборачиваясь, негромко говорит она, будто самой себе.

– Мы сейчас в другом штате. Подальше от того… Здесь есть весна, лето, осень и зима, все разного цвета.

– Не была здесь раньше, я бы помнила. Я ведь помню многое. Но почему-то мне не жаль ничего из того. Одна подделка, обман. Пустота, словно ничего и не было. Пустота в квадрате. В чёртовом чёрном квадрате! – она отворачивается от окна. – И не хочется вернуть. Даже моих… Боже, кем они были? Возлюбленные? Чужие люди. Уже в следующую минуту они становились чужими, почти все. Один только Джонни, может быть… Переживал за меня, как будто я ему родная. Он был ангелом для меня, не смейся! Но я-то! Как можно было быть такой безмозглой, не понимать, что таких людей не будет больше… И на мне вина его смерти, так все решили. – Крис явно хотел возразить, но она продолжала. – А все прочие… Господи, зачем они? Сейчас понятно – я их тоже не любила. А тогда сходила с ума. Разве это не ужасно? Но, по-моему, с этим всё! Во мне теперь… Почему-то я знаю, что мне больше не грозит всё это: не спать ночами, сидеть у телефона, мчаться куда-то по первому зову. Но… ведь это ещё ужаснее.

Она страдальчески смотрит на Криса, почти как он, наморщив лоб. Доводилось ли ему испытывать что-нибудь подобное? Он же демонстрирует занятость, расставляя принесённые чашки с чаем на свободные места на столе, затем всецело погружается в подсоединение колонок к ноуту и… помалкивает.

– Ты был прав, не надо было покупать ту куклу. Если бы у меня были деньги, я скупила бы всех этих бедняжек с моей причёской и… в огонь.

– Не сможешь, их миллионы, – усмехается Крис.

– Значит, надо больше денег!

– Но тогда надо ещё выкупить постеры, календари, футболки, обои, целые дома… У одного прежнего начальника гостиная была, как входишь – твоё лицо во всю стену. И он не какой-нибудь там… Жена, двое детей. В Голливуде по главной улице, как заводная, расхаживает дылда в твоём белом платье и в парике, пострашнее кукольных, придушил бы! А в Палм-Спрингсе ты высотой с пятиэтажный дом, в том же платье. Есть дома с твоим портретом во всю высоту, в Каннах, где кинофестиваль. Норвежцы поставили тебе памятник.

– Какой ужас! Памятник? Я всегда удивлялась, стоило становиться памятником, чтобы на тебя потом сверху гадили. Нет, я против! Да и с какой стати памятник? Из-за того, что я умерла, не состарившись?

– Джин Харлоу, первая из платиновых, умерла вообще в 26 лет. И кто её помнит?

– Я помню. Видела все её фильмы. Когда по воскресеньям меня на весь день приводили и бросали в кино. Но такое ведь было не со всеми. Нет, всё же, если я вдруг оживу для всех, всё тут же пропадёт, лопнет, как тыква в полночь.

– Если толпе нравится этот образ, зачем его отбирать у неё? Собственно во всех этих сотнях книг и в фильмах каждый на свой лад и пытается ответить – почему? Почему именно ты? Вот уж чуть не сто лет ты – незабываема и незатмеваема. Никто так и не ответил.

– Разве тайна не лучше разгадки? Может, это самое простое, сваливать на колдовство. Я уже упоминала её. Не знаю, кто она. Колдунья? Но они ведь тоже рождаются людьми. А в той… в её взгляде было только уничтожение, ничего человеческого.

Норма отходит от окна и садится за свой рабочий стол с усовершенствованным ноутбуком. Берёт чашку с чаем, обхватив её двумя руками, как бы согревая их. Крис садится тоже – со своим чаем.

– Разыскать бы её и спросить, это ты? Твои проделки? Не колдунья, так… атомная ведьма. Я всё же расскажу, потерпи, – исподлобья глянув на Криса. – Мне было лет шесть. Я шла одна по нашей улице. К соседской девочке. Погода чудесная, и я себе нравилась, как никогда. В новом нарядном платьице, в руках сумочка, я летела! И вдруг стоп. Непонятно откуда, из-под земли выросла незнакомая, огромного роста – Она. Заслонила собой солнце. Красота её сияла, но… чем-то мертвенным. Или мертвящим. Её взгляд сразу подчинил меня и сковал, чуть не до смерти. Холодный, знающий наперёд… приговор, который никто не сможет отменить. Губы изогнуты в снисходительной не улыбке, подобии её. Показалось, что она что-то скажет. Но нет. Взгляд пронзил льдистым сверху вниз, сердце замерло. А перестать смотреть на неё не могла. Ужас и липкая сладость, как на ленте для мух. Я только прикрыла на миг глаза. А когда открыла, передо мной никого не было. Улица была совсем пустой, хотя только что по ней ходили люди взад и вперёд. Сумочка валялась на земле, пальцы были ледяными, от холодного пота платье прилипло к телу. Ужасная тоска внутри. Или яд? Тот взгляд был… Моментом пересадки моей судьбы из её всезнающей головы в меня. Насовсем.

Очки Криса запотели от пара из чашки. Сидя неподвижно и слепо, он даже не сознаёт этого, как не сознаёт и того, что в чашке у него чай, который надо пить.

– Это после встречи с ней тебе стали сниться кошмары?

Норма, чуть удивившись, не слишком охотно, но отвечает.

– Да, было такое. Как будто я умерла во сне, и мир исчез. Вообще. От меня ускользнуло что-то моё. Она выкрала его. Потом у меня было всё, и больше, чем у других, но не было того, ради чего все дары – у меня не было согласия с собой. Просыпалась утром пустой, чужой самой себе. Боялась открывать глаза. Как вообще что-то делать? Зачем? Ведь это делаю не я. Так могла лежать часами, глядя в потолок. А они возмущались, что я безбожно опаздываю. Мне надо было наполнить себя чем-то, чтобы примириться, осмелеть и потом идти… После такого никакой ад не страшен. И вот как… как мне было полюбить кого-то, если это не я? Самое ужасное… на одном своём фото я узнала в себе ЕЁ.

– Вот уж, полная чушь! Нет у тебя таких фото. Чтобы лёд… Всегда солнце, сияние… Фантазия у тебя, конечно… Но если она существовала, то это же прямо Люцифер в юбке. Или Мефистофель. Если не целиком всю душу, то часть её он у тебя оттяпал…

– В обмен на что? Вот на это, на то, что делают теперь с моими изображениями? Ходовой товар! Я не заключала такого договора.

– Так вот! Вот твой шанс доказать им всем, что ты не ходячий афродизиак, а Актриса с большой буквы.

– О, нет! Лучше не произноси этих слов: кино, актриса… Вот если бы ты сказал, давай уничтожим его раз и навсегда, это кино…

– Ты что же, не помнишь свою мечту? Не помнишь, чему училась у Михаила Чехова?

Норма вскидывает удивлённый взгляд.

– Откуда ты?.. Это правда. Миша научил… Что актёрство – это религия. Какими надеждами я тогда жила! И чувствовала, что я могу… А они подыхали со смеху, когда прослышали о Карамазовых – хороша же я буду в роли «братьев». Что там есть ещё и девушка, они были не в курсе, – она помолчала. – Я действительно хотела эту роль. Больше всего…

– Уроды! Тебе просто не дали. Ничего! Даже снимать на твои деньги, как ты хотела. А теперь дают! Потому что Достоевский писал Грушеньку с тебя. И ты сыграешь её. Ведь это ты!

– Боже! Зачем?

– Чтобы насытить голодных. Они до сих пор не могут смириться.

– Опять?! Скормить меня им? – она больше не улыбается. – Чтобы они растерзали меня во второй раз? До такого даже с Иисусом не додумались.

Крис встаёт и берёт из стеллажа одну из книг, быстро открывает на закладке. Очки его больше не мутны.

– «Эта девушка – это ангел, знаете вы это? Это самое фантастическое из фантастических созданий! Я знаю, как она обольстительна, но я знаю, как она и добра, тверда, благородна». – Разве это не о тебе?

Норма отпивает свой чай, не глядя на собеседника. Хмурится, но потом, глянув на книжку в руках Криса, вдруг неуверенно, но улыбается.

– Если я это она, то и играть ничего не надо. Когда я мечтала об этой роли, что-то такое я и чувствовала. Если мне никто не будет мешать… Ведь сейчас всё может быть по-другому? Я никому не собираюсь угождать!

– И не надо! Вот именно! Ты выйдешь на свет, не будешь же сидеть здесь, как… А чтобы тебе больше не повстречалась эта… этот Люцифер, не надо пока ходить по улице одной. Пока…