Читать книгу: «Глазами Ангела», страница 2
На этом разговор завершился, Ангел склонил голову в знак признательности. После чего взмахнул крыльями и взмыл к голубой планете. Его полёт провожал усталый взгляд. Архангел долго смотрел вслед тому, кто по доброй воле отправился постигать жизнь.
Подземный мир
Вечерняя Москва по обыкновению немного суетлива. Раздражена накопившейся за день усталостью, выплёскиваемой на тех, кто оказался рядом. Густой осенний воздух разрывали гудки, и кто-то, не в силах удержаться, поносил неумелых всадников, оседлавших современных боевых коней. В суетливом потоке не прощают даже незначительной оплошности. Тут же громогласный взрыв негодования обрушится на ездока, совершившего не тот манёвр. Утомлённым и пресыщенным владельцам авто не ведома пощада. Они мнят себя хозяевами жизни и срываются на любого, кто малость зазевался. Рулевое колесо в руках иных превращается в штурвал, и берегись, кто встретится такому асу.
Впрочем, рабочий день позади, и обыватели спешат по домам. Не все в роскошных салонах авто, иные на общественном транспорте, а есть и такие, кому не лень совершить пешую прогулку в погожий осенний вечерок, степенно вышагивая ухоженными улицами. Местами присыпанными опавшей листвой, её трудолюбивые дворники сметут рано поутру. И, на первый взгляд, всё, как обычно. Но нет! Внимательный наблюдатель без труда заметит, что любой, на ком остановит взор, движим укоренившейся привычкой. Той самой, что незаметно им управляет. А всецело ей доверившись, типичный обыватель размахивает руками, механически передвигая ноги. Он погружён в глубокий сон, ему грезится, будто управляет послушным телом, направляя в ту или иную сторону. Его поработил автоматизм, и бесконечная карусель однообразных движений вызывает к жизни одни и те же мысли. Словно гончие псы вцепились они и, сменяя друг друга, заслоняют реальность. В результате он смотрит, но не видит, слушает, но не слышит. И это люди называют жизнью…
Тем не менее, вряд ли кто с готовностью признает происходящее не тем, чем оно является. И тому есть объяснение. Немногие смирятся с мыслью, будто живут во сне. Ни на что не влияя, не будучи в силах что-либо изменить. Напротив, иные возмутятся и выплеснут недовольство, а нередко и гнев на посмевшего высказать столь странное суждение. Но не нужно никого разубеждать! Разбудить спящих не получится, только крепче уснут. Напрасны попытки узнать у любого, кто обласкан и убаюкан грёзами, не заметил ли нечто, прогуливаясь вечерними улицами. Вопрос застигнет врасплох, ибо погружённый в сновидения лишён возможности жить. Вряд ли вспомнит проходящих мимо, за исключением, пожалуй, девицы, чьё лицо врезалось в память улыбкой. С какой общалась по телефону, называя незримую собеседницу Аней. И так во всём. Едва стоит нам задуматься, как с лёгкостью забываем окружающую действительность. До тех самых пор, пока не ударимся обо что-либо, в кровь разбивая нос.
Таким образом, погружённый в размышления ум наш всегда чем-то занят, и мы крепко спим. Словно дитя малое пребываем в объятиях Морфея. Сладко дремлем, не обращая внимания на реальность. А она – единственное, что доступно, иного нет! Это суровая данность, с ней надобно считаться, ведь только действительность существует, остальное – плод воображения. Мы же всё время путаемся в мыслях и при первой возможности мчим в бесконечное, воспоминая и программируя будущее. Но самое удивительное, как, невзирая на трудности, зрим на тех, кто рядом. И на основе поверхностных наблюдений приходим к ошибочным выводам, полагая, будто в силах извлечь из них практическую пользу. Правда, вскоре обо всём забываем, увлекаемые грядущей фантазией, пока её новизна не утомит. После чего вновь обращаем взор на собратьев. Кто привлёк внимание незаурядностью, либо чем-то иным. А особенно занятно такое изучение в толчее метро. Где, в тайне разглядывая пассажиров, пополняем коллекцию выражений их лиц, поз, неловких, нелепых движений. Характеризующих всякого, волею судьбы ставшего объектом для наблюдений в подземелье. Где протекает сокрытая от дневного света жизнь.
Итак, самое время спуститься по эскалатору туда, где всё случается мимоходом. Где люди на бешеной скорости несутся, вытаращив глаза, не обращая внимание на соседей. А те, законопатив уши наушниками, всецело отданы во власть «вещунов». Тех самых, кто травит уморительные байки, с ленцой повествует о печальном, а бывает, поёт на разных языках, пленяя население в метро. Того, кто оказался в метро. К слову сказать, весьма полезном изобретении, чьи подземные тоннели опутали города. Не только столицу. Здесь оно раскинуло щупальца и на Подмосковье. Удобства ради длинными перегонами, связав всё воедино. И теперь в обычный будничный вечер вагоны заполнены публикой. Знать не знающей о безмолвных наблюдателях, смиренно изучающих женщин и мужчин для каких-то своих, вероятно, особых целей.
Вот и сегодня во чреве длинного подземного червя, в самом конце вагона сложилась обыденная картина. Таких изобилие в будни, когда на скамье пышнотелая матрона с сумками около ног. Доверху наполненными невероятно вкусным, и аромат испечённой сдобы щекочет ноздри, привлекая к сумкам любопытствующие взоры. Сама же хозяйка изобилия погружена в раздумье, её мысли далеко. В неведомой дали, куда нет входа по вполне понятной причине.
Одета женщина неприхотливо, по погоде: в куртку нежно голубого цвета и жёлто-оранжевые спортивные штаны. На ногах рубенсовской красавицы разношенные, стоптанные кроссовки. Из под распахнутой куртки выглядывал видавший виды свитер, а роскошную гриву стянул на затылке тугой хвост. Её натруженные руки с потускневшим маникюром покоились на коленях. Грустные глаза изучали разводы на полу под мерное перестукивание колёс. И благодаря привычной монотонности веки женщины опустились, она погрузилась в полудрёму. Судя по всему, ехать до конечной, отчего не отдохнуть?
Слева, на расстоянии вытянутой руки от неё, возвышался мужчина. Типичный московский обыватель, чью долговязую фигуру скрывал серый плащ, под ним деловой костюм. На ногах сверкали ухоженные, почти новые ботинки. Рукой мужчина держался за поручень, в другой был портфель. Его усталое лицо с зачёсанными назад волосами не привлекало внимание. Пытливый взор скользил поверх голов и вдруг остановился на уснувшей. Она явно заинтересовала, но чем, ответить на это мужчина не мог. Однако скучающее лицо преобразилось, он вмиг оценил пассажирку, затем огляделся, не слишком ли беззастенчив и, убедившись, что никто не смотрит, продолжил исследование. Вероятно, с целью узнать нечто новое, а может просто скоротать время. И пока проявлял любопытство, хозяйка сумок безмятежно спала. Чему способствовал гул, сопровождая поездки в метрополитене.
Прямо напротив женщины, почти вплотную ворковали влюблённые. Юноша и девушка при первой возможности ненароком прижимались друг к дружке. Они излучали трепетную нежность, но едва соприкоснувшись, возвращали приличную дистанцию. Пара мило щебетала на одном им понятном языке, понимая друг друга с полуслова. Едва юноша открывал рот, девушка сразу с ним соглашалась. Она энергично кивала, при этом глаза лучились от смеха. И, возможно, не всё доносилось, но, не желая огорчать любимого, смешливая особа делала вид, будто расслышала. Со стороны было забавно наблюдать, как с трудом сдерживаемые, пара блюла нормы приличия. Когда вокруг сплошь незнакомцы и не все благожелательны, незачем вызывать раздражение.
Справа от задремавшей женщины, приосанившись, стоял военный. Его выправка выдавала отличника боевой и, скажем, иной подготовки. Он нисколько не смущался званием ефрейтора и, судя по улыбке, предвкушал встречу с родными. Вероятно, бойца поощрили отпуском, уж больно выделялся на фоне измождённых ненастьем москвичей. А, судя по загару, службу он нёс под палящими солнечными лучами. Где-то на окраине державы охраняя мирный сон окружавших его обывателей.
Что же касалось остальных, заполнивших вагон, их предостаточно. Обычное для московского метро дело. Правда, кое-кто, недовольные толчеёй, злобно шипели, толкались. Другие, напротив, спокойно сносили давку, уступая место. А желающих втиснуться хватало! Были среди них и такие, кто, проникнув внутрь, пытался протиснуться дальше, и кому-то это удавалось, несмотря на то, что вагон «не резиновый». Однако, по счастью, двери закрывались и, набирая скорость, подземный поезд мчался в сумрак. По ходу движения утрамбовывая тех, кто в нём находился.
Возвращаясь к мужчине, изучавшему хозяйку сумок, не лишним упомянуть, именовали его Егором. Или Егорушкой, как в детстве кликала маманя, а теперь называла жена. Впрочем, иной раз подзывали Егоркой, так насмешливо выговаривала главный бухгалтер. Молодая взбалмошная девица на совещаниях, где Егор, будучи её заместителем, отчитывался. Одному Богу известно, чем заслужила она эту должность, но девицу нимало не заботило, что о ней подумают, и, не смущаясь разницей в возрасте, из её уст неслись вздорные распоряжения взрослому мужчине. К слову сказать, годящемуся ей в отцы. Вот и сегодня, чуть более часа назад она ввалилась в бухгалтерию и мямлила нечто нечленораздельное. Изо всех сил пытаясь донести какую-то мысль. Но её старания прервал нетрезвый ухарь, вошедший следом. Генеральный директор предприятия, он и увёл главного бухгалтера, у кого заплетались не только язык, но и ноги.
Генеральный директор слыл баловнем судьбы и нередко напивался. Он частенько приходил на работу в непотребном виде, не вникал в дела и выказывал полное пренебрежение коллективу. Что вполне объяснимо, не его трудом создавалось предприятие. Это всецело заслуга папаши, скоропостижно скончавшегося, он и оставил бизнес наследнику. На что баловень судьбы, исполнив положенный ритуал, не стал дожидаться сорока дней, а пустился «во все тяжкие». Пуская «по ветру» сколоченное отцом состояние. Именно его лёгкой рукой назначена девица управлять бухгалтерией. Потеснив Егора с позиции исполняющего обязанности.
С другой стороны, Егор сам поспособствовал её продвижению, когда взял под крыло. Однако девица, почуяв его бесхребетность, с успехом продемонстрировала иные, не связанные с учётом достоинства. А оных оказалось в избытке! В почётный список вошли: точёная фигурка, волнующая грудь, длинные, до пояса волосы. И надо признать, такими качествами обладает не каждая. По этой причине Егор не имел шансов ей противостоять. Он стал жертвой девичьего кокетства, попав в плен её очарования. А оное выплёскивалось через край, едва дело касалось сильного пола. В особенности Егора, исполнявшего на тот момент обязанности главбуха. Именно сноровистость в обхождении сыграла с ним злую шутку, хотя началось всё вполне безобидно. С обычных задержек после работы. Но недаром говорится – Дьявол кроется в деталях, и девица тут же напросилась в помощницы, желая многому выучиться. На что польщённый служебным рвением Егор позволил с ним остаться. Чего ранее не практиковалось, и что немедля вызвало пересуды.
А девица, воспользовавшись возможностью, с удовольствием варила кофе, не умолкая, неся милую чепуху. Она сетовала про то, как несчастна, не везёт с подругами, на дороговизну съёмного жилья, и сумела разжалобить. Её откровения нашли отклик в сердце Егора, он освободил подчинённую от работы, взвалив её обязанности на свои плечи. И всё бы ничего, но едва отношения переросли в обыденность, и красавица поняла, что под защитой, она переключилась на руководство повыше. С успехом используя весь арсенал подручных средств. В этой связи очарованный её напором директор стал задерживаться после работы, а далее, как по маслу. Само собой разумеется, Егор по-прежнему трудился за двоих, в то время как из соседнего кабинета доносились не свойственные рабочему процессу звуки. А буквально через неделю коллективу сообщили о назначении на должность главного бухгалтера новой фаворитки. Кто тут же забыла о добром к ней отношении и при каждом удобном случае давала понять, я здесь главная, и лучше со мной не ссориться.
Что же касалось Егора, он стерпел и, как говорят в народе, «утёрся». Должность, какой был достоин, уплыла, освободится ли в ближайшее время, неизвестно. Не иначе с пресыщенностью генерального, когда утомлённый любовной негой уволит фаворитку. А такой исход представлялся вероятным, но когда это случится? К тому же не приучен Егор желать кому-либо зла, и неважно, будь то директор либо кто-то ещё. В данном же случае их некомпетентность сыграет за него, достаточно написать заявление. Вот только рискнёт ли пуститься в неведомое? Искать работу, подрабатывать не по специальности…
Такие мысли частенько посещали, подпитывая уязвлённое самолюбие, в итоге – неимоверная усталость укоренилась. Всё глубже прорастая, она пронизала, и вот – предельное изнеможение, что гнёт чугун и крошит сталь! Трудно сдюжить напряжение, не наговорить лишнего, льстить и подстраиваться, а наградою – опустошённость! Выжженная дотла пустыня. Непереносимый жар, сменяющийся холодом, и всё это испытывает на прочность.
С другой стороны, только так закаляют характер, и либо ломается внутренний стержень, либо становится твёрже. Попутно смиряя чехарду случайных мыслей, порождая лёгкость в постижении того, что пред глазами. Правда, не для всех! Особняком здесь так называемые интеллектуалы. Они сами вписали себя в особую когорту и угодили в ловушку, созданную самими. Отныне, в их жизни полно вопросов, и обременённые интеллектом мнят себя предъявляющими спрос. Хотя сегодня мало кто осведомлён, что спрашивать возможно лишь тому, кому дано на это право. Любой другой проявит интерес. И это обстоятельство сродни неразберихе, когда утрачены различия, и тот, кто должен задавать вопрос, молчит.
Но прыткие мыслители отстаивают рубежи! Нередко ревностно и оголтело, меняя заблуждения на истину. Такое их отличие от остальных. Не в лучшую конечно сторону, но оное присуще. Как и желание, любой ценой познать и уточнить. А им для счастья требуется ясность, предельная определяемость. И обладатели ума настроены враждебно, не знают полумер. Во всём решительны, желая прояснений, стремятся задавать вопросы, всё время, провоцируя и уточняя. Тем окончательно запутав собеседника, пускают в ход высокомерие, удерживая мнимое сомнительное превосходство. Внушительное сонмище вопросов – суть их сути.
Одно не ведомо высоколобым, такая одержимость изнуряет, крушит дотошностью и въедливость сродни болезни. Они впадают в беспокойство, страдают от хронической усталости, и страх таится в каждом взоре. Увы, всё это ум, его не прояснённое пугает, и, по обычаю страшась неведомого, он жаждет в вечности контроля. Иллюзии, стремления во всём увидеть истину и навязать другим. Об этом знает ближний круг и молча зрит на неуживчивых, ведь оные всегда правы. По крайней мере, хотят такими быть. А это странно, нелогично! Всевластие и правота подвластны лишь Творцу. Ему Единому известно, в чём нужду мы терпим. Обычный смертный не осилит бремя власти, он потакает деспотизму и полного контроля ожидает…
Вот и Егор, послушен словно маятник, раскачиваемый размеренным движением вагона, по-прежнему во власти дум. Они прокручивают раз за разом варианты, превознося незримое. Порой назойливо, порой ненужное. И всё бы ничего, на то и жизнь – извечный поиск и борьба, и неудачи. Всё есть в наличии! И даже страх, коварный, незаметный. Он зарождён в далёком детстве, когда безоблачное небо и неимение забот. Когда смешной, нелепый повод вдруг станет камнем преткновенья, и вкруг сбирается тревожность. Та самая, что множит страх остаться без работы, не выплатить кредит, да мало ли? Опутав липкими присосками, ползущая тревога – не подспорье. С улыбкою Иуды она ввергает в панику. И многие бегут. Уносят ноги, совершая множество ошибок. А первыми – бойцы мыслители! У них таится страх внутри. Выпестывая, потакая своему вместилищу, пугливое воображение возводит трудности, оправдывая лень и слабость. Ему подвластно всё! Мечтательная ложь себе любимому – излюбленный приём обвиноватить невиновного.
И дело здесь, конечно, в воспитание! Когда в младенчестве, отринув недостойное, в незрелый ум вмещается лишь нужное, и юноша мужает. Он дерзок и учтив одновременно. Таким мужам неведом страх. Они не ропщут, и стенания не их стезя. Для них вся жизнь сплошное испытание. Не сломленным, не покорённым быть мужчине. Но так ли это в суетной реальности? Вопрос логичен, а ответа нет. Увы, впитавшие изнеженное женское, погрязли в мелочах. Им не дано мечтой возвыситься до синевы небес! Подобно скопищу червей с восторгом ползают на брюхе, предел мечтаний – жирная похлёбка. Горячая и сытная. Так и Егор воспитан женщиной. Он начисто лишён мужского понимания, решимости, неодолимой твёрдости. Ему не повезло зреть возвратившегося однажды вечером отца, кого с любовию встречает мать, усталою ладонью треплющего сына по макушке. При этом, ласково бурча, тот достаёт трудом и улицею пахнувший подарок. И не дано ему, впитав благоговенье, не страх, не подлое вертлявое унынье, желать во всём быть схожим на родителя. Страшится порицания отцовского, стремится стать достойным продолжателем фамилии. Увы, воспитан был он женщиной; сначала мамою, потом в детсаде милой воспитательницей, затем учительница в школе – дальше институт. Где также женщине обязан знанием. И речь здесь не о том, что женщина неважный педагог, она – иная, нежели мужчина! Биологически, ментально, как угодно. Иная в базовой программе и при всём желании не в силах поделиться навыками мужа. Не суждено ей быть успешной там, где исстари мужчина правит бал. В семье, в кругу себе подобных…
Меж тем отличными от мыслящих слывут натуры творческие. Им не присущи рассуждения грядущего, они всецело в настоящем. Легки и скоры на подъём, такие проживают быстротечно. Подобно бабочкам, являясь баловнем судьбы, и часто забывают благодарность. Сказать спасибо тем, кто оказал поддержку. Одно им скучно и докучно, общение с носителями интеллекта. В такую долгую беседу непросто удержать зевоту. Вот почему всего скорее бегут от монотонности брюзжаний. И взбалмошной девице, случайно ставшей на стезю главбуха, свезло немало. Она не с первою попытки ускользнула, оставив позади унылые советы, что нужно каждый день трудиться. Усердие явить и прочее. Чем с радостью делился наш Егор, когда вдвоём общались. И вроде бы, всё верно, не придраться, но скукой смертною, могилою сырой несло от умных слов, высокопарных выражений, где не бывает места жизни. Её игривости и озорству.
Однако не пора ли нам вернуться под тесный свод подземного тоннеля, в то самое мгновенье, как Егор, случайно выбрав пассажирку, остановил на ней усталый взор. И в тот же миг свершилось чудо! Бурлящий, неостановимый мыслей увлекательный поток исчез. Пропал в небытие, как растворился. Неведомое ранее молчание наполнило, и, глядя на дремавшую особу, он очевидцем стал. Всё обрело понятие и смысл. Егор узрел достойную сочувствия беспечно дремлющей девицы унылую безрадостную жизнь. Что было в прошлом, настоящем. Чего желала и страшилась она, сомкнувши веки. Такое откровение возможно с лёгкостью, присущей всякому, едва смолкает грёз привычных водопад. И оказалось, нет преград, их ничего не разделяет, ни слово, действие и даже мысль. Теперь он сочетал своё внимание с дремавшим до поры объектом без помех. Легко проник в её нутро и растерялся!
Пред ним сидела, окунувшись в сон судьбины, тяжкой женское созданье. Её унылые года, в мгновенье ока промелькнув, оставили обиды послевкусье. Без близких, без родителей росла в детдоме, а лучшая товарка, кто слыла сестрой, ушла скоропостижно. Но боль потери, как бывает, сменила ноющая рана. Такие часто в сердце оставляют безвременных утрат следы. А тут ещё несчастная любовь, когда пленилась физруком женатым и лысеющем, и тот, использовав невинность, бросил, наигравшись всласть. С тех пор исчезла вера, растворилась угаром прежних дней. Исчезла, унеся мечты о счастье, о любви. Теперь она боялась обмануться, замкнулась в собственном мирке, уютной небольшой клетушке в общежитье. И не напрасно, опасаясь вновь испытать обиду, ни с кем решила не общаться. Так и жила в уединенье, найдя нежданную отраду. Её отдушиной случайной стал кулинарный труд. Туда прикладывала силы, старательность и нежность нерастраченной любви. Пекла безмерно, отдаваясь делу, и дело вдруг пошло! Труд рук её – ватрушки и иная сдоба скупали нарасхват, хоть вечером, хоть утром. Тем обрела надёжный способ пропитанья. Хотя, конечно, и сама, бывало, увлекаясь, съедала вкусную продукцию без меры. Но что с того? Она себе хозяйка. Иль нет, такое невозможно…
Но главная зияющая рана, с младенчества вселившись в сердце, немым болезненным укором напоминала о себе. Она была ничья! Ни рода, ни знакомых. Подобна уличной собаке, кто в каждом ищет властелина, и мордой боязливо тычет в протянутую руку. Но нет руки той. Нет в округе. Никто не приголубит, не поддержит. Ни словом, что уж про дела. Вокруг такие же ничьи, такое же ничьё! А это лишь на первый взгляд не так уж важно принадлежать сообществу, кругу друзей, семье, и странно не спросить: а есть ли в мире счастье? Наверно, нет, ведь прав поэт: «на свете счастья нет, но есть покой и воля». И суетный мирок в Егора голове не осознал обыденности факта. Он осознал другое: пред ним дремала не измордованная жизнью тётка, каких с лихвою на Руси, а маленькая девочка. Затравленная одиночеством, не зная ласки, с улыбкой спит под стук колёс. А социум воинственный и буйный не распростёр объятий. Тут каждый – за себя, и к ближнему не требуют любви. Царит здесь дух несокрушимого успеха! Зловредный, лицемерный вирус жаждущих преуспеванья…
Внезапно затормозив, поезд остановился! Пассажиры повалились друг на друга, и только немногие, кто держался за поручни, устояли. К ним относился Егор. Резкое торможение вывело из полусна, и суматошный хоровод праздных дум наводнил. Он тут же позабыл о наблюдениях, оно и немудрено, в каждом из нас, как минимум, двое. Во всём противоположны, с разным характером. Их величают многогранностью личности, когда меняем маски на потребу толпы, услаждая её непритязательный вкус. Но целостности в этом нет! Гордиться особо нечем. И достаточно изменить привычную позу, жест или мимику, как вослед грядут изменения в мышлении. В полной мере отражая внешнее, ибо невольной жестикуляцией оживляем вполне конкретные мысли. Соответствуя позе, жесту, выражению лица. По этой причине человек не властен над внутренним миром, и, вероятно, фраза «мой внутренний мир» придумана в насмешку! Кто-то старательно изощрился, ведь едва изменится поза, как, владевшая умом, мысль улетает, уступая другой. Такой же привычной, но на время забытой. Однако, невзирая на очевидное, не желаем понять, что процесс осмысления имеет внешнее обличье. Но так ли это? Споры тут ни к чему. В жизни полно чудес, а большинству доступно лишь малое – от силы три, четыре выверенные годами позы. Благодаря чему узнаёт и принимает окружение. И только попробуй что-либо измени! Тут же лицемерная забота возопит: а всё ли у тебя в порядке? Особенно, когда изменения к лучшему и тем вызывают беспокойство. Нет, скорее зависть…
Что же касается поз, машинально меняемых в суете, первой является та, что используем дома. Когда посреди домочадцев явим заботу. Чаще искренне, но бывает и на показ. Тут много во власти привычек. И недаром твердят: что посеешь, то пожнёшь. А в корне измениться, когда накоплено всякого, трудно. Верней, невозможно. Набранную инерцию не погасить, тем паче в одиночку.
Касаемо же следующей из имеющихся в арсенале, самое время вспомнить о позе, что используем для заработка. Она незаменима и внушает уважение. Как ни крути, хлеб насущный надобно добывать, и, невзирая на лень, мы общаемся с такими же. Кто движим привычкой, но не желает того замечать. А состоит эта поза из двух, непостижимо сочетаемых в неуживчивом характере. Ибо одну её половину спешно несём руководству, другую – небрежно жалуем подневольным. Сей лицемерный обычай придуман не нами, но мы его строго блюдём, смиряя строптивость пред вышестоящим, являя несокрушимую твёрдость, отдавая приказ.
Далее следует удивительный образ! Его припасём для приятелей, он сгодится во время досужих бесед и праздного словоблудия. Благодаря его вычурной таинственности, легко сойти за всезнайку, главное – не обнаружить невежество. Непозволительная роскошь для знатока обсуждаемой темы, чьё веское замечание добавит пикантности. А бывает и по-другому! Едва услышав знакомое слово, несём всякий вздор. Болтая без умолку, как правило, ни о чём. Ненужным многословием утомляя собеседников. Такой образ – визитная карточка для тщеславия. Не спрашивая разрешения, он чёртиком из табакерки является, стоит изменчивой ситуации вызвать его. Особенно при общении с доверчивыми, когда обнажается маска вещуна без особой на то надобности. Впрочем, такой навык бывает полезен, удивлять многословием, не сказав вразумительного.
А завершает сей перечень неведомый образ. И речь о непреднамеренном. Такую позу не часто встретишь, тем не менее, изредка она проявляется. Правда, нежданно-негаданно, ибо весьма органична, проникая в суть, возникает, когда безысходность ведёт к тупику. А загадка неразрешима. Зато вместо хаоса и сумбура в голове наступает затишье. Ни единой мысли не дано выплеснуться на поверхность тишайшего океана, каким вдруг становится ум. Только в такой отрешённости можно постичь наблюдаемое. Будь то предмет, либо нечто живое.
Вот, пожалуй, и всё. К сказанному добавить нечего. Большинство так и живёт и, в общем то, довольно. Но именно здесь затаилась ловушка! Одна из коварных и незаметных, ведь привычка укоренилась, и это – навеки. А стоит кому-либо выйти из зоны комфорта, как изо всех сил он стремится обратно. В эту самую позу, привычную жестикуляцию, знакомые слова и выражения. И вновь формируемый образ, если вдруг возникнет нужда, потребует времени. Невероятных трудных усилий одолеть инерцию. А неспособность меняться сообразно пожеланию – тому порукой…
От резкого торможения хозяйка сумок с вкусным содержимым придавила соседа, и тот ойкнул! Грузная женщина качнулась на место и смущённо извинилась. Изрядно помятый сосед что-то буркнул. Она украдкой огляделась и подняла глаза. По губам скользнула виноватая улыбка. Бывший свидетелем невинной неуклюжести, Егор кивнул и покинул вагон. Двери лениво захлопнулись, поезд увлёк пассажиров во мрак. Егор медленно брёл к эскалатору. Его подхватила толпа…
