Читать книгу: «Сказки про Магов», страница 6
Глава 4. Библиотека
Первый этаж мастерской был разделён на две половины: кузницу и кладовую, где выставлялся напоказ готовый товар. Из кладовой наверх поднималась деревянная лесенка в покои мастера. Туда Минуэль никогда не заходил, но знал, что второй этаж также разделён надвое: гостиную и спальню, да так, что спальня хозяйская аккурат над кузнею размещалась.
И вот начала у них в кузнице печь коптить. Как-то посередь бела дня заявился к подмастерьям Храпарь и заявил, что больше терпеть этого он не желает – все простыни его гарью пропахли и платья тоже – и что на людях в таком виде ему показываться никоим образом невозможно. Словом, позвал он печника из гильдии каменотёсов, чтобы тот печь их перебрал.
Тот явился незамедлительно, всё посмотрел, внутрь слазил, а выбравшись, сказал, что делов тут накопилось порядочно. Что за последние годы никто её не чинял, так что уж и жар не тот, и тяга не как полагается. И вообще, печь в любви и заботе жить должна, а в кузне особенно.
– А тут мрак такой, как будто её и не чистят вовсе, – печник покачал головой, а Храпарь многозначительно посмотрел на Минуэля.
Для того чтобы печник мог с удобством к работе своей приступить, подмастерьям велено было всю утварь кузнечную разгрести: инструмент в короба убрать, верстаки к стенам сдвинуть. Минуэлю, как назло, досталось наковальни таскать. Всего их было пять штук: две главные – здоровенные, их всей мастерской несли, две средние и одна малая. И как ни возьмётся Минуэль за наковальню, то всё какие-то мысли тревожные в голову лезут, пальцы как сами собой снизу щупать начинают, нет ли рисунка там скрытого или рун магических. Ну наковальни перетаскали, а ничего интересного не нашлось.
Потом какое-то время печник горн разбирал, и работа вся встала. Мастерам, чтоб не бездельничали, наказ был дан в кладовой порядок навести, всё до блеска начистить, развесить красивей. Да и тут Минуэля как подменили. Всё-то он разглядывает – не припрятана ли где ещё какая наковаленка. Ну маленькая хоть, завалящая. Но нет, и доспехи тебе, и мечи со щитами, и шлемы, и перчатки латные, инструмент, и утварь всякая, а наковальни ни одной.
Печник управился в срок, и кузнецы к работе своей вернулись. Тут бы Минуэлю и позабыть обо всём, но случилось происшествие одно.
Был канун Привольного дня. Смеркалось, дела были сделаны, и старшие подмастерья отправились по домам, оставив Минуэля прибираться. Мастер, по своему обыкновению, отсутствовал.
Справившись с уборкой, Минуэль решил лестницу подмести, что на второй этаж вела. И так он этим делом увлёкся, что и не заметил, как сам наверху оказался.
Было довольно теменно, и Минуэль отодвинул оконную занавесь, чтобы посмотреть, не надо ли и здесь чего прибрать. Красноватый свет проник в небольшую комнату, осветил её тёмно-коричневый дощатый пол, низенький столик и пару кресел с высокими спинками. Вдоль стен стояли книжные полки, доверху заполненные переплётными рукописями и свитками. Наковальни не было.
Тогда Минуэль подошёл к двери в спальню и осторожно потянул её на себя. Дверь не поддалась, поскольку оказалась заперта на скрытый замок. Отыскав скважину для ключа, Минуэль глянул и туда, но смог разглядеть только край кровати и свисающее с неё покрывало с ярким вышитым узором из цветов.
– Кто будет ставить наковальню у постели? – почти вслух сказал себе Минуэль. – И я, дурак, не хотел, а поверил в россказни.
Минуэль вздохнул и окинул взглядом гостиную. На полках было много старинных свитков в глиняных и деревянных футлярах и даже настоящих книг в переплётах из кожи, обрамлённой металлом.
Он уже собрался уходить, как его внимание привлекла одна рукопись в ярко-рыжем кожаном переплёте, располагавшаяся почти на самой верхней полке, между толстенным «Сказанием о царице шторма» и стопкой исписанных листков, туго перетянутых кожаным шнуром. В торце переплёта будто светилось тиснение в виде золотого молота.
Минуэль знал грамоту, хотя никому об этом не рассказывал – мало ли чего навыдумывают. Книги были дороги и редки. Конечно, зажиточные горожане могли позволить себе собирать целые коллекции, чтобы подивить гостей или украсить стену на манер учёных мужей, но лишь немногие открывали их и вообще умели читать.
Минуэль снял книгу с полки, слетевшее облачко пыли засверкало на свету вечернего солнца. Рукопись была озаглавлена «Трактат о бытии Златослава Огнебородого».
Он сел в одно из кресел спиной к окну и, положив книгу себе на колени, перелистнул пару страниц. Судя по всему, трактат принадлежал перу самого Златослава. Слова «трактат» и «бытии» несколько смутили простой его нрав, однако стоило только начать, как Минуэль незаметно для себя полностью погрузился в чтение.
Глава 5. История Златослава: северные Врата
Шёл третий день осады. Лютый мороз терзал воинов Клаоса. Ничтожные крестьяне, пригнанные сюда страхом перед своим господином, падали, сражённые холодом, раньше, чем их настигал дротик противника.
Я вернулся из похода под утро. Сила Огня хранила нас и нещадно карала врага, но перевал оставался закрыт.
Клаос был у себя в шатре и негодующе подсчитывал потери. Он не спал всю ночь, с нетерпением ожидая моего возвращения. На столе была разложена карта владений Мага, поверх неё стояли большие фигуры: медные – обозначающие наши войска, и деревянные – войска противника. Войдя внутрь, я поведал ему о случившемся, хоть и знал, что мой рассказ не принесёт утешения.
Ни одна живая душа не остановила бы нас, но, когда мы в боевом порядке подошли к северным Вратам, противника там уже не было. Ледяной вал был брошен, флаги сняты, а дозоры убраны. Враг отходил в спешке. Я приказал всадникам остановиться и ждать, сам же погнал Кленогрыза к Вратам. Мороз крепчал с каждым ударом копыта о твёрдый наст. На небе были тёмные, рыхлые тучи, те, что несут град. Верный конь послушно, хоть и против воли, продвигался вперёд. Ноги его начинали кровоточить.
Внезапно завыла метель, и шквал снега ударил в лицо. Острые ледяные снежинки забивались под забрало и в сочленения панциря. Конь не в силах был двинуться дальше. Снега было столько, что я уже не видел наконечника копья. Переложив его в левую руку, я взялся за палицу и с неистовством стал вращать ею над головой. Колдун был где-то рядом.
– Не возьмёшь, седовласый! Обожжёшься! – звук моего голоса разнёсся гулко, но не покинул пределов шлема.
Шар палицы грозно шипел, прожигая себе дорогу в стихии врага, снег не мог устоять перед раскалённым железом. Я был подобен угольку, вылетевшему из костра на заснеженном поле.
Медленно, но неодолимо я повёл коня вспять, пока не выехал к своим ратникам. Они покорно ждали, невзирая на беспомощность перед неодолимым врагом. Отвага сохранила им жизни, все они вернулись в лагерь под моей защитой.
Клаос слушал рассказ, скрестив руки на груди и грозно глядя на свои сапоги. Потом он посмотрел на меня.
– Великий владыка и грозный воин, объединившие силы в несокрушимом порыве. Так почему мы до сих пор топчемся на месте? Разве есть препятствие, способное нас остановить, когда сама смерть несёт стяг моего воинства?
– Есть, – спокойно ответил я, – благоразумие. Его отсутствие способно обратить в прах любое величие. Смерть давно отложила знамя и принялась за твоих солдат.
– Я знаю, к чему бередить раны? Все мы скоро сдохнем от этого мороза.
– А где же обозы с лесом для костров? Третьего дня от них нет вестей.
– Увы, вести есть. Сам знаешь, западный и северный подходы теперь закрыты, так что путь на юг – это всё, что им оставалось. А там лес один, древний, что стоит стеной за горами Западного Ветра, там, где кончаются вечные снега. Так вот, пока тебя не было, оттуда вернулись несколько дровосеков. Они были отпущены, чтобы донести кровавое послание. Обезумевшие от страха смерды, они ещё вспомнят, кого надлежит бояться!
– О, в этом я ни на миг не усомнюсь, но что же они рассказали? У меня поистине дурное предчувствие.
– Те, которые не лишились речи, говорят, что пробудили зло, дремавшее доселе. Ни один не смог толком рассказать, кого они там нашли. Говорят, будто деревья ожили и стали рвать человеческую плоть ветвями, будто камни обрели глаза и рты и начали грызть людей, перемалывая их кости, как орехи… Мы можем лишиться последнего пути отступления. Ты должен немедля отправиться туда.
* * *
Вечер постепенно переходил в ночь, и становилось трудно читать. Минуэль опомнился, только когда уже не смог разобрать ни слова. Он поставил книгу на её место, стараясь, чтобы всё выглядело как прежде, и спустился из библиотеки.
– Да, засиделся, – подумал он. – Ещё немного, глядишь, и узнал бы, когда Храпарь домой возвращается.
Минуэль запер ворота на массивный висячий замок и зашагал вверх по Развесочной улице. У Каменного тракта он повернул на Портовую и спустился к набережной. Было совершенно темно, да к тому же туман, а может, это облако наползало с моря на город. Приходилось идти осторожно, чтобы не споткнуться о какой-нибудь канат или спящего портового работягу – и тех и других здесь было в достатке.
– А не забыл ли я метёлку убрать? – думал он мимоходом.
Минуэль жил у самого порта. В погожий день он мог разглядеть из окна своей комнаты огни Магодурской башни. Сейчас же вовсе ничего не было видно, только на ближайшей пристани собрались несколько человек с масляными лампами.
Эта пристань именовалась Судебной, поскольку в дневное время городской Совет вёл здесь суд водой: предполагаемого виновника в воду бросали и следили за тем, утонет он или нет. На берегу стояли правники – сторожа с жердями, которые не допускали, чтобы тот раньше времени выбрался. Если человек слегка провинился, то ему наперво только руки связывали, а за большой проступок могли и по голове поддать. Всё это представление происходило в дневное время, чтобы народ порадовать. Но случалось, обидит кто недостойным поведением родственников своих или соседи прищучат бабу за измену, так и тащат их на пристань, пусть даже ночью, не ждать же утра, в самом деле.
Дом, в котором жил Минуэль, принадлежал парусных дел мастеру Пепельвару-учёному. Работа его требовала немало крепких рук, потому Пепельвар селил у себя подёнщиков – свободных бедняков, работающих по дням за еду и постель. Минуэль был его единственным жильцом, платившим серебром.
На второй этаж, где были комнаты, вела небольшая лесенка прямо с улицы. Поднявшись, Минуэль приоткрыл скрипучую дверцу. Разноголосый храп возвестил о том, что время было позднее. По неосвещённому коридору Минуэль наощупь добрался до своей комнаты и зашёл внутрь. Двери в доме не запирались, поскольку красть было нечего.
Ровно половину отведённого Минуэлю пространства занимала кровать. И дело вовсе не в том, что кровать эта была уж так широка, просто парусных дел мастер старался обеспечить кровом как можно больше жильцов, и три комнаты, поместившиеся на втором этаже его скромного домика, демонстрировали немалую смекалку и изобретательность хозяина по части архитектуры. Минуэль на судьбу не жаловался, ему, как постояльцу, досталась комната с окном.
Он лёг и ещё долго не мог уснуть. Но не храп подёнщиков мешал ему, не шум волн, за которыми угадывались крики о помощи, и даже не липкие простыни его кровати.
– Кто же такой Клаос? – думал он.
Глава 6. Привольный день
Следующий день был ещё более туманным, чем предыдущий. Улочки наполнились плотной белой дымкой, и уже в десятке шагов невозможно было различить человеческий силуэт. Город пропал, как будто волшебник из сказки наслал на него свой снежный буран. Один за другим из белой светящейся пелены выскакивали прохожие и снова растворялись в небытии. Изредка прогромыхивал мимо камень, спускаемый в порт, телега постукивала колёсами, и слышалась ругань погонщика, недовольного толкотнёй в переулке. В лавке оживлённо шёл торг, где-то совсем рядом потерявшийся путешественник спрашивал о том, как пройти на площадь Совета. Горожане, с детства привыкшие к переменчивой погоде, вели свои дела обычным порядком.
Ещё лет пять назад в Привольный день всякая наёмная работа строго воспрещалась. Какой же он иначе привольный был бы? Теперь же такого запрета не было, но Храпарь чтил старые обычаи, и потому Минуэль, минуя мастерскую, сразу отправился в «Королевскую трапезу». Находя путь по приметным камням в вымостке улицы, он без труда добрался до трактира. Внутри были только супчий и какой-то посыльный, которому тот собирал корзину. Минуэль сел на свою любимую скамейку, которая располагалась в самом углу трапезного зала, но не дальнем, где обычно сидел Дед С Горы, а рядом со входом на кухню. Место было очень уютное: никто не мог заглянуть тебе в тарелку через плечо, и с Харитоном можно было перекрикиваться, когда у того не было времени оторваться от кухонных дел.
На этот раз кричать не пришлось, Харитон сам уселся напротив Минуэля, принеся с собой глиняный кувшин с высоким горлышком и две увесистые кружки. Из кувшина пахло сладко и хмельно: это был мёд.
– Ну что ж, с привольем тебя, – поприветствовал гостя Харитон.
– Больно плата велика, – ответил Минуэль согласно традиции, не сильно вдумываясь в смысл этих слов.
– Что тут скажешь, Серд был поухватистее сынка-трапезника. Мы б при нём так не распоясывались.
– Да ну их всех к лиходею морскому, – Минуэль был далёк от этих вековых распрей.
– И то верно! – одобрил Харитон и наполнил кружки до краёв. – За то, чтоб и этого рыбы сожрали!
Минуэль ничего не ответил, но с удовольствием влил в себя кружку золотистого напитка.
В трапезной никого не было, посыльный уже ушёл. Утеревшись рукавом, Минуэль начал:
– Я у Храпаря был.
Минуэль вкрадчиво посмотрел на супчего, тот было уже собрался что-то рассказать из историй многочисленных невзгод Рыбогорска, но осёкся.
– Осмотрел всё. И внизу, и наверх поднялся. Нигде нет.
– Да ты не торопи, расскажи, как было. Байка-то какая!
– Ну внизу – сам знаешь, а сверху надвое у него поделено. В одной светёлке он почивает, в другой книги держит.
– Книгочей, значит. Вот-вот, уже неладно.
– Я попервой наши наковальни пересмотрел, да они все простые, что твои щи. В кладовой поглядел – там вообще ничего такого нет. Потом наверх поднялся, но там уж и надежд никаких, только книги по полкам.
– А за книжками смотрел? Она ж припрятана должна быть.
– Всё, говорю, обшарил. Вторая светёлка заперта была, я даже в скважину замочную поглядел – кровать, да и только. Кто ж ковать будет там, где спит.
– Ясно. Там она и есть, родимая, под замком. А потому и под замком, что не дурак он тебя наедине с таким богатством оставлять. Будь я на твоём месте…
– Ты б вообще искать не стал, а вот историю бы загнул, – весело перебил Минуэль.
– Загнул бы, а то ж! Но ты всё-таки разыскал бы её, волшебницу.
– Да далась она мне, вот книжки у него – зачитаешься.
– То-то и не далась, что под замком была. А грамота твоя до добра не доведёт, – ответил Харитон и снова наполнил кружки. – Букавы стал разглядывать, а о главном позабыл. Или там сказано было, где наковаленку искать?
Минуэль махнул рукой, а Харитон весело рассмеялся.
– Выпьем за тайну храпарьскую, покамест неразгаданную!
– Да и шут бы с ней, – ответил Минуэль, и они разом осушили свои кружки.
* * *
К полудню свежий северо-западный ветер разогнал туман, и улицы города наполнились праздничными красками. Много лет назад в этот день вольный город Рыбогорск, не выдержав осады, сдался разинрогским капитанам. Что-то особенное было в этом торжестве. Широко отмечать его было не принято, но все друг друга поздравляли. Разинрожцы на улицах показываться побаивались.
Весьма довольный происходящим, Вольный Шут вышел из безымянного проулка, коих в городе было множество, на Фресочную улицу. Здесь действительно было столько прекраснейших фресок, что дух захватывало. Стены украшали лесные опушки, герои сказок, щиты с причудливыми геральдическими символами. Даже живя тут, невозможно было пресытиться этим зрелищем, к тому же местные ремесленники не уставали создавать новые картины.
Один дом выделялся особенно, хоть не был украшен ни фреской, ни лепниной. Во всём Рыбогорске не сыскать было таких. Над расписными каменными домиками высился настоящий рубленый терем с резными наличниками и воротами. Его тёмные брёвна из вековой лиственницы опоясывались точёным орнаментом. Гусли, свирели и трещотки сплетались в нём ветками хмеля. Этот терем знали как дом Гусляра. Туда-то и зашёл Вольный Шут.
Внутри было просторно и пусто. Даже просторнее просторного и пустее пустого. Ни чердака, ни второго этажа; два ряда окон освещали единственный зал, в котором находились только массивные кровать, стол и стул. Скудное убранство дома было покрыто плотным слоем пыли.
В городе говорили, что Гусляр путешествует много, а покамест гостей к себе приглашает на постой. Но Шут знал, что никакого Гусляра на свете нет. Может, был, да помер уж давно. А вот гости хоть редко, да заезжали.
Расчистив себе местечко, Шут уселся за стол и посмотрел по сторонам.
– Эх, до чего ж хороша, родимая!
Затем он достал из своей сумы книгу, раскрыл её посерёдке, где лежал плетёный кожаный шнурок, и начал что-то вычитывать.
– Ага! – он усмехнулся и, вытащив из-за пазухи ножик, принялся царапать надпись поверх узоров стола.
В часы сомненья вспомни,
Владыка широчайший:
На свете много дураков,
До приданого алчущих.
Женился, раз – и был таков,
Избегнув вдовьих тумаков.
Совет и поздравление
Из глубин веков.
Глава 7. История Златослава: в гостях у чародея
Величественные дубы и вязы смыкали кроны так тесно, что даже в этот ясный день внизу у их громадных корней стоял полумрак. Ни одно из этих деревьев я не смог бы обхватить руками, так широки были их стволы.
Чувствовалось, что в лесу этом есть что-то грозное, что у него есть хозяин, по силе превосходящий, быть может, и меня, и северного колдуна. Мне следовало его разыскать.
Дорог нигде не было. Я не мог найти даже малой звериной тропки, хотя живностью лес полнился: отовсюду слышались крики птиц и треск веток, вдалеке трубил лось. То тут, то там мелькали упитанные кролики.
Не найдя торной дороги, я двинулся напрямик в самую чащу. Этот путь был нелёгким, приходилось перелезать через могучие корни, вылезавшие тут и там из-под земли, и громадные валуны в два человеческих роста. Доспехи и меч сковывали движения, а палица то и дело била о латы.
Этот лес был чем-то бо́льшим, чем казался на первый взгляд. Он одновременно пребывал в наполненности и пустоте. Наполненность заключалась в силе, затаившейся в нём, а пустота – в её непостижимости и бесформенности. Я же звенел, как коровий бубенец.
К полудню, порядком вымотавшись, я сделал привал и огляделся. Лес стал заметно реже, здесь можно было уже свободно идти. Хозяин леса пропускал меня.
В подтверждение тому впереди показался просвет. Я вышел на широкую поляну, посередь которой стоял терем с остроконечной башней. Он был так густо украшен резьбой и росписью, что походил на печатный пряник. Башню его оплетали две резные змеи.
Тревожная догадка зародилась в моём сердце, я припомнил старую колыбельную про лесной замок:
Посередь глуши лесной
Терем рублен расписной.
То не место для людей:
Терем строил чародей.
Когда ночка настаёт,
Он считает и поёт,
От незримых глаз сокрыт,
В башне таинства творит.
Редкий путник, заплутав,
Воин, меч нести устав,
Сруб обходят стороной,
Берегут его покой.
Только зайка и сурок
Ходят в гости на порог,
Знают, нрав его таков…
Тут память подвела меня, и я не смог вспомнить окончание.
От терема величавой походкой неспешно шагал сам господарь. Не было сомнений, что передо мной единоправный владыка этой земли, что он Маг.
Он шёл, опираясь на витой посох, голова не покрыта, тёмно-коричневая борода заткнута за пояс. Ростом был чуть выше меня и куда шире в плечах. В своём меховом тулупе он походил на медведя-великана.
– Это ты моих дровосеков побил? – не робея, окликнул его я.
– А то кто же? И самому тебе несдобровать, раз ко мне без приглашения пожаловал, – он говорил неторопливо, растягивая каждое слово. – Разбудил ты меня раньше положенного. И вот беда, как ни ложись, как ни ворочайся – без толку всё, не усну теперь.
Маг Земли, покровитель земледельцев и рудокопов, владыка дерев и камней. Мне вспомнился наш последний разговор с Клаосом, он предлагал в отместку подпалить лес с двух концов. Безумец был готов остаться без дров, лишь бы покарать обидчика.
– Не согласен я с тобой, господарь. Не раньше положенного, вовремя разбудили мы тебя. Весна нынче холодная выдалась, и, коли так пойдёт, глядишь, лето и вовсе не наступит.
– Это ж как не наступит? Я уклад природы знаю, ты меня не обманешь. Зима весною сменяется, а та летом. Птички в места родимые возвращаются, суслики просыпаются. Сурки на сурчинах бока греют, зайцы шубку зимнюю на летний наряд меняют, пух по всему лесу так и летит.
– Порядок таков был, твоя правда. Много лет его чтили, зверьки по нему жизнь свою строили, но переменился мир. Северный чародей природу околдовал, вздумал он зиму вечную сотворить всем назло. Сидит он меж двух ледяных скал и морозы небывалые на мир спускает. И коли его не остановить, не проснётся суслик и птички в гнёзда свои не воротятся.
– Вот так беда. За что же он птичек-то невзлюбил, чем малютки ему не угодили? Он их, поди, и не видал никогда в мерзлоте своей.
– Кто его разгневал, уж не разобрать, но в деяниях своих резок он, как лютый мороз, виноватых и невиноватых не щадит. Помоги нам, господарь, одолеть северного колдуна, пойдём на него вместе. Такой воитель, как ты, нам бы пригодился.
От слов таких господарь даже рот разинул. Больно уж всё живо складывалось: только он меня бить собрался, а тут птички-синички, и вот я его заступничества прошу. Так он и стоял соображал, да всё, видать, без толку. Тогда он рот прикрыл и начал бороду чесать, двумя руками туда залез.
– Куда ж мне с тобой идти, и тут-то дел невпроворот. Да и сперва разобраться надо, обдумать основательно. Ведь коли по уму рассудить, то наперво надо разузнать, кто же северного нашего соседа обидел так. Вот ты молодой, прыткий, огонёк в глазах горит. Метнись-обернись кабанчиком, проведай, а уж как разузнаешь всё, так мы с тобой и потолкуем.
– Да нет времени кабанчиком! Колдун за дело уж принялся, воинов моих морозит, пока мы тут разговоры ведём. Коли сам не пойдёшь, так хоть дров дай!
– Дров? Это чтобы твои людишки дерева порубили? Ну уж нет, с моих земель дровосек домой не воротится.
– Да хоть сухие, поваленные дай. Не скупись, птички ведь, сурки…
– Ну, – протянул он, – сухие, пожалуй, можно, лесу это только на пользу будет. Сухостоя и бурелома накопилось порядочно, а Леший у меня один, прибраться не успевает. Только ты смотри, чтобы мужики твои медведей мне не распугали. Любят косолапые в валежнике себе хаты строить.
Солнце скрылось за крышами домов, и в комнате сделалось теменно. Ночь в Рыбогорске наступала незаметно, особенно летом. Минуэль раскрыл книгу на последних страницах, желая наперёд узнать, чем закончится история, но вместо похождений Златослава прочёл следующее: «Грибцов добрых лукошко в трёх водах варить. Пока те варятся, взять муки да дрожжей хлебных, так чтоб на каравай, и мёду чуток. Поставить квашню с опарой в тёплое место. После того как опара подойдёт, положить в неё грибов сваренных, соль и размешать. В опару ту ещё жмень муки положить да тёплой водицей залить. Тесто замесить, опять в тёплое место поставить и ждать, пока подойдёт, а когда подойдёт – осадить и снова ждать. Смазать противень салом, выложить из теста корову и выпекать, пока не сготовится».
На раскрытой странице красовался румяный пирог. Там было ещё несколько пирогов и, кажется, супы, но Минуэль не стал читать, а перелистнул ещё несколько страниц. На этот раз книга открылась на стихотворной поэме. В ней пелось о подвигах какого-то Пылающего Рыцаря. Он то сражал троих противников одним ударом копья, то вонзал клинок в землю с такой силой, что она разверзалась до огненных недр. Стрелы его, даже пущенные в небо, всегда били точно в цель, а броню его не способно было пробить никакое оружие. К сожалению, поэма была не закончена.
Минуэль сидел в библиотеке с самого утра. Работы в мастерской не было уже третий день, кузнецы ушли в порт, а Храпарь на бранный торг – сбор городского Совета по случаю отправки подати в Разинрог. Торг проходил раз в два месяца и каждый раз отнимал немало сил и времени у членов гильдий. Минуэль знал, что мастер воротится под утро, а то и к вечеру следующего дня. Торопиться было некуда. Поковыряв пальцем золочёный переплёт, Минуэль зевнул, потянулся и, задумавшись, принялся вертеть книжку в руке. Несколько страниц были шире других и выдавались вперёд. Потянув за них, он и вытащил зажатую в конце книги неподшитую главу. Называлась она «Наставления по изысканному владению рыцарским мечом». Там было много картинок с дерущимися рыцарями, что очень понравилось Минуэлю.
Были и сами наставления, от того, как стоять, как меч держать, до самых диковинных:
– Ратное дело с музыкой в ладу. Учиться бою на мечах лучше всего под лютню. Ритм и гармония направляют воина.
– Дерись с открытым забралом и всегда носи пару мечей. Один может сломаться. Если мечи разные, можно подобрать оружие по случаю. Бывает, приходится биться и двумя сразу.
– Тренируйся как в широком поле, так и в узком ущелье. Кто знает, где придётся принять следующий бой.
Стало Минуэлю интересно наставления эти на деле проверить, вдруг и впрямь можно по ним чему научиться. Надо было только меч раздобыть да местечко укромное найти. Минуэль сунул листы под рубаху, но твёрдо решил вернуть. Когда-нибудь потом.
