Читать книгу: «Сказки про Магов», страница 13

К утру все гости разошлись, один лишь Лорд как задремал, так на столе и очнулся. Солнце спину ему пригрело, птички по лавкам прыгают, клювиками постукивают – крошки собирают. Разлепил Лорд очи свои, по сторонам посмотрел – опаньки, капустка-то осталась! Ну и давай доедать, не пропадать же.

Про сортир

Гулял как-то Маг Земли по своим владениям без особой надобности, видит – мужичок сухонький идёт: лоб морщинистый, лысина с проседью да взгляд молодецкий.

– Кто ты, путник, шествующий через мой лес? Назовись, – молвил Маг Земли.

– Ты что, Маг, – ответил мужичок голоском скрипучим, – желудей объелся? Это ж я, Жун, вольный пасечник.

– Что-то не припомню тебя. И что же ты в землях моих делаешь?

– Да дело моё нехитрое – на берег иду, мыться. Ведь и приключилось же со мной на днях…

Призадумался Маг, как-то смутно всё в голове с утра самого. Вроде видал его раньше, но где и когда – ну никак не вспомнить. Тем временем мужичок историю свою рассказал:

– Захожу как-то в гости к другу своему, на пироги он меня позвал. А дело было в деревне, что под башней Некроманта. А тот, Некромант, в общем, на войну какую собирался, иль скучно ему в ту пору было, повадился по деревне этой народ собирать да обременять поручениями разными. Никому, значит, связываться с ним не хочется, так там народ такое придумал. Как из крайней избы свидят, что идёт, голубчик, так знак секретный подают – петухом кричат. Дважды. Как знак подадут, весь люд и нелюд так по нужникам прячется. Ну захожу я к другу своему, значит, за стол сели, и только я за пирогом потянулся – на тебе! Петухом кричат. Ну друг мой сразу в нужник и полез. И я, ясное дело, за ним. Не по-дружески это, пироги в одному откушивать. А хором-то особых у моего друга нет – изба в одно окно. И удобства соответствующие. Ну я, чтоб хозяина не стеснять, поглубже и полез. Там беду и пережидали. Вот теперь освежиться решил. Нельзя же так всё время в культурном обществе показываться. А пироги славные у моего друга были…

На том и распрощались. Жун на реку пошёл, а Маг Воды – к Лешему своему в гости.

Другая про сортир

Задумал как-то Некромант себе помощника сделать для дел своих тёмных. Само собой, обычный человек ему не годился, и начал он колдовство своё наводить некромантическое, гомункулуса сотворять.

Значит, колдует он, в котёл всё кидает, да не без разбору, а по книжке: только то, что для сотворения гомункулуса предписано. Травы болотной кинул, кукушкино гнездо, глаз змеи-зубоскалки, пять капель рассола львиного капнул и ногтей покрошил. Вроде как всё, ан нет. Ногу человеческую забыл! А ноги-то все и позаканчивались. Ну Некромант, ясное дело, не растерялся. На случай на такой у него деревенька заведена была специальная. Издревле народ там жил, роду некромантическому подневольный. Там и отец евойный, и дед для Магии своей людишек-то и набирали. Опыты ставили, ингредиенты необходимые добывали.

Пошёл, значит, Некромант в деревню эту. Да и деревни-то там никакой нет, одно название. Дома все ветхие, народу во дворах отродясь не бывало, только петухи орут. Стучится, значит, Маг в первую избёнку, а из-за двери голос:

– За-анято!

Ну, думает Маг, ошибся, в сортир попал пристроенный. Дальше пошёл. К следующему дому подходит, стучит, а из-за двери опять кричат:

– За-анято!

Удивился Маг: дверь-то в доме одна, не в светлицах же у них сортиры стоят. К третьему пошёл. Так история и в третий раз повторилась, опять занято! Рассвирепел Маг: «Сговорились они, – думает. – Обманывают меня. Так не на того простака напали!»

Размахнулся Некромант посохом своим магическим да как треснет им по петлям дверным. Так дверь целиком внутрь дома и повалилась. Глядь – никого, потёмки, в дальнем углу дверцу маленькую приметил. Подскочил он к ней, значит, за ручку ка-ак хватит! А за дверью и правда сортир. Сидит в нём мужичок, сам сморчок, весь трясётся, зуб на зуб не попадает, только бормочет:

– Я ж говорил, занято…

Так Некромант без гомункулуса и остался.

Про достославную Бурёну

Привели в село Бурёну Лепёхину. Да не за то её Лепёхиной звали, что уж больно много валила, а потому, что хозяином её был Степан Лепёха, а того прозвали тоже не за просто так. Делал он самые вкусные ржаные лепёшки во всей округе, это Лорк потом уже у него научился.

Значит, корову привели и ждут чудес. А, ну там целая история была, что, мол, корова славная и должна чуду вспомогать. Ну её почётом и заботой окружили, сено самое сочное, в хлев перину принесли, и даже сортир ей соорудили, и Хромого Золотаря к нему приставили.

Время идёт, а чуда нет. Старцы к ней на поклон являются, мол, яви чуда, а она, эдакая, только мукает и хвостом машет – мух гоняет. Правда, взгляд у ней, да всё морды выражение ну такое мудрое было, что прям о мироздании так и тянет думать. Да оттого народу легче жить не становилось. Уж умаялись ей косить – она ж жрёт как твоя королевна! Самую сочную травку, да копнами целыми. И Золотарь Хромой замучился к ней ковылять, да там в сортире еёйном копаться, пришлось бедолаге на последние гроши коня на базаре брать, так часто к Бурёне в нуждный дом наведываться приходилось.

Стали думать, что не так. Может, мало ублажили? Сказок мало читали? Песенки не те пели? И девку завели специальную бока коровкины омывать, и пастушка, да не подумай, чтоб тот её по лугу хворостиной гонял: будил он её поутру ласково и на рассвет любоваться выводил. А всё не то. Нету чуда.

Позвали они тогда меня к ним на выручку. Ну я, ясное дело, явился, как смог, стал вопрос изучать, каждого опрашивать. Что и как ведётся, и пастушка расспросил, и девку, и сенокосцев. И перину проверил, мягка ли, и сенцо опробовал – душистое. Вроде как всё по наилучшему порядку.

А тут как раз подъехала карета Хромого Золотаря. Кучер мне с козел и говорит. Мол, так и так, замучила хозяина работёнка. Вот уж и в седле не сидит – выписал себе из города сей агрегат. Тут-то у меня подозрение и закралось. Я скорее в сортир коровий, а из кареты уж, со мной наперегонки, Золотарь-то ой как припустился, ни дать ни взять – Хромой! Да только он в сапогах своих начищенных по грязи скотной бежать брезговал, а я-то напрямки. Глядь в сортир, и точно: говнецо-то у ней золотое!