Читать книгу: «Чистка», страница 2
– Не мамкай мне тут. На вот, лучше переоденься. А то промок насквозь. Заболеешь еще, – и она всучила мне сухую одежду и стала стягивать с меня мокрую рубашку.
– Мам. Тут люди, – протестовал я и пытался вырваться из ее цепкой хватки.
– Лева! Прекрати дергаться! Никто на тебя не смотрит! – отрезала мать.
Конечно с ней было бесполезно спорить. Ее просьбы никогда не оставались просто просьбами. Это были требования, за невыполнение которых отцу могло влететь тем, что было у нее в руке, а я отправлялся в угол то на горох, то на крупную соль и стоял так до тех пор, пока Наталья Андреевна не слышала того, что хотела услышать от меня. Но не подумайте неправильно, она не была тираном. Она всегда старалась порадовать меня сладким, старалась водить меня в кино и в цирк. Мы часто выбирались на дачу, что была в километре от озера, и которой отец безмерно гордился. Уж там то мое детство разворачивалось на полную.
Пока я надевал сухие ботинки, внезапно грянул гром. Стены затряслись, бетон посыпался мелкой крошкой, лампа под потолком заморгала и замоталась из стороны в сторону. Все, кто стоял на ногах, попадали. Остальные прижались к полу, прикрыв головы и прижав к себе детей. Отцы, подобно огромным птицам, закрыли собой свое семейство. Только Василий Иванович устоял и более того, смог подхватить бабу Нюру, придержав заодно и радиоприемник.
После настала тишина. Конечно были слышны всхлипы, детский плачь, но никто не задавал вопросов. Все смиренно ждали. Ждали, пока сквозь шипение радиоприемника не пробился голос.
Конечно, я уже не вспомню всех подробностей того радиосообщения, как и того, сколько нам пришлось еще просидеть в своем убежище. Из того вещания я помню только то, что обелиск упал не только в Москве, принеся с собой разрушение кремлевской стены и мавзолея, но и в Ленинграде, превратив в руины Эрмитаж, Минске, упав на площади Свободы и стерев ее практически в пыль. Перечислять города можно было бы бесконечно, но всех я не припомню.
Можно подумать, что пострадала лишь только наша страна, но к несчастью это произошло по всему миру. Пострадали такие города как Вашингтон, Берлин, Лондон и каждый крупный город каждой страны нашего голубого шара. Обелиски нанесли непоправимый ущерб культурному достоянию каждого населенного пункта, куда они упали. Но никто не погиб. Тогда для нас это было благой вестью, но мы не знали, что падение загадочных столбов лишь только начало.
В первый день, когда мы покинули свое укрытие, отец повез нас в центр города. Он сказал, что мы просто обязаны увидеть вблизи ту исполинскую штуку, что бесконечно тянулась в космос, из-за которой мы все просидели черт знает сколько в темных бункерах и подвалах.
Но мы такие были не одни. Пробки тянулись на несколько километров в обе стороны. Машин на дорогах было столько, сколько я в своей жизни еще никогда не видел. Я постоянно переползал с места на место и высовывался то в одно окно то в другое, рассматривая каждую машину. Но исполинский обелиск все равно перетягивал на себя мое внимание.
В какой-то момент Наталья Андреевна устала и потребовала от отца развернуть машину и поехать домой.
– Игорь, – начала она, – мы тут в пробках уже битый час толкаемся. Поехали домой. Лева уже весь извелся.
Отец строго посмотрел на меня.
– Сядь ровно! И прекрати высовываться в окно! Мы на дороге!
– Ну пап! Мы ведь даже не едем! – возразил было я, но Игорь Николаевич уже потянул меня за рубашку и резким движением усадил на место.
– Я что сказал?
– Сесть ровно, не высовываться в окно. – потупившись, я повторил слова отца.
– Игорь! – продолжала мать, – Ты вообще меня слышишь? Я сказала…
– Слышу Наташ! – перебил ее он, – Как мы тут машину развернем? Ты не видишь что тут яблоку негде упасть.
– А ты найди просвет! Вклинься куда-нибудь! – продолжала напирать Наталья Андреевна.
Но отца уже было сложно переубедить. Если он чего-то хотел, то упрямо стоял на своем до последнего. Правда нередко ему это выходило боком.
Он удивленно посмотрел на маму.
– Какой просвет? Ты вообще ничего не видишь? – и начался типичный для нашей семьи спор.
Они часто кричали друг на друга по пустякам, но дело никогда не заканчивалось скандалом. Отец конечно мог получить затрещину и на этом обычно все и заканчивалось. Они практически сразу после перепалки просили друг у другом прощения, искренне раскаиваясь в сказанном. Они были влюблены. И это была та самая любовь, о которой пишут стихи, книги, снимают фильмы или слагают легенды.
Я не стал сидеть на одном месте ровно, словно в школе, и незамедлительно поспешил воспользоваться моментом снова высунуться в окно. Краем глаза я увидел, как отец посмотрел на меня через зеркало заднего вида и лишь еле заметно укоризненно покачал головой, продолжая неравный спор с матерью.
