Читать книгу: «Восемнадцатый», страница 10
Летевший впереди катер Якоба нырнул в тень, под нависающую скалу, и Ямакава сбросил скорость, чтобы сохранить связь и с авангардом, и с кружившим над ними наблюдателем. Деревья, отгороженные от живительного света двойной звезды несколькими метрами беспощадного гранита, росли здесь хуже и реже. В многоярусном буреломе, выглядевшем сплошным на солнечных участках, зияли темные провалы.
– Там глубоко. Радар показывает скалы где-то на тридцати метрах, но если посветить прожектором, то видно, что это не дно. Вчера мы не рискнули туда нырять без связи, ― пояснил Рик.
Передняя машина начинает снижение. Филип тоже спускается ниже, давая Ямакаве возможность залететь под уступ и зависнуть над дырой, чтобы обеспечить связь. Фары катера подсвечивают темные, уже, по-видимому, не живые стволы в переплетении корней. Корни, внезапно, двух видов: обычные коричневые, и белые, удивительно гладкие и чем-то похожие на трубы. Жизнь кишит и здесь: потревоженные незваными гостями, с мохового ковра со стрекотом срываются какие-то жуки. Крупные, с руку толщиной, черви наоборот никак не реагируют, продолжая ползти по своим делам. Зарядившись от ярких ламп, начинают светиться островки плесени. Этот странный слой то ли подлеска, то ли почвы в толщину не менее двадцати метров, и некоторые деревья растут прямо из-под него, колоннами поднимаясь вдоль всего колодца, упираясь в скрывающую его скалу, огибая ее и продолжая рост уже на свету.
Катер Громова приближается к каменной плите, на которую опирается это огромное гнездо. Радар показывает, что между двумя пластинами, образующими дно, есть зазор не менее десяти метров по высоте. Машина практически ложится на ту, что ниже, чтобы заглянуть между ними.
– Ох ты ж… ― Рик выдает затейливое ругательство, одновременно включая трансляцию с фронтальных навигационных камер. Они предназначены для автоматических стыковок, и картинка не в фокусе. Значит, большая часть деталей как минимум в шестидесяти метрах, но панорама всё равно захватывающая. Глубже, под подушкой того, что местный лес, видимо, полагал почвой, хаос каменных пластин продолжался, образуя темный трехмерный лабиринт. То тут, то там виднелись световые колодцы провалов, подобных тому, которым воспользовались вейверы. Тем временем Рик завершил сканирование, и над одной из голоплатформ засветилась объемная модель видимой части открывшегося пространства.
– Вер, мы нырнем минут на десять туда, и вернемся, ― внезапно подал голос Джамиль. “Мне показалось, или я слышу в твоем голосе любопытство?”
– Да, давайте, ― подтверждение Ямакавы – чистая формальность, но не стоит афишировать тот факт, что доктор Ал-Каласади подчиняется командиру только до тех пор, пока это соотносится с его собственными представлениями. Вернон быстро научился правильно реагировать в подобных ситуациях, так что внешнему наблюдателю казалось, что эти двое всегда заодно. “Мне повезло, что ты на моей стороне”.
За штурвалом передового катера ― Громов, и это немного беспокоило Вернона, хотя Роб и Якоба лишил очередной дозы ровазина, благо проницательностью лидера планетологов тот не обладал.
– Я передал координаты дыры Алие. Мы можем спуститься еще глубже, и…
– Нет, ― Ямакава оборвал предложение Филипа. Рисковать больше необходимого командир не собирался.
Машина Громова скользнула в щель между камнями.
* * *
Вудвейл, 2550-06-33 13:40
Три часа спустя Ямакава сидел на капоте своего катера и медленно, механически запихивал в себя разогретый паек. Бурая жижа с кусочками неопознаваемого белка наверняка имела какое-то привлекательное название, с гарантией содержала все необходимые нутриенты, и даже пахла довольно приятно, но жижей в банке от этого быть не переставала. Вернон, разумеется, не был гурманом, однако после Аделаира правильная, приготовленная промышленным способом еда не вызывала у него аппетита даже при сильном голоде. Остальные ребята тоже обедали, кто в машинах, кто на машинах, а кто ― и на поваленных стволах. В каждом катере за штурвалом оставалось по одному человеку, следить за приборами. Маленькие космические кораблики зависли у дна прорубленной вчера просеки. Приземлиться здесь было некуда, а тратить время на полет до границы Винегрета и назад казалось странным, ведь в развед-вейве ты даже открыть дверь в катере не можешь, так какая разница где он находится, пока ты ешь?
Джамиль потратил свои десять минут с ювелирной точностью, появившись из дыры ровно когда таймер показал ноль. Вылез из катера, вместе с Риком отцепил один из сканеров с внешней подвески машины, закрепил на скале рядом с дырой. У прибора был достаточно мощный беспроводной передатчик, и Гамилькар легко настроил прием сигнала на втором катере. Правда, девайс предназначался для проведения наблюдений, так что он не мог обеспечить двухсторонний канал связи между командами, но зато он показывал, где на 3D-модели находится спустившаяся в щель машина. Ал-Каласади пообещал не пропадать из виду дольше чем на две минуты и углубился в исследование. Результаты поражали: Винегрет уходил вглубь тектонической плиты не менее чем на пятьсот метров (Джамиль полагал, что, возможно, и на пару километров), и никакого естественного объяснения этой форме рельефа доктор геофизики предоставить не смог. Снизу было проще найти колодцы в слое леса, но надолго терять связь с базой в месте, где внезапно может взбеситься само пространство, выглядело неразумным, так что продвигались по верху, спускаясь в подходящие ямы, чтобы в конце концов подобраться к холму под корнями деревьев. Дело оказалось непростым, но выполнимым, и они планировали дойти до замыкающей долину стены к вечеру.
Бам-бам-бам. Шаги Джамиля по обшивке катера. В банку с жижей шлепнулись шесть редисок. Седьмую Ал-Каласади закинул себе в рот и вкусно захрустел. Сел рядом, вытянул ноги. Оперся руками о теплый гладкий капот. Уставился куда-то в небо. На северо-северо-восток. “База”. Восемнадцатый проследил за взглядом первого и увидел вереницу из трех искорок, едва заметных на светлом небе. Команда Гейла покидала планету. “Завтра день полной эвакуации”. Завтра они снова станут просто вейверами.
* * *
Вудвейл, 2550-06-33 24:10
Ночь была словно нарисована белым и синим. Малиника сидела, прислонившись затылком к холодному стеклопластику окна. Последняя ночь перед отлетом. “Перед эвакуацией”. До темноты ее команда паковала контейнеры. Им придется перестроить почти две трети помещений корабля под теплицы, если они собираются добраться до Хилмида живыми. “Хотя бы живыми”. Они делали всё, что могли, но даже самые совершенные генетически модифицированные растения требуют времени и инфраструктуры, чтобы продуцировать еду, а у колонистов не хватало ни того, ни другого…
Сегодня Вязиницына вымоталась просто в ноль, надеясь, что усталость победит тревогу и поможет уснуть, но план не сработал. “Всё ещё может сложится хорошо. Развед-экспедиции практически всегда справляются с деактивацией Ковчегов, а наши ребята как минимум в два, а то и в три раза опытнее обычных вейверов. Они конечно же справятся!..” Только их восемнадцать, а не пятьдесят, оборудование собрано кустарным способом, и обычно при работе с древним межзвездным двигателем на планете не требуется сохранить биосферу. Если Семенов не мог убедить себя в опасности аномалии, то Вязиницына не находила в себе смелости поверить в успех. От нарастающего беспокойства стало душно. Малиника медленно встала, натянула кофту и вышла в холодную светлую ночь.
Со вчерашнего вечера база заметно изменилась: исчезла большая часть техники и три четверти контейнеров. Уступ, на котором располагался временный лагерь, теперь выглядел неуютным и почти таким же диким, как в день первой высадки.
Заметив высокую фигуру на краю обрыва, Вязиницына не удивилась. “Опять. Я уже ощущаю себя шпионкой или папарацци, хотя честное слово, я не специально!” Воздух был свеж и настолько прозрачен, что казалось, будто его и нет вовсе, а три полумесяца над головой вырисовывались так же четко, как в вакууме. Ямакава смотрел не на небо, а на расстилающийся внизу лес. От реки медленно поднимался туман, густой и снежно-белый в свете маленьких лун.
Малиника плотно прикрыла дверь в жилой корпус. Тихий, но отчетливый щелчок в безмолвии летней ночи. Лина не собиралась появляться внезапно, и стоящий на площадке человек не мог ее не услышать. Подошла ближе. Остановилась метрах в пяти.
Ямакава, как обычно, выглядел очень спокойным. “Я не верю тебе. Твоя холодность, самоуверенность и язвительность… Ты пытаешься строить вокруг себя стену отчуждения, но уже поздно. Ты, наверное, не знаешь, что индикатор твоего состояния был закреплен у Мира на экране планшета с момента вашего возвращения с Нью-Цереры, и он готов был в любой момент бросить всё на свете и мчаться на помощь, если что-то случится. Ты не в курсе, сколько разговоро-часов потратил Этьен, чтобы уговорить Малебу стать капитаном нашего корабля. И знаешь, что его убедило? Я была там с Семеновым во время очередного раунда. Мы сидели вчетвером на веранде в лагере подготовки. Арбогаст рассказывал про особенности звездной системы с двойным светилом, и про новые машины, которыми будет укомплектована экспедиция, и про команду… Когда Этьен увлекается, он великолепный оратор, и может убедить кого угодно. Но только не Айдына!” ― Малиника улыбнулась про себя приятным воспоминаниям. “В тот вечер Миру пришло какое-то сообщение. Он в лице переменился, как увидел тему: это было оповещение, что корабль Р-241 Нью-Церера прибыл в систему Хилмид. Это был день, когда вы вернулись и вышли на связь. Мир начал с самой страшной новости: что Альберт погиб… Но мы всё равно были рады, что вы снова дома, хоть и не все. Айдын задал тогда только два вопроса: сколько человек вернулось, и кто возглавляет экспедицию. Именно этого ему не хватало, чтобы согласиться. А Арчи и Расти вообще твои фанаты!” ― Малиника внезапно оборвала свой внутренний монолог, вспомнив, что произошло вчера. Но через секунду продолжила: “Записи твоих пилотажных чудес и других подвигов на Аделаире, а потом и на Нью-Церере стали для этих парней не священной книгой, но целью и руководством к действию. Наверное, у нас лучшая команда спасателей за всю историю колонизации! Хотя некоторые ее члены, скорее всего не в курсе, что их лидеры черпают вдохновение в достижениях их главного соперника.”
За этими мыслями Малиника не заметила, как подошла совсем близко. До командира вейверов ― не более полутора метров. Он всё так же спокоен и неподвижен. Плечи расслаблены, правая рука свободно висит вдоль тела, левая ― на локте правой. Лина уверена, что он слышал, как она подошла. Просто не обращает внимания. Так было всегда, сколько она его знает.
“Наверное, надо сказать…”
Протянуть руку, коснуться его пальцев.
– Вернон, я…
Того, что произошло в следующий миг, не ожидал никто: не Вязиницына, ни, похоже, сам Ямакава.
– Не трогай меня. ― Голос резкий, как удар хлыстом. Гигант не просто отдернул руку, а шарахнулся от нее как от очевидной опасности.
Малиника сделала шаг назад, непонимающе посмотрела на Вернона… И словно провалилась сквозь казавшийся незыблемым лед его защиты.
* * *
Вудвейл, 2550-06-33 24:17
Вернон знал, что такое боль. Переломы, ожоги и обморожения, не предусмотренные природой отверстия ― далеко не полный перечень того, что с ним случалось. Говорят, одна из самых страшных болей ― это почечная колика. Почки ему пересаживали дважды…
Когда он услышал шаги Малиники, он собирался уйти. Вот сейчас, ещё один удар сердца. Ещё пару секунд, чтобы дать уставшей голове запечатлеть этот миг.
О да, он запомнит. Ничего кошмарнее с ним не случалось за обе развед-экспедиции в Ад! Руку словно сунули в жижу расплавленного металла под напряжением. Это даже болью назвать нельзя, слишком обыденное слово для такой пытки. Брызнули слезы, сердце трепыхнулось в груди, ударившись о ребра. Спазм не позволил ему заорать, но как он не потерял сознание, Вернон не понимал до сих пор.
Хорошо, что до обрыва добрых три метра, и, отшатнувшись от Малиники, он не сорвался. Плохо, что даже когда он разорвал дистанцию и прижал правую кисть к груди, боль не спешила утихать. Ровазин превратил ее в маятник, в раскаленные шарики ртути, волнами прокатывающиеся по всему телу. “Вот на чем я зациклен. Радует, что это не операция, и меня не переклинит в самый ответственный момент”. Глубокий вдох, насильно заставляющий легкие расправиться. Отчаянная попытка вынырнуть из мучительной серой пустоты назад в реальный мир.
Первое, что он увидел, когда в голове прояснилось, были глаза Малиники. Всё такие же непрозрачные для него. И зрячие. “Игру в гляделки я проиграл…”
Вернон привык скрывать свои чувства: большинству вейверов чужие эмоции не интересны, и их проявление может быть опасным. Психологические тесты научили Ямакаву достоверно имитировать широкий спектр реакций, причем практически в независимости от внешних обстоятельств или внутреннего состояния, но в последнее время держать оборону становилось всё сложнее. Стресс от чудовищной ответственности, страх за жизни друзей, дезориентация, ровазин…
Кошмарная боль, в которую превратилась робкая надежда когда-нибудь прикоснуться к любимому человеку оказалась последней каплей. Нет, целой цистерной. Теперь Вязиницына видит, что он чувствует. Только вот что именно? Отчаянный ужас, вызванный ее прикосновением? Одиннадцать лет Вернон ждал этого момента, и вот что вышло. Раскаяние и иррациональное ощущение собственной вины только усилили нарастающую панику. Планы, рассуждения, идеи ― всё вымело из головы ураганом боли, лишь крохотный обрывок мысли метался в пустом сознании, словно бабочка над вулканом: “Теперь я никогда не узнаю, что она собиралась сказать”.
Вервольф мог бы смириться с этой потерей. И Вервольф знал, как справиться с болью. Сильный, прямолинейный, рассудительный и бесстрашный. Идеальное орудие космической экспансии человечества. Он не должен был повзрослеть. Он не должен был дожить до момента, когда будет жалеть, что оттолкнул чью-то руку.
Очередной спазм скрутил все мышцы. Так плохо, что нет сил даже попросить о помощи. Где-то на краю тонущего в агонии сознания он понимает, что внешних проявлений у того, что с ним происходит, практически нет. Не упал, не кричит. Лишь вздрагивает и тяжело дышит, не в силах справиться со взбесившейся нервной системой. “Да какая разница?” ― горько, безумно страшно и одиноко. Боль и паника не отступают. Если что-то не предпринять прямо сейчас, до утра он не дотянет.
Вейвер развернулся и быстрым шагом направился к жилому корпусу.
* * *
Вудвейл, 2550-06-34 8:40
Ямакава шагнул на улицу и болезненно сощурился от слепящего света. Наступил день эвакуации, и Вудвейл пригнал на базу ясную погоду, то ли желая напоследок порадовать колонистов, то ли празднуя их отбытие. Вытоптанная пыльная площадка, обрывающаяся в пропасть, с которой вот уже три недели начинался каждый день командира вейверов, сегодня опять заполнена людьми и машинами, возможно, в последний раз. Вероятность этого невысока, только вот человеческие эмоции не умеют работать с цифрами, поэтому, хоть никто и не спешит и не ругается, подавленное настроение резко контрастирует с ярким солнечным днем.
Вернон отрешенно подумал, что не планировать на сегодня очередную вылазку к Винегрету было очень дальновидно. Поспать ночью не удалось: ударная доза анальгетика действовала, но мучительно медленно. К концу второго часа Ямакава готов был идти будить Оливо. Приступы боли становились менее острыми, но более продолжительными, слившись в конце концов в гадкое постоянное ощущение раздражения во всех мышцах.
Сегодня впервые за много лет он запер дверь своей спальни, и закрыл все окна. Как ни странно, замкнутое темное пространство помогало сосредоточиться на сопротивлении приступам: ни о чем не думать, лишь слушать свое тело и ждать, когда оно наконец поймет, что реальной опасности нет, и вырабатывать нейромедиаторы не нужно.
За ночь Вернон так вымотался, что даже выданная Робом с утра доза стимулятора не поправила положение. Врач ничего не спросил, только потребовал, чтобы Ямакава явился на дообследование сразу, как завершится эвакуация.
Неприкаянно стоять, когда другие работают, было тошно. “Надо хоть что-то полезное сделать. Проверить, что там группа поддержки понастраивала?..” ― с этой мыслью он направился к пяти остающимся контейнерам, но через пару шагов заметил, что ему наперерез спешит Малеба.
– Ты что здесь делаешь? ― вместо приветствия выдавил лидер вейверов.
Капитан базового корабля усмехнулся.
По возрасту Айдын был одним из самых старших в составе экспедиции. В жестких, собранных на затылке в короткий хвост черных волосах блестели серебряные нитки седины. Широкое лицо в морщинах, какие бывают у часто смеющихся людей, узкий разрез глаз. На Земле его сочли бы выходцем откуда-нибудь из Средней Азии. Высокий и крепкий. Внезапно для себя Ямакава впервые заметил, что радужка у Айдына светло-светло-серая, как у… Роба?
Малеба нахмурился, следя за взглядом своего собеседника, то отрешенно пустым, то пугающе сосредоточенным, но всё-таки сказал:
– У меня есть нужная тебе информация.
Вернон скривился, помахал планшетом. Типа, что не прислал-то? Зачем на планету тащится? Заместитель Арбогаста хмыкнул и продолжил:
– Через пять месяцев у нас будет связь с Метрополией, через семь – обратный коридор, время полета в подпространстве – полтора месяца. У выхода на Хилмиде нас будут ждать. Предварительные расчеты показывают восемьдесят два процента успеха, но это без точной модели продовольствия. Если вы перестанете выходить на связь, никто не бросится вас спасать. Вы не в вакууме здесь остаетесь, так что протянете до следующей экспедиции, если что.
– И ты вот так просто улетишь с Вудвейла?
– Да. ― Пауза. ― Я четырнадцать лет провел на базе подготовки вейверов.
Вернон медленно моргнул, не веря, что правильно расслышал слова Айдына сквозь клубящийся в голове туман.
– Что?
Малеба ухмыльнулся. Мышцы шевельнулись едва заметно, но лучики морщинок нарисовали на открытом лице капитана звездолета широкую улыбку.
– Я уже был приписан к команде, и мы даже проходили первые кейсы Ковчегов, когда генетики обнаружили комплекс ALw541. Да, звучит как дерьмовый пароль для компа, но…
Айдын оборвал свои пояснения, видя, как вытягивается лицо Ямакавы.
– Эй, ты что, слышал про эту штуку?!
– Да, это серьезный генетический брак. Сейчас все эмбрионы с ним уничтожают. ― Пауза. Взгляд Вернона вдруг прояснился и стал привычно внимательным и цепким. ― Я слышал, что когда ALw541 открыли, то проверили всех выведенных младше восьми лет, и усыпили тех, у кого этот набор обнаружили.
– Ну, вроде как, выживаемость с ним и так была ни к черту. Хорошо если каждый десятый доживал до пяти лет. Они на самом деле всех проверили, не только мелких. Я был уже почти взрослый, и показывал на тестах высокую психологическую стабильность. Меня отдали на усыновление.
В глазах Айдына ― ни восторга, ни сожаления, ни беспокойства, лишь готовность выполнить свою часть работы:
– Делай свое дело, и о Б-32 не беспокойся.
Помолчали. Вернон с удивлением для себя обнаружил, что теперь план действительно сложился и стал надежным.
– Хах, ― Малеба посмотрел под ноги, на свои пыльные ботинки. Покачался с носка на пятку. ― Говорят, что проблема с ALw541 в том, что он кодирует врожденную особенность формирования межличностных отношений. Вроде как усиливается положительная обратная связь, и первая же значительная эмоциональная привязанность, к воспитателю ли, к другу или половому партнеру, закрепляется на всю жизнь. Действительно, не то качество, которое упростило бы жизнь вейверов. Но вот незадача: мне сорок два, и эта волшебная привязанность до сих пор со мной не случилась.
– Везучий ты.
Айдын снова улыбнулся, тепло и весело. Он был уверен, что всё получится, так или иначе.
Глава 9
* * *
Вудвейл, 2550-06-34 11:56
― Симулянт.
Оливо внимательно разглядывал визуализацию активности нервной системы у себя в планшете, периодически тыкая в определенные точки и проверяя конкретные показатели.
– Роб, я чуть не сдох. Ты ещё скажи, что это психосоматика.
– Нет, это не психосоматика. И нет, ты бы не сдох.
Врач помолчал, задумчиво водя по картинке пальцами.
– Твоя нейронная сеть, ― Робин наконец оторвал свой взгляд от экрана, ― сформирована значительно более удачно, чем у других людей. Ты можешь выдержать большие нагрузки и восстановиться после более серьезных травм.
Лежащий на кушетке Ямакава резко сел и потянулся к планшету.
– Покажи!
Оплетка мультифункционального сканера, широкой лентой наклеенная вдоль позвоночника и более узкими полосками охватывающая голову, плечи и руки Вернона, недовольно замигала диодами. Роб закатил глаза, но экран к недоверчивому пациенту развернул.
– Вот, ― врач переключил представление, и поверх сложной абстрактной фигуры отобразились две вложенные друг в друга зоны. ― Вот это белое – это твое исходное состояние, с обследования после Нью-Цереры. Но оно почти не изменилось с Аделаира, так что не сильно принципиально. Серая зона – это допустимые изменения в пределах твоей нейропластичности.
Отдав планшет на растерзание и скептически скрестив руки на груди, Робин терпеливо наблюдал, как Ямакава крутит модель на экране, пытаясь найти места, где яркая многомерная клякса сегодняшних измерений пересекает серый пузырь. Текущее состояние заметно отличалось от начального, но лежало глубоко внутри разрешенной зоны. После четвертой минуты врач тапнул на одну из иконок, отображая результаты полного расчета.
– Успокойся, Вер. Если ты выживешь, ты восстановишься.
Но тот упрямо продолжал вращать визуализацию, пока не нашел то, что искал: четкий выброс. Выглядел он как продолжение одной из исходных структур, но доходил почти до середины серой зоны.
– Да, это влияние ровазина, ― подтвердил Оливо невысказанную догадку. И замолчал, показывая, что уговаривать строптивого пациента он больше не намерен.
* * *
Вудвейл, 2550-06-34 12:15
Выйдя из медпункта, Ямакава прислонился к теплой стенке контейнера. Роб выдал ему два препарата: снотворное и стимулятор, на выбор. Командир вейверов задумчиво перекатывал округлые капсулы в ладони, не спеша принимать решение.
С моря набежали облака, скрадывая насыщенность красок, но несмотря на серое небо сохраняя ощущение солнечного летнего дня и вынуждая людей щуриться. Ребята возились возле трех оставшихся катеров: один малый, изящная оранжевая стрела, и два средних, с неуклюжими дополнительными пластинами гравищитов. “Надеюсь, без этих шкарлупок основной корабль сможет разогнаться до сверхсвета”.
Алия изящной бабочкой порхала среди вейверов, шутила, обнимала, что-то комментировала. Чмокнула Рика в заросшую золотисто-рыжей щетиной щеку, и тот разулыбался во всю ширь.
Герман с серьезным видом пытается прогнать чертовку, но глаза у него смеются. Глаза у Кристофаретти карие, и он раз в неделю бреется налысо, так что заподозрить его в том, что он родной брат этой шустрой, как ртуть, девчонки, невозможно. Ничего общего ни в мимике, ни в жестах, и оба модифицированны настолько, что генетики базовой экспедиции их пропустили. Нет, не потому, что эти двое достаточно отличаются, а потому, что они из специальной линии, призванной разбавлять и нивелировать вредные мутации других выведенных. У их прямых потомков просто не может проявиться никакая известная генетическая проблема. “С точки зрения размножения весь второй вейв можно формировать из их клонов”. К моменту отлета на Вудвейл у этих двоих уже было четверо общих детей.
Алия подпрыгнула и повисла на шее у Якоба. Тот улыбнулся, как-то криво и с трудом, но искренне.
Теперь, когда не-вейверы убрались с опасной планеты, и единственное, что Вернон мог сделать для них ― это найти и деактивировать движок Ковчега, на первый план вышла судьба его собственной команды.
Ямакава раскрыл левую ладонь. Снотворное ― в инъекции, стимулятор ― пер-орально. В точности как тот, что дала ему Малиника, когда они… Впервые летели в одной кабине. Мысли Вернона споткнулись об осознание этого факта. Правую руку дернуло от воспоминания о вчерашнем вечере. На секунду закрыл глаза. Резко выдохнул. Не обманывать себя. Ничего не изменилось с их первой встречи. Недоигранная партия. Недосказанные слова. “Сейчас неважно”.
Сунул таблетку в рот. Направился к катерам. “Не все жизни важны одинаково, но эти ― важны тоже”.
Вчера они добрались до холма. Ближайший колодец оказался в километре от обрыва и на пять километров влево от его центра, если смотреть со стороны Винегрета. Когда, уже под деревьями, они попытались подлететь ближе, нагромождение каменных плит оказалось настолько плотным, что пришлось рискнуть и снова стрелять из астероидных пушек. И продолжать спускаться. На восьмистах метрах появился заметный радиационный фон и удивительные нити из черного, матово блестящего базальта, похожие на застывшие брызги. Некоторые из них оказались настолько тонкими, что было непонятно, как они до сих пор не осыпались. Они хрупким стеклом разбивались об обшивку катеров, и Наум, специалист по физике твердых тел, хмурился и бурчал что-то про точки напряжения. Просчитать эту паутину не было никакой возможности, но широкие струны пока что выдерживали вес расположенного над ним гранитного купола. Вместе с усилением гамма-фона стали появляться первые признаки квантово-гравитационных возмущений. Дальше лететь на обычных машинах было опасно.
Текущая оценка успешной деактивации ― восемьдесят три плюс пятнадцать минус семь, и, скорее всего, будет выше. Аномалия, видимо, постепенно гасла сама под воздействием сильного и постоянного поля планеты. Полная противоположность тому, что было на Аделаире.
– Эй, Вер, как мы будем таких огромных мух в Винегрет заталкивать? ― Гамилькар скептически вскинул бровь.
Катера со щитами на передней обшивке действительно напоминают гигантских насекомых с фасеточными глазами.
– Вокруг аномалии пространство обычно очищается.
– То есть, когда мы её разрушим, нам на головы рухнет холм? ― Джамиль произнес это совершенно обыденным тоном. Прислонился к округлому боку машины в тени закрылка. Руки скрещены на груди, в зубах ― травинка.
– Обычно с момента начала стабильного схлопывания до собственно исчезновения аномалии проходит от нескольких минут до пары часов. У нас будет время выбраться.
– А если аномалия достаточно мелкая и достаточно глубоко, то купол выдержит. ― У Алии нет формального геофизического образования, на Нью-Цереру она летела специалистом по сбору данных, но живой ум, трудолюбие и легкость характера позволили ей освоить данную сферу на уровне лучших специалистов команды Ховера.
От вычислительного центра подошла Дебора, и, не отрывая взгляда от планшета, включилась в дискуссию:
– Не думаю, что мы сможем подлететь вплотную к ядру Ковчега. Проведенная терраформация, базальтовая паутина… Скорее всего, из-за малых размеров аномалия несферическая, а значит, скалы или даже часть корабля могли уцелеть вблизи центра.
– Разнести их из пушек, конечно, нельзя, ― Гамилькар кисло скривился.
– Можно, ― фыркнул Рик. ― Вместе с планетой. Если ДМЗ 4-2 пойдет вразнос, от Вудвейла останется хорошо если пояс астероидов.
– Постараемся подойти как можно ближе, включим нейтрализующий режим на катерах, и, если достаточно сократить расстояние между щитами и ядром не выйдет, придется залезть в эти скалы или ошметки корабля в скафандрах, чтобы провести необходимые замеры для деактивации снаружи. Обсчитаем модель и будем постепенно сжимать радиус наведенными гравиполями, ― Вернон выдавал фразы чисто механически. План сложился в его голове еще там, в карточном домике из гранитных плит, сооруженном аномалией.
– Может, аккуратно разгрести холм сверху? ― Наум задумчиво потер подбородок.
– Удаление значительной массы может дестабилизировать конфигурацию полей точно так же, как и добавление, ― Дебора.
Обсуждение действовало успокаивающе. Словно полторы дюжины друзей планировали субботний пикник, и самый главный вопрос в повестке ― сколько килограмм шашлыка взять. “Одни на тысячи километров во всех направлениях, собираемся расплести клубок взбесившегося тяготения, способный разнести в кварковую пыль не только нас самих, но и всю планету, и, возможно, всю звездную систему заодно.” Вернон опустил взгляд на ту самую планету. Его ботинки, рыжеватые от пыли, твердо стояли на ней. В десятке сантиметров от его левой ноги ― розовый цветочек на тонком стебельке, чудом уцелевший на взлетно-посадочной площадке. Точно такой, как Малиника сорвала в день высадки. “Всё будет в порядке. У нас просто нет выбора.”
* * *
Вудвейл, 2550-06-35 10:17
Катер медленно спускался в очередной провал. Вторая машина осталась далеко вверху, почти у самой поверхности. Солнечный свет пропал двадцать семь минут назад, но фосфоресцирующая плесень была даже здесь, впрочем, лишь проплешинами и гораздо менее густая. Блеклые мерцающие пятна вкупе с резкими лучами прожекторов и фар, выхватывавших из кромешной тьмы самые неожиданные фигуры, создавали ощущение, что это не реальная пещера, а безумная фантазия дизайнера компьютерных игр.
– Ч-ч-черт! ― выдавил сквозь зубы Рик, в очередной раз задев один из уступов. Рикардо Титов – пилот высшей категории, но средние катера летают на гравитяге и не предназначены для сложных маневров в атмосфере.
Удар заметен только по приборам, и Джамиль не обращает на это внимания. В отличие от напряженного пилота, он совершенно расслаблен, как будто они не пробираются к непредсказуемой сердцевине межзвездного движка, а занимаются камеральной обработкой результатов геологоразведки. Перед Ал-Каласади висят три голографические модели окружающего корабль пространства: гравитационная, электромагнитная и барионная. Радиационный фон за бортом повышен, содержание кислорода понижено. Геометрия пространства отклоняется от ожидаемой в поле тяготения большой планеты, и они стараются двигаться вдоль градиента этой разницы. Джамиль разочарованно отводит глаза: искривления видны только по показаниям приборов, никаких интересных эффектов, которые можно было бы заметить невооруженным глазом.
Датчики снова взвизгивают: очердной удар.
– Да чтоб тебя! Всё, с меня хватит. Рене, давай за штурвал, пока я не разбил машину.
Рене. Рене Декарт. “Наверное, ее родителей скрестили специально, чтобы получить такое имя.” Многие линии вейверов названы в честь известных ученых и других великих людей прошлого, но заподозрить эту девушку в родстве с европейским математиком семнадцатого века было невозможно: высокая, худая и широкоплечая, с угольно-черной кожей, узким лицом и высоким лбом. Большие мягкие губы контрастировали с тонким носом и узкими, словно щелки, глазами. Слитным кошачьим движением пересела на место пилота. Она так и не сдала на высшую категорию, потому что в космосе надо быть шахматистом: заранее просчитывать тактические шаги, чтобы прийти к стратегической цели. Это не про Рене, она не любит считать. Ей нужно чувствовать ускорение, сопротивление, ритм, прикосновение, вибрацию. Декарт отличный летчик, но ей требуется реактивная тяга или атмосфера. Закрыла основную расчетную панель гравидвижков. Включила имитацию отдачи на штурвале, вытащила изображение с боковых камер, чтобы расширить обзор.
