Читать книгу: «Фрилансер», страница 3
– Начните со своих страхов, фобий.
– Ну, с хобби, так с хобби.
– Ни с хобби, а с фобий.
– Ну, с фобий, так с фобий.
Чтобы не провоцировать расчеты, Ярославна не привязывает рассказы к датам. Сбивает Джонни со следа, мешая столетия, как краплёные карты.
Ее первая история о рождении первой фобии.
– Пятый класс. Пишем диктант о Сталине. «Иосиф Виссарионович пробирался из Туруханской ссылки по тайге». В слове «пробирался» я пропустила букву «р». Получилось – «побирался». Что они устроили! Вывели перед всей школой, сорвали пионерский галстук, назвали троцкисткой, и я упала в обморок. Думала, расстреляют. Образовалась фобия. С тех пор боюсь выстрелов. Даже холостых.
Передергивает карты. Переброс темы:
– Я знаете ли вы, Джонни, какого современной женщине на шпильках? Гуляю вчера вечером по центру и боюсь, шпилька застрянет в стыке тротуарной плитки. Можно так навернуться, костей не досчитаешь. Фобия на щели! Что ваши подружки говорят о новом уличном покрытии?
– Ничего не говорят, они в кроссовках ходят.
– Я тоже ношу кроссовки. Но, на свидания бегаю на шпильках. Походка от бедра – сила женщины, вам ли не знать, Джонни.
Несет околесицу. Жаль. Долго живущий человек, волей-неволей пережил многое. Старуха неинтересна. Джонни сам виноват, должен вытащить на свет её Душу, но как. И Джонни нестерпимо захотелось увидеть Лизу, сейчас, здесь, рядом, почувствовать молодое тепло ее воздушных рук. Видеть ее искрящиеся глазищи. Спокойно! Старуха – это работа.
– Вам когда-либо ставили ошибочный диагноз, Ярославна.
Воротничок задумалась. Пошла линия. Одна морщинка, другая. Хорошо!
– Просьба. Снимите воротничок.
– Сейчас отстегну.
Ярославна закидывает руку на спину, но не может нащупать пуговичку. Джонни обошел тело, справился с пуговицей, вернулся вперед. И передние она не может отстегнуть. Для удобства Джонни опустился перед Ярославной на колени, протянул к воротничку руки. Одна пуговица, другая.
Встретились глазами, он улыбнулся.
Будь у Ярославны револьвер, она бы завизжала: «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» и застрелилась. Она видит у самого лица своего его сильные, острожные руки с выгоревшими на солнце волосками, искренне заботливое лицо, пробирающие до поджилок, невероятного цвета глаза. И солнечные лучи, бьющие сквозь его упрямые волосы…
Отстегнув воротник, Джонни потянулся к верхней пуговице её платья.
– Не против?
«Начинается», – затрепетала Ярославна.
Расстегивая верхнюю пуговицу, он тронул теплыми своими пальцами её шею. Кожа Ярославны отстрелила крупными мурашками. Следующая пуговица. Его пальцы коснулись её груди, мурашки взлетели до плеч, вздыбив старческую кожу. Третья пуговица.
Ниже Джонни, ниже, прошу тебя!!!
Джонни отогнул вороник, открыл шею и немного грудь.
– Уже лучше.
– Моя кожа не так молода, как бы хотелось вам, Джонни, – кокетничает Ярославна.
– И прическа ваша мне не нравится.
– Смелее. Отдаюсь в ваши руки. Делайте со мной всё!
Джонни вытянул из её волос историческую заколку, повертел в руках, хмыкнул, отбросил на стол. Вспучил истонченные пряди, уложил заново. Ярославна сидит, ни жива – ни мертва, Джонни вдувает в её тело жизнь, выдутую ранее и давно. Ярославне счастливо. Она трепещет от его молодильных прикосновений, и, желая скрыть волнение, начинает строить смешные рожицы.
– Сидите смирно! – Джонни отвечает улыбкой на её уродливые гримасы.
Закончив с прической, он отворачивается к камере. Ярославна быстро, пока не видит Джонни, взлохмачивает волосы, а лицо её принимает серьезное выражение.
Джонни смотрит на Ярославну через камеру, выглядывает поверх, не может сдержать новой улыбки. Ярославна впивает в улыбку Джонни женский взгляд, и её голова начинает кружиться. Ярославна понимает, что теряет сознание…
… держаться. Только не опозориться, не выпасть с досады в осадок. А досада огромная, шире Суэцкого канала. Каньоном длиною в жизнь, меж ними пролегли десятилетия. Ярославна остается на стуле, но, боже, какими усилиями!
Вернув волосы в исходное, Джонни возвращается к камере.
– Осовременил?
– Привел в соответствие.
Пока приводил в соответствие, лицо Ярославны покрыла испарина. Надо бы промокнуть. Где-ж салфетки… На кухне. Джонни, подождите. Подайте мой ридикюль. Ха! Повод обратить его внимание на её отменный вкус: Луи Виттон, на минуточку! При этом Ярославна слегка кривит рот. Так усмехаются молодые, видела в молодежном сериале. Затем репетировала перед зеркалом.
Не отрывая прищуренных глаз от его лица, она лезет в Виттон, нащупывает салфетки и выкидывает перед Джонни пачку. Ну, как? У настоящей женщины все с собой, дружок.
Джонни берет упаковку, читает вслух:
– Урологические прокладки. Защищают от протеканий, нейтрализуют запах, предотвращают рост бактерий.…
Черт!!! Черт!!! Черт!!! Перепутала сослепу.
От ярости, она готова изодрать прокладки в мелкодисперсную пыль! Лицо покрывают красные пятна. Соберись, дура! приказывает она себе. И всё переведи в шутку.
– Подарок для вашей девушки или для жены, Джонни. У меня-то всё нормально, но вдруг ей понадобится.
Сумасшедшая баба. Джонни сует прокладки обратно в саквояж и идет на кухню за тряпкой. Лицо промокнуто. Камера готова. Можно начинать.
Как бы в проброс, Ярославна, делает лицо загадочным. Репетировала перед зеркалом. Поставила перед собой зеркало и портрет Джоконды. Копировала, пока не добилась сходства.
В молодости она мастерски повторяла артисток. И всё ей сходило с рук, даже помогало невероятно как. Опростоволосилась лишь дважды. Первый раз, когда вместо Терье Луйк получилась Дзидра Ритенбергс. И второй раз, когда делала Эве Киви, а вышла Байба Индриксоне.
Для Джонни она выбрала Джоконду, хотя сперва хотела Мишель Мерьсе.
Итак, Джоконда.
Я готова.
– Как часто вы делали аборты?
– Джонни!!! Извини…, – перешла на «ты», ошарашенная Ярославна, забыв про Джоконду. – У меня двое детей. И три аборта. Нет, пять. А что?
– Где ваши дети?
– Птенцы по гнездам.
– Ярославна, пожалуйста, отвечайте полным ответом.
Дети… Отношения не сложились. Общения нет. И интереса нет.
– Рассказывать нечего. А где твои родители?
– Спрашиваю я. О чем вы жалеете?
О чем жалеет… Джоконда. О том, что опередила Джонни на целую жизнь.
А дети… Их двое: сын и дочь. Игорь и Лия. Дочь замужем за полковником. Прежде, чем стать полковником, он был капитаном, возлюбленным Ярославны. Капитан получил отставку у Ярославны и, получив майора, женился на Лии. Ярославна имела молодого. Лия поимела старого.
Дочь долго не подозревала о страсти, кипевшей между матерью и мужем. И, лишь родив от майора сына, узнала, что чуть не получила от того же майора брата. Это про аборт. Лия не простила Ярославне вторичку. А виновата мать!
Игорь ботаник, продолжает свой рассказ Ярославна, специалист по крестоцветным. Крестоцветные его интересуют, а мать нет.
Игорь с рождения был кротким ребёнком. С первого по девятый класс сидел за одной партой со своим лучшим другом, Львом. Имя опасное, но характер добрейший. У Льва с рождения одна нога получилась короче другой и с вывертом. Но, Лев не хотел идти на поводу у своего уродства и старался ни в чем не отставать от одноклассников: ходил с ними в кино. Дети же злые как белки. Причем, многие из них остаются злыми вплоть до вручения аттестата зрелости. Это потом часть добреет. Кого жизнь правит, кого могила. И самые близкие друзья Льва, ну, потому что злые, придумали для него специальную игру «Олег Попов». Знаменитый клоун Олег Попов многие свои трюки выполнял, балансируя на натянутой проволоке. Вот и лучшие друзья Льва, его одноклассники, всего человек двенадцать, придумали натянуть канат.
Один друг забрался на одно дерево, другой на другое. Натянули между деревьями буксировочный трос и говорят: «Давай, Лев, пройдись». Лев хотел убежать, но, во-первых, с кривой ногой далеко не убежишь, во-вторых, самые близкие его друзья стояли близко, отрезая путь к бегству, дальние друзья подстраховывали подальше. Одноклассники приволокли тяжеленые козлы – две штуки, поставили на козлы высоченные стремянки – две штуки и начали поднимать упирающегося Льва на дерево. Даже руки за спиной скрутили, чтобы не упирался. Намучились с ним страшно, стремянки-то шатаются, и говорят: «А теперь Левушка, покажи нам "Олега Попова".
Так Лев оказался в кроне тополя. В западне, можно сказать.
Глянул из кроны вниз – матери божья! – земля-то где? Ни тебе козлов, ни стремянок, друзья мигом разобрали подъемник, один ствол остался, вниз упирается. Но, вниз дороги нет, только вперед.
Лев никогда не ходил по проволоке. Даже не тренировался никогда, он же не в артисты цирка собирался, а на льнокомбинат, лён отбраковывать. Хотел стать отбраковщиком льняного стебля, повреждённого долгоносиком. Но, ситуация безвыходная. Здоровой ногой Лев нащупал буксировочный трос, натянутый что тетива лука, и шагнул.
Страх творит чудеса.
Один шаг, другой… Льву показалось, что его недоразвитая и скрюченная нога выросла и распрямилась.
Ещё шаг, ещё.
Самые близкие, самые лучшие и самые верные друзья Льва затаив дыхание наблюдали за ним, боясь шелохнуться. Многие молились.
Ещё шаг, ещё.
Такой свободы Лев не ощущал никогда в жизни!
И ветер Льву в помощь. Ветер сдувал со лба девятиклашки непослушные пряди, чтобы те не мешали смотреть вперёд. Но, ещё большую свободу Лев ощутил, когда, оступившись, полетел вниз и вплоть до момента перелома позвоночника.
Лучшие друзья не оставили Льва в беде. Ни один из его верных товарищей не оставил. Подростки организовали круглосуточный волонтерский пост у постели травмированного. Кстати, во время ночных дежурств, многие стали добрыми, не дожидаясь вручения аттестата.
Среди волонтеров оказался и сын Ярославны, Игорь.
Ярославна, будучи заботливой матерью, варила суп, пекла угощения и носила на пост подкармливать сына на дежурстве. А дежурили-то по двое. Подкармливала и второго. И доподкармливалась.
Второго мальчика звали Альберт. Рослый пацан, велогонщик, любитель плавания и выпить, выглядел старше своих лет. Ярославна даже подумала, что Альберт учится в десятом классе, а не в девятом. И Ярославна с собой не совладала. И Альберт тоже.
Игорь сначала долго не понимал, с чего это вдруг Альберт зачастил в гости. Вроде и Лев умер и пост снят… А Альберт ходит по часам, как на новый пост. То конфеты принесет, то открытку с восьмым мартом. И все матери. А в семье ж не только мать, ещё отец, сам Игорь и Лия. Но, все матери, Лии хоть бы хны, как говорится. (Лия рано начала красить волосы).
Через полгода Альберт уезжал на длительные сборы по велогонкам.
Идиот, не придумал ничего лучшего, как просить у мужа Ярославны – отца Игоря и Лии – руки Ярославны. А от самой Ярославны Альберт потребовал клятву, что она будет ему верна, пока сборы не кончатся.
Ярославна, скрывавшая роман с Альбертом как могла, увидев любимого на пороге, и тем паче, услышав его, чуть в обморок не упала. Муж Ярославны так в обморок и упал, лицом в открытку с восьмым мартом. И Лия с Игорем тоже в обморок упали, причем на разные стороны. Оставшись с Альбертом наедине, Ярославна сказала:
– Ну, ты и идиот!
– Почему?
– Потому что все спортсмены идиоты. У меня их трое было.
– Все велосипедисты?
– Нет: штангист, футболист и чемпион по быстрым шашкам.
– И все идиоты?
– Все, Альберт, все!
Первым очнулся муж, но семья уже распалась.
Игорь и Лия плакали навзрыд, когда отец собирал вещи: гель для чувствительной и нежной кожи, стринги, дезодорант «Интимный», пену для ванн «Интимная». Пожалуй, и всё… Отец ушел к Зине, можно сказать, в чём мать родила, всё оставил детям.
Игорь не простил матери отца.
Лия – мужа.
Альберт бросил Ярославну.
Зина родила Якова.
Ярославна абортировалась.
Лия родила Иосифа.
Прошло двадцать лет.
Яков изнасиловал Иосифа.
Лия отравила Зину.
Зина выжила чудом.
Санта Барбара.
Джонни слушает мутные рассказы… Он в пролете. Души нет. Душа Ярославны под шлаком слов. Джонни раздражён, что для него редкость.
– Ярославна! Ваши рассказы… Вы живете прошлым. Так нельзя. Вы вся – во вчера, как и ваша прическа, как и ваши льняные кружева.
– Плохо меня знаешь!
– Прошлое это фикция. Его нет. Пшик! Есть только сегодня и завтра. Прошлое – удел сна, а не яви, оно во власти подсознания, а не сознания.
– Нет, миленький! Там у меня больше чем тут. Сзади реально и осязаемо.
– Прошлого нет!
– Есть! Мое прошло со мной. И оно материальнее настоящего. Я трогаю его руками. Завтрашний день. Не смеши. Если он и будет, мой завтрашний день, его не отличишь от дня сегодняшнего. Пятьдесят лет назад каждый день дарил сюрпризы. Каждый, Джонни! Сегодня ни одного. Разве что – сегодня.
– Кто ж виноват, что ваша жизнь в прошлом. Вы и виноваты.
– Дорогой мой. Старость – мерзкая тварь, я не желаю её знать. Я живу лишь, возвращаясь назад. И чем дальше назад, тем интереснее жить.
В молодости Ярославна брала красноречием. Потом, брать стало некого. Огонь в печи её глаз давно не полыхал. И вот опять. Сор, хворост, пыль, скопившиеся в желторотых глазницах, вспыхнули и не желали тухнуть до полного испепеления. Лицо модели раскраснелось, кожа головы сигнализирует сквозь белый пудинг волос о повышении давления розовым. Пудинг истончен временем и напоминает чизкейк. Ещё и температура подскочила.
И стало Душе её неуютно в пекле тела, да под давлением. И Душа её, будто собака на пляже, высунула шершавый свой язык. Затем и сама чуть показалась.
О, день начинал тратиться не зря!
Джонни ухватил первый промельк. Щёлк, щёлк, щёлк…
Старую понесло! Она возносит прошлое. Взывает к нему по- настоящему. Будто не к Джонни обращается. Так в фильмах ужасов восставшие из мёртвых пугают новопреставленных. Так волки-оборотни воют на луну. Кажется, старая забыла о Джонни. А Джонни снимет, снимет, мучительно вспоминая, кого она, минуту назад напоминавшая Джоконду, напоминает теперь. Что-то знакомое, но что. И, не может вспомнить… А меж тем, бабка-Дракула жжёт глаголом, существительным и междометиями.
Ярославна обрывает монолог вдруг. На полуслове. Мигом преобразившись внешне и, метнув в Джонни Джоконду, съезжает со стула.
– Джонни. Ну-ка, давай на мое место! Живо. Покажи, куда нажимать.
Подтолкнув Джонни, выхватывает из его рук фотоаппарат.
– Садись, садись, наглый чёрт!
Почему и нет! Джонни занимает место Ярославны.
– Первая мастурбация. Сколько лет тебе было?
Опаньки! Ярославна победно сощурилась.
– Что-то не так? Ты спросил про аборты. Про два я честно рассказала. Твоя очередь. Расскажи про свой первый онанизм. Тебе понравилось? Жду.
– Да, пожалуйста, расскажу… Нет… Я не помню. Честно.
– Где это произошло.
– А где это произошло у вас, Ярославна.
– Спрашиваю я! О чем ты мечтаешь.
– О собственной профессиональной студии. Идей много, планов, проектов. Без студии их не реализовать. Студия – это свобода, без которой творчество невозможно в принципе.
– В чём же дело?
– Деньги. Студия, какой я её вижу, стоит дорого. У меня нет таких средств и, похоже, не будет. Ну, все, Ярославна. Хватит. Спасибо.
Он стоит у фотоаппарата и, кажется, улыбается. Ярославна смотрит на Джонни, но лампы слепят глаза. Ярославна прикрывает глаза рукой. И всё?
– Подожди, Джонни! Ты не рассказал про свою девушку. Ты женат?
– Съемка закончена.
Ему не терпится засесть за компьютер.
А Ярославна и не собирается уходить. Понравилось. Ярославна хочет остаться. Звонок в дверь ей в помощь. По звонку – не Лиза.
Дэн, блин. Тебя здесь не хватало. Джонни и забыл, что обещал Денису показать его фотосессию.
– Дэн? – Ярославна пожимает руку.
– Ярославна? – Пожимает руку Денис. – Джонни, показывай.
Ярославна рада, она остается.
Но, Джонни выпроваживает обоих.
***
– Дождя не будет.
– Будет. – Настроение у Дениса хуже некуда. А плохое настроение и дождь похожи. Сам пригласил и сам выпроводил.
Ярославна смотрит на безоблачное небо мельком. Запрокинуть голову шпильки мешают. Шпильки… Заколка! Ярославна ощупала растрепанную голову. Заколки нет. Зато есть повод вернуться к Джонни. Нет, сейчас она не вернётся. Позже. Без Дениса. Притворится, что спохватилась.
***
Интересное наблюдение сделал Джонни.
Пока он ловил первую Душу, шёл дождь. Тучи сходились и расходились, будто злой волшебник то и дело хмурил свои мрачные брови. Волшебник был недоволен. Кем, Джонни?
Но, начал прирастать Душами фоторепортаж, и лето вернулось. Ливни отступили, в город пришла нормальная для второй половины июля погода. Джонни подходит к окну, смотрит на соседние дома, а они шлют Джонни приветы – солнечные зайчики.
И конечно, крыши.
Джонни любит крыши. Крыши отвечают ему взаимностью.
Иногда, ночами – об этом не знает никто – Джонни выходит на одну из них. Такой красивой луны, как с крыши не увидишь из окна. Ни за что!
Вы наверняка согласитесь с Джонни, если, хотя бы раз, бывали на крыше ночью. Ночью на крыше хорошо мечтать. И, говорят, эти мечты сбываются без очереди. Конечно, если мечтаешь побывать на Марсе, это вряд ли получится. А если и побываешь, тебе, уж точно, никто не поверит.
Джонни верит в счастье, потому что он реалист.
Счастье, в понимании Джонни похоже на город. Счастье – это движение.
По улицам города мчатся машины, по трубам – вода, по воздуху – птицы. И люди, люди, люди. Катастрофы, смерчи, смерти, рождения, встречи, любовь. Все переплетено здесь, как канат, как провода в телефонном кабеле. Город ловко сочетает несочетаемое, благодаря чему живет, растет, становится сильнее.
Нет, ну, правда! Мечтать о безмятежном парении – глупость несусветная. Джонни стопроцентный реалист. Вот сейчас, например. Чего сейчас Джонни хочет больше всего: увидеть Лизу или оказаться на крыше? Конечно, оказаться на крыше. Потому что Лизу в одиннадцать вечера из дома не выпустят. А на крыше Джонни может думать о Лизе. И о жизни, которая начала сбываться.
Сбывается то, что однажды задумал Джонни.
На крыше. Ночью. Когда начался звездопад, вдруг.
Зафиксировав Душу, Джонни получил неведомую ранее свободу. Здесь, на высоченной орбите он защищён от опасностей, которые караулят всех внизу, от страшных болезней, профессиональных провалов. И знает наверняка, с ним ничего не может случиться! Он под защитой.
С таким острым чувством теперь живёт Джонни.
Сегодня он вновь останется наедине с сумасшедшим ночным небом. Джонни будет смотреть на звезды, думать о наступающих переменах и мечтать. И фиксировать лучшие мгновенья своей ночи фотиком.
А спать совсем не хочется.
На крыше человек должен бывать один. Хотя бы иногда. Обязательно.
***
Сунув в рюкзак фотокамеру, Джонни вышел из квартиры.
Побежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, потому что выход на крышу в соседнем доме.
Перепрыгивает и напевает песню про Голубой вагон. Песня ритмично ложится на прыжки: «Каждому-каждому. В лучшее верится. Катится-катится. Голубой вагон». Прыг-прыг, прыг-прыг. Привязалась. Ах, ну да, Кэрол. Она шла по стройке и напевала «Голубой вагон». И путь ей преградил прекрасный Джонни. И его стальные глаза пронзили её трепетное сердце. А что, очень романтично.
А на крыше ещё романтичнее!
И, когда придёт время возвращаться, он обязательно встанет во весь рост, раскинет в стороны руки, посмотрит на звёзды и крикнет во весь голос «Yes!!!!!».
А что ещё кричать, когда тебя накрыло, и удача поцеловала взасос.
Джонни выбежал из подъезда.
– Тысячу по пятьсот не разменяете.
Ярославна???
– Моя заколка. У тебя осталась.
У Джонни реально опустились руки. А в руках рюкзак. А в рюкзаке фотоаппарат с дорогущим объективом. Джонни чуть не грохнул рюкзак с фотоаппаратом об асфальт. Но, у него классное настроение и он готов на минуту задержаться, вернуться в квартиру за заколкой. В квартиру поднимаются в лифте. В тесной кабинке Ярославна, как бы невзначай касается руки Джонни:
– Ну что, получились фотографии?
Джонни противны прикосновения Ярославны.
– Да.
– Я говорю про твои фотографии, которые снимала я.
– Ах, эти…
– Подаришь мне мои работы?
Второй сюрприз ждал Джонни на лестничной клетке.
Хотя, неизвестно, кто удивлён более, Джонни или Дэн. Пока Джонни спускался по лестнице, Дэн поднялся в лифте. Дэн безуспешно звонит в дверь:
– Вдвоем, откуда?
– Гуляли. В такой прекрасный вечер дома не усидеть, – Ярославна наигранно хихикает. Она смекнула так: Джонни не поймёт, потому что она специально произнесла фразу фальшиво. А Дэн посчитает, что Ярославну переполняют эмоции от близкой прогулки с Джонни.
– Джонни, ты обещал показать мои фото.
– Почему без звонка.
– Скажешь занят.
Нет, с этим пора кончать! Пусть быстро смотрят и убираются. Дэн, конечно, обидится, но сейчас для Джонни важнее крыша. И звёздная ночь. И, чтобы никого рядом! Пусть только намекнут, что снимки так себе.
Джонни слил фото Ярославны на флэшку и удалил из компьютера.
– Джонни, – Ярославна откидывается на стуле. Такую позу принимают, когда рассчитывают на чай. Фигушки! – Теперь покажи нам другие свои фотографии.
– У меня их нет.
– Тогда покажи фотографии родителей, маму, папу.
Джонни оборачивается. Какой пронзительный, странный взгляд. Джонни смотрит на Ярославну и молчит. Молчит и Ярославна. Молчит Дэн. Первым заговаривает Джонни:
– Не уверен, что они у меня были… Я не помню их.
– Но, ты же не детдомовский.
– Нет, не детдомовский…
– А ты вспомни подарки родителей – самые яркие впечатление детства.
– Подарки… Фотоаппарат. Я захотел стать фотографом. И стал им. Но, не сразу.
– Что ты снимал?
– Не помню.
– Где снимки, покажи.
– Их нет.
– А родители твои где, Джонни?
– Все!!! Хватит!!! Оставьте же меня одного!!!
Денис впервые видит глаза Джонни черные от ярости. Джонни распахивает входную дверь. Хорошо, не Дэн разозлил Джонни, а Ярославна.
– Заколка! – Грубит Джонни Ярославне, и та чувствует себя женщиной.
***
Шел к Джонни, а оказался на улице, под луной, со старухой вприкуску. Домой ему совершенно не хочется. Ярославне тоже не домой хочется, и она не отвязывается. Ей-то с молодежью хорошо, как в молодости. Приставшую Ярославну Денис приглашает в свое кафе. Кафе работает до полуночи. Со следующей недели Денис в кафе не работает. Кафе рядом. Пятнадцать минут пешком. Или на такси, быстро. Ярославна соглашается без уговоров, которых бы не было.
– Что обмываем?
– Мое наследство.
– Богатое?
– Да. А кто вы, Ярославна?
– Близкая знакомая Джонни.
– Близкая?
– Ну да, подруга.
Вот так новости. Джонни-то некрофил, хихикнул Денис не вслух. Денис-то вкусы Джонни знает. Ну, и бабуля. Так на себя наговаривать. Вообще, старуху понять можно. Джонни сексуальный запредельно, просто отпад! Каждый, кто знаком с Джонни поверхностно, лезет узнать его глубже. Это Денис так думает. Но, чем бы старуха ни тешилась, продолжает думать Денис, лишь бы не вешалась. Такси остановилось у кафе. Денис помог Ярославне выбраться из автомобиля. Старуха взяла Дениса под руку без разрешения.
– Ты говорил, она умерла, – шепнула Денису официантка.
– Это другая! – отшенулся Денис.
Обилие зеркал кружит голову. Ярославна осмотрелась. Так много себя вокруг себя она ещё не встречала. А здесь – куда не посмотри сплошное напоминание. Какая гадость! Ну, если ещё и кофе разбавленный.
А Денису с Ярославной понравилось. Всё время хохмит. Совсем не скучная, прикольная, хоть и старая. Глотнув кофе, назвала его менструацией неподмытой официантки. И кивнула на официантку. Попробовав чизкейк – творожком, не будем уточнять откуда, и кивнула на бармена. Хохоча, Денис опрокинул сахарницу. Подошла та самая официантка, с веником.
– Обкурился, держи себя в руках, Дэн.
– Я не на работе.
– Тем более. Я предупредила.
***
А Джонни, наконец, на крыше.
Крыша немного покатая, но есть и плоские участки.
– Привет, крыша! – Говорит Джонни, скидывая рюкзак и усаживаясь на своё любимое место. – Привет небо! Здравствуйте, звёзды!
Прижался затылком к дымоходу. Конечно, это вентиляция, откуда в современном обществе дымоход, но Джонни хочет считать вентиляцию дымоходом и чувствует его тёплую спину. Днем кирпич нагрелся. Кирпич долго держит тепло.
Примерно месяц назад, на этом же месте Джонни размышлял о времени.
Мчится оно, только пятки сверкают. Пытаешься ухватить его за рыжий хвост, остановить, но, поди ж ты. Хитрое, оно изворачивается ловко. Кажется, вот-вот схватишь, а хвост раз – и в другую сторону.
Нет, о возрасте Джонни не думает вообще. Главное, исполнить своё предназначение. Ведь у каждого человека на земле есть предназначение. Иначе, какой смысл в человеке вообще. Только не всякий знает, зачем он на Земле. Думает, пришел отдыхать. А он послан работать. Ценность человека, который не реализует высший замысел, обнуляется. Индивидуум превращается в биобалласт, необязательную биологическую массу. А ответ-то держать, не отвертеться. Вердикт – удар током, например, или деревом насмерть.
Раньше Джонни не понимал, зачем он здесь. Только догадывался.
Джонни думает о будущем. А внизу город, а над головой небо.
Хочет ли он персональную выставку? Безразлично.
Хочет ли он снимать обложки? Безразлично.
Хочет ли он открыть людям глаза, помочь им познать себя. Да! Да! Да!
Фотография лучший для этого способ. Фиксация единственного мгновенья, двадцать пятый кадр. Душа. Как удалось Джонни, не удавалась ещё никому.
Узнаешь себя – станешь терпимее к другим. Джонни сделает людей добрее. Добрый человек честен с собой. Если человек честен с собой, он честен и с остальными. Зло – трата времени не на себя. В мире столько зла.
Вывод. Собственность бесценна!
У человека нет ничего ценнее себя самого. Да! Да! Да!
***
Джонни учится в пятом классе. Ранняя весна. По асфальту, переливаясь на ярком солнце, и обгоняя друг друга, мчатся серебряные ручейки. Сквозь щели первых проталин приоткрываются чёрные газоны. Снег будто спрашивает: «Ну что, Джонни, открывать дальше?». «Да! Да! Да! Снег тай, землю открывай».
Белые шапки сползают с покатых крыш. Сбрасывая снег, крыши начинают напоминать медведей. Бурые, они выползают из своих берлог, потягиваются. И, щурясь на ярком солнце, удивленно водят носом, вдыхая забытые запахи.
Утро. Воскресенье. Папа, мама и Джонни завтракают.
Джонни не терпится убежать, фотографировать ручьи, сосульки, просыпающийся после зимы город.
– Джонни, бери фотоаппарат и дуй на улицу. Но, учти! Твои снимки должны быть также прекрасны, как и эта весна, – говорит мама.
– Стоп! Георгий! Убери со стола, вымой посуду, покажи уроки. Пойдёшь на час, не более, – говорит папа.
– Сама посуду вымою. А уроки он позже сделает. Пусть идет, пока погода, солнце.
– Растишь из сына эгоиста! Пожалеешь, да поздно будет. Он и стакана воды не подаст. Ребенка надо приучать к труду с детства.
– Но, разве сделать хорошие снимки не труд?
– Нет, развлечение.
– А если Джонни станет фотографом. Профессии учатся с детства.
– Фотограф, это профессия? Оставь, пожалуйста, свои фантазии.
– Джонни, ты хочешь стать фотографом?
– И зови ребенка по-человечески!!! Нашего сына зовут Георгий!
– Джонни, беги. Посуду вымою я.
– Георгий, сядь!
***
Звёзды подмигивают ему, как лампочки на новогодней ёлке.
Джонни прикрывает глаза. Спину приятно греет дымоход, ноги в стороны, руки упираются в жесть.
Лиза…
Ему и без Лизы казалось неплохо. И вдруг прилетел свежий ветер. Старое закашлялось, простудилось, заболело и, кажется, умирает. В его жизнь вошло необычное существо.
Ему никто не даёт тридцатник. Некоторые дают двадцать три. Недруги – двадцать шесть. Но, он, и в этом Лиза права, чувствует себя малолеткой.
Съемки, съемки, Души, Души. Джонни уверен, после публикации «Душ» начнётся другая жизнь. И он рвется в эту неизвестную жизнь, как рвется всё новое от всего старого. Джонни отложил другие работы. Вот-вот затрещат удивленные звонки. Он всегда сдавал материалы в срок.
Лиза…
Сейчас она спит. Лежит на боку и посапывает, волосы раскинуты по подушке. Стать бы приведением и оказаться рядом. Поцеловать любимую мордочку, поднять спящую Лизу на руки и унести. Куда? Да, к звёздам, куда же ещё.
А вдруг Лиза уже там, спряталась за Млечный путь, и исподтишка наблюдает за ним. Ну-ка. Джонни открыл глаза. Он вглядывается в небо, пытаясь отыскать среди звёздной россыпи лицо Лизы. Джонни проводит линии, соединяя огоньки из разных созвездий. В его конструкции много овалов. Её ресницы он нашёл в созвездии Гончих псов, а глаза в созвездии Кассиопеи.
Ха! Хотела поиграть со мной в прятки.
Не выйдет. Джонни непобедим! Я нашёл тебя!
Звёзды мерцают, переливаются. Лиза смотрит на Джонни с полуулыбкой, будто она не Лиза, а Мона Лиза.
Фотик кстати. Пусть докажет потом, что ночами спит. Попалась!
Джонни делает отдельные снимки и серии. Щелчки затвора, как азбука Морзе. Это Джонни отсылает во вселенную сообщение. Он просит не задерживать Лизу надолго. А если будет сопротивляться, вернуть на Землю силой. Потому что Джонни соскучился. Очень. Очень сильно.
И лицо Лизы пропало.
Джонни усмехнулся, облокотился о дымоход и вновь закрыл глаза.
Фантастическое настроение! Фантастическая ночь!
Он возвращается через тёмный двор. Ему хочется набрать воздуха в грудь, раз в пять больше, чем туда вмещается. Легкость. Кажется, если поднять руки, обязательно оторвёшься от земли и… если б не тяжёлый рюкзак. Уже и звёзды машут ему своими лучами-лапами:
– Джонни, давай же, лети к нам. Ты получил разрешение. У нас здорово!
– Не сейчас! – отвечает Джонни звездам. – Я спать. Встретимся во сне.
***
Скрипучий лифт, наверное, перебудил весь дом. И правильно. Спать в такую ночь – преступление. Джонни выходит из лифта и видит под дверью сжавшийся комочек. Комочек поднял личико.
Лиза???
Глаза заплаканы.
– Я думала, ты не хочешь мне открывать.
Ночной побег Лиза готовила неделю. Отправила Капу к бабушке, чтобы та не загавкала. Капа тоже очень любит Джонни и радостным лаем всё испортит. Неделю, ни свет, ни заря, Лиза водила родителей в лес за грибами. Помогли дожди, которые в июне и начале июля шли не переставая. Вслед за дождями пошли грибы. Лиза безжалостно поднимала родителей в четыре. Каждое утро. День ото дня. Теперь спят как убитые.
Ключ в двери Джонни поворачивает одной рукой. Вторую крепко держит Лиза. Дверь открывается, и Лиза перехватывает первую руку. Что бы Джонни случайно не включил свет. А он и не собирается включать свет.
Она вжимается в него всем комочком.
– Лиза…
Это называется «слетела кукушка».
***
Кукушка у Джонни точно слетела. Он трогает её тело, как будто никогда в жизни не трогал чужих тел. Её волосы ссыпаются между его пальцами, взрывая неизвестные ранее эрогенные зоны. Перехватив инициативу, он целует её руки, губы, глаза, и нет большего счастья ей, чем подчиняться ему.
– Джонни, сядь! – шепчет Лиза. – Пожалуйста.
Глаза привыкли к темноте, но ещё не очень, потому что в квартире темно, но не совсем.
