Читать книгу: «La Critica (первая книга казанской трилогии)», страница 9

– Каркасы кроватей стандартные? – спросил Глеб. – Мерить будем.

– Лучше померить.

Через пять минут вернулась Марта, и с порога воскликнула:

– Воды нет!

– Ой, прости, я сейчас включу, – сказал я и поспешил в подвал, где повернул рычаг воды, а заодно и газовый.

Вернулся к Глебу, который зачитал вслух список необходимого для жизни в этом доме.

Вернувшаяся Стальская, сказала:

– Кажется, придётся купить матрасы. IKEA работает до одиннадцати вечера.

«…На каждом столбе висят цветные листовки,

на них написано, что кто нас найдёт – получит награду,

но все нас видят, и никто не сдаёт. Я рад и ты рада…»

Знаки

Глава о фотоувеличении в переносном смысле, а также о «Голубом Кабриолете», который собрал двести тысяч просмотров

На следующий день – во вторник – в полдень мы подъехали по данному Дашей адресу, по которому располагалась фотостудия. Ещё в воскресенье Даша обратила наше с Глебом внимание на модный прикид Шнурова. Помню, она тогда сказала: «Вот, Аронов, тебя тоже так нарядим: кальсоны, майка и бархатный пиджак. А Глебу – то же самое, только засаленное пальто вместо пиджака».

Итак, когда мы парковались около фотостудии, которая занимала одно из помещений дома культуры имени Кирова в том же Вертолётострое, машина Даши уже была там.

С солнечной улицы мы вошли в полумрак дома культуры и на несколько секунд ослепли. Я даже споткнулся о ведро со шваброй, да так, что Стальским пришлось меня ловить, чтобы я не растянулся. Рассмотрев на стене указатели и следуя им, мы наконец открыли нужную дверь и оказались в фотостудии. Это было помещение с высоченным потолком и задрапированными окнами. Яркое освещение обеспечивалось исключительно за счёт электричества. В глубине зала, между двумя передвижными вешалками со множеством одежд, Даша отчаянно спорила с невысоким ухоженным мужчиной тридцати пяти-тридцати восьми лет с трёх-четырёхдневной небритостью на лице. Даша трясла перед носом мужчины рукавом, висящего на одной из перекладин, пиджака. Мужчина, в свою очередь, тряс перед носом Даши рукавом другого изделия лёгкой промышленности.

– Здравствуйте, – почти хором сказали мы трое.

– Здравствуйте, – почти той же интонацией хором ответили Даша и мужчина с небритостью.

– Сядьте – посидите, – сказала Даша, махнув в сторону дивана. – Привет, Марточка.

– Привет, Даша, – ответила Марточка на индивидуальное приветствие нашего продюсера.

*****

Всё закончилось быстрее, чем я предполагал, и вот мы уже стояли в небольшой пробке на выезде из Вертолётостроя.

– У меня тело чешется от этой чужой одежды, – сообщил я, поводя плечами.

Глеб начал прислушиваться к своим ощущениям. Марта с досадой проговорила:

– Теперь и братец начнёт жаловаться. Зачем ты сказал?..

– Чёрт! Надо поскорее принять душ, – заёрзал Глеб. – Интересно: это стираные вещи? Если стираные, то как давно?

– Думайте о чём-нибудь другом, – посоветовала Марта.

– Жалко, что тебе не пришлось переодеваться, – заметил я. – Сейчас бы у тебя чесалось в труднодоступных местах, и ты бы просила меня почесать, – с улыбкой до ушей, глядя на Стальскую в зеркало заднего вида, проговорил я.

– Блин, я так до крови расчешусь, – проворчал Стальский, елозя спиной и затылком по спинке и подголовнику кресла.

Я решил сменить тему, пока зуд и помывка не стали идеей фикс.

– А как фотограф яростно флиртовал с Глебом, заметили? – засмеялся я, вспомнив фразочки мужчины с трёх-четырёхдневной небритостью.

– Да. Братец ему явно пришёлся по вкусу, – согласилась Марта.

– Я такой. Всем нравлюсь, – приосанился Стальский.

– Там впереди авария что-ли? – опуская окно, задал риторический вопрос я.

– Кхе-кхе… – кашлянула Стальская. – Климат всё-таки куда удобнее, чем этот кондиционер. Хотя, я не привереда.

– А что мы едем, как не на кабриолете? – спросил Глеб. – Где тут кнопка.

– Вот, – указал я и сам же запустил механизм.

Крыша начала движение в сторону багажника. Стальская из полулежачей позы села по-нормальному и пристегнулась.

– А куда вы тогда ночью ездили, ну, в костюмах восемнадцатого века? – спросила Марта.

Глеб закрыл глаза ладонью. Он сказал:

– Чёрт, я снова вспомнил этот день, а ведь только-только начал забывать.

– Что? – переспросила Стальская с заднего сиденья, так как ветер гулял по салону и уносил слова передних пассажиров в сторону.

Глеб обернулся к сестре и повышенным голосом сказал:

– На сегодняшний день тот эпизод был самым постыдным в моей жизни.

– Расскажете? – заинтригованно спросила Марта.

– Нет, – ответил Глеб.

Я посмеялся над выражением лица Стальского и улыбнулся Марте через зеркало заднего вида.

– Попробую излечить тебя от разрушающих воспоминаний той ночи, – сказал я, листая плейлист. – Сейчас-сейчас, малыш… Через несколько минут ты будешь вспоминать о той ночи, как об увеселительной прогулки до ночного супермаркета.

– Что ты задумал, – нахмурился Стальский.

Марта улыбалась, готовясь к чему-то забавному. Наша «открывалка» медленно ползла в потоке других машин, у большинства которых окна были открыты. Я нажал «Play». Заиграло вступление.

– Что-то до боли знакомое, – прищурившись, сказал Глеб.

– А! Я поняла, что это за композиция! – засмеялась Стальская. – Делай громче.

Я сделал весьма громко.

«Слышал я одну легенду, – о двух братьях пересказ…» – томным шёпотом (как он умеет) заговорил Боря Моисеев. «Вроде быль, а вроде сказка, может братья среди нас?..» Кажется в этот самый момент все соседи по потоку, у кого были видеорегистраторы, повернули объективы в сторону нашего кабриолета. Глеб надел очки и сполз, насколько это было возможно при его росте, вниз. Марта, напротив, выглядела счастливой. Во время слов «Младший брат любовью чистой королёву полюбил…» она обвила меня сзади руками и чмокнула в щёку, чтобы зрителям стало очевидно, что я – «младший брат». Ей пришёлся по душе такой экспромт, и она приготовилась дурачиться на полную катушку. Боковым зрением я наблюдал улыбки на лицах водителей и пассажиров. «Их хорошее настроение – лучшая награда для артиста», – не без тщеславия подумал я.

Тем временем Трубач с Моисеевым пели в унисон:

«…Голубая луна всему виной», – все в округе говори-и-и-и-ли. Этой странной любви, этой странной любви так ему и не простили-и-и-и…»

Марта ловким движением накинула на шею брату свой тонкий шарф, чтобы он соответствовал образу «старшего брата». Глеб включился в игру и обернул шарф вокруг шеи один раз, а один конец свесил за дверь для придания комического эффекта. К началу первого припева мы трое уже были в образах, – подпевали и двигали плечами и руками в соответствующем ритме. Особенно хорошо двигать плечами и руками получалось у Стальского. И где он так научился?!..

«…Голубая луна

голубая луна

как никто его

любила

голубая луна

Голубая луна,

голубая луна

звезды сладостью

поила

голубая луна…»

Кто-то из особо ярых поклонников кричал: «Давай-давай!..» Мы не подвели. Слова «Честь моя, моя лишь честь… Ты люби и будь любимым и будь счастлив брат, я теряю всё, но ты теряешь больше…» – Глеб прошевелил губами, как будто это говорил он, а потом манерно закинул конец шарфа за плечо. В соседней машине зааплодировали.

«Голубая луна,

голубая луна

звезды сладостью

поила

голубая луна…»

Вдруг песня прервалась, а вместо неё, с такой же громкостью, в динамиках автомобиля раздался голос Сицилии Владимировны:

– Аронов, слышишь меня? Алло! Приезжайте.

Это было объяснимо, так как мой телефон был подключен к аудиосистеме машины через трёхсполовиноймиллиметровый разъём. Как раз с прекращением связи с Владимировной мы подъехали к концу пробки, причиной которой оказался троллейбус с отлипшими рогами. Снова заиграл припев:

«…звезды сладостью

поила

голубая луна

Голубая луна

голубая луна

как никто его

любила

голубая луна…»,

во время которого я успел проскочить на жёлтый сигнал светофора, а Стальский успел приподняться на кресле и на вытянутой руке развеять по ветру мартовский шарф, как бы прощаясь со зрителями. Чёрный автомобиль стремительно отрывался от потока, а в тёплом весеннем воздухе таяли слова отпрыска Порока: «Голубая луна, голубая луна…»

Не страшитесь совершенства! Оно вам нисколько не грозит

Дали

Глава о марзанах, бабашках, кернинге и трекинге

Среда, двадцать восьмое мая.

Днём мы все трое прокатились до города, – приобрели кое-что для дома, а также MacPro, который вручили Марте в руки. Потом мы поехали на квартиру к Стальским, включили Wi-Fi, и Марта купила на новый лэптоп годовую подписку на Adobe InDesign за семь тысяч сто восемьдесят восемь рублей, оплатив карточкой Глеба, а также годовую подписку на Adobe Photoshop за семь тысяч сто восемьдесят восемь рублей to, оплатив моей карточкой. Для вёрстки La Critic’и версии «два точка ноль» всё необходимое у нас теперь имелось.

– А что, теперь нужен доступ что-ли? – спросил Глеб, кивая на экран нового компа.

Марта затруднилась с ответом и начала поиск в Интернете. Через несколько минут она цитировала сообщение с какого-то веб-дизайнерского форума:

– «При годовой подписке приложения могут работать автономно до девяноста девяти дней. Далее требуется подключение к Интернету для проверки лицензии».

Закончив чтение, она посмотрела на нас и захлопала ресницами, как наивная девочка. Мы покивали в знак того, что уяснили этот момент. Мне пришёл на ум ещё один вопрос:

– Электронные версии газеты будут храниться в облаке или не жёстком диске?

Марта этой информацией уже владела, поэтому немедля ответила:

– И там и там. Можно публиковать версию для Ipad.

Закончив веб-покупки, мы отключили Wi-Fi, погасили свет, проверили газ и покинули квартиру Стальских.

На этом наши хай-тек расходы не закончились. Убедившись в том, что в нашем Новом Чудино существует зона покрытия, мы приобрели стационарный модем Yota и подключили самый шустрый безлимитный тарифный план. Вечером на мраморной стойке кухни-столовой, подмигивая светодиодами, стоял рогатый приборчик и раздавал Wi-Fi’юшку всем желающим и знающим код доступа. Я напряг извилину, отвечающую за креатив, и назвал нашу сеть «CBGB-OMFUG-club». Когда все смартфоны, планшеты, лэптопы, утюги и домашние тапочки подключились к Паутине, Уют окончательно пришёл в наше жилище, и мы почувствовали себя дома.

Часов в десять вечера Марта, утомлённая изучением верстальных программ, пошла принять ванну, а я поднялся в свою спальню и приступил к написанию статьи по материалам, данным мне Сицилией Владимировной. Времени на подготовку номера оставалось всего ничего, – в пятницу тридцатого числа – последний срок; надеюсь, Марта успеет разобраться в ИнДизайне и сверстать номер. За себя, то есть за свою часть работы я не беспокоился, хотя, конечно, Владимировна могла предоставить материал и пораньше. Или не могла? Ладно, начну.

Я разложил на кровати фотографии и листы формата А4 с текстом, посмотрел на люстру с одной лампочкой и понял, что работать тут невозможно. Собрал все бумажки в стопку, сунул подмышку ноутбук и спустился вниз. Разложил всё заново на дальней от плиты половине барно-кухонной стойки, воткнул вилку компьютера в ближайшую розетку, включил дополнительный свет и… начал.

Бежали минуты, в течение которых окружающий мир перешёл для меня в фоновый режим, – Стальский несколько раз спускался вниз, исчезал за кухонной перегородкой, открывал и закрывал холодильник, включал-прибавлял-убавлял газ; появилась Марта с двумя полотенцами на теле – одним на голове, другим на груди и бёдрах, потом ушла наверх; Глеб резал овощи для салата и выжимал фрукты; снова появилась Стальская, на этот раз одетая в плюшевый спортивный костюм, открыла новый Mac и приступила к работе; Глеб вышел во двор, вернулся через некоторое время с охапкой веток и деревяшек. «Вот эти две фотографии сфотографируй на свой фотоаппарат», – скороговоркой проговорил я Марте, катнув в её сторону бумажные фотографии. Глеб разжёг камин и вернулся к приготовлению ужина. Зазвонил телефон Глеба, и он сказал: «Да». Через полторы секунды он сказал: «Работаем, СициМировна. Да. До свидания». Марта катнула в мою сторону флешку из своего фотоаппарата. Я вставил флешку в карт-ридер своего PC, нашёл фото моего героя и скопировал их в папку под названием «La Critica 2». Зашёл в свою почту и отправил обе фотографии на электронный адрес Марты, которая тотчас их получила и сохранила в соответствующей папке, чтобы в скором времени вставить в нужное место макета второго – июньского – номера ежемесячной информационно-аналитической газеты La Critica. «Ужин готов», – сообщил Глеб, наливая в два олдфэшна прозрачную вязкую жидкость из извлеченной из морозилки бутылки. Я захлопнул свой компьютер, поднял очки на макушку и потёр глаза. Подошёл к другому концу стола, где меня поджидал стакан и собутыльник. «Давай», – сказал один из нас мужчин. «Давай», – почти одновременно ответил второй. Мы опрокинули содержимое олдов в себя, занюхав свежим загородным воздухом. Стальская, наблюдавшая за этим священнодейством поверх экрана, решила, что на сегодня хватит, закрыла крышку и яблоко погасло.

– Вадим, сделаешь мне слабоалкогольный коктейль? – спросила она.

– Конечно, красавица. Один к одному, ха?!..

– Пятьдесят миллилитров алкоголя на двести миллилитров апельсинового фреша, – улыбаясь, пояснила Стальская.

Я приступил к выполнению заказа, и вторую «чистую» мы с Глебом выпивали уже в компании Марты. После аперитивов мы приступили к ужину.

– Произнесёшь молитву, Глеб? – благочинным тоном спросил я у партнёра.

– «Я жру, чтоб трахаться, а трахаюсь, чтоб жрать», – не задумываясь, произнёс Стальский, заставив сестру замереть с вилкой у рта.

– Аминь, – подытожил я.

После еды Глеб сразу же поднялся наверх, а я и Марта совместными усилиями помыли посуду. Дрова в камине превратились в едва тлеющие угли. Я указал на задвижку дымохода над камином, и Марта, поняв моё затруднение в дотягивании, закрыла её. Не в силах даже говорить, мы разошлись по ванным комнатам, чтобы почистить зубы, затем на мгновение пересеклись на втором этаже и, пожелав друг другу спокойной ночи, скрылись за дверями своих спален.

Но и наши рожи можно видеть тоже; это значит,

что мы продвигаемся дальше…

Тараканы!

Глава о последних мгновениях перед выпуском второго номера

La

Critic

’и

Около полудня следующего дня.

– Твоя сестра – идеальная женщина по версии журнала «Фантазии Вадима Аронова»; хотя какого чёрта я тебе об этот рассказываю?!.. – я продолжил читать текст, меняя местами некоторые слова. – Да… Я полюбил её бесповоротно, окончательно. Это произошло не вдруг, это были долгие три минуты.

– Я думал, твой идеал Наталья Гундарева, – Глеб тоже читал текст у меня из-за плеча. – Вот ещё тут, слово часто используется, – Стальский указал на экран.

Я поменял слово на синоним.

– Да, Глеб, ты, конечно, прав, – медленно, потому что вникал в текст на экране компьютера, сказал я. – Ты прав, ранняя Гундарева, Валери де Винтер, поздняя Сальма Хайек, Кардинале в прикиде девушки ковбоя – это всё мои женские идеалы. Но Марта – это что-то из ряда вон выходящее; нечто исключительное… Нечто, что не могло прийти в голову, а потому покорившее меня со второго полувзгляда.

– Вот ещё, – Стальский вновь указал на экран, – тут точку с запятой лучше поставить, а не запятую.

– Мм… Да, пожалуй.

Спустя двадцать три секунды.

– Дурак ты, похоже, – вернулся к обсуждению моих фантазий Глеб.

– Это почему? Потому что мне ничего не светит с твоей сестричкой? Да?

– Насчёт этого мне ничего не известно, – Стальский сел на диван, а я отвернулся от экрана и посмотрел на Глеба.

– А почему тогда? – я хотел раз и навсегда выяснить мнение Глеба по этому вопросу.

– Даже не знаю, – Глеб прилёг на диван и рассуждал лёжа. – Просто это Марта. Бестолковая Марта. Моя глупая сестра Марта… А с другой стороны ты, – Вадим, бестолковый Вадим, глупый Вадим… Не знаю даже.

– Ты за кого больше переживаешь: за меня или за Марту? Считаешь, что мы не подходим друг другу? – я приуныл, работать совсем не хотелось.

– Я не семейный психолог. Мне на вас обоих положить, в хорошем смысле… Кажется… – задумчиво проговорил Глеб. – Да… Интересно.

– Не пойму, что ты хочешь сказать, – сокрушённо проговорил я.

– У меня нет мнения по этому вопросу, – уверенно сказал Глеб.

– Я тебе хоть раз говорил, что мне какая-нибудь девочка запала в душу? Нет, не говорил. Потому что мне никто в душу не западал. Я ни к кому не тянулся ни разу в жизни; были – хорошо, не были – тоже прекрасно. Но тут другое дело… – я сохранил документ, закрыл редактор и захлопнул компьютер. – Это что-то да значит.

– Что-то да значит, – повторил Глеб. – У меня нет мнения по этому вопросу. Я тебе точно в этом деле не помощник, если ты за этим разговор завёл.

Около ворот затарахтел Танк – из города вернулась Марта, – и я быстро проговорил:

– Да не за этим! Не за этим. Всё, к чёрту эту статью, ещё завтра время есть. Давай поедим что-нибудь и обсудим перспективы.

*****

Раннее утро тридцатого мая.

– Во-о-от, – объясняла свои действия Марта, – Сохраняем макет в формате PDF и копируем на флэшку. Готово! Кстати, я вам говорила, что нашла дистрибьютора?

– Нет, – ответил я.

– Я нашла дистрибьютора, – сказала Марта, вызвав у нас с Глебом улыбки. – Точнее, фирму, которая будет распространять нашу газету на территории города и республики.

– Цена? – спросил Глеб.

– Двадцать пять копеек за экземпляр. Заберут тираж прямо из типографии. В течение четырёх дней газета окажется в почтовых ящиках самых потаённых уголков республики. Это – эксклюзив, – почтовые ящики физических лиц плюс организации.

– Пятьсот тясяч, – проговорил Стальский.

– Да, полмиллиона, – подтвердила Стальская. – Сицилия Владимировна согласна. Я с ней уже говорила.

– А когда она деньги на расходы передаст? – спросил я.

Стальские замялись.

– Что? – спросил я.

Глеб взял на себя миссию разъяснения:

– У тебя же есть на телефоне калькулятор?

Я кивнул. Глеб продолжил:

– Вот. Один экземпляр полноцветной La Critic’и на бумаге среднего качества стоит столько же, сколько и в прошлом месяце, когда качество бумаги было самым низким, – практически её нельзя было использовать даже в сельском туалете…

– Понятно-понятно, – перебил я. – Это потому, что тираж огромен.

– Правильно, малыш, – похвалил мою сообразительность Стальский. – И всё-таки, умножив пять (рублей за экземпляр) на два миллиона, – получаем… сколько, Аронов?

Я на мгновение задумался и озвучил сумму:

– Десять плюх.

Тут вступила Марта:

– Ты же не собираешься в полиэтиленовом пакете из Пятёрочки принести в типографию десять ректорских зарплат?!..

– И плюс полляма дистрибьютору, – вставил Глеб.

– Нет? – спросил я.

– Нет, – ответила Стальская.

– Хорошо, тогда как? – спросил я.

– В этом месяце так: одна фирма, принадлежащая одному нашему… знакомому, проплачивает тираж и распространение, – уклончиво ответила Марта.

– Может, посвятите меня в подробности, – ироничным тоном сказал я. – Я обещаю, что никому не скажу.

Стальские мельком переглянулись. Я счёл нужным уточнить:

– Ведь всё равно все расходы отплачивает Сицилия?

– Да-да, – хором заверили меня Стальские.

Меня перестала забавлять эта недоговорённость, и я тяжело вздохнул.

– Короче!.. – начал говорить Глеб. – Марта, расскажи.

Марта начала вроде не с самого важного:

– Помнишь, что в нашем договоре с Сицилией был пункт о медицинской страховке? И об адвокате. Так вот, одна из фирм Марка как бы оплачивает наши расходы, а сам он официально становится адвокатом каждого из нас троих, – последнее предложение Стальская проговорила скороговоркой и с виноватой улыбкой на лице.

Мой желудок перестал работать, о чём сообщил зелёный оттенок моего лица.

– Я просил, чтобы они придумали что-то другое, – громко заговорил Глеб, а они – эти проходимки – сказали, что времени слишком мало. Я говорил им: «Давайте соберём деньги на краундфайдинге, ну, там на «Платене точка ру», где Куваев собирает на Масяню, или ещё где», а они мне: «Времени мало»… Прикинь!

Марта уверенным голосом заговорила, для пущей убедительности жестикулируя:

– Мы можем в дальнейшем пересмотреть финансовую стратегию, но в этом месяце, Вадим, выбора нет. И к тому же…

– Что я, по-вашему, маленький дурачок что-ли? – обрёл дар речи я. – Делайте, как удобнее.

Глеб состряпал гримасу, и мне стало понятно, что я должен знать ещё что-то.

– Что? – спросил я.

– Наше наличное Лаве лучше тоже доверить заботе Бимерзкого, – сказал Глеб скороговоркой, а потом продолжил в нормальном темпе: – Он спец по разного рода финансовым манипуляциям. Купит валюту по выгодному курсу, посоветует варианты инвестиций, откроет счета за границами… налогообложения. Всё такое.

Марта, всё это время внимательно следившая за речью брата и кивавшая, перевела взгляд на меня и сказала:

– Да, это так.

– Я как все, – сказал я.

*****

В два часа дня мы выехали из дома, чтобы поехать в типографию, а заодно и к нотариусу, чтобы оформить на Марту доверенность на правоотношения с типографией в отсутствие меня – главного редактора; а заодно и к Марку Бимерзкому, – чтобы… чёрт его знает, зачем!

Когда Марта выруливала из Чудино, мой взгляд мельком зацепил рекламный щит, – его изображение показалось мне каким-то странным, притягательным, но мы так быстро проехали мимо, что мозг не успел проанализировать картинку, и я так и не понял о чём идёт речь на рекламе.

Проехав отрезок дороги пролегающий через сосновый лес – мимо нескольких санаториев и детских туберкулёзных лечебниц – мы повернули направо – в сторону города. Я увидел другой рекламный щит с тем де содержанием, потом следующий щит, с другой версией картинки, но с тем же содержанием. Потом несколько щитов с другой рекламой, а потом снова щит с рекламой «Нового развлекательно-аналитического шоу на телеканале «Кефир». «Каждое воскресенье, в 22:00 смотрите «Пьяный Диван». На всех четырёх разновидностях плакатов были изображены мы – Марта, Глеб, я. На одном – на переднем плане, на засаленном диване сидим мы с Глебом, а Стальская изображена сбоку. На другом варианте: Марта вынесена на передний план, а диван, с сидящими нами, не в фокусе на заднем плане. Ещё один вариант изображал всех троих стоящих в ряд нас – Стальские изображались от ключиц до макушек, а я между ними – от середины переносицы до макушки. И четвёртый вариант, который я насчитал, выглядел так: мы с Глебом вытанцовываем на диване, а героиня Марта находится за соседней стеной и сидит на табуретке, закрыв ладонями уши. Мы, молча, лицезрели самих себя на огромных билбордах вплоть до самого въезда в город, где их не стало меньше, скорее наоборот.

На проходной крупнейшего в нашем городе издательства и типографии под названием «Волга-Волга-Пресс», Марта назвала фамилию нашего менеджера, который уже бежал сломя голову вниз, чтобы самолично препроводить в свой закуток в общем кабинете.

– Это Вадим, – представила Стальская меня ему.

– Я Ильгиз. Несказанно рад познакомиться! – с чувством проговорил он.

Было видно, что он действительно рад познакомиться. Чтобы показать насколько он был рад, скажу, что самый крупный тираж, которым печаталась газета в нашем городе до сего дня – двести девяносто тысяч экземпляров. La Critica – два миллиона. Правда у La Critic’и всего один разворот, а у других газет несколько, но всё равно мы оказались очень крупными игроками.

В конце встречи наш менеджер Ильгиз призвал нас не беспокоиться относительно нотариальной заверки доверенности на Стальскую, сказав, что устной договорённости с ним вполне достаточно. Марта отдала ему флэшкарту с макетом, а Ильгиз в присутствии нас и человека, отвечающего за печать, проверил макет на соответствие требованиям, воткнув флэшку в стационарный Макинтош 5K разрешения. Всё было в порядке; Марта постаралась, и мы с Глебом одновременно погладили её по предплечьям, – я по правому, он по левому.

– Когда ждать аванс? – вкрадчиво спросил менеджер, поворачивая голову от монитора к Стальской.

– В течение ближайших трёх часов, – с улыбкой ответила Марта.

Дела типографские были улажены.

– А это не вы случайно на рекламных щитах? – спросил Ильгиз, провожая нас до парковки.

Оставалось ещё одно дело, а именно визит в адвокатский кабинет Бимерзкого.

«Этот человек – мой враг. Он желает мне зла. Он бы меня уничтожил, будь его воля. Он меня уничтожит при первой возможности», – такие мысли крутились у меня в голове, когда Марта несколько раз нажимала на звонок особым образом. Моя квартира была в двух минутах ходьбы от офиса Бимерзкого. У меня возник порыв убежать, но, естественно я никуда не делся.

– Привет, Марта, – раздался женский голос из динамика.

Дверь запищала, возвещая о том, что можно входить. Я шёл вслед за Стальскими и не знал, как себя вести.

Через полминуты Марк Бимерзкий протянет мне руку и скажет: «Привет, Вадим». Я пожму его руку и тихо скажу: «Привет…ствую». Мы рассядемся по креслам в его кабинете. Марк скажет: «Настоятельно советую: отныне и впредь вкладывать деньги в бивалютную корзину. Месяца через три нужно будет завести заграничные счета». Мы единогласно согласимся. Он спросит у нас паспорта, а я кину взгляд на Стальскую, которая вытащит из своей бледно-розовой Chloẻ три книжицы в цветастых обложках и, очаровательно улыбнувшись, скажет: «Я – администратор труппы».

Первое лето

Когда испытываешь ненависть, нужно брать как можно выше

La Grande Bellezza

Глава о том, что отныне кетчуп «Хайнс» только в стекле!

Время к вечеру; погода прелестная; воздух чище с каждым десятиминутием, – и всё это понедельник, второе июня. Я выхожу из стеклянных дверей торгового мола и направляюсь к Танку, в моих руках пакеты. Марта уже вернулась со своего шопинга и сидит за рулём. Я забираюсь на переднее сиденье и не знаю что сказать Стальской. Однако говорю следующее:

– А ты быстро, да… А Глеб ещё не подошёл? Мы с ним разделились.

Марта кивает и молчит. Потом спрашивает:

– Купил то, что хотел?

– Да, – отвечаю. – Мне нужно было нижнее бельё, и я купил нижнее бельё.

– Понятно, – ответила Стальская.

Она как будто не была настроена на пустую болтовню; в руках вертела телефон, – не иначе некоторое время назад имела неприятный разговор.

– И вот ещё: ремень. Кожаный, – я приподнял футболку и продемонстрировал пряжку ремня, – простую, незамысловатую.

– Мда… – произнесла Марта, кинув взгляд на аксессуар. – Что-то не выглядит как кожаный.

– Ну конечно он кожаный. За две с половиной штуки-то. Он даже пахнет кожей. Понюхай.

Марта деланно зло прищурилась.

– Ладно, – отставил шутки я. – Как насчёт ужина? Где там твой братец? Я думал, что он выйдет раньше меня.

– До дома доедем, – сказала Стальская, видимо имея в виду приём пищи.

– Помнишь, я тебе давал памятку, которую нам вручили в Роспотребнадзоре?

Марта, прищурившись, посмотрела на меня.

– Там, где информация об обязательном экземпляре и…

– А! Да. Всё готово, – ответила Стальская.

– То есть?

– Всё сделано. Я отправила все необходимые посылки, – рассеянным тоном проговорила она.

– А помнишь, Сицилия велела перерегистрировать адрес редакции с городской квартиры на дом? На дом…

– Я послала заявление об изменении данных в Роспотребнад… Я же тебе давала бумажку подписать.

– А! Да. Так это – то самое было?

– То самое.

Больше спросить было не о чем, и я задумался над тем, что бы такое приготовить, когда приедем домой. На горизонте появился Стальский с несколькими пакетами в руках. С некоторого расстояния он сделал жест сестре, чтобы она открыла багажник. Марта нажала кнопочку, – багажник открылся. Стальский кинул пакеты в багажник и сел на заднее сиденье.

– Аронов накупил трусов на одиннадцать тысяч! – поставил в известность Марту Глеб.

– У!.. – смешным голосом ответила Стальская.

– Как говорится: «Магия магией, но я могу носить только тонкие трусы», – смеясь, сказал я.

– Я тоже, признаться, на предмет underwear прогулялась, – сказала Марта, запуская двигатель. – Правда корзина покупок того же самого для девочек немного дороже выходит.

– Правда? – с нескрываемым любопытством спросил Глеб. – И сколько же?

– Сорок семь. Но там ведь комплектами.

По пути мы ещё заглянули в магазин «Fix Price», потому что забыли купить вешалки для одежды.

– Зацените что я приобрёл, – Глеб с хрустом вскрыл пластиковую упаковку с каким-то брелком.

– Что за хрень? – поинтересовался я.

Марта кинула взгляд на брата через зеркало заднего вида.

– Это – лазерный фонарик! – значительно и торжественно возвестил Глеб.

– Круто! Дай позырить! – с абсолютно искренним восторгом воскликнул я.

– Чёрт возьми, братец, не впадай в детство. Ты намерен задолбать всех этой игрушкой? – Марта кинула снисходительный взгляд через зеркало, включила правый поворотник и тронулась со светофора.

– Ну дай-дай! – настаивал я.

– Ага, вот ещё! Я сам не наигрался, – тоном десятилетнего мальчишки сказал Стальский, вставляя в фонарик круглые батарейки-таблетки.

– А что, он тоже тридцать девять рублей стоит? – удивился я.

– Да. Там всё по тридцать девять. Даже такая ценность…

– Здорово! Когда я учился классе в третьем, у нас мода на лазерные фонарики была. Разорение на батарейках…

Наконец Глеб засунул батарейки и немедленно засветил Марте в лоб через отражение в зеркале заднего вида. Я сдерживал смех. Марта не замечала красной точки на лбу, она сосредоточено и серьёзно рулила. Глеб спросил сестру:

– Как считаешь, сестрёнка, ты достаточно важная персона, чтобы быть шлёпнутой?

Марта просекла хохму и взглянула в зеркало; ничего не ответила, однако попыталась взмахом руки согнать красную точку со лба как муху; если бы это было возможно, то множество влиятельных людей до сих пор были живы. Я, смеясь, сказал:

– Она достаточно большая девочка, чтобы быть отшлёпанной.

Стальская удостоила меня заинтересованным взглядом; по крайней мере, мне так показалось, насколько я мог судить через её солнечные очки.

*****

Когда вчера вечером Сицилия, убедившись, что La Critica расползается по городу и субъекту федерации, выдала нам наш июньский гонорар, каждый из нас троих ощутил потребность в некоторых вещах, которые можно купить за деньги. Поэтому, спустя сутки мы и оказались в торговом центре. А сейчас мы едем домой, и собираемся посмотреть местные новости по телевизору, а также почитать новости онлайн на предмет выхода второго номера нашей газеты. И поесть, конечно.

Если произойдёт что-то действительно важное,

я узнаю об этом, выглянув из окна

Г. Стальский

Глава о первом выпуске «Пьяного Дивана»

На третье число была назначена съёмка первого выпуска нашей передачи. Из так называемого пилотного выпуска кое-как была нарезана реклама для прокрутки по телевизору, а сегодня – третьего июня, во вторник – мы втроём явились к одиннадцати тридцати пополудни в кабинет нашего продюсера Даши (со следующей недели «Диван» будет записываться в понедельник»). Там нас уже поджидал представитель алкогольного производства, который пожал руки мне и Стальскому, отвесил полупоклон Стальской и объявил, что мы в частности, и наша замечательная передача в общем, становимся официальными лицами их нового продукта – водки «Метель».