Читать книгу: «La Critica (первая книга казанской трилогии)», страница 8
Я тронул плечом ухо, и он рассыпался в воздухе.
– Считаешь себя неотразимым. Ну-ну. И можешь подумать на досуге вот над чем: стоит ли презирать людей, когда так страстно рассчитываешь на обогащение за счёт них? Мм?..
Меня овеял лёгкий ветер осознания, но я не подал вида. Марта смерила меня неодобрительным взглядом и сказала:
– Продолжай в том же духе, – она собралась встать из-за стола.
Я рывком положил свою руку на её руку и тут же убрал. Порыв уйти сменился немым вопросом в глазах. И я спросил:
– Почему тебя это злит? Я действительно не пойму.
– Вы подняли какую-то странную волну. Не замечаете? – Марта приблизила своё лицо к моему и перешла на шёпот: – Над нами нависла угроза. Я её буквально ощущаю.
– Чем? – со смехом спросил я, тем самым окончательно выведя Стальскую из терпения.
– Всё! – Марта поднялась с кресла, – мне надо выйти, я в дамскую комнату. Оплати пока счёт; мы уходим.
Марта направилась через зал, привлекая все до единого взгляды.
Через пятнадцать минут. Мы всё ещё в заведении общепита.
– Не знаю, разумеешь ты это или нет, но ты – лайт-версия Глеба, – язык Марты слегка заплетался, что было весьма волнующе.
Я развёл руками в карикатурной нерешительности.
– Или, если тебе приятнее так думать, Глеб – тяжёлая версия тебя. Вы не дополняете друг друга, вы… вы… сидите оба на одной стороне качелей… весов. Пропасть!.. Пропасть, там… – последние слова Марта сопровождала жестами, как будто что-то пытаясь объяснить иностранцу, – особенно мило у неё получились «качели-весы»; шампанское рвало её нейронные связи. – Вы не имеете образования!
– Мне больше нравится: мы не ограничены никакой профессией.
Она прикрыла на секунду глаза, и, как бы вдохнув побольше терпения, сказала:
– Вот приходит такой красавчик Аронов Вадим устраиваться на работу, а дяденька, сидящий напротив него в дорогом кожаном кресле, спрашивает: «Ну-с, молодой (пока ещё) человек, и какое у вас образование?» А Аронов Вадим этак закидывает ноги на стол и отвечает: «Что вы, дяденька! Я не ограничен никаким образованием», – Марта закончила свою миниатюру, откинулась на диване, скрестила на груди руки и вопросительно смотрела на меня.
– Слушай, Стальская, если мне придётся устраиваться когда-то на работу – это будет моя личная трагедия. Чтобы какой-то хреновый морж за двенадцать тысяч рублей в месяц говорил мне, что делать?! Это без меня. Как говориться: я не для этого из универа был исключён. Зачем ты вообще мне говоришь всякие гадости? – проговорил я серьёзным тоном, а потом шутливо добавил. – Правда считаешь меня красавчиком?
– Ох-хо-хо…
– И ещё в работе по графику и в определённом месте меня крайне удручает отсутствие возможности пукать на рабочем месте, когда заблагорассудится. Представь: сидишь в офисе и вот…
В голову пришла фраза каталонского философа Пухольса, который сказал (на каталонском, конечно, но я скажу на русском): «Величайшая мечта человека в плане социальном есть священная свобода жить, не имея необходимости работать». Испанца Марте я цитировать не стал.
– Ладно, смейся, – Марта сделала вид, что потеряла интерес к разговору и стала рассматривать интерьер, но уже через несколько секунд посмотрела мне в глаза и серьёзно сказала: – Знаешь, что бы тебе на это ответил наш папа?
Я моргнул в знак того, что внимательно слушаю; Марта слегка кашлянула и сказала:
– Наш папа процитировал бы одну американскую писательницу, которая сказала: «Работу себе вы выбираете сами, и выбор столь же широк, сколь неограничен ваш ум».
*****
– Ты собираешься в таком состоянии сесть за руль? – спросила Марта, когда мы вышли из кофейни.
– Какое состояние ты имеешь в виду? Влюблённости в тебя или лёгкое опьянение? – ласковым голосом проговорил я, открывая дверь для Стальской. – «Силь ву пле, мадам, мой экипаж, там я…»
– Я имею в виду состояние опьянения, – усаживаясь, пояснила Марта.
– Я могу водить в любом состоянии. Береги голову, Крошка; и вообще вся берегись, – я захлопнул за Стальской дверь и в два прыжка оказался на водительском сиденье. – Вождение у меня в крови.
– В той же крови, где сейчас алкоголь? – Марта отодвинула до упора кресло и пристегнулась.
– Стальская, ты остроумная, как пожилой армянин. Как можно сочетать прелестную наружность и великий разум современности? – я не мог оторвать взгляд от её ног. – Я думал, что это удалось только мне…
– Поехали, Мистер Чистые Руки-Грязные Намерения.
– Ох, Марточка, можно я напишу это на своей визитке?
– Просто поехали.
*****
Когда мы подъехали к нашей штаб-квартире в Вертолётостроительном районе, в наши с Мартой головы одновременно пришла мысль о том, что не стоит парковать новую (для меня) машину под окнами. Хоть она благополучно простояла пару ночей, злоупотреблять удачей не стоит. Решено было воспользоваться ближайшей платной ночной парковкой, на которой уже чувствовал себя как дома мартовский H2.
Через десять минут мы неспешно поднимались на наш третий этаж.
Первый вариант развития событий. На Марту выпитый алкоголь действовал куда сильнее, чем на меня, поэтому она время от времени вполголоса задавала риторические вопросы. На один из этих вопросов, заданный между первым и вторым этажом, я решил ответить.
– Что-что ты сказала? – я встал на две ступеньки выше Марты и почти сровнялся с ней в росте.
– Да так. Я спросила «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идём?»
– Мы – три фигуры в красном, – я попал в точку; надеюсь «g».
Я аккуратно повернул ключ в замке, боясь разбудить, вероятно, спящего Глеба.
Второй вариант развития событий. На Марту выпитый алкоголь действовал куда сильнее, чем на меня, поэтому она время от времени вполголоса задавала риторические вопросы. На один из этих вопросов, заданный между вторым и третьим этажом, я решил ответить.
– Что-что ты сказала? – я встал на две ступеньки выше Марты и почти сровнялся с ней в росте; наши носы почти касались друг друга.
– Да так. Я спросила «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идём?»
– Мы – три фигуры в красном, – я попал в точку; надеюсь «g».
Марта премило икнула и сказала: «Ой!..», закрыла рот ладонью.
Грязный вонючий подъезд внезапно осветился в нужных местах подсветкой фирмы Philips. Огромный диско шар завращался над нашими идеальными с точки зрения физиогномики головами, создав иллюзию падающего снега. На появившейся в глубине подъезда сцене, в образе Бобби Дарена, Глеб Стальский в компании какой-то полной негритянки, стучит по микрофону и говорит:
– Уан, ту, фри, фо, – даёт отмашку оркестру; все софиты переведены на музыкантов.
«Kiss me hard before you go
Summertime sa-a-a-adness
I just wanted you to know
That baby you're the best…»
Марта в красном платье и с высокой причёской. Я в той же одежде, только мой любимый цилиндр в руке. Я запускаю его, как фрисби, в темноту зала.
«I got my red dress on tonight,
Dancing in the dark in the pale moonlight
Got my hair up real big beauty queen style
High heels off, I'm feeling alive…»
Я протягиваю Марте Стальской руку, приглашая её на танец. Она уверенным движением кладёт свою руку на мою.
«I've got that summertime, summertime sadness
S-s-summertime, summertime sadness
Got that summertime, summertime sadness
Oh, oh oh…»
Маленькая круглая сцена, на которой мы с Мартой кружимся, начинает подниматься над залом. Очень скоро мы становимся похожими на ожившие фигурки со свадебного торта. Конечно, не заставит себя ждать поцелуй, от которого во Вселенной родится новая планета, или хотя бы вышибет пробки в микрорайоне.
«I'm feelin' electric tonight
Cruising down the coast goin' 'bout 99
Got my bad baby by my heavenly side
I know if I go, I'll die happy tonight…»
Поэт здесь я, ты – самозванец!
Молчать, свинья!..
Заткнись, засранец!
Вася В.
Глава о том, что всё куплено
Суббота для нас, как зима для коммунальных служб, подкралась незаметно. Рано утром я вышел на кухню, чтобы попить воды, а потом собирался снова лечь в кровать. Стальский что-то готовил и курил. Я подумал, что он не ложился со вчерашнего дня.
– Нам надо ускориться, – проворчал Глеб.
– Я не поклонник спидов, ты же знаешь, – зевая, пробубнил я и направился в сторону выхода из кухни.
– У нас сегодня мероприятие. Ты что, забыл? – Глеб повернулся от плиты и кивнул в сторону буфетной полки, на которой лежал цветной конверт.
– Что это? – спросил я, нависая взглядом над конвертом.
– Что это, – повторил Глеб ироничным тоном. – Абонемент тебе на весь следующий сезон в наркологию. Владимировна передала приглашения на презентацию Смарт.
– А?!.. – вспомнил я. – Марта поедет?
– Не знаю. Иди, спроси.
Я постучался в комнату Стальской.
– Да-да, – бодрым голосом ответила Марта. – Я скоро выйду.
Я решил поскорее воспользоваться ванной комнатой, пока Стальская её не заняла.
Через десять минут, я, обёрнутый в полотенце, стоял на кухне с отвёрткой в руке и размышлял над тем, что из приготовленного Глебом, мой организм хочет на завтрак. Стальский уже одетый для выхода сидел тут же, а рядом с ним на столе стояла его отвёртка. Марта появилась в дверном проёме.
– Что-то вкусненькое…
– Привет, красавица, – ласково сказал я. – Что ты хочешь на завтрак? Оладьи с алычовым джемом? Мм?..
– Ты чего такой добренький? – улыбаясь, спросила Марта.
– Счастье облагораживает, Крошка, – я щёлкнул языком (кажется, впервые в жизни).
– Ты что-ли пьяный уже?! – ошеломлённо проговорила Марта принюхиваясь. – Вадим, ещё утро!..
– Конечно, нет! За кого ты меня принимаешь?! – негодующе ответил я. – И вообще: ты чересчур велика для алкотестера.
– Уга-га! – залился дьявольским смехом Стальский, сделав вид, что оценил шутку на «отлично»; он тоже был подпит.
– Зачем вы пьёте эти отвёртки? – риторическим тоном спросила Стальская, принюхиваясь к стакану с апельсиновым соком в руках Глеба.
– Так ведь соки полезные, – ответил я. – Знаешь, сколько там витаминов?
Стальский блюзовой интонацией пропел:
– «Учись у меня воздержанию, не суй что попало в рот. Не смотри, что я пью сутра. Это йога наших широт…»
Не видя смысла более тянуть время, я обратился к Марте шутливо-официальным тоном:
– Стальская, надевай свой лучший спортивный костюм, мы идём на… Куда мы там идём, Глеб Егорыч? – я посмотрел на Стальского, убедившись, что моя шутка про спортивный костюм пришлась ему по душе.
Стальский достал из внутреннего кармана пиджака пригласительные билеты на мероприятие. Держа перед глазами глянцевые картонки, произнёс:
– На вручение премии «новому независимому проекту в области СМИ». Нам дадут на полгода в пользование авто с логотипом нашей газеты. Если я всё правильно понял, – как можно внушительнее произнёс Глеб.
– А ты, конечно, наденешь свой лучший – он же единственный – пиджак, – не осталась в долгу Марта.
– И чистую футболку, – счёл нужным уточнить я; Марта ушла собираться.
Я отчётливо видел, что Марта Стальская – элегантная женщина; выглядит на пару лет моложе своих двадцати восьми; имеет вкус в широком смысле слова; может подать себя с любой из хороших сторон; короче, я очарован её личностью и физическими формами, которые эта личность имеет в трёхмерном пространстве нашей действительности.
– Что замер? – вывел меня из задумчивости, в которой я пребывал, формулируя в уме последний абзац, Глеб.
Я пошёл одеваться.
Вернувшись, я сел за кухонный стол напротив Глеба. Мы ожидали Марту и потягивали коктейли.
– За два часа успеем добраться до проспекта Победы? – спросил я.
– Конечно. Суббота всё-таки. Чистоганом? – спросил Глеб.
– С утра пораньше что ль? – покачал головой я.
– Уже больше девяти утра… будет, когда я закончу споласкивать рюмки, – парировал Стальский.
– Марта нас повезёт? – как бы и спрашивая и отвечая, сказал я.
Едва мы допили по второму шоту, как Марта предстала пред нашими слегка окосевшими очами. Мои глаза, и так блестящие после спиртного, ещё больше заблестели. Марта – статная, великолепная – была одета в облегающие чёрные брюки с заниженной талией и заканчивающиеся сантиметров на шесть выше щиколоток, белая рубашка со сложным воротником и тёмно-синем бантом на нём была заправлена в брюки; верх с низом разделял тёмно-синий кожаный ремень средней ширины с прямоугольной медной пряжкой, ноги Марты были обуты в тёмно-синие открытые туфли на невысокой танкетке. Завершала образ чёрная жилетка из тонкой ткани. Глаза Марты были опять же тёмно-синими. Я ощутил прилив вдохновения.
– Ты выглядишь как экономический обозреватель солидного издания, идущий получать премию «Искра», – сказал Глеб.
– Слишком много синего, – сказала Марта и снова удалилась к себе в комнату.
Вернулась через две минуты, сменив тёмно-синий бант на чёрный неплотно прилегающий бантик.
– Готовы? Целый час вас жду! – пошутила Марта, давая отмашку на выход.
– Всё! Выходим! – обрадовались мы.
Мы проверили бытовые приборы и газ, попрыгали в ботинки и, наперегонки, бросились к входной двери. Времени до полудня, когда должна начаться церемония, было предостаточно.
– Накушались уже с утра пораньше… – с досадой констатировала Стальская.
*****
– Спасибо! – проговорил я в микрофон, который сразу же начал фонить; я немного отодвинулся от динамика. – Большое волосатое спасибо, господа! Коллектив газеты La Critica надеется долгое время радовать жителей нашего замечательного города своими текстами! – я почувствовал воодушевление и присовокупил к маханию застеклённой грамотой двоекратное: – Ура! (Ура!)
Крепкие руки конферансье задали мне направление движения – вон со сцены. Через несколько секунд я очутился рядом с партнёрами.
– Позорище!.. – прошипела мне на ухо Стальская и оглянулась по сторонам.
– Отличная речь, – подбодрил Стальский.
– Вы слышали, как ведущий похвалил мою поэму?!.. – якобы умирая от гордости, спросил я.
В конце церемонии начались фотосессии и коротенькие интервью для разных СМИ на фоне двухместного автомобиля Smart белого цвета, на обоих бортах которого было наклеено название нашей газеты. Шрифт надписи был такой же, как и выбранный нами, а выбранный нами шрифт был такой же, как в титрах у Аллена. Смотрелось неплохо. Глеб, как самый далеко зашедший в расщеплении алкоголя среди нас двоих, вызвался перегнать машину, но организаторы сказали, что мы сможем забрать машину через несколько дней.
– Ну и чёрт с ней! – обижаясь, сказал Глеб нам с Мартой. – В эту тачку даже мои яйца по весне не поместятся! Нах она нам вообще нужна. Если только для Аронова.
– А у меня есть машина, а в эту тачку даже моё одно яйцо не поместится! Не говоря уже о моём «удаве, длиной в тридцать три попугая». Да-да, – заверил я партнёров, вызвав на лице у Марты ироничную улыбку.
Мы расстроились и, помахав на прощание в теле и фотокамеры, удалились с праздника.
Когда мы уже почти подъезжали к Вертолётострою, на мобильный Марты позвонила Даша и велела по возможности скорее приехать к ней в офис, чтобы преодолеть последнее препятствие, которое мешало второго июня снять первый выпуск «Пьяного Дивана». Нам не хватало музыкального сопровождения, и Даша рискнула положиться в этом вопросе на наш вкус.
В семнадцать часов пополудни, я задумчиво смотрел из окна кабинета Дарьи-продюсера на дорогу, по которой проезжали многочисленные машины. За моей спиной (в прямом смысле) шло обсуждения вариантов музыки, которую теоретически можно положить на заставки программы «Пьяный Диван». В обсуждении принимали участие Стальский и Даша, а Марта, подбросив нас до дома, где мы пересели в «Единичку» (которую Глеб окрестил «Копейкой», напомнив мне старую песню кое-кого), уехала по работе. Вариации простирались от классики до модерна, от халявы до дороговизны, объясняемой копирайтом. Мой взгляд блуждал по мелким объектам инфраструктуры, которых из окна Дашиного кабинета видно было не так уж много.
– Аронов, идеи!.. – орала Даша время от времени.
В какой-то момент мой взгляд упал на рекламный щит, который то и дело заслоняли от моих ясных очей снующие туда-сюда автомобили. На щите красовался знакомый всем горожанам логотип популярного ресторана «Минимус», где каждую неделю выступали российские и зарубежные музыканты, или комики, или фокусники или ещё кто-нибудь.
– Аронов, идеи!.. – передразнивая голос Даши, выкрикнул Глеб.
– Слышь, подь сюды, – махнул я Стальскому.
– Чаго?! – ответил Глеб.
– Подь, подь.
Стальский подошёл ко мне и посмотрел в окно в направлении моего взгляда. Даша, почти не дыша, следила за нами. Прошла минута. Прошла ещё одна минута, в течение которой в глазах Стальского взвешивались все за и против моей идеи, о которой он догадался сразу, как только понял, куда я смотрю.
– Что там? – тонким голоском пропищала Даша.
– Ладно. Давай попробуем, – повернувшись ко мне, кивая, сказал Глеб. – Может что-то выйдет.
Даша вскочила со своего стула, подбежала к окну и уставилась на улицу.
– Кого?! Кого?! – приговаривала она.
– Вон его, – пальцем указал Стальский на плакат с рекламой сегодняшнего концерта в «Минимусе».
– Кого? – Даша прищурилась, вглядываясь в изображение. – Шнур что-ли?
– Да, – ответил я. – Сможете связаться с его менеджером?
– Он и сам сегодня в нашем городе, – счёл нужным заметить Глеб.
– Минуту, – сказала Дарья, стремительно направляясь к двери. – Никуда не уходите.
Мы остались в кабинете одни. Сели на диванчик.
– А?! – спросил я, имея в виду свою находчивость.
– Да, молодец, – подтвердил Глеб, кладя ноги на придиванный столик.
– Если доведётся встретиться лично со Шнуром, спрошу его: как может быть в одной песне и «Мыслей нет и денег нет», и «Я богат и знаменит».
– Ага, спроси. Пропишет тебе с «вертушки» за умничанье, – сказал Глеб, прикрывая глаза.
– Тогда не буду, – сказал я и тоже откинулся на диване и закрыл глаза.
Только наши дыхания стали ровными и плавными, как в кабинет буквально ворвалась продюсер-Дарья и радостным голосом сообщила:
– Уматывайте домой и думайте над тем, какую композицию хотите использовать. Завтра в девять утра ко мне, без опозданий. У Сергея будет немного свободного времени до вылета в Питер.
Мы прикрыли рты, открывшиеся от удивления, и Глеб спросил:
– Что? Дозвонилась так быстро?
– Имею связи, – гордо объявила Даша.
– А если будет дорого? – на всякий случай поинтересовался я.
– За спрос денег не берут, – парировала Даша. – Всё, мне пора. Людям нужен прогноз погоды.
Мы попрощались с продюсером Дашей и, на крыльях вдохновения, полетели в сторону дома. На завтра ещё был назначен переезд в загородный дом.
«…самое прекрасное впечатление, остающееся у нас от музыкального произведения, часто рождается фальшивыми звуками, извлекаемыми неискусными пальцами из расстроенного рояля»
М. Пруст
«…и не попадаем мы друг в друга бывает…»
С. Шнур(ст)
Глава о встрече со Шнуром и о переезде в загородный дом
Всю ночь напролёт мы со Стальским слушали группу «Ленинград» (особенно тщательно изучали ранний период творчества), чтобы к девяти утра сегодняшнего дня представить вниманию Даши выбранный саундтрэк. Примерно к двум часам ночи мы начали разговаривать между собой строчками из творчества Шнура, а к шести утра начали думать целыми куплетами. Естественно мы страшно нажрались. Мы сильно шумели всю ночь, мы старались не шуметь, но не могли не шуметь.
Бедняжка Марта совсем не выспалась но, ни разу не пожаловалась. Мы же с Глебом не ложились вовсе.
Результатом нашего бдения стал список из пяти композиций (могла быть любая), которые подходили к выбранной тематике, а с первых же строк становилась очевидна параллель между сюжетом музкомпозиции и месседжем нашей телепередачи. Повторю, что абсолютно любая композиция группировки «Ленинград» могла стать саундом к «Пьяному Дивану», тем сложнее было выбрать. Ещё обязательным условием мы решили сделать стопроцентную узнаваемость мелодии среди широкой публики, но, в то же время, чтобы песня не была сильно «затёртой». Да-да, даже насквозь пропитанные матом песни «Ленинграда» иногда были «затёрты». Ещё саундтрэк не должен быть слишком уж заводным, но и не совсем меланхоличным, как например «Мне бы в небо». Короче, сломали всю голову. Вот эти пять композиций: «1. Дай мне любви; 2. Дикий мужчина; 3. Когда нет денег; 4. Бляди (это фаворит) и 5. Money». И ещё мне нравилась песня «Танцы», но она не подходила по параметру «заводности». «Я пришёл к тебе на ДР; не из любви, а чтоб салатов пожрать. Водки хлобыстнул, и стало настроенье, – музыку включай, я буду танцевать». Здорово!
*****
Марта заехала на парковку телекомпании «Кефир» и велела выметаться. У меня в голове шумела какой-то коктейль из ритмов «Ленинграда», я был всё ещё пьяный. На Глеба мне смотреть не хотелось.
– Чтобы вас возить, дворники нужно поставить внутрь, – вместо напутствия промолвила Марта.
– Ты с нами? – сквозь стиснутые зубы спросил Глеб сестру.
– Поднимусь через пять минут, – ответила она.
Мы вскарабкались на четвёртый этаж и дали знать о своём появлении секретарше Дарьи. С тяжёлыми выдохами уселись в кресла и прикрыли глаза.
– Сергей Шнуров уже в кабинете с Дарьей Николаевной, – сообщила секретарша.
Мы снова открыли глаза.
– Тогда мы войдём! – взволновано сказал я и начал приподниматься.
– Нет, сидите, – ответила секретарша. – Дарья Николаевна сама вас позовёт.
– А она знает, что мы здесь? – спросил Стальский.
– Ага, – сказала девушка и со звонким смехом добавила. – Когда ваша машина въезжает на парковку, окна дрожат!.. Ха-ха! Хи-хи!..
Мы снова утвердились в креслах и попытались расслабиться. Выглядели мы неспавшими, помятыми и пьяными, – в общем как надо.
– Я так волнуюсь, – признался я через минуту молчания.
– А что?.. – задал какой-то непонятный вопрос Глеб.
– Всё-таки это не кто-нибудь. Ну, не какой-то там политик или бизнесмен, а Шнур, – я нервно постукивал пяткой по полу, чем сильно нервировал Стальского.
Глеб вперился в пол и молчал. Я сказал:
– Сейчас зайдём, и я скажу: «Здравствуйте, уважаемый Шнур, я вырос на ваших песнях!..»
– Нет, лучше я скажу, что я вырос на его песнях; ведь ты не сильно вырос, – предложил Глеб.
– Да, ты прав, – согласился я. – Тогда я скажу, что рано остался без родителей, а воспитало меня его творчество. Тем более это почти правда.
Глеб закивал. Даша открыла дверь и махнула, чтобы мы заходили.
*****
Спустя час Глеб, Марта и я подъехали к одной сетевой кафешке, чтобы полноценно позавтракать.
– Расскажете, как прошла встреча, – с искренним интересом спросила Марта.
– Позже, – ответил Глеб.
– Да, когда домой приедем, – расскажу. Умираю с голоду. И с похмелья, – сказал я.
Через десять минут нам уже начали приносить наш заказ. Семьдесят три грамма в пустой желудок пришлись кстати; меня одолело желание нести пургу: глядя на мартовский салат, я продекламировал:
– О, Цезарь с Курицей – салатов император, кумир гурманов, инстаграммов завсегдатай, тебе грозят бедою зубы Марты, падёшь несчастной жертвой соляной кислоты желудка девы красной… енот-кисель-каминные щипцы-блэкаут-фаэрплэй-сашими-егерь…
Я закашлялся и отхлебнул томатного сока.
– Извините, не обращайте внимания, – беззаботно махнул рукой я перед озадаченными взглядами коллег.
Марта с преувеличенным удивлением посмотрела на брата, видимо, желая услышать комментарии к моему экспромту. Глеб не подвёл, сказав «Аминь». «Приятного аппетита», – в свою очередь сказала Стальская. Мы приступили к еде.
Естественно, что в этот день ни о каком переезде речи быть не могло.
*****
Вечером этого же дня.
– Отличный ужин, – благодушно сказал Глеб, отодвинув тарелку.
– Мм… Да, – подтвердил я, пережёвывая пищу.
– Да, спасибо братец, – отреагировала Стальская, отпивая из своего стакана.
Глеб всегда старался хвалить свои блюда первым, чтобы на всякий случай иметь моральное право обвинить всех в неблагодарности.
– Так какую композицию выбрали? – задала Марта давно ожидаемый нами вопрос.
– «Без тебя…» – ответил я.
– «…Пиздец», – закончил Глеб.
– А?.. – непонимающе акнула Марта.
– «Без тебя пиздец», – пояснил Глеб.
– Мм… – задумчиво протянула Стальская, а потом спросила: – Хорошая песня?
– Хорошая, – подтвердил Глеб.
– Да ладно, сейчас я тебе поставлю, – послушаешь, – сказал я, вставая; секунду поколебавшись, добавил: – Прямо про нас с тобой, Крошка.
Когда избранная композиция отыграла, Марта на наших улыбающихся лицах прочитала недоговорённость.
– Что-то ещё?.. – неуверенно спросила она, переводя взгляд с одного на другого.
Глеб щёлкнул языком. Я сказал:
– Да. Кое-что ещё…
– И что же это? – тоже начав улыбаться, спросила Стальская.
– А то, что Шнур напишет для нашей передачи специальную… – начал я.
– …Отдельную! – вставил Глеб.
– Специальную, отдельную песню! – с нескрываемым восторгом почти прокричал я. – И называться она будет «Пьяный…»
– «…Диван»! – закончил Глеб.
Марта улыбалась и молчала. Глеб и я улыбались и молчали. Потом Марта спросила:
– А сколько это стоило?
Глеб назвал сумму.
– За это платит «Кефир», конечно, – счёл нужным уточнить я.
– Да, – счёл нужным подтвердить Глеб.
– Вначале передачи будет звучать тема из «Без тебя пиздец», а во время финальных титров… вот, как раз специальная и отдельная «Пьяный Диван».
– А как же так получилось?.. – недоуменно спросила Марта. – Я имею в виду, как так быстро написалась «специальная и отдельная»…
– А!.. – не дал закончить мысль я. – У Шнура была наработка на очень похожую тематику (как ни странно), и словосочетание «Пьяный Диван» очень хорошо легло в текст припева. Так что мы теперь имеем саундтрэк от маэстро.
– Повезло нам, – резюмировала Марта.
*****
Вчерашняя ночь была последней в съёмной конуре Вертолётостроительного района. Будучи воспитанными людьми, мы сделали генеральную уборку покидаемого жилища, – начали сутра пораньше, закончили в обед. Багажник Танка и Единички были заполнены нашими вещами. Цилиндр в специальной картонной коробочке лежал на заднем сиденье купе. Стальский попросился за руль BMW, а я в свою очередь изъявил желание рулить Танком, потому как Марта всё равно не знает куда ехать. Ни я, ни Стальская не возражали против такой рокировки. В час дня пришла хозяйка квартиры, мы отдали ей ключи и поблагодарили за гостеприимство. В час ноль пять мы выехали в западном (оно же московское) направлении.
*****
Мне показалось, что мы слишком долго стоим в заторе, и, кинув взгляд в левое зеркало, я вскарабкался на бордюр, а потом и на трамвайные рельсы, после чего с ветерком домчал до светофора и с рельсов, обогнув все ряды ждущих «зелёного прямо» машин, повернул на правую стрелку.
– Ещё раз такое проделаешь, – больше не сядешь за Танк, – строго сказала Марта.
– Почему? – удивился я. – Разве не для подобных маневров покупают такие машины?
– Нет. Это просто некультурно, – пояснила Марта все тем же строгим голосом, который мне очень понравился.
– А я подумал, что от этого ты становишься мокрой, – состряпав ироничную физиономию, грубо пошутил я.
– Нет, мне не страшно, просто неудобно перед другими участниками движения, – ответила Стальская.
– «Страшно»?!.. – недоуменно переспросил я.
– Ну да. Ты же имел в виду, что я потею от страха, когда сказал «становишься мокрой»?
– Да, наверное, – не веря, что она не въезжает, ответил я.
– Или что? – задумалась Стальская.
– Проехали, – ответил я.
Мы выехали за пределы города. В сторону же города был поток машин, потому что горожане возвращались с дач обратно.
Уже через двадцать пять минут умеренно быстрой езды мы съехали на грунтовку.
– Эта дорога оставляет желать … асфальта, – грустно молвила Марта.
– Хе, – усмехнулся я, кинув на неё ласковый взгляд.
Где-то на полпути сюда мы потеряли «Единичку» из вида, а теперь подъезжая к дому, обнаружили ворота распахнутыми, а во дворе стояла моя машина. Когда Танк протарахтел во двор, Глеб вышел из дома и, зевая, сказал:
– Ну, сколько вас можно ждать?..
– Как ты смог так быстро приехать, братец, – удивилась Стальская. – Аронов скакал по рельсам, объезжая пробку, и то мы позже приехали!.. А у тебя есть ключи?
– Да, у Глеба свои ключи, – ответил я. – Ведь я одинокий человек, случись что…
Лицо Глеба растянулось в утрированной улыбке, он ответил:
– Это самое, Аронов… Я на трассе притопил немного, ну, чтобы узнать возможности машины, так что, когда придут штрафы, – отдашь их мне, я оплачу.
– Сколько здесь этажей? – спросила Стальская, глядя наверх и щурясь от солнца.
– Четыре. И подвал, – ответил я. – Глеб называет этот дом одноподъездной хрущёвкой. Ха!
– Правда?.. – задумчиво спросила Марта, оглядываясь по сторонам.
– Да. Это за его незатейливую архитектуру. Крыша плоская и на неё можно выходить, – объяснил я.
Мы зашли в дом. Так как Марта здесь была впервые, то с любопытством принялась осматривать дом, не забыв предварительно надеть домашнюю обувь, которую предусмотрительно положила на самый верх дорожной сумки.
– А здесь чисто, – откуда-то из глубины прокричала Марта. – И как-то обжито.
– Так мы с Глебом здесь иногда бывали, – прокричал я в ответ.
Но, как бы «здесь чисто» и «как-то обжито» ни было, всё равно была острая необходимость в генеральной уборке и покупке кое-каких необходимых в быту вещей. Посуду мы привезли ту, которую когда-то взяли из своих квартир, чтобы использовать в съёмной квартире в Вертолётострое. Хотя посуда и приборы, и всё, что придумало человечество для кухни на середину девяностых двадцатого века, здесь имелось. Папа со дня на день намеревался переехать в этот дом, поэтому купил ВСЁ! Так это «всё» и пролежало, упакованное в обёрточную бумагу, в течение двадцати лет.
Мы с Глебом раскладывали кухонную утварь и говорили о том, что надо бы ехать прямо сейчас в Икею и покупать матрасы, когда Стальская вошла в гостиную-столовую-кухню.
– А что, на третьем и четвёртом отделки нет?
Это был риторический вопрос, поэтому я сразу объяснил причину того, почему ремонт есть только на первых двух этажах:
– Папа не успел сделать там ремонт.
– А…
– Сестрёнка, составь список покупок, – сказал Глеб.
– Хорошо, только сначала мне нужно в туалет, – ответила Марта. – Где здесь туалет?
Я вызвался показать, заодно сказал:
– Можешь выбрать для себя отдельный санузел, – будет только твой – девчачий.
– Здорово, – обрадовалась Марта такой возможности.
– Вот здесь (на первом этаже, как входите – прямо) уборная с ванной, раковиной и, конечно, унитазом, – комментировал я, включая свет и открывая дверь ванного помещения. Здесь можно возлежать в пене, читая Вашингтон Пост. – А на втором – нечто похожее на душевую кабину, в которой моются стоя.
– Я выбираю эту, – сказала Марта, и в этот момент лампочка в выбранной ей ванной перегорела.
– Хорошо. Ступай в верхнюю пока, – трогая Марту за плечо, сказал я.
Вернувшись в гостиную к Глебу, я сказал:
– В список надо внести энергосберегающие лампочки и шторки для душа.
