Читать книгу: «La Critica (первая книга казанской трилогии)», страница 7
– «Нет-нет-нет», – всё что я слышал от твоего сердца
«Нет, нет, нет»… «Тебя нет дома»,
– а это я слышал от твоего брата.
«Нет-нет-нет». Не хочу верить, ведь ты сама виновата,
– открыла мне двери, когда-то, обогрела солдата и накормила,
но-о-о отказала.
На заднем плане, едва подсвеченные, в такт этому меланхоличному ритму качались фигуры завсегдатаев.
После нескольких глотков из стеклянной кружки я продолжил:
Побыть мне подольше и совсем рядом.
«Нет. Нет. Нет. Нет».
Обнимал бы глазами, если б они не вылезали
на лоб мне с орбиты,
все тайной покрыты.
Свет над головами посетителей усилился, и они в той же тональности начали бэк-подпевать: «Не мучай себя, Аронов!.. Она тебя не полюбит».
– Нет-нет-нет-нет!.. – отвечал я им.
– «Она тебя не полююююбит! Забудь её, Аронов!» – не унимался хор. – «Не мечтай понапра-а-а-асну…»
– Нет-нет-нет!.. – спорил я с голосами здравого смысла.
Фигуры поднялись на высокие столики, и начался танец в жанре примитивизма, чтобы не упасть.
Я одним прыжком очутился на своём столе, в то время как огромный диско-шар начал вращение, запустив по залу рюмочной вьюгу световых снежинок. Мой стол начал медленное вращение, а я, как бы обращаясь к уважаемой публике, продолжил:
– Все, что я слышал:
«Нет! Нет! Нет!»
Все что я слышал:
«Нет. Нет. Нет…»
Все, что я слышал от твоего сердца:
«Нет, нет, нет…»
Затем я прыгнул со стола, и меня, конечно, поймали.
С последними аккордами оркестра в зале снова загорелся электрический свет, а из окон забил дневной. Все были за своими столиками, пили и вели беседы. Я со слесарем и сантехником снова стоял за своим столом. На дне пластикового стаканчика оставалась одна восьмая глотка, и я его сделал. Допил пенное из стеклянной кружки и принял самое глупое решение в такой ситуации: решил вернуться домой.
*****
Когда я вошёл в прихожую, то понял, что они переместились из комнаты Марты на кухню, и теперь оттуда доносились звуки приготовления еды: текла вода, шипело масло, что-то нарезалось и так далее. Ещё были слышны звуки непринуждённого разговора с изрядной долей женского лёгкого воздушного смеха. Я хотел убивать, поэтому пошёл на звуки. Чёткого плана у меня не было.
– Привет, – весело сказал я, когда оказался в кухонном проёме.
– Это Вадим, а это Марк, – сказала Стальская, указывая ладонью на каждого из нас в соответствии с наименованием. – Вы, кажется, уже познакомились.
Этот мужчина в кухонном фартуке поверх рубашки, вытер руки о кухонное полотенце и протянул правую для пожатия. Я и не думал пожимать ему руку, потому что по жизни – особенно в пьяном состоянии – придерживался древнеримского принципа «я без оружия». Возможно, я начал придерживаться его только полминуты назад. Во всяком случае, я не подал ему руки, чтобы у него не оставалось сомнений на мой счёт, а у меня не было путей отступления.
– Что ж, вот и познакомились, – непринуждённо сказал мартовский адвокат, возвращаясь к своим кухонным делам.
Марта вопросительно смотрела на меня. Её явно интересовал вопрос: почему я ещё здесь. Я заговорил, обращаясь как бы ни к кому:
– Так значит ты папик глебовской сестры? Бимерзкий адвокат.
Адвокат посмотрел на меня тяжёлым взглядом, затем усмехнулся, скользнув глазами по, безмолвствующей и не сходящей с места, Стальской.
– А ты значит Аронов Вадим, уже сутра пьяный? – улыбнулся адвокат, показывая, что как минимум треть его зубного состава изготовлена из золота.
– Это не принципиальный вопрос, – уклончиво и со скрытой угрозой (как мне виделось) ответил я. – А вот что действительно важно: почему ты решил, что можешь приператься к нам домой и греметь нашими кастрюлями? А?
Адвокат взял несколько секунд на обдумывание, затем ответил:
– Здесь не только ты живёшь, Вадим Аронов, но и другие люди. Поэтому нет ничего страшного в том, что я пришёл в гости к своей… своей… – он подыскивал слово для наименования Марты, чтобы не выглядеть в её глазах слишком ушлым ублюдком, но так и не нашёл. – Поэтому здесь нет ничего страшного. Мы сейчас приготовим пирог с курицей, и ты даже сможешь его поесть.
Я подумал: «Может сейчас самый подходящий момент, чтобы напасть на него? Всё таки был упомянут пирог с курицей. Где-то это наверняка является страшным оскорблением». Но я не напал на него в следующую минуту, потому что был не уверен в искреннем ответном порыве, а если он не готов отвечать, то это расхолодит и мой пыл. Я начинал ощущать себя смешным; нужно было форсировать ситуацию. Я прибег к лёгким предварительным оскорблениям:
– Если ты намерен устроиться у нас кухаркой, мне надо тебя как то называть.
Это было прямым вызовом, поэтому все сосредоточились. Я продолжил, якобы ухмыляясь собственному остроумию, которого здесь и в помине не было:
– Буду называть тебя Марк Апрелий. Это производное от Март Апрелий. Не против?
Моя интонация звучала нагло, но не идеально.
– Мне всё равно, – спокойно ответил мартовкий адвокат. – А я буду называть тебя Вадим; не обидишься?
– Я!.. Я… Так это и есть моё имя! – меня обжигала неловкость ситуации, в которую я сам себя загнал.
– Тогда договорились, – завершающей интонацией проговорил Марк.
– Тогда… Да… Дого… ворились, – с нелепым апломбом заявил я; мой порыв куда-то подевался.
Марта на меня смотрела как на маленького дурачка. Я, потерявшись в пространстве, кое-как отлип плечом от дверного проёма, и, на негнущихся ногах пополз в свою комнату. «Вот я осёл! Как меня умыл этот клоун!» – накручивал я себя по пути к дивану. Видимо, зайдя в свою спальню, я задержался только для того, чтобы оставить очки на подоконнике, потому что через мгновение я себя обнаружил идущим назад на кухню, а ещё спустя секунду я уже говорил мартовскому бойфренду следующее:
– Пиздёшь в сторону! Снимай фартук, и идём в прихожую; разберёмся как мужчины.
Краем глаза я увидел, как Марта закрывает от стыда лицо руками. Я гордо шествовал в прихожую; судя по шелесту шагов, Марк следовал за мной. Когда я развернулся, Мартин приятель стоял передо мной без кухонного фартука. Я сорвал с себя пиджак, скомкал его и кинул на оленьи рога, промахнулся. О, да! В это мгновение я был абсолютно счастлив; я был уверен, что был рождён, чтобы навалять этому самодовольному типу. Приняв боевую стойку, я проорал:
– Давай, дедуля, покажи на что ты…
*****
«Свежий политический скандал. Кто бы мог предположить, что…» – с выражением говорила ведущая новостей из телевизора. Я обнаружил себя лежащим на атаманке в гостиной. В комнате был полумрак. В качестве одеяла меня покрывало большое махровое полотенце. Стальский сидел на своём кресле и смотрел новости по телевизору.
– Что я тут делаю? – прохрипел я. – Где Марта? Сколько времени?
– Лежишь. Уехала. Почти полночь, – ответил Глеб.
– А как я здесь оказался? – в картине последний часов моей биографии недоставало значительного количества пазлов.
Я откинулся головой на подушку и ощутил боль в макушке. Потрогал рукой, – там была шишка.
– Я тебя нашёл в прихожей, когда зашёл в квартиру. Переложил сюда, чтобы не спотыкаться, – объяснил Глеб.
– А-а… Спасибо, – вяло сказал я. – На голове шишка…
– Это, наверное, от входной двери. Твоя голова препятствовала её открытию, – Глеб не сводил глаз с экрана и ел руками какую-то еду с тарелки. – А со скулой я не знаю что. Это точно не я. Наверное, при падении ударился.
– А-а… А! – вскрикнул я, когда потрогал щёку.
– Пива? – спросил Глеб.
– Да, пожалуй, – страдальческим голосом ответил я.
– В холодильнике. И мне захвати.
– Сначала я почищу зубы; надо наслаждаться, пока они у меня есть.
– Не мелочись. Помойся весь.
– Ладно.
Я осторожно начал приподниматься, прислушиваясь к ощущениям в теле. Когда я уже был в дверном проёме, Глеб, указывая на свою опустевшую тарелку, спросил:
– Ты приготовил пирог с курицей? Очень вкусно.
Тут я вспомнил всё, схватился за голову и вскрикнул от боли в макушке.
*****
В эту ночь Марта не пришла ночевать. На следующую тоже. А на третий день приехала днём. Я, сгорая от стыда, начал мямлить что-то вроде: «Слушай, Стальская, не знаю, что на меня нашло… Древние затаённые инстинкты, понимаешь?..»
– Забудь об этом, Аронов, – незлым тоном прервала мои извинения Марта. – Он не должен был приходить, и он больше не придёт.
«Вот и хорошо», – облегчённо подумал я, однако постарался сохранить виноватое выражение лица.
*****
Пятница шестнадцатого.
Сегодня мы с Глебом записали интервью с человеком, которого наше талантливое перо сделало интересным в глазах читателей. Мы чувствовали удовлетворение от проделанной работы, а наши души жаждали наград, и Стальская со своим рационализаторским предложением попала в самую точку.
– Не хотели бы вы устроить вечеринку под стать той, что происходила на третий день моего к вам переезда?
Может не этими словами было сформулировано предложение, но смысл был таковым. Мы с Глебом переглянулись, а затем, снова повернув головы на Стальскую, согласно закивали.
– Но только никаких брэйк-дансов на столах раньше времени. Я буду направлять ваши порывы. Понятно? – спросила Марта, немало заинтриговав нас.
«Так даже интереснее, – подумали мы. – Ведь основная часть программы, а именно «нажраться», оставалась неизменной».
Марта любезно предложила свозить нас до супермаркета. Мы с Глебом пошли закупаться необходимым, а она ожидала в машине. Когда мы вернулись с пакетами, состоялся забавный диалог. Глеб со смехом сообщил сестре:
– Там одна кассирша в Аронова влюбилась. Всегда, когда он приходит за продуктами, флиртует с ним и называет на «ты». Сейчас, когда мы «алкашку» на кассе пробивали, она сказала (тут Глеб изобразил её голос): «Вам не много на двоих, мальчики? Компания не нужна? Ха-ха!.. Хо-хо!..»
– А ты, Аронов, что? Собираешься ответить взаимностью? – криво улыбаясь, спросила Стальская.
Я состряпал задумчивую гримасу, якобы раздумываю над этим вопросом. Через мгновение сказал:
– Эта моя поклонница – вторая после самой толстой сотрудницы этого супермаркета. Я не собираюсь довольствоваться вторым номером, – буду клеить наитолстейшую.
Глеб засмеялся, поглядывая на сестру, которая рулила в сторону нашей хижины и продолжала расспрашивать меня.
– Любишь больший баб, Аронов? – спросила она.
– Я люблю только тебя, Крошка, но ты не даёшь, поэтому довольствуюсь чем Бог послал, – нежно глядя на Стальскую, сказал я.
– Мм… Не растрачивай себя, Аронов, глядишь – добьёшься желаемого, – как бы в шутку проговорила Стальская, игриво приподняв бровь и показав кончик языка.
Я залюбовался Мартой и даже уже собирался погладить её ладонь, лежащую на руле, но в этот момент Глеб, сидящий сзади, нарочито громко рыгнул и сказал:
– Ой, прошу прощения, кажется, я испортил романтический момент. А, кстати, где твой видеорегистратор?
– Сломался, – смеясь, ответила Марта.
Остаток пути мы все посмеивались, каждый над чем-то своим.
Пятнадцать минут спустя стол с закусками был накрыт. Принесена первая бутылка – маленькая фляжка джина.
– Давайте, начинайте. Я как ведущий. Как тамада на свадьбе. Окэ? – Марта возвышалась над сидящими нами и жестикулировала, призывая начинать пьянку.
– Какой-то слишком формальный подход, не находишь, Глеб Егорыч? – подозрительной интонацией проговорил я, вертя головой то на брата, то на сестру.
– Наливайте! – скомандовала Стальская. – Ну же.
Мы вдумчиво приступили к делу. Выпили по пятьдесят чистого джина. Глеб любил джин чистым. И стаканы он любил чистыми, как и я. Через каких-то десять минут фляжечка London Dry Gin’а была опустошена. Марта принесла с кухни ноль семь светлого рома и самолично заболтала три ром-колы. Включила телевизор, – местные новости. Дело пошло. Мы разговорились. Очень скоро мы с Глебом сосредоточились на обсуждении новостей из телевизора. На несколько минут Мартой был включен канал, на котором крутили видеоклипы национальной эстрады. Мы запротестовали, но она напомнила, что «ведущая» она. Мы немного поёрничали по поводу увиденного на местном музыкальном канале. Потом Стальская переключила на МузТВ, и мы с Глебом прошлись по общеизвестным исполнителям, не забывая подзаправляться ромом; ромом в чистом виде. Откуда-то взялось множество тем для обсуждения и шуток. В какой-то момент на моей голове появился чёрный цилиндр с фиолетовой атласной лентой. Мы разговаривали и смеялись, не замечая течения времени и течения алкоголя. Когда ром иссяк, я сбегал на кухню и принёс пивчанского. Разговоры приобретали всё более абсурдистский оттенок. Стальская упомянула какую-то киноновинку, – зёрна упали на плодородную почву, ибо в чём в чём, а в кинематографе мы с Глебушкой разбирались. Разговор на время устремился по киноведческому руслу. С кино мы плавно перешли на литературу, в которой тоже рубили, как мало кто. Далее была затронута тематика поп-культуры в широком смысле, далее политика и экономика под философским углом зрения. Я конечно умничал не без желания произвести впечатление на Крошку-Марту. Глеб свободно парил в облаках неакадемической риторики. В общем: ситком культурологически-абсурдистской направленности с элементами абсценной лексики.
В какой-то момент Марта вышла из комнаты, и мы про неё забыли. В отсутствие леди, шутки-прибаутки стали жёстче. Вдруг Стальская вернулась и с порога, как бы исполняя роль, строгим голосом заявила: «Людям утром на работу, а вы тут орёте! Ну-ка быстро сворачивайте свой балаган и по койкам!» Мы с Глебом замерли на несколько секунд, глядя на Стальскую. Её лицо было карикатурно строгим, и мы рассмеялись. Тогда она сказала то, что заставило нас подыграть ей. Она сказала: «Сейчас милицию вызову! Чёртовы алкаши!» Мы утрировано испуганно засуетились, – загремели бутылками, собирая их по всему полу, залепетали извинения и так далее.
– Всё! Стоп! – скомандовала Стальская. – Готово. Можете заканчивать. Или можете продолжать.
Всё это действо несомненно имело начало, подобие кульминации и чёткий финал. Я был так пьян, что не мог об этом думать прямо сейчас, поэтому оставил разрешение этого вопроса на утро и по стеночке уплёлся в свою комнату, где повалился на диван и уснул без снов.
Высшая, редчайшая, утончённейшая разновидность ума, возвышавшаяся
до степени таланта в области устной речи, – остроумие
М.П.
Глава об умении Стальской отличать хорошее от обычного
На следующий день после обеда (по времени, а не после приёма пищи).
– Так я правильно понял: ты записывала на видеорегистратор всю нашу вчерашнюю вечеринку? – я подкреплял свой вопрос жестикуляцией пальцами.
– Правильно, – ответила Марта. – Ты очень быстро и правильно всё понял, и всего-то с четвёртого раза.
– Всё-всё записала? – зачем-то спросил, стоящий тут же, Стальский.
– Всё-всё, – подтвердила Марта, глядя в свой ноутбук. – И поэтому придётся долго и упорно редактировать. Мы же не покажем продюсеру немонтированную шестичасовую версию. Надо сделать выжимку. Максимум на час. Всё самое годное.
Мы с Глебом посмотрели друг на друга и одобрительно покивали. Глеб вслух поразмышлял:
– Эта такая передача будет… Про то как мы с Ароновым глумимся над актуальными событиями. Да? Как мы обсуждаем кино и литературу…
– Моду и музыку, – вставил реплику я.
– Политику и всякое искусство, – продолжил размышлять вслух Глеб. – Передача про то, как мы набухиваемся, сидя на продавленном засаленном диване, а столом для наших нехитрых закусок и стаканОв служит хромая табуретка. Упадничество, деградация, ковёр на стене…
– Круто!.. – прошептал я. – Марты – ты гениальная блондинка.
– Спасибо, – задумчиво проговорила Стальская, не отрываясь от своего лэптопа.
– А как назовём эту передачу? – спросил Глеб. – Ведь, как передачу назовёшь, так она и… будет записана в телепрограмме.
– Точно, – согласился я.
– «Пьяный Диван», – сказала Марта.
– Что? – переспросили мы.
– «Пьяный Диван», – повторила Марта. – Давайте-ка не мешайте мне.
«Пьяный Диван, Пьяный Диван…» – на разные лады начали повторять мы с Глебом, отойдя в сторонку.
– Здорово придумано! – уверенно проговорил я.
– Согласен, – согласился Стальский.
Наш восторг возрос во стократ, когда вечером Марта продемонстрировала нам монтированную часовую версию нашего вчерашнего экспромта на скрытую камеру. Она потрудилась наложить музыку на определённые моменты действа. «Профессионально!» – хотелось воскликнуть, и мы воскликнули-таки.
– Чёрт возьми, чёрт меня возьми, Стальская, это есть готовый пилотный выпуск нашего будущего шоу на ТВ! У этой продюсерши Даши отойдут воды (прошу прощения), когда она узрит сие великолепие, которое затмит унылокакашечные поделки нашего местного телевидения. Мы с Глебом просто кривлялись, а ты придала этому форму. Всё ты, ты, ты!.. – проговорив эту хвалу, я поцеловал Марту в макушку.
– Не перевозбуждайся перед сном, Аронов, – со смехом урезонивал меня Глеб; он сам был несказанно рад чудесной выдумке своей сестры.
Гора под названием «Что мы можем предложить телевиденью» упала с наших плеч. Оставалось заниматься содержанием следующего номера La Critic’и.
Деньги, деньги, наличные деньги; ищу честный способ
зарабатывать деньги…
царь Василич
Глава, в которой повествуется о событиях двадцатого ноль пятого и нескольких последующих дней
– Меня точно хотят выжать с канала! – как бы вслух рассуждала Дарья. – подсунуть мне каких-то… каких-то… Вы не обижайтесь ребята, но…
Мы одновременно с Глебом сделали жесты, означающие «ну, что вы, что вы, мы не обижаемся, мы всё понимаем…», а сами переглянулись с посылом типа: «она похоже не в курсе, что наше дело обречено на успех».
– Первый продюсерский проект – и такая подстава! – не унималась Бедвезагёрл. – Ну, точно хотят меня подвинуть!.. Точно, я вам говорю.
«Бедвезагёрл» – как мы между собой стали называть нашего продюсера Дашу, была, без всякого преувеличения, известна всем жителям нашей республики. Если вы когда-нибудь включали телеканал «Кефир», то, скорее всего, натыкались на очередной выпуск прогноза погоды, который вела Даша в русском традиционном костюме. Серьёзно. В кокошнике, с косой, как корабельный канат; кстати, эта коса настоящая; «Правда?!» «Нет». Ещё её можно увидеть, когда стелешь новую газету в лоток своему коту; на страницах этой бесплатной прессы есть рекламный баннер, на котором изображена Даша с оттопыренными большими пальцами, а сверху надпись: «Вот такие окна!». Даша была женщиной средний лет и могучего телосложения. До нормы Даше нужно было сбросить килограмм сорок, но она не спешила этого делать, так как лишний вес был частью её имиджа. Прогноз погоды, который почти всегда был, сука, неверный, должен давать некто, кого сложно ненавидеть. Например, трясущийся от старости академик метеорологических наук или анимационный пёс, или говорящий попугай, или кукла-рукавица, или Даша – милая толстушка в русском традиционном наряде.
– Так что?.. – прервал её причитания Глеб. – Посмотрите «пилот»?
– Ха! Пилот. Терминологией овладели, – не слишком дружелюбно заметила Дарья. – Давай… те. Давайте ваш пилот.
Стальский катнул по столу флешку с монтированной версией пилотного выпуска. Дарья вставила флешку в свой настольный Макинтош и махнула нам, – мол: «Погуляйте».
– Автор концепции – Марта Е. Стальская, – счёл нужным сказать я, за что был удостоен презрительного взгляда продюсера Дарьи.
Мы с Глебом вышли из кабинета и уселись на креслах в приёмной, где нас уже поджидала Марта. Десять минут назад она нас высадила около ворот здания телеканала, сказав: «Я вас догоню через десять минут».
– Ну что? – спросила она.
– Ознакомляется, – ответили мы.
– Смогла заехать на парковку, – спросил я.
– С трудом, – ответила Марта.
Двадцать девять минут спустя.
– Пу-пу-пи-та-пу-та-пу-пу… – развлекал сам себя Глеб, издавая всякие звуки, чем нас с Мартой несказанно раздражал, а также притягивал неодобрительный взгляд секретарши.
– Засохни, – сказал я Стальскому.
– Пу-пи-па-та-пу-пам!.. – с удвоенной силой продолжил Глеб.
За дверью кабинета послышались звуки музыки, в которой мы узнали ту, которую Стальская наложила в самом конце нашего видео.
«…Is it wro-wrong that I think it's kinda fun,
When I hit you in the back of the head with a gun?
My daddy's in the trunk of his brand new truck,
I really want him back,
But I'm flat outta luck…»
– Всё-таки здесь другая музыка нужна, – пробубнил я себе под нос.
– Это просто для примера, – прошептала в ответ Стальская. -
– Пу-пи-пу-па-а…
Звуки за дверью оборвались, и послышались приближающиеся тяжёлые шаги. Дверь кабинета распахнулась, и Бедвезагёрл стремительным шагом приблизилась к сидящим нам.
– Это вы та самая девочка в конце?.. – улыбаясь, протянула руку Дарья поднимающейся с кресла Марте.
– Я. Марта, – дружелюбно улыбаясь, ответила Стальская.
– Это моя сестра, – пояснил Глеб.
– Это его сестра, – счёл нужным подтвердить слова Глеба я. – Она наш партнёр… Деловой.
– А!.. Это ты придумала концепцию, – обрадовано проговорила Дарья.
– Да. Это она, – с выражением сказал я. – И смонтировала видео тоже она.
– Партнёр значит, – Дарья с блеском в глазах рассматривала вставшую во весь рост Марту. – Так вы, ребята, команда из трёх человек. Занятно! Значит ты, – Дарья показала пальцем на меня: Вадим Аронов. Ты – Глеб Стальский. А ты – высокая красавица-блондинка – Стальская…
– Марта, – подтвердила Марта.
– Замечательно! Великолепно! С этим уже можно работать. Ну-ка, встаньте рядышком все трое.
Мы выстроились в ряд: Глеб – двести четыре, Марта – сто девяносто три, я – сто семьдесят сантиметров в холке. Я предчувствовал дальнейшую команду Дарьи. И точно: она велела мне встать между Стальскими. «То, что нужно!..» – с придыханием сказала Дарья.
– Сейчас же назначим фотосессию, запустим рекламу и прочее и прочее.
Мы переглянулись с противоречивыми чувствами.
– А что насчёт концепции? – ко мне прицепилось это слово.
Даша дьявольски засмеялась и покрутила пальцем у меня перед лицом.
– Концепция утверждена! – торжественно провозгласила она, а потом менее пафосным тоном добавила: – Некоторые нюансы конечно имеются. Тут явно «восемнадцать плюс». Нужно одобрение вышестоящего начальства. Нооо…
*****
Через полчаса мы втроём (после того, как Марта-юрист внимательно прочитала их) подписали контракты. Не считая будущих рекламных гонораров, каждый из нас троих получал по миллиону рублей за цикл из двадцати четырёх выпусков передачи «Пьяный диван». Это почти по сто двадцать тысяч в неделю на троих. Полмиллиона в месяц на команду. А так же медицинская страховка со стоматологией и скорой помощью, которая была частью нашей сделки с Сицилией.
– Согласно контракту вы обязаны сняться в двадцати четырёх выпусках в течение полугода, то есть до середины декабря текущего года. Всё понятно? – спросила Дарья.
– Да, – ответил Глеб за нас троих, а мы с Мартой закивали.
– Может, вопросы? – спросила Дарья.
Мы с Глебом замялись. Я приподнял указательный палец правой руки, как ученик, желающий задать вопрос учителю. Глеб с приподнятыми бровями устремил на меня свой взор, – верно надеясь, что я хочу задать тот же вопрос, который не даёт покоя и ему. Дарья предвосхитила:
– Да, детки, с этих денег вам придётся заплатить налоги.
Глеб и я потупили взоры.
– Ещё что-то интересует? – спросила Даша.
Все трое отрицательно покачали головами.
На несколько секунд установилась тишина. Потом продюсер Даша многозначительно сказала:
– Вы должны всё успевать. Слышала, что у вас имеется газета…
– Да, мы пишем… – хотел пояснить я, но Даша меня прервала.
– Это меня не касается. Моё дело: вот! – она хлопнула по столу тремя папками с подписанными нами бумагами, ставя в разговоре точку.
После того, как состоялось наше официальное трудоустройство, Даша пожелала проводить нас до машины, заодно выписать в пункте охраны пропуск для Танка на служебную парковку телекомпании.
На парковке, около самой стены здания, припорошенная весенней пылью, стояла BMW первой модели с откидным верхом. На заднем стекле была надпись «Продаётся. Г.в. 2008. Пробег: такой-то. Т.: такой-то». Я остановился около машины.
– Идёшь, – проходя мимо, спросил Глеб.
– Да-да… – ответил я.
Слева от меня возникла Даша. Она тоже смотрела на машину, а когда я заметил её рядом с собой, спросила:
– Интересуешься?
– Ваша? – спросил я.
– Моя, – ответила Дарья.
– Что там есть? – спросил я.
– Пойдём, покажу, – она сходила в свою новую машину и принесла ключ от BMW.
Отчаявшись меня ждать, Стальские подошли к нам с Дашей и тоже начали осматривать машину. Даша, открыв обе двери единички, рассказывала о комплектации:
– Рыжая, слегка потёртая кожа. Автомат. ЕСП, АБС, ФРГ, ГДР, БДСМ, – короче, всё есть. Климата нет, просто кондей. Всего тридцать тысяч пробега. Фары обыкновенные, – не ксеноновые. Лошадей не помню сколько, надо в свидетельстве о регистрации посмотреть.
– Сколько? – спросил я.
– Не помню сколько, надо в свидетельстве…
– Нет-нет. За сколько отдаёте? – уточнил я.
– А! Ну… Я вообще-то за семьсот собиралась… – задумчиво начала Дарья.
– По рукам, – согласился я.
*****
Половину следующего дня мы с Глебом и Дашей провозились с переоформлением автомобиля, после чего Даша попросила её подбросить обратно до здания «Кефира».
– И всё таки какое совпадение, – удивлялся Глеб, когда мы, оставив Дашу около работы, выезжали на дорогу. – «к, ноль-ноль два, р, т»! Это же прям первые буквы названия нашей газеты!
– Да-да, приколько, – соглашался я.
– И главное: номер «002» – он же блатным считается, а с нас ничего не взяли.
– Ага, – и тут согласился я. – Повезло так повезло.
Мы направили передний бампер моей новой повозки в сторону «Фанерного Пейзажа», потому что Сицилия Владимировна два с половиной часа назад позвонила Стальскому и велела приехать хотя бы одному из нас троих.
*****
– Вы переезжаете в загородный дом Аронова, – безапелляционно заявила Владимировна, как только наши пятые точки приземлились на кресла перед её столом.
– Э… Ладно, – сказал я.
– Переезжаем, значит… – сказал Стальский.
– А?.. – собрался спросить я.
– Да. Так необходимо, – отрезала Сицилия и добавила: – Аронов, держи свой мобильный при себе.
Мы почувствовали, что аудиенция закончились и заёрзали в креслах, намереваясь подняться. Владимировна щурилась и что-то припоминала. Когда мы были уже в дверях, она воскликнула:
– Ах, да! Пригласительные на вручение премии Смарт, – она поставила свой портфель на стол и стала перебирать бумаги.
Мы с Глебом переглянулись и вернулись к столу.
– Что, простите? – вкрадчиво спросил я.
– Сейчас-сейчас… – приговаривала она, ища нужные бумаги. – А вот, кстати тут завалялись ваши подъёмные на переезд, – она кинула на стол жёлтый конверт и продолжила искать дальше.
Глеб аккуратно убрал конверт во внутренний карман пиджака. В конверте, как мы позже выяснили, покоилось двести тысяч рублей банкнотами по тысячи и пять. Наконец Сицилия извлекла из своей сумки конверт из цветного картона с логотипом «Smart». Передавая в руки Стальского конверт, она произнесла пояснительную речь:
– Значит, двадцать четвёртого в субботу, в полдень в автосалоне BMW-Mercedes на Проспекте Победы состоится вручение премии имени Smart молодому проекту в области журналистики. Вроде так. В качестве приза – автомашина Smart с логотипом издания в пользование на полгода. Форма одежды – парадная. Быть всем троим. Не опаздывать. Стальскому и Аронову быть в адекватном состоянии.
Мы понимающе кивали, внимая инструкциям. Потом я, стесняясь своей непонятливости, спросил:
– Так что, Сицилия Владимировна, La Critic’а номинирована?
Сицилия посмотрела на нас и несколько раз быстро поморгала. Сказала:
– La Critic’а победила.
И не успел я даже глазом ей мигнуть, как мы пошли
культурно отдохнуть
Шнур
Глава о разговоре, что «чем выше разум, тем выше его горизонт»
Вечером двадцать второго числа месяца мая томление достигло пика, и я решил развеяться.
– Поехали, обмоем машину, – предложил я Марте.
– Поехали! – мгновенно отреагировал Стальский, поднимая глаза от компьютера.
Я посмеялся и сказал:
– Тебя не берём. Играйся дальше.
Марта виновато улыбнулась, глядя на брата. Я, как бы размышляя вслух, проговорил:
– Я собираюсь очаровывать Марту, а Глеб будет только мешать. Мешать, опошляя всё происходящее. Да, Глеб?
– Да, – бодрым голосом подтвердил Стальский.
– Неужели? – спросила Стальская.
– Не сомневайся, – заверил я. – Вот смотри, Крошка. Глеб, задачка на сообразительность: у молодой горничной было четыре свечи, а подсвечник рассчитан только на три…
– Засунуть в задницу! – не дожидаясь вопроса, выкрикнул Стальский.
– Я же говорил, – шёпотом сказал я Марте.
– Вы отличная команда, – похвалила нашу слаженность Марта. – Куда пойдём? Что надеть?
*****
– Я закажу на свой вкус, ты не возражаешь?
– Изволь, – ответила Марта.
– Два вишнёвых штруделя и шампанское в ведёрке со льдом. Спасибо.
– Бутылку? – спросила официантка.
– Да. Спасибо. И не какой-нибудь отстой с пластмассовой пробкой, а хорошее шампанское. Спасибо.
– Мы будем пить? Среди белого дня?.. – в голосе Марты было не слишком много претензии, может, потому что был уже вечер.
– Совсем немного. Только одну на двоих, – я потёр ладони друг об друга, извинился и пошёл в туалет.
В тот момент, когда я, намыливая руки, смотрел на своё отражение в зеркале, возник картавый двойник с коптящими крыльями и, тоже приводя причёску в порядок, проговорил: «Она, вишь, хоть пригожая и на добр-р-рой славе, а всё ж слишком р-р-рослая; зашибёт ненар-р-роком…»
– Не страшно, – ответил я.
– А? – отозвался какой-то мужчина около писсуара.
– Это я не вам.
«Это он не вам!» – подтвердил Картавый.
Через пятнадцать минут.
– Пойми ты, Марта: если мы морочим голову большинству людей, это не значит, что мы не можем отличить плохое от хорошего. О чём это я?
– Я совершенно не об этом, – выдохнула Марта.
– Тогда о чём?
– Пьяные ли, сраные ли, вы считаете себя лучше всех во Вселенной. Плюёте на всех… Смеётесь над всеми. Почему ты улыбаешься? Я не хотела бы быть вами. Нет. Высматриваете друг в друге признаки гениальности и находите! Что вы за люди? Кто вас полюбит?! Ненавидите то, что способны постигнуть и боитесь того, чего понять не можете. Вы не гении. Вы – жалкие, капризные мальчишки.
– Кхе… Иногда мне кажется, что я ничего не боюсь; но потом наступает утро и похмелье, – я слегка хлопнул по столу, якобы очень смешная шутка; затем серьёзным тоном сказал: – Марта-Крошка, гениальность – это пребывание в состоянии постоянного везения. Подумай над этим на досуге.
Я почувствовал кратковременную эйфорию от только что выданной на гора мудрости; развалился на диване и уставился на Стальскую сильно расширенными зрачками.
– «Гениальность – это способность бесконечно прилагать усилия». Холмс в исполнении Джонни Ли Миллера, – внёс свою лепту двойник с коптящими, как автомобильные покрышки, крыльями, и добавил: – «То, что сегодня кажется невероятным, завтра может стать реальностью».
