Читать книгу: «Предтечи будущих побед», страница 19

– Да-да, – с готовностью поддакнул русский диктатор белорусскому, признавая, тем самым, его первенство и неоспоримые заслуги.

– Да, ты не обижайся на меня, Валерий Василич, что назвал тебя новоуком, ведь так, по сути, оно и есть. И тебе не худо было бы кое-что перенять из моего богатого опыта управления государством, направленного на мирное сосуществование со всеми своими соседями.

Этой фразой белорус недвусмысленно дал понять о своем недовольстве той экономической политикой, которую претворял в жизнь Юрьев, существенно ограничив маневр «братьев» из Синеокой по реэкспорту подсанкционной продукции, а заодно и намекая на продолжение политики многовекторности.

И эту подслащенную, но, несомненно, ядовитую пилюлю пришлось проглотить Афанасьеву, в душе пообещавшему себе когда-нибудь припомнить эти слова своему визави. Горестно повздыхав, в качестве солидарности со сказанным в его адрес нравоучением, Валерий Васильевич, все-таки нашел в себе силы, чтобы удержаться от ответных высказываний. Вместо готовых сорваться с губ критических замечаний по поводу методов, примененных в ходе предвыборной борьбы, он опять продолжил умасливать собеседника велеречивыми словами:

– Все правильно говоришь Александр Григорич, все правильно, – решил он тоже в свою очередь перейти на непринужденный тон, – новобранец я в большой политике, выражаясь по-военному, и тем сильнее мое восхищение твоим умением в наше непростое время удерживать ситуацию в стране, которая на фоне остальных выглядит тихой гаванью, способной защитить свой народ от злых ветров дующих со всех сторон. И я очень рад тому, что смог первым поздравить в твоем лице весь белорусский народ с правильным выбором, означающим стабильность и поступательность в развитии своего государства, повышению его авторитета на международной арене, в качестве примера уравновешенности своих отношений, как с близкими, так и с дальними соседями. К тому же, позволь мне на правах ученика выразить надежду на развитие и углубление отношений с братским к вам русским народом, который всегда готов прийти на помощь по первому зову.

– Насчет помощи по первому зову, это я запомню, – в голосе белорусского лидера проскользнули, еле уловимые нотки угрозы, – а вот, что касается первенства в поздравлении, так, извини, припоздала Россия-матушка чуток. Ким Чен Ын опередил ее на пол часика, не обессудьте.

Даже в телефонной трубке ощущалось, с каким ядом и злорадством были произнесены эти слова. Но Афанасьев решил, во что бы то ни стало не демонстрировать излишнюю гордость и амбициозность, поэтому опять не поддался на словесную провокацию.

– Что я могу сказать по этому поводу? Ничего. Молодец, Ким Чен Ын, не ожидал, признаться, от него такой расторопности. Однако же и второе место считается призовым. Главное – я опередил товарища Си, который сейчас доглядывает последние сладкие сны, находясь у себя в Пекине, – слегка позволил себе съязвить Валерий Васильевич, прозрачно намекая на углубление сотрудничества Минска с Пекином в обход интересов Москвы.

– Еще не вечер, позвонит и он, – выразил надежду Грыгорыч. – Ты, Валерий Василич, вместо того, чтобы заниматься суесловием, лучше бы рассказал мне, как идут дела в комиссии экспертов, которых я к тебе направил еще десять дней назад для выработки предложений по смягчению последствий для нас налогового маневра, что вы там у себя напридумывали еще при той власти⁵⁷?

– Эксперты плодотворно работают над этим вопросом, и думаю, что их усилия близки к завершению, к обоюдному удовлетворению для обеих сторон, – витиевато выразился Афанасьев, только сейчас вспомнивший о приезде в Москву белорусской делегации.

– Вы там поторопитесь с этим делом, а то у меня Помпео все пороги уже оббил, предлагая техасскую нефть чуть ли не задаром, – решил припугнуть Лукашевич своего московского собеседника.

«Щаз, как же!? Так я тебе и поверил, что техасскую нефть он тебе пришлет. Просто перенаправит один из многочисленных саудовских танкеров, что уже заполонили все европейские и американские порты. Да и не факт, что она подойдет к НПЗ в Мозыре или Новогрудке» – подумал про себя Афанасьев, но вслух озвучивать свою мысль не стал, чтобы лишний раз не злить коллегу.

– Конечно-конечно, поторопим экспертов. Думаю, что на этой неделе они закончат согласование позиций и придут к единому знаменателю, – поспешно стал уверять русский диктатор «последнего европейского».

– Смотри, я ведь не забуду о твоем обещании, – уже более благосклонным тоном ответил Грыгорыч Афанасьеву, чувствуя, как тот легко поддается на прессинг. «Новоук, он и есть новоук» – невольно посмеиваясь про себя, подумал минский хитрован с усами. А затем, как бы спохватившись проницательно заметил. – А ведь ты, Валерий Василич, не за ради поздравлений мне сейчас тут названиваешь! Нутром чую, что не из-за них!

– Ну, у тебя и чутье, Александр Григорич! – решил потрафить ему Афанасьев. – Есть, есть у меня до тебя корысть, – начал он осторожно прощупывать ситуацию.

– Говори, что надо?! Я сегодня – сама доброта, – царственно снизошел Лукашевич до просителя.

– В прошлый раз, когда мы с тобой разговаривали, ты, Александр Григорич, помнится, обещал мне отпустить ребятишек, которых твои парни заластали в профилактории.

– Помню. Обещал, – не стал отпираться белорус. – Однако, ты меня невнимательно слушал в тот раз. Я тебе что сказал?

– Что? – эхом отозвался Афанасьев.

– Я тебе обещал освободить их после выборов. Так?

– Так, – снова повторил за ним Валерий Васильевич, ощущая неприятный холодок вдоль спины и добавил. – Выборы состоялись, ты одержал убедительную победу, вот я и подумал, что можно было бы их и отпустить с миром. Тем более, что насколько я в курсе происходящего, никаких дополнительных фактов говорящих об их террористической деятельности на территории твоей страны не выявлено.

– Хмм, – ухмыльнулся в трубку Лукашевич. – Какие вы там, в Москве все шустрые, прямо на ходу подметки рвете!

– А что не так? – не понял ухмылок собеседника Афанасьев.

– А то! Все не так! Во-первых, выборы еще не закончились. Они закончатся только по официальному оглашению их результатов Центральной Избирательной Комиссией. А это займет не меньше недели, так как по закону требуется собрать и посчитать все голоса, включая протоколы и сами бюллетени, предъявленные не на электронных носителях, а в натуре. Край у нас, сам знаешь, глухой и болотистый. Не до каждой деревни враз доберешься. Так что, считай дней десять на это уйдет по любому.

– А во-вторых? – нетерпеливо перебил его Валерий Васильевич, уже воочию убеждаясь, что имеет дело с прохиндеем высшей марки.

– А во-вторых, уж не знаю, как там по вашим москальским законам, но по нашим пока следствие не закончено и дело не передано в суд для рассмотрения, даже у меня нет полномочий на их освобождение. Это по Конституции, которую мы, в отличие от некоторых, не меняем по пять раз на день. Поэтому, имей терпение, дождись окончания следствия и передачи дела в суд, а уж я потом рассмотрю твое ходатайство об их помиловании. Так вот, – безапелляционно заявил он Афанасьеву, откровенно издеваясь над ним.

– Какое же ходатайство о помиловании ты ждешь от меня, Александр Григорич, – уже начал закипать главарь московской хунты, – если они не виновны и не признают себя таковыми?! Ведь процедура помилования осуществляется только при наличии признания вины самим обвиняемым, это знает любой студент юрфака с первого курса.

– Признают или не признают они себя виновными, это покажет только следствие. А у меня такие мастера следствия, что у них даже табуретки признаются в совершении тяжких преступлений, – нагло рассмеялся Лукашевич. – Так что, ты мил друг не ершись понапрасну. Лучше расставь правильно акценты, поторопи своих экспертов с завершением предварительных переговоров, еще, кстати, не забудь, что ваш покойный президент обещал льготный кредит на полтора миллиарда долларов к сентябрю месяцу. Я много чего наобещал своим избирателям в этот раз, вот и надо будет как-то расплачиваться. Да и тебя никто за язык не тянул, когда в начале разговора обещал оказать любую помощь по первому сигналу. Слово, как известно, не воробей. А уж за мной дело не станет, – подытожил он почти торжествующим голосом.

– Ну, что ж Александр Григорич, ты свое слово сказал, а я тебя услышал, – с нескрываемым разочарованием вымолвил Афанасьев. – Будем работать в этом направлении. Об одном только прошу тебя, не как глава государства другого главу, а как мужчина мужчину и как отец отца – не увлекайся выбиванием облыжных показаний от парней. Ей-ей, оно того не стоит. Если прислушаешься к моей просьбе, то и я выполню данное не мной обещание. Как только официально вступишь в свой новый срок, так жду тебя к себе с дружеским визитом, где и обговорим окончательно все детали предстоящей сделки. Ну, или если хочешь, то я к тебе могу прибыть, когда скажешь.

– Добро, – согласился коротко Лукашевич и тут же поспешно добавил, – только уж лучше я сам к тебе заеду, мне налегке сподручней, а то у вас московлян свита всегда большая, хлопотно с ней, – выдал он ненароком свою куркульскую сущность.

– Хорошо, – усталым голосом согласился москвич. – Тогда пусть люди из твоего аппарата свяжутся с нами и сообщат, когда ожидать тебя в Москве.

– Давай лучше не в Москве и не у тебя, а то как-то это будет выглядеть со стороны, будто вновь выбранный вассал спешит к своему сюзерену, – извиняющимся, а потому и не похожим на себя голосом попросил Грыгорыч.

– А где!? – откровенно не понял собеседника Афанасьев.

– У меня на даче, что на Красной Поляне. В последние деньки лета охота мне в море поплавать, отдохнуть от навалившихся забот, а то, что-то подустал я в последнее время, – опять обрел уверенность в голосе новоизбранный президент.

– Ладно, тогда, – не стал возражать Валерий Васильевич, – я тоже не против того, чтобы искупнуться на исходе лета в прогретой водичке.

– Вот и чудно! – совсем уже обрадовался белорус. – Тогда давай до встречи! Извини, что не могу с тобой долго говорить, мне тут сводки с избирательных участков принесли. Нужно внимательно ознакомиться с ними.

– Хорошо-хорошо, не буду отвлекать, до свидания, Александр Григорич, – поспешил откланяться Афанасьев, передавая трубку связисту.

– До встречи! – раздалось на том конце, и короткие гудки подвели итог этого непростого разговора.

Как это ни прискорбно, но приходилось признавать, что переговоры с жадным и хитрым соседом были проиграны, что называется, вчистую. Батька в очередной раз умудрился выторговать для себя очередную порцию «плюшек», отделавшись в свою очередь ничего незначащими и не обязывающими обещаниями. Как он не юлил (об этом даже вспоминать было неприятно), не сдерживал, готовые вырваться наружу эмоции, но ничего из этого не помогло. И это больше всего злило и раздражало до крайности, в общем-то, флегматичного по натуре Афанасьева. Он злился на двуличного и скользкого, как угорь западного соседа. Злился на чертовых «композиторов», за каким-то хреном попершихся в Ливию, да еще через Белоруссию, на сребролюбие, которое толкнуло их в объятия ЧВК, вместо того, чтобы служить в российской армии. Но прежде всего, он злился на себя, на свое неумение просчитать и обыграть противоположную сторону в ситуации, где не требовалось большой дипломатической изворотливости, а необходимо лишь умение торговаться, ничего не обещая конкретно и в тоже время, выдвигая неудобные условия своему визави. Ничего из вышеперечисленного Афанасьев, в отличие от своего коллеги, делать не умел, и это приходилось с горечью признавать.

Глава 39

I.

14 августа 2020 г., Белоруссия, г. Минск, Проспект Победителей, Дворец Независимости.

С тех пор, как произошла «безоговорочная» и головокружительная «победа» ныне действующего президента Белоруссии над своим главным оппонентом в лице придурковатой, но жадной до денег домохозяйки, прошло всего четыре дня. Для общеисторической ретроспективы величина крайне малая. Зато для отдельно взятого европейского государства, причем, далеко не самого крупного, эта величина приобретает уже заметное значение. А для отдельных человеческих особей обывательского настроя, даже четыре дня, могут вполне себе, превратиться в целую эпоху.

Уже через час после закрытия избирательных участков, когда стали поступать первые сведения о предварительной обработке голосов, избирательный штаб Тиханович недовольный первичными результатами при подсчете голосов, призвал граждан собираться на центральных площадях Минска для выражения протеста. Первой на призыв откликнулась молодежь, как самая креативная часть населения, подавляющую часть которой составляли студенты (благо, жены не «пилят», дети по лавкам не сидят, на работу ходить не надо, а до начала учебы еще было почти три недели). Люди на площади все подходили и подходили, а правоохранители не проявляли к ним никакой агрессии. Митингующие в августовских сумерках, хоть и произносили «зажигательные» речи о «свержении диктатуры», об «освобождении узников совести», о «счастливой жизни в составе ЕС», который спит и видит Беларусь в своих демократических рядах, но грани разумности не переходили и не призывали к активному сопротивлению властям. Ничего не предвещало эскалации событий. Все шло по накатанной колее. Точно такие же митинги проходили и в прошлый сезон выборов и в позапрошлый. Однако такое развитие ситуации никак не устраивало западных кураторов намечающегося «минского майдана». Поэтому уже к полуночи в толпе молодых людей появились атлетически хорошо сложенные люди неопределенного возраста с цепкими, воспаленными от плохо скрываемой ярости глазами и характерным «западэнческим» акцентом. Они быстро навели порядок в крикливой, но безалаберной толпе и уже во втором часу ночи в правоохранителей, выстроившихся в жиденькую цепочку напротив манифестантов, полетели первые «коктейли Молотова».

ТАК НАЧАЛСЯ БЕЛОРУССКИЙ МАЙДАН.

Привыкшие к тому, что все предыдущие протестные акции всегда проходили достаточно мирно и без ненужных эксцессов, правоохранители растерялись, не придумав ничего лучшего, чем закрыться щитами, заняв глухую оборону и вызвав подкрепление. Но такая пассивность только раззадорила протестующих. Они всерьез восприняли эту нерешительность, как слабость властей и это прибавило им сил. Подзуживающие толпу крики «руководителей», теперь стали призывать ее пойти на штурм оцепления, дабы завладеть ее экипировкой и имеющимися спецсредствами. Толпа, до сих пор неорганизованная и плохо представлявшая дальнейший алгоритм поведения, всколыхнулась и с яростным криком ринулась на штурм немногочисленных полицейских, укрывшихся за щитами. Один из таких «коктейлей», брошенных умелой рукой разбился о шлем милиционера. Жидкость немедленно вспыхнула, охватив пламенем фигуру несчастного. Вид сгорающего заживо человека на миг ошеломил не только майданщиков, замерших всего в двух десятках шагов от оцепления, но и омоновцев, не имевших реального опыта противостояния с разъяренной людской массой. К чести последних надо сказать, что они пришли в себя чуть быстрее, чем их противники. В ответ на это преднамеренное убийство, в толпу полетели гранаты со слезоточивым газом. Но и толпа, умело руководимая украинскими кураторами, тоже недолго пребывала в ступоре. Двадцать метров были преодолены за несколько секунд. Между дико воющей массой и оцеплением завязалась отчаянная драка – не на жизнь, а на смерть. С одной стороны пошли в ход камни, бейсбольные биты, вдруг оказавшиеся в большом количестве, «розочки» из разбитых бутылок, обрезки труб и куски арматуры. С другой стороны – резиновые дубинки, щиты и слезоточивые шашки, уже малоэффективные в рукопашной схватке. Окончательно озверевшая при виде крови толпа, совсем уже было одержала верх над немногочисленным милицейским заслоном, но тут к нему на выручку прибыл батальон внутренних войск. Быстро сориентировавшись на месте, они открыли плотный огонь на поражение, все же используя травматические резиновые пули, а не боевые патроны. Несколько дружных залпов и та же самая орава беснующихся отморозков ринулась наутек, устилая асфальт трепыхающимися телами своих подельников. И хоть поле боя осталось за силовиками, итог побоища был печален для обеих сторон. Было убито четыре милиционера и девятнадцать тяжко травмировано. Со стороны нападавших, урон был более существенным. Девять человек убито и около ста пятидесяти получили сильные увечья, причем не от пуль, а от того, что были в буквальном смысле затоптаны своими же соратниками при бегстве. Однако украинские, а возможно и европейские инструкторы зря ели бы свой хлеб, если не извлекли соответствующие уроки из ночных событий. Уже утром вся Белоруссия ходила ходуном. Все социальные сети пестрели видео, где было показано, как силовики жестоко подавили «ростки народного возмущения итогами сфальсифицированных результатов голосования». Именно эта фраза стала рефреном большинства видеопубликаций, размещенных в белорусском сегменте интернета. И действительно, к утру понедельника большая часть бюллетеней уже была обработана, о чем ЦИК поспешил оповестить избирателей, сообщив попутно о несомненной и ошеломительной победе гражданина Лукашевича над ближайшими преследователями. Оставалось обработать каких-то там 10% голосов с отдаленных участков, но и они никак не смогут, по мнению все того же ЦИКа повлиять на окончательные результаты народного волеизъявления. Эта наспех выданная информация еще больше подогрела протестные настроения у населения. Представители оппозиции немедленно воспользовались этим и через подконтрольные им структуры, а главное – через социальные сети, которые опытный в политических играх Батька, все же не додумался заблокировать, и призвали людей к всеобщей акции неповиновения. Видимо «засланные казачки» уже заранее побывали на ведущих предприятиях страны и сумели как-то договориться с профкомами, группами граждан, а кое-где и с руководством о начале массовых забастовок. Неизвестно, чем они смогли подкупить пролетариат, чтобы тот послушал их сладкие речи о повышении зарплат, в случае прихода новой власти, либо наоборот, запугав его локаутами, если импортеры откажутся от закупок производимой ими продукции, но так или иначе, их агитация нашла своих сторонников. Утром, как по команде, ведущие предприятия страны, такие как «МАЗ», «БелАЗ», «МЗКТ», «Беларуськалий» и некоторые другие объявили о приостановке работы. Настойчивые звонки из столицы по поводу прекращения работы, просто игнорировались. Создавалось ощущение, что вся страна в едином порыве вышла на всеобщий митинг протеста. Ночное побоище в Минске подогревало антиправительственные настроения в обществе. К полудню, площадь Независимости – самая большая площадь в Минске, была заполнена до краев недовольными гражданами, а народ все прибывал и прибывал. Люди грозились не уходить до тех пор, пока «Усатый Таракан» не признает своего поражения на выборах и не покинет президентское кресло, нагретое седалищем, за двадцать пять лет своего правления. Из регионов тоже приходила малоутешительная информация для властей, срочно окопавшихся в правительственном квартале и огородившихся тяжелой бронетехникой, вызванной в столицу. Во всех шести областях страны проходили аналогичные акции, что наводило на мысль о тесной координации действий между региональными центрами оппозиции или, что еще вероятнее, едином центре управления. К концу дня к забастовке присоединились и другие предприятия. Стычки с правоохранителями теперь были повсеместными. Теперь ни та, ни другая сторона не церемонились друг с другом. Количество жертв с обеих сторон на четвертые сутки противостояния уже достигло более сотни человек. С каждым днем обстановка ухудшалась. Страна погружалась в состояние анархии. Белоруссия – страна маленькая и население у нее тоже соответственное. Все всех знают, если не по имени, то уж в лицо-то точно. Кто-то слил в сеть интернета сведения о сотрудниках министерства внутренних дел со всеми именами и местами проживания. По иезуитской тактике оппозиции, милиционеров стали просто отлавливать поодиночке во дворах и подъездах, избивать до полусмерти, а в отдельных случаях и просто убивать, снимая сам процесс на камеру ради устрашения остальных. Многие рядовые сотрудники не выдержали такого прессинга и подали рапорты об увольнении, а наименее стойкие из них, боясь за себя и членов своих семей, примкнули к оппозиции. Раскол наметился и в центральном аппарате властных коридоров. Пока Лукашевич со своими, пока еще верными и преданными сторонниками отсиживался в забаррикадированном правительственном квартале, бегая перед телекамерами с автоматом наперевес, многие чиновники, до этого верно служащие правящему режиму, словно крысы почуяв беду для своих шкуренок, поспешили сменить лагерь. Теперь они взахлеб проклинали «диктатора» и его «антинародный режим», забывая, что еще вчера служили ему и безропотно выполняли все указания. Дело стало принимать совсем уж дурной оборот, когда главы администраций Гродненской и Брестской областей выступили по местным телеканалам и прямо заявили о неподчинении центральной власти.

Это уже был настоящий раскол государства. На руку оппозиционерам сыграло и неприятием коллективного Запада итогов голосования. Почти все европейские государства, а с ними и США с Канадой, поспешили признать на выборах победу Тиханович. Александр Григорич на официальном уровне признавался ими диктатором и узурпатором власти. Самое смешное заключалось в том, что одной из первых, кто не признал итоги выборов, была Украина, которую Батька все эти годы пестовал и лелеял в пику Москве, снабжая «нэзалэжную» ресурсами, получаемые по дешевке из той же самой Москвы, а также оружием и добровольцами для войны с Донецком и Луганском. В просторечии это можно было назвать «выкормил змейку на свою шейку». От прямого захвата власти оппозицию удерживало лишь два фактора, которых никак нельзя было игнорировать. Первый заключался в том, что Вооруженные Силы, а также спецслужбы в своем большинстве, не поддались на провокационные посулы и остались верными своему Верховному главнокомандующему. А вторым фактором, как ни странно, было» каменное» молчание Москвы. Никто не брался предугадать ее реакцию на смену власти в Минске после того, как она полтора месяца назад была готова на полном серьезе смыть, в прямом смысле слова, украинскую власть в Азовское море, путем подрыва каскада плотин на Днепре. Москвичи никак не комментировали события разворачивающиеся в соседней стране, храня стоическое молчание. Они не стали публично поддерживать своего «союзника», но в то же время отказались принимать у себя и делегацию от оппозиции, срочно запросившую у своего восточного соседа аудиенцию. Россия оставалась над схваткой, рискуя получить у себя под боком Украину 2.0. Бездействие России грозило ей закрытием «последнего окна в Европу», как метко выражались недалекие разумом политологи на Западе, игнорируя тот факт, что последнее окно коллективный Запад сам захлопнул перед Россией, вводя беспрецедентные санкции. Внутри самой России тоже шли жаркие дебаты по этому поводу. Все сходились в едином мнении о том, что нынешним властям Синеокой оставалось существовать считанные дни. А Россия все еще медлила с реакцией. Её, по сути, не было, если не считать пространного заявления Министра иностранных дел Марии Хазаровой о том, что все происходящее на территории соседнего государства – внутреннее дело этого государства и какое бы то ни было вмешательство со стороны будет рассматриваться Россией, как посягательство на его суверенитет. Вот как хочешь, так и понимай этих дипломатов! Однако же разведки иностранных государств отметили необычное оживление российских войск вблизи границ Белоруссии. Русские явно что-то замышляли. Одному из западных корреспондентов удалось каким-то невероятным образом подловить Министра обороны РФ на открытии одной из выставок, посвященных военной тематике и задать свой провокационный вопрос о концентрации русских войск вдоль границы с Белоруссией. На что тут же получил пространный ответ от Юрьева, мол, де запланированные еще в прошлом году с Белоруссией совместные учения, которые состоятся в ближайшее время, никто не отменял, а значит, они по любому будут проведены.

Нельзя сказать, что власть была окончательно парализована. Отнюдь нет. Она продолжала активно сопротивляться, прекрасно осознавая, что сопротивление силам оппозиции, вскормленным враждебными иностранными силами – единственный шанс для выживания, ибо вероятность того, что новые власти их не тронут, была слишком незначительна. Лукашевич неоднократно посылал своих эмиссаров в коллективы крупных предприятий, убеждая их прекратить забастовки и не участвовать в акциях протеста, чтобы не усугублять и без того тяжелую экономическую ситуацию в республике. Отдавая должное мужеству президента, следует отметить тот факт, что он не побоялся выйти к протестующим на площадь Независимости. Однако Александру Григорьевичу не дали даже и рта раскрыть. В президента, от взгляда которого еще вчера у чиновников всех мастей приключалась «медвежья болезнь», полетели гнилые фрукты, камни и все, что только могло подвернуться под руку. На исходе четвертых суток противостояния, в оперативном штабе, экстренно созданном президентом 11 августа, наблюдалась удручающая картина. Места, всегда до отказа занимаемые чиновниками и за которые на протяжении всех лет его правления шла отчаянная грызня, зияли пустотой. Эта картина служила наглядным свидетельством того, что даже многие из ближайшего круга доверенных лиц уже не верили в долгое существование, как самого президента, так и его аппарата. На повестке дня стоял только один вопрос: нужно ли стягивать в столицу все имеющиеся в распоряжении воинские части, не изменившие присяге президенту? Мнения разделились, как всегда. Одни горой стояли за ввод в столицу верных Верховному Главнокомандующему воинских подразделений, чтобы подавить протестные настроения, ширящиеся с каждым днем. Другие указывали на опасность такого шага, объясняя свою позицию тем, что вводом войск проблему не решить, ибо нельзя приставить к каждому рабочему у станка вооруженного солдата. Зато существовала реальная опасность того, что убрав воинские части с мест дислокации возникает опасность усиления сепаратистских настроений в регионах, почувствовавших слабеющую хватку из центра. Да и польскими дивизиями, сосредоточенными на границе не стоило пренебрегать. В конце концов, пришли к единому мнению – просить поддержки у восточного соседа, напомнив ему об обязательствах при заключении Договора о Союзном государстве. А для этого всего на всего требовалась самая малость – позвонить в Москву своему коллеге и попросить помощи. Не до конца лишенный совести, Батька помнил, как еще несколько дней назад нагло и вызывающе беседовал с Афанасьевым, требуя от него открытого унижения. Ему сейчас и самому было неловко за свою никчемную браваду. И вот теперь его синклит буквально требует от него покаяться в своей гордыне. Он попробовал было переложить эту миссию на своего визиря Мокея – пройдошистого и изворотливого аки змий, но эту кандидатуру отвергли всем скопом, потому что прекрасно понимали, насколько в Москве ненавидят его министра иностранных дел.

– И с какими глазами прикажете мне разговаривать с Афанасьевым? – хмуро спросил Лукашевич, топорща свои усы в недовольной гримасе (о перипетиях их последнего разговора с русским диктатором все были подробно извещены).

– Как всегда, с обычными глазами, – пожал плечами недавно назначенный на пост министра внутренних дел генерал-майор Караев. – Вам, Александр Григорич не привыкать жестко комментировать действия москвичей, а затем просить у них же очередные кредиты.

В иное время за подобную дерзость Лукашевич выставил бы за порог без дальнейших разговоров такого нахального советчика, но сейчас было опасно затевать перетасовку кадров, когда каждый не предавший чиновник был на вес золота, а тем более из силового ведомства. Выгонять не стал, взяв в уме на заметку слова наглеца, но спускать ему дерзость, которая могла стать заразной, тоже не стал, а потому грозно сверкая глазами, едва не срываясь на крик, пригрозил:

– Вот только зарываться не надо, товарищ Караев! Знайте свое место!

– А я, собственно говоря, за свое место не очень-то и держусь, – ровным и от того более убийственным тоном ответил тот своему начальнику. – Хотите, прямо сейчас напишу заявление об увольнении? Мне не трудно.

Лукашевич был тертым калачом, поэтому сразу сообразил, что нагнетать обстановку, находясь, по сути, в осажденной крепости – дело чреватое многими непредсказуемыми опасностями. Александр Григорьевич выставил обе ладони вперед, и явно сдавая назад, проговорил примирительным голосом, что с ним случалось крайне редко:

– Ладно-ладно, Юрий Хаджимуратович, погорячился малость, сам понимаешь, какая нервозная обстановка вокруг.

Генерал молча принял это подобие извинений, кивая и соглашаясь с тем, что обстановка, действительно не ахти.

– Кто еще желает высказать свое мнение по вопросу о помощи со стороны России? – спросил президент уже успокоившись и кажется забыв об инциденте.

– Позвольте мне? – спросил Роман Александрович Головаченко, тоже недавно назначенный на пост Председателя Совета Министров.

– Говорите, – разрешил президент.

– Мне кажется, – начал осторожно премьер-министр, – что нет ничего страшного, а тем более унизительного для нас в том, что наш уважаемый Александр Григорич позвонит своему российскому коллеге. Белоруссия это вам не какая-нибудь бесприданница, обивающая пороги потенциальных женихов. Нам ведь тоже есть что предложить, как в экономическом, военном и политическом плане. А еще россиянам следует напомнить о том, что мы являемся естественной преградой для них от воинственно настроенного Запада. Рухнем мы и через месяц «Абрамсы» уже будут стоять у Смоленска. Афанасьев, как генерал не может не учитывать данного фактора. Без наших тягачей все мобильные части РВСН и ЗРК, просто встанут на прикол, что тоже немало важно. Наша сельскохозяйственная продукция занимает существенный сектор в российском импорте, и сколько бы там не смеялись над «белорусскими креветками», спрос на них не падает. А уж о том, что мы являемся единственным надежным транспортным коридором для российских ресурсов на Запад и так понятно, думаю, всем. К тому же не надо забывать и о еще одном козыре в нашем загашнике…